Зеркало Господина Хьюмина

От непрерывного шума дождя и тихой музыки, доносившейся из граммофона, голова моя постепенно начинала болеть. Невероятно мучило желание уйти из кафе (или бара, так как здесь предлагали спиртное, не поймёшь их), в которое я имел неосторожность забрести около половины часа назад после нелёгкого рабочего дня. Но уйди я, мне бы пришлось пробираться домой сквозь темноту и ливень, который, к моему несчастью, усиливался с каждой минутой. Я уныло посмотрел на давно уже опустошённую и оплаченную чашку чая, зачем-то повертев её руке, затем в очередной раз окинул взглядом кафе. Официанты поглядывали на меня с неким осуждением, из-за того что я, видите ли, всё ещё сижу, при этом никуда не собираясь уходить, да ещё и заказ мой был самым дешевым, им совсем не выгодным. Я взял поданую мне ранее салфетку, решив применить её в качестве вейера, чтобы хоть как-то спастись от жары и духоты, пришедших в кафе, скорее всего, днём, когда летнее пекло властвовало над городом. Кафе было почти безлюдно, если не считать пары официантов с кислыми лицами и двух посетителей, сидевших аккурат впереди меня, только на два столика дальше, у стены. Один из песетителей спал, фамильярно положив ноги на стол и скрестив руки на груди, как карикатурный ковбой. Лица его я не видел, так как было оно закрыто чёрной широкополой шляпой, но мог по рукам телосложению заключить, что был это человек возраста весьма молодого, как, впрочем, и второй, которого я имел возможность как следует видеть. И этот последний, зримый мне, с самого прихода моего в кафе затеял со мной какую-то странную, ясную только ему игру, если это можно так назвать. Началось все с того, что мы с ним встретились взгядами, что заставило меня перевести мои глаза на люстру, сделав вид, что была она мне крайне интересной. Но почувствовав вдруг, что бодрствующий молодой человек продолжает упорно смотреть на меня, в ответ я сделал тоже самое, приняв вопросительный вид. Увидив, что я заметил, чудный шутник отвернул голову влево, как бы повторив моё действие. Подобное повторилось несколько раз, пока я наконец понял, что не стоит реагировать на его выходки. Я вскорее смирился с тем, что то и дело встречаюсь с глазами, злившими меня лукавым прищуром и провоцирующей задорной хитринкой. Глядя на моё "неучастие" в игре, он шутя цикнул, как бы осуждающе покачав головой, имея при этом все тот же шутливый блеск в глазах. Я посмотрел в окно. Сверкнула белоснежная молния, озарив на мгновение всю улицу, словно дневной свет. И без того сильный дождь полил крупными каплями, звонким звуком своим становясь в унисон с дребежащей граммофонной музыкой. Я устало, но блаженно вздохнул - мне нравится когда погода становится такой выразительной, громкой. Как, на самом деле, и многим другим людям, правда мало кто имеет храбрость в этом сознаться. В особенности это им нравится, когда они, вроде меня в этом кафе, сидят в уютном и тёплом месте. Хотя есть, наверняка, безумцы, которые любят шарахаться по улицам в грозу и ливень, испытавая от этого величайшее удовольствие, но таких, к счастью, мне встречать не доводилось. Что уж говорить, если даже этот, да простит он меня, ненормальный, сидящий передо мной, предпочел переждать непогоду, спасая себя в кафе, чем утруждать себя ходьбой по мокнущим улицам. А, кстати, зря, да простит он меня ещё раз. Лучше бы не торчал здесь. Мне бы спокойнее было. Меня он, вроде бы, наконец-то оставил в покое, напоминая мне о своём существовании лишь изредка хихикая в мою сторону. Очень уж мне хотелось, чтоб ограничился наш с ним контакт именно этим, а если уж совсем меня тревожить он забудет, то я сочту это, без преувеличений, за дар Божий. Видел я, как он, от скуки, пытался всеми силами разбудить своего друга, крепко спящего, отчаянно тряся его за рукав рубашки обеими руками, умоляюще стоная и чуть ли не потея. Товарищ же его, в ответ на его старания, лишь громко, иногда с каким-то свистом, схрапывал и сладко причмокивал, еще больше погружаясь в сон. Бодрствующий, вздыхая от безнадеги, ударял кулаком по столу, принимаясь