Поножовщина

Западная Вирджиния, США,

кампус университета Эдгара Аллана По,

«Эвермор»

Натаниэль чудом вырвался из дома. Казалось, отец и думать о нем забыл. Уже много недель у него болели и саднили не порезы, нанесенные каким-нибудь из отцовского оружия, а синяки и ссадины от падений на поле; он теперь редко пропускал ужин и редко ложился спать голодным… и все же свободнее Натаниэль не стал. Он понял это очень быстро, но решил, что жизнь в Эверморе все-таки лучше, чем была у него дома. Вороны — а с ними Натаниэль, Кевин и Рико — вставали рано, в пять утра, когда за окном еще стояли туманные предрассветные сумерки. Они отправлялись на пробежку, затем — на первую двухчасовую тренировку, а после торопливых сборов завтракали и расставались: Вороны отправлялись в Эдгар Аллан на учебу, а вся троица поднималась на второй этаж Эвермора, где их ждали нанятые Мастером учителя. После учебы всех ждала долгая вечерняя тренировка. Раньше с Натаниэлем занималась мама, и никто не ждал, что он быстро догонит программу, по которой учились Кевин и Рико, но, к его собственному удивлению, у него неплохо получалось. Особенно доволен им остался учитель математики мистер Нортон. Натаниэль жалел только, что у него больше не было никого, с кем можно было бы заниматься французским языком, который они раньше учили вместе с мамой. Попросить Мастера о дополнительных занятиях он не решился, да и при самой крошечной мысли о маме у него все внутри сжималось и болело, поэтому Натаниэль не позволял себе думать о ней и твердо решил ждать новостей от дяди Стюарта. Шли недели, недели складывались в месяцы, но дядя все не объявлялся. Ничего удивительного, говорил себе Натаниэль, мама умеет прятаться, найти ее будет непросто. Лучше уж так, чем узнать, что отец и его ищейки настигли ее. Нет, мама не сдастся, а Натаниэль обязательно ее дождется. А пока он собирался взять от Эвермора все. Ему и раньше не разрешалось гулять и играть с другими детьми — на улице Натаниэль оказывался только во время коротких перебежек от дома до машины и от машины до стадиона, где он прежде тренировался. Попав в Эвермор, он и вовсе перестал бывать на свежем воздухе. Только в мае, когда окончательно потеплело, утренние пробежки перенесли с поля наружу. Вместе с Воронами он в течение сорока минут нарезал круги по территории Эвермора, попутно наблюдая, как встает на горизонте солнце. — Раньше бегали на улице круглый год, — рассказал ему как-то капитан Чарли Норвуд, — пока однажды почти вся команда не слегла с пневмонией. Чуть ли не худший сезон для Воронов. Поначалу они всегда мерзли и ежились, а потом разогревались и под конец испытывали не усталость, а бодрость и легкость во всем теле. В эти утренние часы, несмотря на жжение в груди и ватные ноги, Натаниэль чувствовал себя непозволительно счастливым. Остальное время они проводили в стенах Эвермора. День Воронов был четко расписан по минутам, они всегда были заняты, но редко случалось такое, чтобы Мастер задерживал тренировку до полуночи. Любое отставание в их до мелочей продуманном расписании было исключительно их собственной виной, промедления и ошибки съедали их время — а Мастер никогда никуда не спешил. Ничего сложного: не ошибайся и сможешь подольше поспать сегодня ночью, потому что в пять утра обязательно зазвонит будильник и все начнется заново. Как ни странно, чаще всех под наказание попадал Рико. Выбитый в первый день зуб и разбитая губа заставили Натаниэля вести себя потише и для начала присмотреться к новому товарищу. В конце концов он понял, что, как бы хорошо Рико не играл в экси (а играл он очень хорошо, и даже мог составить настоящую конкуренцию некоторым Воронам), он чересчур задирал нос, да и Мастер относился к нему строже, чем к остальным. Натаниэль решил, что если не нарываться, то и Рико не будет его замечать. План работал почти идеально: совсем избежать тычков и затрещин от Рико не удалось, но Натаниэля это мало заботило. Он знал, что бывает гораздо хуже. Сами Вороны оставались отрабатывать ошибки нечасто. Для всех схема была одинаковая — они не заканчивали, пока не доводили свои действия до совершенства. На это мог уйти час, а могла и вся ночь. Неизменным оставалось одно — дать слабину, опоздать или, не дай бог, не прийти было для Воронов хуже смерти. Одним утром в раздевалке вратарь Дуглас Сент-Джон вдруг перестал натягивать шорты, замер в неестественной позе, покраснел… и раз десять оглушительно чихнул, перепугав своим басом всех вокруг. Он болел уже несколько дней, подхватил