Здесь обитают драконы

      Глаза бессмысленно смотрели в потолок, обжигаясь слишком ярким светом длинной белой лампы. Этот свет душил. От него тошнило. Яна не могла ни зажмуриться, ни отвернуться, ни прикрыться рукой — она была мертва.       Ну, или почти…       Довольно забавно было оказаться в другой роли — ехать в до боли знакомом, почти родном салоне, но врачом, а пациентом, накрепко пристегнутым к койке. «Газель» заметно трясло на неведомых ухабах, каждая кочка под колесом отдавалась неприятным тычком в спину. Вокруг суетились какие-то смазанные тени. Очевидно, коллеги — бригада, которая сейчас боролась за ее жизнь. Их лиц, да и, собственно, тел, Яна не видела — ведь они находились в другой плоскости бытия. Они были живы.       Что ж… удачи им. И с реанимацией, и со всем остальным.       Надо сказать, они делали, что могли. СЛР, адреналин, кислород… все четко, быстро, слажено, этакое образцово-показательное действо, настолько совершенное, словно его репетировали заранее.       Даже интересно, что из этого выйдет. И выйдет ли?..       …Кто-то лихо вспорол ее водолазку, срезал белье — в такие моменты, как правило, не до приличий, и, уж тем более, не до церемоний.       Яна догадывалась, зачем это и что сейчас будет. И была решительно против.       Это ведь бессмысленно… пульса нет. Сердце мертво…       Но сотканные из тумана руки уже поднесли к груди сияющие пластины дефибриллятора. Яна внутренне напряглась, отчего-то уверенная, что ни в коем случае не должна позволить этим штукам коснуться кожи, потому что тогда произойдет нечто ужасное. Но она уже никак не могла этому помешать.       Гладкий металл был неестественно холодным. Рука женщины-врача (почему-то казалось, что это именно женщина) — твердой и уверенной. Она знала, что делала.       Яна внутренне сжалась в ожидании неизбежного.       Не надо… Только не снова… Пожалуйста…       Но…       — Разряд! — по-киношному скомандовал решительный женский голос.       И в тот же миг в грудь вонзилась горячая игла, заставив тело выгнуться дугой, до предела натянув ремни.       Разряд!       Резкий вдох.       Вспышка! Белый свет…       Зрачки спастически сужаются.       Темнота…       Выдох. Первый удар сердца…       Осколки…       Сотни и тысячи маленьких зеркал скользили через небытие, как блестки-снежинки в наполненном глицерином шаре. И каждый из них рассказывал свою историю: совершённую или еще только зарождающуюся, вероятную или невозможную…       …Вот Мелл в золоченых доспехах стоит в рядах эльфийского войска. На его лице застыло мрачно-обреченное выражение, потому что он не желает здесь быть, но у него не хватило решимости ослушаться приказа своего короля…       …Вот Сигритт сидит у окна с пяльцами, подпирая подбородок ладонью. Она ненавидит вышивать, хотя все говорят, что у нее ловкие пальцы. Но ей всегда хотелось чего-то бОльшего…       …Вот Бард погибает в битве, пронзенный черной орочьей стрелой. Он прикрывал отступление, пытаясь выиграть несколько лишних минут для своих людей. У него почти получилось, но он не заметил притаившегося на стене лучника…       …Аарна кладет ладонь на бледное лицо незнакомой женщины, навеки закрывая ее мертвые глаза. Схватки прекратились еще прошлым вечером, и ребенок умер в утробе. А теперь мертва и она. Неужели Единый настолько жесток, чтобы позволить умереть матери и ее дитя, так и не успевшему появиться на свет?..       …Вот Торин… и он безнадежно мертв. Его тело лежит на плоском камне в подгорном чертоге, наполненным бледно-золотистым светом дрожащих свечных огоньков. Его рука и сейчас сжимает рукоять Оркриста, а на мертвой груди, напротив сердца, сияет Аркенстон. Теперь, когда род Трора прерван, проклятье Государева Камня отправиться в могилу вместе с ним…       Осколки разлетались все дальше, растворяясь в темноте… Какой был иллюзией, а какой — предопределенной реальностью, хранимой от чужих глаз молчаливым стражем с пронзительно-голубыми глазами? Который из них показывал правду, а который лгал?..       