затем гулять своим цепким взглядом по кафе, то и дело натыкаясь на меня, неизменно хихикая, заставляя меня каждый раз вздрагивать от неожиданности. Признаюсь, лично меня тоже постепенно начинала грызть скука, и потому я решил развлечь себя наблюдением за этим индивидом. И, только я нашёл для себя это занятие, как вышеупомянутый, кажись, позабыв о своём спящем друге и обо всем на свете, обратил внимание на летающих вокруг их стола, а в частности допитой бутылки, мух. Этих громкокрылых девиц я отродясь терпеть не мог, они принуждали меня ненавидеть такое чудесное время года, как лето. Но, собственно, с их прибыванием в кафе я свыкся с первых минут - меня они сегодня не трогали. Впрочем, они и чудака нам уже известного не очень-то были настроены докучать, если бы не его собственный внезапный к ним интерес. Что-то бормоча себе под нос, сердито огрызаясь, он выделывал мудреные маневры руками, чтобы поймать хоть одно начинающее беситься насекомое. Поначалу, мне показалось, что битву индивид мухам точно проиграет, но затем заметил, как ловко тот щелкает их длинными тонкими пальцами, по-кошачьи улыбаясь, точно собираясь засунуть одну из них себе с рот. Учитывая его странность, мне кажется, он был бы вполне способен это слелать, но я искренне за него надеялся, что это не так, ведь человек я по натуре не злой. Щёлкнув, кажется, десятую муху, он, с гордым видом, теперь уже не хихикая, посмотрел мне уверенно прямо в глаза. От такого я сконфузился ещё больше, чем раньше. - Вам тоже они надоели, ну признайтесь же ! - прищюрившись, сказал индивид, судя по всему, мне - а виду не подаете ! Какая выдержка, право ! Я сидел, ошеломленный, понятия не имея, что ответить. Было бы, может, даже правильно ничего не говорить, так как есть некоторая гарантия, что этот тип всего-навсего местный сумашедший, каких всегда и везде полным полно, но все же, чисто из присущего мне спортивного интереса и любопытства, посмотреть, к чему приведет эта данная мне зачем-то ситуация, я решил сделать попытку поддержать этот диалог. - Мне не мешает то, что не трогает меня и находится на некоторой дистанции от меня - тихо, неуверенно ответил я - я мухам не надоедаю, как и, впрочем, они мне. - я ненарочно проглотил конец фразы, так как тот час же пожалел о том, что сказал. Прозвучать это должно было так, будто я намекаю на то, что человек этот докучает мне, что совершенно не было действительностью. Я немного поежился, боясь реакции своего собеседника, совершенно мне не знакомого. - А ты молодец, видно, что человек мирный, да с природой ладишь, мало таких у нас тут водится. - он зевнул, опрокинувшись на спинку ветхого деревянного стула. - Верно, ведь природой надо дорожить - сказал я, стеснительно, слегка зажато улыбнувшись - точно так же, как и она дорожит нами. Молодой человек, быстро проведя рукой по лицу, тихо рассмеялся, снова цыкнул, и посмотрел на меня таким взглядом, каким обычно смотрят на ребенка, который сказал забавный ответ на взрослый вопрос. Я вновь улыбнулся, незло и немного криво, как бы показывая, что не думаю ничего плохого о его реакции, а лишь пытаюсь понять ее природу. - Ой, да... - выдохнул, словно после долгого смеха странный посетитель, уставившись на пол - Бог с тобой, неисправим ты, что еще тебе сказать могу... - Что значит "неисправим" ? - поинтересовался я. - знаете, это так звучит, будто вы уже слышали однажды, что я обычно говорю. Мой новый знакомый посмотрел вытаращенными глазами в сторону, качнув головой и сложил губы в трубочку и издав звук, похожий на приглушенное совиное ухукание. Казалось, что он либо я, либо он совершил какую-то оплошность, наличие которой осозновал лишь он. - Я что-то не так сказал ? - мягко, слегка игриво спросил я. Он на мгновение задумался, затем, как бы очнувшись, бодро посмотрел на меня. - Ну я и дурак, конечно... - сказал он мне, будто я знаю, что к чему. - да-с, сработало, значит... - он, зажмурившись, почесал затылок, растрепав и без того неаккуратно лежащие волосы. Время было поздним, в кафе почти никого не было. А тип этот, хоть не видно этого