простуду, из-за чего все старались обходить его за километр. В столовой Дагги отсадили подальше, а Норвуд, с которым они были напарниками, временно перебрался ночевать в общую комнату отдыха, по-другому — «гостиную». От кашля полное лицо Дагги пошло пятнами, его глаза были мутными и влажными, но, отдышавшись, он упорно продолжил переодеваться в форму. — Что будет, если пропустить тренировку? — спросил Натаниэль у Кевина. Кевин ему не ответил. Обычно он нехотя объяснял Натаниэлю все, что тот не понимал, но в некоторые дни сидел угрюмый и сонный, умудряясь игнорировать даже Рико. Тогда Натаниэль вопросительно посмотрел на другого ближайшего игрока. Ему сказали: — Вообще — ничего. Просто пропущенную тренировку, все шесть часов, нужно будет отработать. Но фактически это как бы минус тебе в карму. Видишь, как нас много? — Ворон махнул рукой на сосредоточенно облачающихся в экипировку игроков. — Мы одна команда, но тут большая конкуренция. Думаешь, Мастеру нужны в команде люди, которые не могут работать? — Он может выгнать вас из команды? — ужаснулся Натаниэль. — Мастер никого не выгоняет. Все, кто ушел, сами принимают решение. Это значит, что они были слишком слабы, чтобы задержаться. Ты не думай, что у нас тут любовь-морковь. Я лично поступил только в этом году и болтаюсь пока в третьем запасе, но я готов глотки рвать, чтобы пробиться наверх. Наши чемпионы скоро отыграют свое, — парень кинул завистливый взгляд в сторону Норвуда и Генри Паркера, которые переоделись самыми первыми и уже застегивали краги на запястьях, — и церемониться, уступая их освободившиеся места друг другу, никто не будет. Команда из двадцати четырех человек условно делилась на четыре состава: «основной», в который входили самые сильные игроки, и три «запасных». На самом деле не существовало никакого особого рейтинга, в котором Вороны соревновались за первые места, но все они каким-то образом знали, на каком счету состоят у Мастера. Чем чаще Мастер выпускал Ворона на поле, тем больше была его ценность. Потерять так называемые «очки кармы» было очень просто, а набрать — очень тяжело. Когда Натаниэль разгадал эту схему, то сразу понял, почему на тренировках Вороны из кожи вон лезут, чтобы Мастер оставался доволен ими. Играли в парах. Принимая в команду нового игрока, Мастер лично назначал ему партнера. Каждая пара все делала вместе: они делили комнату, сидели за одним столом, даже ходили повсюду только вдвоем… В этот список включал в себя и отработку наказаний. Неважно, как хорош был один, — если второй ошибался, оба несли ответственность. Единственным исключением в этом случае были Кевин и Рико: первый, на памяти Натаниэля, вообще все делал идеально, а второго за нарушения дисциплины на тренировке Мастер мог оставить на стадионе чуть ни до самого утра. Одного. Почему, Натаниэль пока так и не понял. А вот ему самому до сих пор везло — может, потому что он был новеньким и многого от него не ждали, — может, потому, что слово «дисциплина» было знакомо ему гораздо лучше, чем Рико. Каждый шрам на его теле был напоминанием о том, что когда-то он волей-неволей ее нарушил. Удивляло Натаниэля то, что Вороны почти никогда не поступались правилами. Мастеру не требовалось контролировать их — игроки сами пристально следили друг за другом. Во время тренировок и матчей эта система приносила плоды. Вороны понимали друг друга с полувзгляда и действовали как части единого организма. Но все разваливалось, когда они покидали стадион. По непонятной причине Мастер назначал партнеров так, что в команде не имелось ни одной пары, которая подходила бы друг другу. Он будто сталкивал их лбами нарочно. За пределами поля напарники или цапались по самому пустячному поводу, или вовсе не общались друг с другом (продолжая при этом ездить вместе на учебу и делать домашку в гостиной, усевшись на один диван). Например, Вивиан Ален опекала всю (кроме Рико) команду, словно приходилась каждому прекрасной Феей-крестной, хотя, несмотря на ласковую улыбку, кого угодно могла поставить на место одной хлесткой фразой; а вот ее напарница Джил Форман, невысокая, квадратная, как ни посмотри, с жидкими черными волосами и обиженно вздернутым носом (обиженный он был у нее постоянно — от природы), мало того, что смотрела на весь мир с презрительной миной, так еще и недовольно морщилась, стоило Вивиан завести с кем-нибудь разговор. Парни посмеивались над Джил, но та не позволяла сердобольной Вивиан вступаться за себя и мстила обидчикам по-своему: благодаря маленькому росту, но невероятно