Все.       И ни один.       И Яна вдруг поняла: зеркало, конечно, остается зеркалом, не теряя способности отражать... но оно все-таки разбито. Эту фразу надо было перевернуть — и она тут же обрела смысл. Любой объект отражается теперь под множеством разных углов, а, значит, каждое событие имеет множество вариантов, и нет и не может быть единой предсказанной миру судьбы… А то, чего не существует, невозможно уничтожить.       Палландо ошибся…       — Разряд! — снова закричала невидимая докторица. Ее голос наполнил темноту, откликнувшуюся глубоким эхом.       И был разряд…       И все полетело кувырком. Осколки, белая вспышка, всплески темной озерной воды…       Вдох. Выдох. Тонюсенькая иголочка электрокардиографа дрожит, старательно вырисовывая красивую линию синусового ритма…       Добро пожаловать обратно в реальность, дорогая.       И постарайся на это раз не облажаться…              ***              …Кажется было раннее утро. За окном пели птицы — так истово и громко, словно жить им оставалось от силы полчаса и за это время каждая из них торопилась явить миру самую прекрасную песнь, на какую только была способна, одновременно пытаясь перекричать соседку.       Яна открыла глаза, уставившись в потолок собственной комнаты. Чувствовала она себя прямо-таки подозрительно-хорошо, разве что немного сонно. Но это была уже самая обычная, здоровая сонливость, не имеющая ничего общего с мутной и вязкой дремотой, одолевающей ее в последние дни.       Но она, кажется, больше и не была больна.       Чтобы проверить эту гипотезу Яна осторожно вытянула руки (пытаться сесть она не рискнула), потягивая и разминая задубевшие от долгого бездействия мышцы. Поначалу пошло тяжеловато, но уже через пару секунд тело словно опомнилось и охотно откликнулось, ватная вялость растворилась и исчезла, и Яна почувствовала себя бабочкой, сбрасывающей постылый кокон после долгой и мучительной метаморфозы. Как же это было чудесно — снова быть живой и сильной!       Она выгнула спину, и тихо застонала от удовольствия, но вдруг опомнилась и прервала это занятие, осознав, что она не одна в комнате. Знакомый и почти родной запах, едва различимый звук чужого дыхания, ощущение чужого взгляда, пристально ловящего каждое движение…       Яна повернула голову, наткнувшись взглядом на Торина, неподвижно сидевшего в кресле в ее койки и внимательно наблюдавшего за ней. И в первую секунду даже не поверила своим глазам — ведь он никак не мог оказаться здесь, в ее комнате, когда должен сидеть на своем троне в Эреборе…       Она несколько раз моргнула, но видение не исчезло. Это действительно был он, облаченный в корону и роскошные королевские одежды, уже изрядно помятые и выглядящие нелепо на фоне более чем скромной комнатки, что добавляло ирреальности общей картине.       — Торин?.. — негромко произнесла она, скорее чтобы убедиться, что он все-таки ей не мерещится. Сердце снова словно замерло в трепетном замешательстве, ибо Яна сама не понимала, рада ли его видеть.       Конечно, рада.       Знакомые, любимые черты — как бальзам для глаз, сладкий и пьянящий. Он здесь, он пришел, пришел к ней… и так хочется вытянуть руку и коснуться его, а еще лучше — броситься ему на шею, обнять, уткнуться носом в растрепанные темные волосы, и остаться так навсегда. Ведь все плохое закончилось, ушло, и теперь они снова рядом, несмотря ни на что.       Но — нет.       Яна не рискнула даже пошевелиться. Что-то в нем было не правильно. Почему он так смотрит, холодно и отстраненно, как на незнакомку, которую едва ли знает по имени? Отчего его лицо непроницаемо и неподвижно?..       