было, скорее всего в состоянии был не самом трезвом, или, того хуже, мог слыть каким-нибудь машенником. Мне, естественно, стоило бы уйти отсюда куда подальше, но я, будучи человеком, в крови у которого не на жизнь а на смерть боролись зашкаливающее чувсто самосохранения и немеренная, дикая любовь нарываться на невероятные авантюры, сидел и ждал, пока эти две стороны закончат свои невероятные дебаты, и скажут мне, как же мне дейстовать дальше. Не могу сказать, что новый мой знакомый был мне неприятен, или же пугал меня. Несмотря на довольно странное его поведение, не казалось мне, что хочет он какого-то зла или будто затевает он что-то. Но осторожность все-таки сохранять стоило. - Ночь сегодня прекрасная, не находишь ? - спросил он меня с каким-то вдохновленным тоном в голосе, показывая на окно, позади которого во всю царствовала буря - сейчас бы холст, палитру хороших красок холодных тонов и... чашку доброго чая, содержимое которого известно лишь славному владельцу этого заведения. - он повернулся к барной стойке и позвал - Ваня! А, Вань... - словно из неоткуда появлся пацан лет десяти, белобрысый, щуплый, в заляпаном зеленом фартуке - принеси-ка мне и вот этому молодому человеку чая - он как-то демонстративно указал на меня большим пальцем, посмотрев мальчугану в глаза, что, признаюсь вам, мне не очень понравилось. А отказаться я боялся из-за своей дурной стеснительности. - за мой счет, разумеется - добавил он, подмигнув мне. - Вы художник ? - спросил я, как только официант ушел. Мой собеседник звонко рассмеялся, ударив рукой по столу. - Я, а-хаха, художник ? - он на мгновение посмотрел на улицу - друг мой, увы, все не так хорошо у меня, знаешь ли... в плане исскуства. Был бы я им, сейчас бы все, что я ранее перечислил, краски там, холст, вдохновение... все бы давно бы лежало перед нашими с тобой глазами. Да и слишком уж люблю я жизнь свою... - А разве профессия художника подразумевает опасность ? - усмехнулся я. - Хмм, не совсем это я хотел выразить, говоря о любви своей к жизни, по правде говоря... но, раз ты с этой стороны начал... - в его глазах да долю секунды мелькнула некая горечь, на которую он имел личную, скорее всего, причину. - но... можно начать и так... - Что вы хотите начать ? - сказал я, после чего последовало несколько секунд неловкого, по крайней мере для меня, молчания. Собеседник же мой, казалось, лишь воспользовался этим. - Времени у тебя, я знаю, много - вздыхая, сказал он - вся ночь у нас с тобой еще впереди, завтра воскресенье, работы у тебя тоже нет, так что, вперед, дай мне выссказаться - на мгновение взгляд его стал каким-то умоляющим, с какой-то неясной надеждой, чуть ли не ласковый - хочу я тебе рассказать про одного моего друга, очень близкого мне и дорогого... - Не про того ли, случайно, который сейчас спит на этом стуле ? - спросил я, головой указвая на спящего. - если так, то не будет ли слишком неуважительно рассказывать первому попавшему незнакомцу просто так, не зная, что за этим последует ? - я хрустнул косяшками пальцев, облокачиваясь на стул. Молодой человек тепло улыбнулся мне, качая головой. - О, нет, не об этом хорошем человеке я хочу тебе сказку рассказать ... - он посмотрел на своего товарища, ухмыляясь тому, как тот крепко спит. - этот, уж поверь мне, ничего интересного не сркывает, ничего необычного не переживает... Ну, если сравнивать с тем моим другом, конечно...мы с ним, знаешь, так, дурака поваливаем... Официант, которого назвали ранее Ваней вернулся с двумя небольшими чашками чая, и поставил их на наши столики. Мой новый знакомый аккуратно взял чашку, повертел ее в руке, затем понюхал ее содержимое с каким-то чуть ли не фанатичным упоением. Я же, в свою очередь, последовал его примеру. Пахло ванилью, перемешанной с другим, приторным сладким запахом. - Немеренно благодарю тебя, Митя, можешь идти - улыбаясь, сказал он мальчугану, после чего тот снова скрылся. Не сразу до меня дошло, что он назвал его другим именем, что, как бы то ни было странно, того не смутило. Я сделал вид, что не обратил на это внимания. - Так