Поножовщина

Балтимор, Мэриленд, США

1998

— Мама? — Мам, тут темно, я ничего не вижу. Ты где? Мэри услышала, как зашуршало одеяло, — это Натаниэль попытался нашарить ночник на прикроватной тумбочке, который она успела выключить в последнюю секунду, перед тем как сын открыл глаза. Она шикнула на него. — Нет! — Вязкая слюна прокатилась по горлу, и Мэри почувствовала, как холодное лезвие на ее шее погрузилось в кожу еще на пару миллиметров. — Не включай свет. Я просто… — Что, мам? Что-то случилось? — Натаниэль был уже достаточно взрослым, чтобы начать догадываться: случилось. Но он едва проснулся, и у Мэри еще теплилась крошечная надежда уберечь хотя бы его. Хотя бы на эту ночь. — Все нормально. Я искала свою шпильку. Где она? — После этих слов в затылок ей тихо хмыкнули, а грубая рука, сжимающая ее плечо, надавила так сильно, что у Мэри чуть не подкосились колени, но она проглотила болезненный вздох и не шелохнулась. Нельзя дать Натаниэлю догадаться, что они в детской не одни. — Она в ящике. Вот тут. — В глухой темноте послышался звук выдвигаемого ящика, потом шелест и легкий стук: это Натаниэль ощупью достал и выложил на тумбочку свой плеер с наушниками и — Мэри догадалась по второму, более гулкому стуку — ее тяжелую металлическую заколку. — Я возьму ее ненадолго… — Она протянула руку, но сын поймал ее за запястье: — Стой. Ловкий маленький чертенок. На одну головокружительную секунду Мэри захлестнул гнев напополам с горечью. — Зачем она? Нужно что-то..? — Тсс, не задавай глупых вопросов, — она перебила его. — Она нужна мне, потому что подходит к блузке. Помнишь, сегодня званый ужин? — Мэри изо всех сил заставляла себя говорить спокойно. Сзади снова хмыкнули; ей показалось, что громче, чем в первый раз, и дыхание у нее перехватило от ужаса. — Да, но ты ведь туда не собиралась… — задумчиво отозвался Натаниэль. — Должен был поехать только… он, — последнее слово мальчик прошептал почти неслышно. — Я передумала, — солгала Мэри. — Отпусти мою руку и ложись спать, — добавила она строгим голосом, который означал, что она не потерпит возражений. — Да, мама. Сын выпустил ее запястье, и снова послышалось, как шуршит толстое пуховое одеяло. Мэри чудилось, что ее ребенок не переворачивается на другой бок в своей постели, а падает куда-то в бесконечную черноту — ту самую, что окутала этот страшный дом сегодняшней непроглядной ночью. Окна были толстыми — грохот бушующего на улице урагана с ливнем не мог пробиться сквозь стекло. Было так тихо, что она различала дыхание Натаниэля и то, как суматошно толкается о ребра собственное сердце. На миг Мэри малодушно захотелось, чтобы какой-нибудь ненадежный клапан лопнул, затопив кровью полости этой глупой, испуганной мышцы, и она умерла прямо сейчас, с прижатым к яремной вене ножом и тяжелыми, ненавистными руками на плечах… Она глубоко, но совершенно беззвучно вдохнула и сжала металлическую заколку, врезавшуюся в ладонь острыми, ребристыми краями. Затем она распрямилась и подняла ногу, чтобы сделать шаг назад. Человек за спиной тоже отступил, и так они пятились до двери, как два неловких, непривыкших друг к другу партнера в танцевальном па. Когда дверь откроется и свет из коридора ненадолго заполнит детскую, у нее будет секунды четыре, чтобы вытолкнуть своего противника в коридор и запереть дверь — ключ всегда был вставлен в замочную скважину снаружи. Это самое главное. Натаниэль не выйдет сегодня из комнаты, а значит, сможет пережить эту ночь. И день — если Мэри удастся вырваться. Чужая рука соскользнула с