Она знала ответ. К сожалению.       Гном чуть наклонил голову, изогнув губы в бесцветной ухмылке.       — К вашим услугам, — насмешливо проговорил он, и звук его голоса полоснул по ушам, как остро наточенный клинок.       В горле отчего-то резко пересохло.       — Что ты тут делаешь?.. — спросила Яна, растянув губы в неловкой нервной улыбке.       Глупый и банальный вопрос, но иного она придумать не смогла. Ей хотелось произнести совсем иные слова, но прямо сейчас на них не хватило храбрости. Или решимости.       Или нахальства.       — Собираюсь кое-что выяснить, — ответил Торин, внимательно глядя на нее.       Лицо его было настолько серьезным, что Яна невольно поежилась.       — И что же?       Вместо ответа гном медленным, механическим движением отцепил от пояса небольшой мешочек из темного шелка и осторожно извлек из него серебряную цепочку, длинную, сверкающую звеньями-чешуйками и причудливо извивающуюся в его пальцах, как маленькая ядовитая змейка. Последним на свет вынырнул маленький черный камушек. Алые искры в его глубине вспыхнули ярким, смазанным росчерком.       — Откуда у тебя это?       Яна ахнула. Ее рука метнулась к груди, но пальцы не нащупали кулона — ведь теперь он был у Торина в руке.       — Что значит — откуда?.. — не поняла она, машинально потянувшись к камню, но Торин резко отдернул ладонь. Это движение показалось странным. Раздраженным, что ли? Испуганным?..       — Отвечай на вопрос, — жестко потребовал гном, чуть подняв руку, так, что кулон оказался вне досягаемости Яниных пальцев.       — Глупый вопрос, — сказала она, с досадой уловив обиженные нотки в своем голосе. — Ты сам мне его подарил…       Торин чуть наклонил голову, недобро прищурившись.       — Я?..       Яна удивленно заморгала, замотала головой, совершенно не понимая, к чему этот допрос. Зачем, черт возьми, сначала дарить вещь, а потом так грубо отбирать ее? Да и было бы что отбирать, пфф… Не такая уж это и драгоценность — темный маленький камушек.       — Ты, — подтвердила она, осторожно кивнув. — Френна мне его передала, как ты ей и велел.       Торин поджал губы и неожиданно рассмеялся — хрипло и горько. Рука его безвольно обвисла, и кулон раздраженно стукнулся о ножку кресла.       — Френна… — сквозь мрачный смешок пости простонал гном. — Френна… Никогда бы не подумал, что она сможет обвести тебя вокруг пальца...       — О чем ты? — спросила Яна, окончательно перестав что-либо понимать.       Он снова посмотрел на нее, и от его взгляда стало неуютно. Захотелось уже не обнять его, а накрыться одеялом с головой, да еще и затаить дыхание, сделав вид, что ее тут нет. Это ощущение Яне не понравилось, но избавиться от него оказалось не так-то просто - как бы она не подбадривала себя, от холода в его глазах ей снова стало дурно. Ах, проклятье... И когда это она успела стать такой размазней?.. Не убьет же он ее теперь, право... Разве что снова снова скажет какую-нибудь гадость, а с этим она вроде как давно научилась справляться. Или нет?..        Но через пару мгновений Торин вздохнул и отвернулся. А потом и заговорил — медленно и тихо, словно рассказывая сказку у костра. И совсем не о том, чего она ожидала.       — Драконье пламя способно плавить горную породу... Камень, о который рудокопы ломают кирки, растекается, как мягкое олово и из него выступает шлак, подобный смоле. Эту смолу мы зовем драконьим стеклом, — он одним движением обмотал цепочку вокруг кисти, и камешек оказался в паре сантиметров от его запястья. Торин опустил глаза, разглядывая его задумчиво и настороженно. — Подобно темным чарам, исходящим от самого змея, оно угнетает все живое, чего коснется. Зарой его в землю — и в этом месте десятки лет не будет расти трава. Брось в воду — и она станет горькой. Все, чего оно касается, умирает, угасая медленно, но верно, однако чары слишком слабы: их легко разрушить, если просто убрать источник. Каждый гном знает об этом, даже если слышал о драконах только в сказках, которые рассказывают старики, еще помнящие жизнь в Серых Горах. Но ты не знаешь. Потому что ты — человек.       