вот, продолжу, так как вижу, что ты не возражаешь... - протараторил он, вствая, и присаживаясь напротив меня, не отстваляя таким образом мне возможность встать по своему желанию и уйти. - так вот... - повторил он - на чем я остановился... про друго моего... художник... исскуство... жизнь-смерть... - говорил он быстро, как бы вспоминая, барабаня пальцами по столу в такт тому, что перчислял. - мой друг... вот он-то как раз художник, да... художник... да еще какой, можешь мне верить ! - Известный он, хотя бы, художник-то ? - спросил я - так как, признаюсь, я не шибко разбираюсь... в современных, особенно, не до этого мне как-то... Собеседник мой захихикал, и я вновь решил, что сказал какую-то глупость. - Он, известный ли ? ну тебя, какой он известный... - сказал он, махнув на меня рукой. Я посмотрел ему в глаза, как бы ожидая объяснений - нет, друг мой, об увлечении его рисовальческом знал только сердитый закрытый круг его, самых близких, по типу меня, этого вон, дрыхнет который, да еще, наверное, кого-то, но сомневаюсь я, ой как сомневаюсь... - он взял чашку, которую оставил на своем столе и сделал из нее короткий глоток - а рисовал он вещи интересные, крайне интересные... - Он был гением ? - спросил я, пробуя подостывший чай. Вскус его на мое удивление был довльно ядреный, но в тоже время мягкий и сладкий. Поначало мелькнуло в моей голове, что подали мне какой-то тип спитного, но эффект был от него совершенно не соответствующим, а наоборот, был даже каким-то бодрящим. Такой оборот, признаюсь, немало радовал меня. - изобрел свое собственное движение в исскустве ? - О, нет... нет... - сказал мой новый знакомый, поднимая указательный палец - то есть, гением он, естественно, естественно, был ! - он повысил голос на последних словах, как бы акцентируя их - начнем с того, что не был, а, к великому счастью, есть, существует, да ходит еще своими ногами среди нас этот самый гений, и, насколько мне известно, бодрствует, да здравствует... - он приставил кулак к подбородку, смотря мне в глаза, заглядывая чуть ли не в душу - а инноваций, он, ежели смотреть с точки зрения великого исскуствоведа, которым я, впрочем, не являюсь, он не внес... - он отпил чаю - так почему же он тогда гений, спросишь ты меня, почему же он тогда заслуживает того, чтобы я так бурно и с таким трепетом о нем говорил ? - он сложил руки, положив их на стол, снова посмотрел на меня так, будто бы собирался посвятить меня в тайну мироздания. По телу моему даже прошлась дрожь. - Этот человек, если говорить языком иссуство-литературным, совместил несколько разных, даже больше скажу, противоположных направлений, которые положили свое начало уже давно, в середине и в конце прошлого века... реализм, задача которого показать настоящее лицо быта, открыть, так сказать, миру глаза на правду, прогнать иллюзии и разбить всяческие грезы... - он зачем-то сщурил глаза - а второе... второе, называемое романтизмом, призывающее петь о своих бурных страстях, считая себя в некотором смысле изгоем общества... вечным, кхм, страдальцем... - он резко скрестил руки на груди, сев при этом прямо. Выглядело это довольно странно- так вот... совместил он эти два движения, да так профессионально, так ловко и умело... и писал он, как ты уже понял, не ручкой по бумаге, а кистью по холсту ! - произнеся эти слова, он заново упал глубокое раздумие. Такое бездонное и мрачное, что мне позволило оно понять, что человек, историю которого он хотел мне поведать, был для него кем-то крайне ценным и уважаемым. - Так что же он писал ? - тихо спросил я, боясь прервать его мысль. - Важно не то, что он писал, а то, что он хотел выразить, творя... - ответил он мне мгновенно, будто бы не был нескольно секунд тому назад погружен в океан собственных размышлений - то, что было изобажено на его картинах, скажу тебе как человек, знающий этого гения от а до я, может понять как раз таки тот, кому хватает хоть немного смелости и, главное, интереса, чтобы понять его душу. Этот художник не практикует современное искусство, суть которого без сомнений показать скрытые