плеча и плавно легла ей на талию, отчего все ее тело покрылось мурашками. — Открывай, — очень тихо шепнули на ухо. Натан был высоким, даже в день свадебной церемонии его маленькая, хрупкая невеста едва доставала ему до подбородка на своих изящных белых каблучках. Сейчас ему пришлось нагнуться, и это обещало Мэри крошечное преимущество: если повезет, он не сразу восстановит равновесие после удара. Жаль, ей никак не извернуться, чтобы достать до его горла, пока к ее собственному приставлен нож. Мэри осторожно надавила на ручку двери. Петли скрипнули. Шпилька во второй руке, кажется, рассекла ей кожу, но Мэри лишь сжала кулак крепче. Желтая полоса света проникла в комнату, осветила шкаф и кусок плотных штор, стала шире, поползла к кровати у другой стены… Места для разгона не было, поэтому Мэри просто навалилась на мужа всем своим жалким весом. Выпустив дверную ручку, она локтем ударила Натана под ребра и услышала над головой короткий вздох. Жесткая рука сдавила ее талию, у Мэри потемнело в глазах; нож на горле вспорол тонкую кожу, и по шее в ворот потекла горячая кровь. Воспользовавшись мертвой хваткой Натана на своем животе, она подтянулась и лягнула дверь. Та захлопнулась с оглушительным треском, с косяка посыпалась пыль и штукатурка. — Мама! — тут же раздалось с другой стороны. Мэри трепыхнулась, пытаясь высвободиться, но Натан уже пришел в себя и, перестав держать ее на весу, схватил за волосы. — Чертова сука! — Он дернул ее на себя. Лезвие на шее проехалось по коже вверх и уперлось в незащищенный подбородок. Из спальни донесся уже не просто крик, а надрывный вопль: — Мама!!! Мэри с ужасом, какого никогда прежде не испытывала, смотрела, как ручка двери проворачивается, готовая открыть глазам Натаниэля разыгравшуюся в коридоре страшную сцену и лишить его всех шансов на жизнь. — Нет! — вне себя закричала она. Ее тело сработало автоматически, будто мозг вдруг включил проигрывание старой записи. Стюарт стоит за ее спиной и командует: «Если схватили за горло, вот так, чувствуешь сгиб моего локтя? Ага. Двигайся в эту сторону, чтобы не задохнуться. Потом…» Мэри тогда все фыркала и говорила: «Зачем, если у меня есть это?», — и младший брат никогда не уходил после их импровизированных занятий без царапины. Она с силой воткнула острую шпильку в предплечье Натана, и его рука разжалась, а нож с грохотом упал на паркет. — Я убью тебя! — взревел он, баюкая пораненную руку. Мэри метнулась к детской и в тот момент, когда дверь приоткрылась, навалилась на нее всем телом и повернула торчащий из замка ключ, затем выдернула его и сунула в карман джинсов. — Мама! Мама!!! — Натаниэль замолотил по двери кулаками. Мэри до скрипа сжала зубы, чтобы не вслушиваться в голос сына и не разрыдаться — от ужаса, злости и разочарования. Натан уже нависал над ней, как громадный морской вал. Она понимала, что на этот раз лодка точно перевернется, и спасти ее сможет лишь провидение. Рана на шее оказалась глубже, чем ей показалось вначале: ворот рубашки пропитался кровью, а перед глазами у нее плясали черные мушки. Натан схватил ее за горло и толкнул к двери. Мэри ударилась спиной и затылком, в голове поднялся звон, будто забили колокола. «Как много воспоминаний для одного вечера», — думала она, пока очертания разъяренного лица мужа постепенно наплывали на нее из черноты. — Как ты смеешь, я тебя спрашиваю? — шипел он ей в лицо, все сильнее сжимая пальцы на горле. — Я освежую тебя, как оленя. А из костей сделаю сколько угодно таких заколок. И подарю Нату. Ну? Как тебе