быстрым ногам, она сделала своим коронным приемом хитрую подсечку, так что выставленные на тренировке против нее игроки не уходили со стадиона без приличной порции болючих синяков. Напарницы не сходились решительно ни в чем, а по утрам из их блока можно было услышать, как одна пытается докричаться до второй, пока та слишком долго принимает душ. Нападающая Николь Леманн, тоненькая блондинка, похожая на рождественского ангела, и дерзкая, языкастая защитница Лесли Адамс на хороших подруг тоже не тянули. Казалось, им неловко смотреть друг на друга; Натаниэль ни разу не видел даже, как они разговаривают. Он бы не удивился, если бы оказалось, что напарницы пугаются, встречая друг друга в собственной комнате, в которой жили вместе уже два года. У парней дела обстояли еще хуже. Тут случались и драки. Взять хотя бы двух придурков Саммерса и Уоткинса. Оба были настолько тупы, что умудрялись ссориться из-за ерунды, вроде кто надел чей носок! Единодушны они были в одном — оба обожали своего главаря, верзилу-нападющего Берти Батлера. Берти был отличным игроком, в особенности потому, что его неохватные размеры позволяли сбивать противников, как кегли в боулинге, но своих товарищей по команде он ни в грош не ставил. Натаниэлю было жаль его напарника Генри. Вот кто действительно заслуживал и места в сборной страны, и мирового первенства! Основной полузащитник Воронов был кумиром Кевина (тот ни в чем таком не признавался, но Натаниэлю не составило труда догадаться). Генри летал по полю. В полной экипировке и с клюшкой, он двигался гораздо свободнее, чем в обычной одежде. Бледный, горбоносый, с рябым от светлых веснушек лицом, тусклыми соломенными волосами и круглыми светлыми глазами, высокий, но сутуловатый и печальный, Генри терпеливо сносил партнерство с Берти, хотя стоил сотню таких, как он. Чарли Норвуд и Дагги Сент-Джон, Саймон Уилсон и Кори Робинс, Эрл Рид и Оззи Пикс, даже братья Том Уоллес и Тоби Уоллес!.. Что ни день, в команде вспыхивала ссора. Часто все заканчивалось тем, что кто-то, в пух и прах разругавшись с напарником (и нередко приложив к лицу пакет со льдом), шел ночевать в гостиную. Вот только Натаниэль никак не ожидал, что очень скоро именно он почти каждую ночь будет составлять этим несчастным компанию. Примерно через неделю, после того, как он поселился в одной комнате с Кевином и Рико, стало ясно, что нормально высыпаться здесь ему не удастся: Рико храпел во сне. Засыпал Рико мгновенно и до пяти утра дрых мертвым сном! Будить его Натаниэлю и в голову не приходило: дырка на месте выбитого молочного зуба была действенным предостережением. Поэтому в те вечера, когда он не успевал заснуть первым, Натаниэль сгребал в охапку свое одеяло и подушку и шел устраиваться на диване в гостиной — или в кресле, если диван оказывался занят. Самым частым его ночным соседом был Генри. Вполне объяснимо — сожительствовать с Берти Батлером Натаниэль бы и врагу не пожелал. Стоял июнь. Время тренировки давно кончилось, но Мастер не отпустил никого, кроме «основного состава»: Генри, Вивиан, Джил, Берти и Дагги. Только Чарли, как капитану, пришлось остаться, чтобы следить за остальными. Они отрабатывали серию упражнений на скорость. У Натаниэля гудели колени и ныла лодыжка. Он не мог вспомнить, когда повредил ее, и это немного беспокоило. Проблема такого рода боли в том, что она не лишает возможности двигаться, зато подолгу не отпускает и мешает думать. Натаниэль так сконцентрировался на том, чтобы не обращать внимания на злосчастную лодыжку, что сильно сдал в скорости. — Веснински! Плохо! — Чарли с секундомером в руке покачал головой, когда Натаниэль преодолел финишную черту и врезался в барьер, чтобы затормозить. Он уперся ладонями в колени, пытаясь отдышаться. Остальные стояли здесь же — разминались и трясли ногами, чтобы снять спазм с мышц. — Результат еще хуже, чем в прошлый раз. Что с тобой такое? — Все нормально, — с отдышкой ответил Натаниэль и кое-как выпрямился. Чарли еще раз поглядел на секундомер и тяжело вздохнул. — На этой неделе вы без нас, так что возьми себя в руки. Натаниэль кивнул, а Чарли обратился к игрокам: — Хватит с вас на сегодня. Отдыхаем. До финала оставалось всего семь дней; Вороны были на нервах, чаще ругались и заметно устали после нескольких месяцев более интенсивных, чем в начале сезона, тренировок. Генри — самый старший среди них — объяснял это тем, что в нынешнем году к команде присоединилось много новичков. На сегодняшней тренировке массовый психоз был особенно заметен — даже