Яна перевела взгляд и его лица на камешек, покачивающийся на цепочке — как капля загустевшей темной крови, вот-вот готовая сорваться вниз.       — Что ты хочешь этим сказать? — внезапно охрипшим голосом спросила она, хотя и так уже все поняла.       Торин стряхнул цепочку со своей ладони, убрав обратно в мешочек и резким движением затянув тесемки.       — Я не дарил тебе этой вещи, — сказал он. — Френна обманула тебя. Она пыталась тебя отравить.       — Отравить? — тупо переспросила Яна, хотя, в общем-то, нужно было быть полным идиотом, чтобы не догадаться об этом после рассказа Торина. Догадаться-то она догадалась, но до сих пор не могла поверить. — То есть… убить?       Он небрежно пожал плечами.       Вероятно. Мы никогда не выясняли, как оно действует на людей. Судя по всему, гораздо сильнее, чем на гномов.       — Господи… — Яна судорожно втянула воздух, пытаясь как-то уложить это в голове. Френна действительно имела к ней вполне понятную неприязнь, но до какого же отчаяния надо было ей дойти, чтобы решиться отнять ее жизнь? И зачем? Из страха? Из мести?..       — Я здесь потому, что это не единственное преступление, которое она совершила. — сказал Торин, словно напоминая о чем-то важном.       Яна подняла на него глаза, которые отчего-то вдруг защипало.       — А какое второе?       — Измена, — коротко ответил гном.       В груди неожиданно похолодело.       Измена?..       В устах Торина это слово звучало по-настоящему зловеще. Он мог бы сказать «я убью тебя прямо сейчас» и обнажить Оркрист — и то это не вызвало бы такого панического ужаса, как одно короткое и резкое слово, в котором уложилось слишком много смысла для такого количества букв.       Торина сложно было назвать однозначно приятной личностью. Он был резок, вспыльчив, заносчив, властен, порой ценил свои сокровища выше живых людей и заводился по пустякам. Но при этом он был благороден и справедлив, отходчив и даже иногда пугающе-рассудителен. Единственным, что он никогда не прощал, было предательство.       Измена.       Боже…       — Ты в этом уверен? — с сомнением спросила она, хотя на самом деле хотела задать совсем другой вопрос. Жива ли еще сама Френна? Не то чтобы Яна теперь сильно за нее переживала, но от мысли о том, что Торин мог ее убить (или приказать убить, что, по сути, одно и то же) у нее по спине пробежали мурашки.       — Ее действия сложно трактовать иначе, — он качнул головой, будто бы отметая эту тему. — Но она вряд ли сама могла на это решиться или додуматься использовать драконье стекло. Ее явно вела чья-то злая воля.       Яна потерла нахмуренный лоб. Злая воля… Торин, ко всему прочему, еще немного параноик, но тут она почему-то была с ним солидарна. Кто-то ведь распустил эти слухи о колдовстве… Да и прав он: Френна могла тысячу раз ненавидеть ту, что, сама того не желая, перешла ей дорогу, но она не была похожа на убийцу. Не то чтобы Яна со многими была знакома, но все же.       Вот Торин, кстати, мог бы.       — И чья же? — спросила она.       — Я и сам хотел бы это знать, — фыркнул гном. — Есть у тебя какие-то догадки? Кто мог желать тебе смерти?       Она медленно покачала головой. На задворках сознания мелькнуло какое-то смутное воспоминание, но порожденную им версию Яна отмела сразу: ей не хватало мотива.       — Никто, — твердо ответила она. — Может, она просто хотела убрать соперницу?       — Ты ей не соперница, мгновенно отозвался Торин. — Больше нет. И она знала об этом.       Яна от этих слов вздрогнула, как от удара. Даже не от смысла, от тона — жесткого, безапелляционного, как клинок палача. Торин всегда умел находить ее уязвимые места. И бил по ним без промаха.       — Хочешь сказать, что нашел утешение? — едко фыркнула она, хотя менее больно от этого не стало. — Быстро ты…       — А ты как будто удивлена, ведьма?.. — голос его был холодным, как лед. — Ты же сама вернула мне нож, хотя я и не требовал этого. Странно после этого ставить мне в вину то, что я более не желаю гоняться за призраками.       — Я пока еще жива, — тихо заметила Яна.       Торин изогнул губы в странной улыбке — будто бы не злой и теплой, но полной горького сожаления и безысходности. Так улыбаются на похоронах, вспоминая что-то светлое, но безвозвратно ушедшее вместе с виновником торжества.       — Так живи, — сказал он тихо, едва слышно. — Будь счастлива — ведь ты, наконец, получила то, чего так страстно желала. Правь своим маленьким королевством, делай, что хочешь. Может, ты даже отыщешь себе мужа, который способен смириться с такой своевольной и упрямой женой. Я же не буду в это вмешиваться. Считай это моим прощальным даром.       — Спасибо большое, что разрешаешь, — Яна проглотила колючий комок в горле, но все-таки не отвела глаз под его взглядом, от которого сердце ее чуть было не остановилось снова.       — Чуть меньше яда, ведьма, — он иронично поморщился. — Давай притворимся, что ты все-таки способна на благодарность.       Яна стиснула зубы. Если бы он только знал…       И она все-таки не выдержала. Ей стало так больно, так невыносимо и отчаянно, что справиться с этими жгучими чувствами она не смогла. К черту гордость, к черту достоинство и самоуважение — она готова была умолять.       — Торин… — его имя само сорвалось с губ жалобным стоном. Мольбой о пощаде…       Он отвернулся, как от пощечины и предостерегающе поднял руку.       — Не стоит, — голос его не дрогнул. — Не испорти нашу последнюю встречу.       — Последнюю встречу?..       — Да, — гном кивнул, снова подняв на нее глаза — и теперь взгляд его был чужим и далеким. — Отныне и впредь тебе запрещено входить в Эребор под любым предлогом, и я приму меры, чтобы не сталкиваться с тобой в Дейле. Так же прошу тебя не писать мне более никаких писем, дабы понапрасну не тратить пергамент — любое послание от тебя, адресованное мне, будет уничтожено с не взломанной печатью. Если же возникнет крайняя деловая необходимость, ты будешь иметь дело с моим писарем или кем-то из советников.       Чем дольше он говорил, тем тяжелее неведомый груз давил Яне на плечи. Она опустила голову и отвернулась, не в силах видеть его таким. Не после того, как была с ним почти что счастлива.       В конце концов, она сама сделала это. Пусть волшебник заставил ее — но она-то, как дура, согласилась.       — Хорошо. Я поняла, — прошептала она. Если бы сказала вслух, то расплакалась бы.       Торин отстранено кивнул, торопливо поднимаясь на ноги.       — Тогда прощай, — сказал он.       — Прощай… — эхом отозвалась Яна.       Он ушел, не оглядываясь. Дверь за ним захлопнулась, поставив жирную точку в этом разговоре — более красноречивую, чем любой набор букв.              ***              Сигритт зашла через несколько минут и застала Яну за самым очевидным после подобного разговора занятием: она рыдала в подушку.       Торин, несомненно, был прав. На его месте после подобных выкрутасов Яна тоже прекратила бы всякое общение. Это вполне здоровая реакция зрелой и самодостаточной личности, которая может позволить себе такую роскошь, как чувство собственного достоинства. И ведь именно этого Яна с подачи Палландо от него и добивалась. Эта связь должна была быть разорвана.       