идея?! Отвечай! — Он снова встряхнул ее, измученное тело во второй раз безвольно ударилось о дверь. Мэри прикрыла глаза. Все кончено. Она ослепла. — Мама! Мамочка!!! По двери снова забарабанили с той стороны. Как близко он был. Ее смелый мальчик. Мэри проглотила тошнотворный комок в горле и кое-как сфокусировала зрение. Оказалось, что она сползла на пол, и теперь Натан держал ее только одной рукой, второй поднимая с пола свой нож. Это был старый наваха с вытертой гравировкой на деревянной ручке, который Натан всегда носил с собой. За тринадцать лет она так и не узнала, чем этот нож был так дорог ее мужу. Как мало она вообще о нем знала, если подумать. Зато с оружием Натана она из необходимости была знакома куда лучше, чем с самим хозяином. Лезвие старого ножа слегка болталось при выкидывании из рукояти. Этот шанс был самым ничтожным из всех, что сегодня чудом ей доставались, но Мэри, продолжая ощущать спиной беспорядочные удары с той стороны двери, приняла его за знак. У нее была всего одна секунда, пока лезвие наваха с щелчком не закрепилось в своем металлическом гнезде, не позволяющем ему вернуться в рукоятку, но Мэри хватило и этого. Она рванулась вперед, держась за шпильку, как за кинжал и, не глядя, полоснула Натана по лицу. Раздался крик боли. Свежий воздух обжег глотку. Мэри с трудом встала и, не чуя земли под ногами, побежала к лестнице в конце коридора. Сумка с деньгами и документами спрятана внизу, в кладовке под лестницей, куда никто, кроме уборщицы, никогда не заглядывает, потому что вместо набора холодного оружия, столь любимого обитателями дома, там хранится неинтересный хлам вроде ведер, метелок и средств для мытья окон. Ей отчаянно хотелось обернуться, чтобы в последний раз взглянуть на дверь заветной комнаты, но за спиной уже слышались нетвердые шаги и ругань. Натан не дал бы ей забрать сына, — Мэри твердила себе это, пока ступеньки с бешеной скоростью вылетали из-под слабеющих ног. Натан сильнее, а она уже не смогла бы нести Натаниэля на руках. Дойти бы самой. Все пошло наперекосяк. Ей надо убираться из Балтимора с деньгами. Так она выгадает сыну несколько лет жизни. Уже тогда, стоя у двери кладовки, Мэри знала, на что обрекает свое единственное дитя. Но это было лучше, чем дать Натану в порыве ярости убить его, а потом сдать Лоле и коллекции ее скальпелей, анатомических пил и долото. Всего лишь очередную жертву из десятков других. — Ну хватит, Мэри, — раздалось вдруг за спиной. В груди что-то оборвалось, а Мэри от неожиданности выронила сумку. Раз — и череп прошила боль: Натан схватил ее за затылок и ударил лбом о стену кладовки. — Поигрались и хватит. Где ключ? Я передумал. Хочу вспороть пацану брюхо на твоих глазах, — проговорил он, тяжело дыша. — Давай сюда. — Ты не тронешь его, — прошептала она срывающимся голосом. — Да что ты? — Он коротко хохотнул. — И кто меня остановит? — Он больше не твой. — А чей же, Мэри? Твой? Не смеши. — Он скоро ст… — Он все еще мой, ясно тебе, неблагодарная ты сука?!! — Натан вдавил ее лбом в стену. — Отпусти! — От испуга она сорвалась на визг. Мозг лихорадочно искал хоть какой-нибудь выход, как незадачливый лодочник, обнаруживший, что у него на полпути закончился бензин для мотора, а новую канистру он не припас. Мэри была лодкой, она была готова отдаться на милость волнам боли, бьющимся о прохудившиеся борта. Какая жалкая смерть — быть заколотой собственным мужем. Отец наверняка сказал бы, что на большее она никогда не годилась… Казалось, и крик ее утонет в потоке боли, но Мэри вдруг