занятый больной лодыжкой Натаниэль уловил повисшее в воздухе напряжение. — Постой, — окликнул он Чарли, — что значит: мы без вас? — В последнюю неделю перед финалом, — терпеливо объяснил Норвуд, — ты, Рико и Кевин снова будете тренироваться втроем. Чтобы не мельтешили. Натаниэль услышал, как Рико, проходя мимо них, пробормотал себе под нос: — Кто кому тут еще мельтешит. Кевин закинул руку ему на плечо и потянул к выходу. Натаниэль смотрел им вслед, пока оба не скрылись за воротами. Он тоже подхватил клюшку, но кто-то вдруг позвал его. Натаниэль обернулся. На стадионе не осталось никого, кроме него самого, Мастера и Ворона с номером «15». В полной экипировке определить на поле, кто есть кто, проще всего по номеру, поэтому Натаниэль помнил Воронов скорее по цифрам на форме, чем по именам. Он сразу понял, кто перед ним. К тому же именно этого Ворона перепутать с кем-то было трудно. Элла Баррет, пятая девушка в команде, сняла шлем и резко сказала: — Ты не слышишь? Мастер велел нам остаться. Сердце Натаниэля пропустило удар. Он рванулся вперед и встал рядом с Эллой, не обращая внимания на то, как при первом же шаге у него прострелило лодыжку. — Простите, Мастер. — Он даже зачем-то поклонился. Элла тоже опустила голову. Сегодня она играла чуть ли не хуже всех и наверняка понимала это. Если не считать самого Натаниэля, Баррет была единственная в команде без напарника. Она вообще держалась особняком, отвергая любые попытки Воронов сблизиться с ней. Натаниэль часто ловил их обеспокоенные взгляды, обращенные на Эллу, но та как будто ничего не замечала. Раньше напарницей Эллы была девушка по имени Кристина. Куда она делась, что с ней случилось, на какой она стояла позиции, как выглядела, — от Воронов Натаниэлю ничего не удалось узнать. Даже Рико, любитель мутных историй, держал язык за зубами. Известно было только, что Кристина покинула Воронов в этом сезоне: Мастер не стал искать для Баррет новую напарницу, потому что не хотел приводить кого-то в команду посреди года. Так она и болталась совсем одна — словно домашнее животное, которое хозяева за ненадобностью выкинули на улицу. — Вы понимаете, почему вы здесь, — сказал Мастер. Они ответили хором: — Да, Мастер. Это был первый раз, когда Натаниэля оставили на поле после сирены. Присутствие Эллы тоже не успокаивало — она вообще не очень ему нравилась. Натаниэль задышал через нос, надеясь, что Мастер не заметит, как он напуган. Перед глазами у него стояла яркая картинка: Рико в раздевалке снимает футболку, и на его спине темнеют густо-лиловые гематомы, по форме напоминающие длинный, узкий предмет. — Снимайте защиту. Натаниэль покосился на Эллу: она опустилась на одно колено и начала расстегивать ремешки на щитках для голеней. Он потянулся к креплениям шлема, но Элла сквозь зубы шикнула на него. — Не шлем! Снимай щитки. Как я. Пока Натаниэль дрожащими руками снимал с ног защиту, Мастер и Элла, которая расправилась с экипировкой гораздо быстрее, стояли в молчании, как две неподвижные шахматные фигуры. Ромеро с Лолой иногда убивали время за шахматами. За маленькой карманной доской с крошечными фигурками. Несколько раз они брались учить игре Натаниэля, но нетерпеливая Лола быстро выходила из себя, когда его ходы казались ей неразумными, и тогда фигурки летели на пол. Вот по кому всегда можно было понять заранее, что скоро настанет пора делать ноги… Натаниэль мотнул головой, отгоняя воспоминания. Собственный страх раздражал его. В отличие от подвала в их доме, со стадиона Эвермора ему не сбежать — значит, придется перетерпеть. Что бы сейчас не произошло. — Расставьте снаряды. Они выполняли обычный комплекс на тренировку скорости ног. Бегали, прыгали, подпрыгивали и перепрыгивали, выделывали ногами странную чечетку на координационной лестнице и вели мяч, лавируя между конусами. Один круг, второй, третий, шестой, девятый... С каждым кругом наращивая темп. Натаниэль решился поднять голову и посмотреть на часы после двенадцатого круга, как вдруг отрывистый, жесткий удар по голеням свалил его с ног. Боль пришла с задержкой в пару секунд. Тупая, пульсирующая, она распространилась от места удара к ступням и коленям. Натаниэль упал, и следующий удар пришелся ему на лопатки. — Еще шесть кругов, — раздался над головой ровный, как пустая аудиозапись, голос Мастера. Шатаясь, Натаниэль встал. Боль достигла головы, которой он вдобавок ударился, не успев сгруппироваться при падении. — Да, Мастер. Они повторяли упражнения снова и снова. Элла неподалеку двигалась как