Только кто же знал, что это будет так больно…       Девушка поначалу растерялась. Некоторое время она неловко топталась у двери, явно не зная, что делать, но потом все же решилась и присела на край кровати. Яна не настолько глубоко погрузилась в свои душевные страдания, чтобы не заметить ее, и потому через силу взяла себя в руки, проглотив остатки слез.       — Вы снова поссорились? — негромко спросила Сигритт, и в ее голосе Яне послышался едва заметный укор, отчего в горле снова сжался колючий комок. Она сжала кулаки, сдерживая приступ истеричного гнева, подстрекающего выгнать девушку к чертовой матери, и покачала головой.       — Уже давно, — ответила она, вытирая мокрые глаза тыльной стороной ладони. — Но это неважно…       — Тогда почему вы плачете?       — Радуюсь, что жива, — Яна вымученно улыбнулась, всхлипнув в последний раз. Нет уж. Если они сейчас начнут об этом разговаривать, она, пожалуй, пожалеет, что у Френны ничего не вышло. Лучше сменить тему. — Долго я спала?       — Три дня, — отозвалась Сигритт.       Яна едва не подскочила на кровати.       — Три дня?! — испуганно воскликнула Яна. Слезы мгновенно пересохли, но горло стиснула паника. Господи… да это же целая вечность! Времени и так было мало, а теперь его не осталось совсем…       — Оин сказал, что слишком много яда успело проникнуть в тело, — успокаивающе пояснила Сигритт. — Потребовалось время, чтобы он вышел.       — Оин?..       Сигритт неловко развела руками.       — Это была гномья болезнь. Только гномы умеют ее лечить. И еще эльфы, возможно.       Яна поджала губы, нахмурившись.       — Так, подожди… а что же Мелл? — спросила она. — И твой отец? Разве они не вернулись?       — Пока нет, — Сигритт вздохнула, потеребив передник. — Снова были дожди — должно быть, дороги размыло или на переправе вода поднялась…       Не вернулись… А ведь должны были быть здесь еще день или два назад. Яна уставилась на свои руки, поймав себя на том, что тоже нервно мусолит край одеяла.       — Проклятье… — медик досадливо прикусила губу, пытаясь унять вновь охватившее ее беспокойство и подняла глаза. Знала бы она заранее — ни за чтобы не отпустила эльфа. — Завтра ведь новолуние, так?..       — Послезавтра, — поправила Сигритт.       — Все равно слишком скоро, — Яна снова выругалась и откинула одеяло, но девушка вдруг метнулась к ней, схватив за руки.       — Нет-нет, не вставайте… — едва ли не испуганно воскликнула она. — Вы еще слишком слабы…       — Сигритт… я же больше не умираю, — взмолилась Яна, замотав головой, мягко, но упрямо оттолкнув ее руки. — А госпиталь, как я понимаю, до сих пор в долгах…       — Уже нет, — сказала девушка, и, воспользовавшись Яниным замешательством, быстро обхватила ее за плечи и отработанным на десятках пациентов движением уложила-таки обратно в кровать. Медик так растерялась, что даже не стала сопротивляться.       — Как это?.. — недоуменно выдохнула Яна.       — Мы нашли мецената.       Сигритт изо всех сил старалась быть серьезной, даже губы поджала, чтобы не улыбнуться, но все равно уголки ее губ неумолимо ползли вверх. Яна недоуменно разглядывала ее лицо, сперва не очень поняв, зачем нужна эта борьба с собой. Это же здорово! Лучшего повода для радости не придумаешь. Если только…       Вот черт!..       — Только не говори, что это Торин, — в ужасе простонала медик.       — Ну…       Яна закрыла лицо руками, пожелав провалиться к чертям прямо сейчас вместе с койкой.       Ну и зачем?.. Он же всегда ненавидел госпиталь… Это тоже часть прощального дара? Или, скорее, прощальное проклятье: мол, какой судьбы ты себе хотела, такую и получи. Это прямо-таки редчайший талант — преподнести желаемое так, дабы желавшему не было от этого счастья… Отомстить так, чтобы все думали, что помог. Впрочем, если так, то Торин просчитался.       