ощутила затеплившийся в груди огонек ярости. Нет. Напоследок она спасет хотя бы Натаниэля. — Я сказала, отпусти меня! Она ударила Натана локтем в солнечное сплетение и, воспользовавшись тем, что пальцы на ее затылке разжались, обернулась. Лицо мужа заливала кровь: она оставила ему на память длинный, рваный порез, пересекающий по диагонали щеку, переносицу и правый глаз, который теперь не открывался. Левый, полный слепого гнева, прожигал ее насквозь. Его горло и здоровый глаз не защищены, но Натан легко разгадает ее намерение, если Мэри попытается ранить его столь очевидным способом. Она заставила себя сконцентрироваться на собственной злости. «Если противник перед тобой…» Ох, Стюарт. Как же она не любила, когда брат оказывался прав. Шпилька пришла ей на помощь и в этот раз. Мэри подняла ее, делая вид, что целится в лицо, и, когда муж потянулся к ее правому запястью, чтобы остановить, ребром левой ладони резко ударила его в основание горла. Натан, кашляя и багровея от удушья, перехватил ее руку, дергая на себя, но это было уже не важно. Свободной правой рукой она вогнала шпильку Натану в живот по самый металлический цветок. Это была шотландская настурция, покрытая красной глазурью. Ручная работа. Мэри до сих пор не могла расстаться с ней — последним отголоском ее беззаботного девичества. Они на миг замерли друг напротив друга. Рот Натана нелепо раскрылся от шока, Мэри чувствовала, как у нее дрожат ноги, а потом… на страшном, в разводах крови, искаженному гримасой лицу расплылась нежная, холодящая душу улыбка. — Ну вот ты и попалась, дорогая. По животу растекся жар. Она опустила глаза и увидела, как на ее собственной рубашке расцветает красная настурция, в центре которой деревянной сердцевинкой торчит гладкая, отполированная годами неласковых прикосновений, рукоять наваха. — Нет! — в ужасе выдохнула она, отталкивая мужа. Тот, как ни странно, не стал удерживать ее — сделал шаг назад и осел на пол, держась за живот. — Так ты и сдохнешь, — произнес он с улыбкой, выдернув шпильку из раны и отбросив ее на пол. Раненый глаз у него совсем заплыл, и вся правая половина лица напоминала лопнувший осиный укус. — Но если дашь ключ, так и быть, добью тебя первой, а потом разберусь с мальчишкой. — Заткнись, Натан, — процедила Мэри, пытаясь ухватить сумку с деньгами за ремешок. Сумка двоилась, а пол гулял под ногами, как палуба корабля. — Что ты делаешь? Думаешь уйти? Да ты с трудом стоишь. — Он потешался над ней, обнимая себя за живот. Мучить других Натан всегда умел с особой фантазией, но вот испытывать боль самому — такого с ним давно не случалось. Мэри с какой-то ненормальной гордостью отметила про себя, что это сделала с ним она. — А кто меня остановит? — спросила она, наконец поймав сумку. — Через несколько минут ты истечешь кровью — не стоило вытаскивать шпильку. А я к тому времени буду далеко. Как видишь, я все еще на ногах. Ты, кажется, промахнулся. — Она не сдержала издевательского смешка: — Мясник! Вот, кто ты такой. Годен только на то, чтобы разделывать свиные туши. И к тому же… — она сделала шаг ему навстречу, — ты и сам не сможешь встать, даже если очень захочешь. — Что ты несешь? — Натан непонимающе замотал головой. Его движения стали заторможенными. Это означало, что скоро он потеряет сознание. Мэри приободрилась. — Только то, — она потянулась к наружному карману сумки: — что мы, Хэтфорды, всегда предпочитали ножам огнестрел. На лице Натана промелькнуло столь редкое для него удивление. — Какого хера ты творишь... Мэри вытащила из кармана