робот, казалось, у нее даже дыхание не сбилось. А вот у Натаниэля перестало темнеть перед глазами только через два дополнительных круга. Но и это оказалось недолгим улучшением — он споткнулся, и его мгновенно настиг третий удар, снова по голеням. Натаниэль охнул, но не упал. На этот раз он был готов к боли. Он вспомнил ее. Вспомнил, хотя раньше думал, что забыть ее невозможно. Он как-то умудрился сделать это всего за четыре месяца в Эверморе, но теперь понял свою ошибку. И как только это случилось, ему вдруг стало легко-легко! Удар палкой — ничто, по сравнению с тем, что вытворяла с ним Лола — в лучшие дни, и отец — в худшие из них. До самого конца, пока Мастер не отпустил их, Натаниэль больше не совершил ни одной ошибки, но к тому моменту, как они с Эллой собрали весь инвентарь и добрались до раздевалок, хромоту от боли в лодыжке скрывать уже не получалось. Элла вдруг позвала его по имени. Натаниэль оглянулся: Элла расплетала мокрую от пота косу и слегка щурилась, разглядывая наливающиеся синяки на его ногах. — Как помоешься, зайди в нашу раздевалку. Через пятнадцать минут, когда Натаниэль толкнул дверь женской раздевалки, она, переодетая, с полотенцем на плечах, уже сидела на скамеечке и ждала его. — Тут пахнет гораздо лучше, чем у нас. Элла фыркнула. Она поманила его подойти ближе. — Покажи ногу. — В руках у нее были какие-то красные бинты. — Что это? — Поставь ногу на скамейку. — Что это? Элла сердито посмотрела на него. Натаниэль впервые четко видел ее лицо. Осунувшееся, сероватое. Глаза у нее тоже были светло-серые — и покрасневшие от недосыпа... Он послушно сбросил с ноги резиновый сланец и наступил на скамейку. — Это тейпы, — пояснила Элла. — Хорошая штука. Походи с ними несколько дней. — Красные бинты оказались липучие. Элла обклеила ими лодыжку Натаниэля и сказала: — Все. От синяков ничего нет, так что можешь валить к себе. — За что? — спросил Натаниэль, пораженный такой неожиданной щедростью. Но Элла ничего не ответила. Она выключила свет в раздевалке, не дождавшись, пока он выйдет, и ушла. Догнать ее Натаниэль не успел. До комнаты он добрался около часа ночи. Тусклые лампы из коридора осветили кровати Кевина и Рико. Оба спали. Кевин накрылся с головой, а Рико вовсю сопел, скинув на пол подушку и обнимая скрученное в жгут одеяло. Натаниэль вздохнул, смиряясь с очередной ночевкой в гостиной, и тихонько прокрался в комнату, чтобы забрать свои вещи. В гостиной он переоделся в пижаму, устроил себе нору из одеяла и пледа, забытого кем-то в кресле, и свернулся в ней клубочком — Эвермор почему-то плохо отапливался, так было проще сохранить тепло. Натянув одеяло до самого носа, Натаниэль рассматривал гостиную, освещенную только лампой кухонного гарнитура, которым здесь никто не пользовался. Темные силуэты пустых кресел, низкий журнальный столик из черного стекла, на котором никто никогда не оставлял свои вещи, высокая барная стойка, огромный металлический холодильник, в котором не бывало еды, а хранилось только с десяток разномастных пластиковых бутылок с протеиновыми смесями, да кое-какие лекарства (Вороны не всегда обращались за помощью к медработникам Эвермора), — по ночам все в этой комнате будто становилось гораздо больше, чем было днем. Натаниэль жалел, что не может надеть наушники и послушать музыку — так ему стало бы спокойнее, но и наушники, и плеер, и кассеты, и все остальные вещи, что он привез с собой в Эвермор в первый день, были спрятаны в надежном месте, откуда Натаниэль пока не мог их достать. Он заставил себя закрыть глаза и уснуть. Его разбудил женский голос: — Нейт, проснись. Натаниэль открыл глаза. Над ним низко склонялось лицо Лесли Адамс. Ее глаза странно светились на фоне смуглой кожи, как два желтых фонарика. Натаниэлю сначала показалось, что нападающая ему снится, но потом он понял, что это довольно странно: с чего бы ему стала сниться Лесли Адамс?.. Тут рядом с ее лицом появилось еще одно — мазнув Натаниэля по носу пушистой косой, Вивиан наклонилась к нему и весело сказала: — Что ты тут делаешь, малыш? — Я сплю. — Зачем ты спишь в гостиной? Натаниэль сел, кутаясь в одеяло… и на затылке у него зашевелились волосы: вокруг него в полумраке мерцали маленькие огоньки. Это были глаза. Десятки глаз. Верхний свет никто так и не зажег, поэтому Натаниэль не сразу разглядел среди теней множество знакомых силуэтов — это Вороны полным составом сидели в гостиной. Он быстро подтянул колени к груди и забился в угол дивана. Кто-то за его спиной тихо фыркнул. — Рико храпит во сне, — пояснил