мысли, основанные, скорее всего, на снах или еще каких-нибудь незримых нашим глазам объектах. В картинах своих он показывает истинный лик собственной души, движения ее, то что отображает она, когда встает лицом к лицу с окружающим миром. Проще говоря, показывает он то, как воспринимает он то, что видим мы с тобой каждый день, но только изображает это в виде собственных восприятий... - Так что же тогда изображено на его картинах ? - заинтригованно поинтересовался я. - Природа ? хмм... потому-что я бы, будучи на его месте, так бы и поступил, если бы мне сказали показать собственное мировоззрение... - тон мой сделался мягким, слегка вкрадчивым. Увлеченный разговором, я раскрепощался - природа, это место, где человек не обязан под кого-либо подстраиваться, пытаться кому-то угодить... разве что, выжить ему надо суметь, но это уже другое, это нам отродясь было дано... Собеседник мой постучал пальцем по столу, бросив на меня ехидный взгляд. - Хе-хе, неет, совсем не в том направлении ты смотришь, друг мой... - он улыбнулся мне, теплой, не свойственной ему, как мне казалось, улыбкой - в природе-то ты когда живешь, ну, что мне в пример ты поставил сейчас, это у тебя, что выходит ? Как ты себя чувствуешь в этой самой природе ? - Великолепно, уютно, по настоящему хорошо ! - перечислил я - моя душа отдыхает там! Я понял, что ответ мой забавлял нового моего знакомого, но, в тоже время, был вполне ожидаем им. Да и вообще складывалось у меня впечатление, что весь разговор он будто бы запланировал заранее. Не потому-что много раз проводил его с кем-то, дабы отвлечь внимание и внушить доверие для каких-то недобрых целей, а затем, чтобы поговорить именно со мной. Но для чего было ему это нужно, я не имел ни единого понятия. - Вот именно, что отдыхает ! - вскрикнул он, показывая на меня пальцем - ты же там, на этой природе с реальностью не борешься, себя пересиливать тебе не приходится. У тебя там, дорогой мой, что ? - спросил у меня он, тот час же дав сам же себе ответ - правильно, идилия, душевный, так скажем, покой. У-то-пи-я, одним словом ! - говоря это, он даже привстал - я, конечно, был бы счастлив за тебя, если ежедневные рутины твои, быт твой тебя не утруждает, если не мелькает у тебя каждый день мысль о том, что хотелось бы тебе жить иным образом, общаться, например, с другими людьми, нежели твои круг знакомых, ходить на другую, там, работу... не себя самого ты должен на его месте изобразить, а то, как окружающее тебя тобой воспринимается. - Я не могу сказать, что полностью счастлив, но также не могу сказать, что не устраивает меня моя городская жизнь... - задумчиво сказал я - но соглашусь с вами, что картина с пейзажем, которую я имел неосторожность упомянуть ранее, совершенно ничего из моего обыденного описать не сможет... - я неожиданно посмотрел в лицо своего собеседника, как бы пытаясь прочитать его - но вы так и не ответили на мой вопрос - услышав мои слова, он ухмыльнулся - что же все таки рисует ваш друг ? - Рисует он ужасающие, кошмарные вещи, от каких у обычного человека волосы встают дыбом, а сердце падает в пятки... - он все пытался улизнуть от моего взглядя, но я не сдавался - в этих вещах и кроется ответ на вопрос , почему же художник должен быть готов рисковать собственной жизнью... дай мне разоблачить перед тобой эту тайну... дай мне поведать тебе самую невероятную и немыслимую историю, которая произошла в этом могучем, но в то же время мало кому известном городе... - глаза его от чего-то забегали - хоть и услышишь ты много абсурдного, много чудного, непонятного... выслушай меня... Говорил он с таким трепетом, и такая мольба слышалась в его словах, что я не мог, учитывая еще и изначально присущую мне мягкость характера, не согласиться. - Расскажите мне - сказал я мягко - я вижу, что это вам нужно. Он, при виде моего согласия, он ли не подпрыгнул от счастья. Глаза его, и без того веселые, еще больше заблестели. Правдивость того, что будет рассказано дальше я подтвердить не могу, поэтому и читателю, как и мне, придется лишь верить этому моего новому странному знакомому.