заряженный револьвер, что бережно хранила с самого отъезда из дома, и взвела курок, но тут в противоположном конце первого этажа, там, где из столовой вел в подвал короткий коридорчик, заканчивающийся металлической дверью, послышался топот ног. — Что происходит?! Прогремел выстрел, но рука Мэри дрогнула, и Натан с нечеловеческим криком вцепился в раненое бедро. Ускорившиеся шаги принадлежали как минимум двоим. Мэри отбросила револьвер и рванула к двери. У подножья лестницы она затормозила и посмотрела наверх. Ключ от спальни Натаниэля жег ей ногу сквозь ткань джинсов, но в холл уже ворвалась Лола, а за ее спиной выросла исполинская фигура Димаччио. — Она! — проорал Натан, указывая на Мэри рукой. Его шавки обернулись в ее сторону, но Мэри к тому моменту уже вывалилась на крыльцо под проливной дождь. Было темно как в бочке. Как в сырой бочке, мчащейся по океану сквозь шторм. Ветер свистел, ледяные струи воды хлестали Мэри по лицу, пока она, шатаясь, как пьяная, спешила вниз по улице. Где-то вдалеке грохотало, сверкали молнии, и Мэри казалось, что квартал никогда не кончится, что она потерялась среди шторма, и что теперь ей остается только утонуть. Ливень смыл бы ее кровь с асфальта, не оставив ни единого следа о произошедшем. Но вот показался нужный переулок. Мэри добрела до неприметного серого автомобиля, заранее спрятанного за мусорными баками в тени пожарной лестницы. Закинув драгоценную сумку на плечо, она трясущимися руками открыла дверцу и рухнула на водительское сиденье, пропахшее сигаретным дымом и бензином. Стиснув зубы, она вытянула наваха из раны и выкинула нож в окно. Потом нашла в бардачке какую-то тряпку и прижала к животу. Не медлить. Ни секунды. Возможно, за ней уже есть погоня. Натан еще не знает, что в сумке, которую Мэри забрала с собой, были деньги его хозяина, но и просто труп беглой жены будет интересовать его не меньше. Мэри завела машину и, не включая фар, выехала на пустую улицу. Очертания зданий терялись за плотной стеной дождя. Пусть мрак и ливень защитят ее сегодня. Всего-то час или два! Пусть адреналин не даст ей отключиться еще час или два!.. Между Ньюарком и Нью-Каслом она бросила машину. Завернувшись в длинное пальто, ожидавшее ее на заднем сиденье рядом с маленьким рюкзаком и детской теплой курткой, она закинула на плечо набитую деньгами сумку и побрела вдоль дороги, надеясь, что вскоре ей встретится заправка, где найдется рабочий таксофон. Дождь все не прекращался. Когда Мэри наконец отыскала телефонную будку, подстегивавший ее все это время ужас потихоньку начал уступать место ватному отупению, а шерстяное пальто насквозь промокло и потяжелело. Ввалившись в кабинку, она с наслаждением прислонилась к изрисованной граффити стеклянной стенке. Но облегчение длилось недолго. Внутри было сыро и холодно, на грязном полу стояла лужа. Желтый свет тусклой лампы на потолке плавал по кабинке, как жирный холодный суп, растекающийся по тарелке. Мелкие монетки все никак не хотели проходить в узкий паз автомата, гудки длились бесконечно долго, и Мэри казалось, что все ее хрупкие надежды вот-вот лопнут, не выдержав их немелодичного высокого звука. Спустя вечность ее перевели на адресата. — Алло? — Голос заспанный, раздраженный. Впервые за всю ночь у Мэри на глазах выступили слезы. — Спаси его, — сказала она. — Что? Какого черта? Мэри, это ты? — Сохрани его жизнь, Стюарт. Любой ценой. — Твою мать, Мэри, что случилось?! — Я все испортила. — Она подавила судорожный всхлип. — Поэтому, прошу тебя, исправь все в последний