Чарли, плюхнувшись на то место, где только что была голова Натаниэля. — Поэтому Нейт спит здесь. У Вивиан поползли вверх брови. — А ты откуда знаешь? — спросила Лесли. Чарли пожал плечами: — Да мы все тут периодически ночуем. — Я нет, — хором ответило несколько женских голосов. Кто-то сказал: — Это потому, что вы девчонки. Умеете ладить друг с другом. Другой голос ехидно добавил: — Им просто не надо оставлять друг друга в покое, чтобы можно было подрочить в одиночестве в своей комнате. Несколько человек засмеялись. — Думаешь, девушки не мастурбируют? — с нарочитым любопытством поинтересовалась Вивиан, оборачиваясь к весельчакам. Натаниэль, ничего не понимая, тоже хотел обернуться, то тут Николь Леманн, сидевшая на спинке дивана рядом с Лесли, зачем-то закрыла ему уши ладонями. — Вам что, по пятнадцать? Тут же дети. — Ну и что? — А то!.. Натаниэль скинул ее руки и громко сказал: — Да что здесь происходит?! Стало очень тихо. Потом снова раздался чей-то негромкий голос: — Ого… По гостиной пронеслась волна перешептываний и смешков. Николь с Лесли съехали вниз со спинки дивана, а Вивиан опустилась на ближайший к Чарли подлокотник. Они сидели так плотно, что Натаниэля зажало между твердым боком Норвуда и колючим свитером Лесли. Ее пышные волосы, к тому же, лезли ему в рот и нос — Натаниэль насилу вырвался из их тесного рядка и сполз на пол. На него уже никто не смотрел. Вороны заняли все горизонтальные поверхности в гостиной: по трое уместились в кресла, кто-то сидел на барной стойке, кто-то занял высокие барные стулья, а кто-то, как Натаниэль устроился прямо на полу. Зачем они тут собрались так поздно? Натаниэль попытался вслушаться в чужой тихий говор — ничего такого, обычная болтовня. Вдруг раздался чей-то грубый окрик: — Ты! Натаниэль круто обернулся, инстинктивно подаваясь назад. Но бить его никто не собирался — просто Берти, самолично заняв целое кресло, с грозным видом оглядывал притихшую команду. Без всякой надобности он гаркнул: — Заткнитесь все! Натаниэль услышал, как Вивиан над его головой раздраженно цокнула, но сам постарался удержаться от улыбки… потому что Берти посмотрел прямо на него. — Топай к себе, — сказал ему Берти. — Почему? Берти не нравилось, когда с ним спорили. Его брови — такие густые, что практически составляли собой одну очень длинную бровь — недовольно сошлись на переносице. Норвуд шепнул Натаниэлю через плечо: — Иди, Нейт. Сегодня придется поспать в комнате. С Берти, несмотря на его пугающий вид, еще можно было поспорить, но Чарли был капитаном команды… Натаниэль в полной тишине поднялся на ноги. Все смотрели, как он собирает в охапку свои вещи и пробирается к выходу, волоча кое-как скомканное одеяло по полу. — Эй, это мой плед, — сказал вдруг кто-то. — Оставь здесь. Все-таки заметили… Натаниэль выбросил из охапки плед и побрел дальше. — На пол было необязательно, — проворчали ему вслед. Натаниэль специально шел как можно медленнее, надеясь, что, возможно, о нем быстро забудут, и у него получится остаться в гостиной, но Вороны, очевидно, ждали, когда он уйдет, чтобы… Чтобы что? У двери, подпирая плечом косяк, стояла Элла. Натаниэль уже открыл рот, чтобы что-то сказать — что угодно, лишь обратить на себя ее внимание и задержаться еще ненадолго, — но, когда он поднял голову, оказалось, что Элла на него даже не смотрит. Она повернула ручку и толкнула дверь — перед Натаниэлем открылся длинный коридор, слабо освещенный узкой белой лампой, протянутой по потолку. Ему никогда не нравилось ходить по коридорам Эвермора: тесные, словно кротовые норы, они казались ему бесконечными. Он замялся в дверях, но Элла начала нетерпеливо притаптывать ногой, а позади кто-то громко, с намеком кашлянул. Натаниэль шмыгнул в дверь. За ним ее тут же захлопнули. Он услышал, как прощелкивает внутри нее замочный механизм, и невольно фыркнул. Велика защита! Но как бы ему не хотелось проследить за Воронами, у него не было сил. Ноги и руки наливались свинцовой тяжестью, горели ушибленные голени. Постояв немного, Натаниэль поплелся обратно в комнату. На пороге он нос к носу столкнулся с Кевином. Тот ойкнул и отступил обратно в темноту спальни, откуда слышалось характерное прохрапывание. Он повертел головой туда-сюда, как будто удостоверивался, что Натаниэль действительно стоит перед ним, а не лежит в своей постели, потом нахмурился и шагнул в коридор, осторожно закрывая за собой дверь. — Что ты тут делаешь?! — прошипел он. — Иду спать, — так же шепотом ответил Натаниэль. — Да-а, точно… Я и забыл, что у тебя сегодня первая штрафная отработка. Как прошло? — Нормально, — отмахнулся Натаниэль. — Слушай, меня выгнали из гостиной! Что они там делают? Собрались все вместе и… вот. — Финал скоро. Значит… — Что? — Тише ты! — он оттолкнул Натаниэля подальше от двери. — Разбудишь Рико — я не знаю, что с тобой сделаю! — Так что они делают? — Не твоя забота. Что ты вообще забыл ночью в гостиной? — Тут Кевин заметил одеяло и подушку у него в руках: — А это что такое?! Было ясно, что большую часть того, что Натаниэль говорил ему, Кевин прослушал. — Я же сказал: меня выгнали! Я иногда сплю в гостиной. Мне Рико мешает. Кевин удивился. — Правда? Почему я не знал? — Ты всегда спишь, когда я ухожу. — Натаниэль пожал плечами. — А ты куда ходишь по ночам? — Кевин резко поднял голову. — Я замечал. Когда я ночую в комнате, ты будишь меня. Я как-то пытался пойти за тобой, но тебя уже не было в коридоре, когда я вышел из комнаты. Тогда я решил дождаться тебя — несколько часов пролежал, но уснул. А утром ты был на месте. Сейчас ты снова уходишь? Куда? — Кевину эти вопросы явно не нравились. Он насупился и смотрел куда угодно, только не на Натаниэля. — И Вороны? Почему они не спят?.. Не успел он закончить очередной вопрос, как Кевин вдруг наставил на него указательный палец и пошел в лобовую. Натаниэль, выставив перед собой одеяло как щит, поспешно отступил, но Кевин не остановился, пока не прижал его к стене. — Короче так, — быстро заговорил он, — что делают Вороны, я не знаю и знать не хочу. А ты сейчас вернешься в комнату и ляжешь спать. Без разговоров. — А ты? — А я… хочу пить! Просто схожу за водой. Натаниэль сбросил свою ношу на пол и скрестил руки на груди. — Неправда, — заявил он. Кевин поднял брови. Он был старше и выше Натаниэля, но тот его нисколько не боялся. Кевин был не из тех, кто сразу лезет в драку. — Гостиная — это налево, а ты, когда выходил, собирался направо. — Ну и что? Видимо, по выражению его лица Кевин понял, что убедительно соврать у него не получилось. Он раздраженно закатил глаза. — В любом случае, это не твое дело. Уходи. — Ты идешь на стадион? Можно с тобой? Кевин молча указал на дверь. Как только что в гостиной, Натаниэль неспешно подобрал с пола подушку и одеяло, затем перехватил их удобнее и направился к двери. Он прямо-таки чувствовал, как бесит Кевина его медлительность. В конце концов, Кевин не выдержал и сам затолкал его в комнату. Натаниэль пытался брыкаться, но так как они оба не хотели разбудить Рико, а Кевин был сильнее, не преуспел. Но стоило двери за ним закрыться, Натаниэль сбросил постельное на свою кровать, отсчитал тридцать секунд и снова вышел в коридор. Там уже никого не было, но это не имело значения. Кевин мог ему рассказать, но не захотел. Понятное дело: ему было невдомек, что Натаниэль сам давно догадался о его ночных тренировках. Слишком уж часто Кевин засыпал днем на уроках. Усталость как рукой сняло. Натаниэль постоял в нерешительности, выбирая, куда ему пойти: в гостиную или за Кевином, — и бегом — но немного прихрамывая — рванул направо, к тоннелю, ведущему на стадион. Пройдя через раздевалки к трибунам, он стремительно взбежал по лестнице — в темноте верхних ярусов, под защитой ярких прожекторов его не было видно. Кевину — малюсенькой черной фигурке на светлом паркете — не нужен был тренер, который контролировал бы его. Он повторял их обычную программу упражнений без единой ошибки, размеренно, точно, соблюдая ритм, как маятник в напольных часах. Связки, требовавшие работы в паре, он специально изменил так, чтобы можно было выполнять их в одиночку. Натаниэль не заметил, как пролетело целых два часа. Он очнулся, когда Кевин собрал инвентарь и вдруг выкрикнул, стоя в центре поля: — Я знаю, что ты здесь! Так что спускайся! Натаниэль направился вниз по лестнице. Кевин дожидался его у входа в раздевалку. Он ничего не сказал, только окинул Натаниэля непонятным взглядом с ног до головы и отправился в душ. Натаниэль слушал, как шумит вода, ходил между рядами черных шкафчиков и думал. У него зрел новый вопрос. Они так и молчали, пока не добрались до комнаты. Кевин, шедший первым, обернулся и шепотом сказал: — Расскажешь Рико, и я сделаю так, что Мастер в два счета тебя отсюда выпрет. Было видно, что он не шутит. Натаниэль мотнул головой: — Не расскажу. Я хочу с тобой. Можно? — Нет. — Кевин даже не задумался перед тем, как ответить. — Почему?! — Тише! — Прости. Почему? Кевин выразительно посмотрел на лодыжку Натаниэля, обмотанную красными тейпами Эллы Баррет: — Ты