раз. Спаси его. Деньги у меня. — Мэри! Говори н… — Бывай, Стюарт. — Мэри! Она повесила трубку. Глаза застилали слезы. Теперь ей оставалось только одно — исчезнуть. Лучше всего было бы пойти и утопиться вместе с деньгами в Дэлавер-ривер. В такую дождливую ночь некому будет заметить на набережной одинокую женщину в черном пальто. Мэри закинула в автомат еще одну монетку и подняла трубку. — Алло? — Хоуп, это Хэтфорд. Я на заправке на Оглтон-роуд. Тут рядом супермаркет с большой зеленой вывеской, не вижу название. У меня одно колотое и порез на шее. Прошло где-то полтора часа. Ты можешь… Ей не дали отчитаться до конца: — Мэри? Мэри, что произошло? Нет, стой на месте. Я сейчас приеду. Ты одна? Она невольно подняла голову и посмотрела на запад, туда, где, глубокая ночь и тучи пожирали далекие городские огни. Быть может, в Балтиморе ливень кончился, и прямо сейчас в детскую сквозь темные шторы заглядывает луна? — Одна. — Господи. Ладно, оставайся там. Я скоро буду. Зачем ты вообще туда поехала? Надо было сразу... — Надо было оставить машину. — Ясно. Жди, я еду. Связь прервалась. Мэри повесила трубку и съехала вниз по влажной, замызганной чем-то липким стенке телефонной будки. Раны на животе она не чувствовала, просто не думала о ней; только по продрогшему телу гуляли волны ледяных и жарких мурашек. Тут Мэри заметила, что волосы у нее были распущены все это время. Некоторые пряди пристали к подсохшей ране на шее и неприятно стягивали кожу. Как глупо было не позаботиться об этом заранее! Натан легко оттаскал бы ее за намотанные на кулак волосы, если бы не острая шпилька с настурцией, о которой Мэри чудом вспомнила, когда муж застал ее врасплох в детской. Около полуночи Натан уехал в сопровождении Димаччио. Они должны были вернуться под утро; в доме никого не осталось, только Лола с Ромеро, вечные приживальщики Натана, были заняты чем-то в подвале. Мэри уже успела разбудить сына, чтобы забрать его и скрыться без следа! Натаниэль сделал бы все, что она скажет, не стал бы плакать и задавать вопросов. Ночь и гроза укрыли бы их от света фар и зорких глаз убийц. У них должно было получиться! Но, выходит, Натан понял все, вернувшись гораздо раньше и не найдя жену на обычном месте. Какие-то десять минут — им бы хватило этого с головой для побега! Но все пошло прахом. Сын, самый верный ее соратник на их общем смертельно опасном пути, десятилетний мальчик, которого она так долго и тщательно ограждала от уготованной ему участи, отныне был для нее навеки потерян. Мэри зажмурилась и дала волю слезам. — Черт! Черт, черт, черт!!! Она исступленно колотила сумку на коленях, будто это она была виновата во всех ее бедах. Целый мир теперь сошелся на этой сумке. Она должна была сделать из них с Натаниэлем вечных беглецов, стать одновременно красной мишенью на их спинах и гарантом их жизни. Старик Кенго Морияма непременно захочет вернуть свои деньги, и только ей одной было бы известно местонахождение каждой из частей украденной суммы, которую Мэри собиралась разделить и спрятать. Теперь они потеряли для нее всякую ценность, но и обратно она их, конечно, ни за что не вернет. Мэри знала, что произойдет дальше: деньги станут долгом Натана, ведь это его жена сбежала, прихватив с собой пять миллионов новеньких американских долларов наличными. А тот, несомненно, придумает, как откупиться. — Прости меня, — шептала она в тишине. Дождь снаружи успокаивался. Кровь пропитала толстую ткань пальто. — Я обязательно вернусь. Безжизненный свет над головой погас, она потеряла сознание.