и с дневными тренировками не справляешься. Куда тебе еще ночные. — Но я… — Нет! — Кевин строго шикнул на него. — Я сказал, нет. Нос не дорос спорить… С Рико ты не такой смелый! — Рико, чуть что, машет кулаками. Я не такой дурак, как все вы думаете. Тут Кевин вдруг снова посмотрел на него тем же странным взглядом. — Будешь отсиживаться, — проговорил он негромко, — никогда не сможешь себя превзойти. Ты можешь быть быстрее, чем сегодня. И соображаешь лучше, чем… кажется. Они постояли в тишине. Кевин держался за ручку двери, но почему-то не заходил. Вместо этого он испытующе разглядывал Натаниэля — ощущение было неприятное. До крови искусав себе губу, Натаниэль решился сказать что-то, что не давало ему покоя уже довольно долгое время. Он начал издалека: — Зачем ты ходишь еще и по ночам тренироваться? Кевин поморщился и ответил вопросом на вопрос: — А ты зачем хочешь со мной?! — Я отстаю от вас, — просто сказал Натаниэль. Кевин устало вздохнул. — Я собираюсь стать лучшим, — как будто через силу признался он. — Раз у меня есть целая ночь, чтобы тренироваться, зачем тратить ее на сон? — Ты потом весь день клюешь носом. — Это не твое дело!.. — Ты все время стараешься быть лучше всех! Тебя и так хоть сейчас принимай в команду. Но ведь, как это говорят… — Натаниэль снова больно закусил губу, вспоминая: — Выше головы не прыгнешь. Кевин поднял брови, а потом вдруг ухмыльнулся: — Кто сказал? «Сиди тихо». «Не высовывайся». «Делай, что тебе говорят». Всегда одно и то же. Натаниэль пожал плечами. Он точно не помнил, от кого слышал эти слова. — Говоришь, я могу стать членом команды прямо сейчас? — переспросил Кевин. — Тогда представь, что будет, когда мне исполнится восемнадцать. Не знаю, что ты забыл в Эверморе, но я собираюсь войти в историю!.. Он вдруг покраснел и стушевался, но Натаниэль мог поставить пять миллионов долларов на то, что видел, как обычно смурное лицо Кевина на несколько секунд просветлело. — А как же Рико? — Что он? — Ну… — Что-то подсказывало: за такое даже Кевин может дать ему в нос. — Он ведь Первый номер, а не ты. Даже Мастер так говорит. Он не ударил его, нет. Но в один миг Кевин стал собой: с щек сошла краска, он расправил плечи и надменно сказал: — Это просто номер. То, что я — Второй, не значит, что я должен быть хуже. Натаниэль промолчал. Он чувствовал, что продолжать спор не стоит. Кевин нажал на ручку двери, но Натаниэль в последний момент поймал его за локоть: — Кевин! — Ну что тебе?! Натаниэль прошептал: — Я никому не расскажу. Кевин насильно отцепил его руку и ушел в комнату. Когда они оба забрались в свои постели, Натаниэль тихо сказал в темноту: — Спокойной ночи. Он услышал, как Кевин отворачивается к стене, и почти сразу заснул.

***

Slash and burn Kill to live Kill for kicks Натаниэль вприпрыжку пронесся по темному коридору, перескакивая через ступеньку, взлетел по лестнице и остановился, проехавшись по гладкому полу подошвами кроссовок. В Эверморе замки были не такие мудреные, как дома. Даже неудобная отмычка-заколка справилась за пару минут. Look around here, you see nothing is very real В тренерском кабинете Мастера было прохладно и довольно пусто: большой стол, парочка низких диванчиков, да большой телевизор в углу. Пританцовывая в такт музыке, Натаниэль нашел в тумбочке под телевизором пульт и включил нужный канал. До финального матча оставалось совсем немного. Его с собой не взяли. Мол, общественности пока рано знать, что тренер Воронов Эдгара Аллана взял к себе на воспитание еще одного ребенка. К счастью, это не значило, что Натаниэлю запрещено смотреть финальный матч. По крайней мере, никто об этом не упоминал. Slash and burn Kill to live Kill for kicks Режь и убивай Убивай ради жизни Убивай ради удовольствия Kill to live That’s all you need Спустя полтора часа Натаниэль смотрел, как Вороны огромной черной волной подхватывают со скамейки запасных Кевина и Рико и поднимают их на руках, словно это они двое завоевали для команды желанный кубок, а раскрасневшийся Чарли Норвуд кричит в микрофон репортера: — У нас лучшие талисманы! Натаниэль выключил телевизор, вернул пульт на место и вышел из кабинета. Запереть дверь оказалось сложнее, чем открыть ее, но, чуточку попотев, он справился. Спустившись и переодевшись в форму, Натаниэль выкатил на поле контейнер с инвентарем и снова надел наушники. Синяки на ногах почти сошли, лодыжка больше не болела. That’s all you need That’s all you need That’s all you need Раз Кевин мог тренироваться в одиночку — чем он сам был хуже?