Хуже, если все наоборот, и это был действительно дар — потому что такой подарок можно сделать только от такой огромной любви, которая не случается в жизни дважды. И эту, единственную, Яна уже потеряла.       Ей снова по-глупому захотелось расплакаться, но как раз в эту минуту дверь распахнулась и в комнату буквально влетела Аарна.       — Госпожа! — засмеялась она, так резко бросившись к медику, что Сигритт благоразумно поспешила убраться с ее пути, а сама Яна невольно вжалась в подушку. — Очнулась! Радость-то какая!       — Аарна! — слезы все-таки потекли из глаз, как будто выжатые крепким объятием знахарки. От нее пахло травяным чаем и теплым молоком, уютно и тепло, как в детстве. И почему-то сразу стало легче и даже не так больно, и будто бы даже забылась горечь и боль.       Впервые с момента своего пробуждения Яна по-настоящему обрадовалась тому, что жива.       — Как же ты нас напугала! — Аарна немного отстранилась, окинув коллегу оценивающим взглядом, точно искала последние признаки болезни, но тщетно. — Мы ведь и не подумали бы, что этот маленький камушек убить тебя мог! Знала бы заранее — и на порог эту дрянь не пустила бы!       Яна только покачала головой. Как ни странно, сама она отчего-то не могла злиться на Френну. Не было ни гнева, ни ненависти, ни желания возмездия — только искреннее непонимание и какая-то наивная растерянность, как будто сама мысль о том, что кто-то может хотеть ее смерти в сознании не приживалась. Она, пожалуй, и наказания для нее не желала — только раскаяния. Но это уже вряд ли.       Кстати, раз уж речь зашла о раскаянии…       Вывернувшись из рук знахарки, Яна все-таки села на кровати, выпутавшись из одеяла. Сигритт и Аарна синхронно зашикали, но она решительно замотала головой.       — Мне надо срочно поговорить с Палландо, — сказала она, отмахнувшись от попыток коллег уложить ее обратно.       — Нет уж, — ворчливо пробормотала Аарна. — Если что тебе и надо сделать срочно — так это хорошенько позавтракать и выпить этого своего горького отвара. У нас даже есть немного харадских зерен. Только вчера купила — тебе они понравятся.       — А волшебника все равно нет, — добавила Сигритт.       Яна изумленно замерла, едва коснувшись пола пальцами ног.       — Как это нет?..       — Его уже несколько дней никто не видел, — добавила девушка.       — Да, с той ночи, как он к вам заходил, — подтвердила Аарна. — Его Величество тоже изволили чародея искать — да только без толку. Как сквозь землю провалился.       — Быть этого не может, — Яна недоверчиво посмотрела на обеих подруг, но они вряд ли решили так специфически пошутить.       Что за ерунда? Два дня до новолуния, а его опять куда-то унесло?.. Какого черта?..       — Шатер его на месте и вещи тоже, — успокоила Аарна. — Может, он снова на озеро ушел. Объявится.       Медик помотала головой, неожиданно вспомнив о Тауриэль. Та тоже вроде как ненадолго ушла на озеро, но так и не вернулась… Впрочем, в последнюю неделю «призраки» притихли — быть может, волшебник действительно смог решить эту проблему.       Но, черт, как же не вовремя он исчез!       — Ладно, — она вздохнула, все-таки намереваясь встать. Пусть даже и не ради срочных дел.       — Лежи!       — Не вставай! — одновременно воскликнули обе женщины, но Яна уже поднялась на ноги.       — Нет уж. Сердцу нужна нагрузка, — авторитетно заявила она, на всякий случай прислушиваясь к собственному организму. Вроде бы организм выдержал. — Чем дольше пациент лежит, тем сложнее ему будет восстановиться… Так что я позавтракаю на кухне.       На это никто возражать не стал.              ***              Весть о Янином выздоровлении разлетелась почти мгновенно и, естественно, тут же обросла самыми невероятными слухами. Вообще, как оказалось, в последние дни всякие сомнительные сенсации вырастали вокруг госпиталя, как грибы после дождя. Обсуждали всякое, благо, поводов хватало. И пропажу золота, и бегство и глупую гибель Алфрида, и колдовство, и болезнь и даже смерть самой леди Йанны, и, конечно же, странные визиты некоего посланника из Эребора, с ног до головы укутанного в плащ. Кое-кто подозревал, что таинственная личность была никем иным, как самим Королем-под-Горой, и поверить в это было нетрудно, учитывая их близкую дружбу с хозяйкой. Но своими глазами этого гнома почти никто не видел. Сами жители Горы, потихоньку начавшие осваивать городской рынок, комментировать это отказывались, ибо сами толком ничего не знали. Им было не до того: в Эреборе в эти дни тоже творилось нечто странное. Вся Гора гудела сплетнями о том, что кто-то из приближенных короля готовил мятеж. Его Величество несколько дней почти не появлялся перед своими подданными, так что пошли разговоры, будто наследника Трора то ли ранили, то ли отравили, и теперь он при смерти лежит в своих покоях, и лекари бессильны ему помочь. Якобы для того, чтобы поймать убийцу, даже запечатали крепостные ворота, правда, всего на несколько часов — очевидно, поймали. Еще шептались, что Государев Камень пропал из оголовья трона — его то ли украли, то ли спрятали после неудачной попытки похищения. Иные горячо возражали, уверяя, что все это чушь: король Торин, живой и здоровый, снова принимает просителей, а Аркенстон находится на своем законном месте.       Аарна откровенно веселилась, пересказывая эти слухи, а Яна еще никогда не слушала ее с таким интересом. Ясно, что в этом потоке домыслов, догадок и откровенного вранья правды с гулькин нос, но под самыми невероятными сплетнями всегда скрываются факты, пусть даже порой искаженные до неузнаваемости. Торин, например, действительно несколько раз бывал в госпитале. Да что там, «бывал» — ворвался в дом посреди ночи, едва не выломав дверь, и тут же потребовал отвести его к Яне. Свой, мягко говоря, неожиданный визит он комментировать отказался — он, мол, король, наследник рода Дурина, и если уж ему приспичило повидать умирающую женщину в любое удобное ему время, то кто вы такие, чтобы Его Величеству мешать и тем более задавать какие-то глупые вопросы. Узнав в кулоне драконье стекло, он почти тут же послал за Оином, который, надо сказать, очень помог, подсказав, как быстрее вывести яд из тела. Но и гномий лекарь оказался неразговорчив — с ним весьма кстати случился очередной приступ критической тугоухости. Вот, собственно, и вся история — по крайней мере, та ее часть, которую бригада смогла поведать.       Но все-таки хотелось бы знать, что же такого дурного случилось в Эреборе и за какое страшное преступление Френну обвинили в измене. Если Торин прав, и ее действительно подговорили или заставили, то Яна тоже была крайне заинтересована в том, чтобы выяснить, кто. Все-таки для профилактики внезапной смерти бывает полезно быть осведомленной в том, кто тебе этой самой смерти желает и готов поспособствовать. Только выходит, что кроме самой Френны — никто. Ну, может быть, Алфрид желал бы. И, кстати, Френна принесла кулон как раз накануне его бегства. Мог ли горбун еще и с ней сговориться? Нет, чепуха… Они ведь друг друга даже не знали.       …Тем временем к дому начали подтягиваться посетители — несмотря на неприятные слухи о колдовстве, будто бы отвадившие горожан от госпиталя, многие захотели повидаться с Яной после вестей о ее выздоровлении. Больше, конечно, из любопытства, но все-таки приятно было услышать добрые слова и пожелания. Заходила и Хельга, и Хендрик — и с последним Яна долго разговаривала у себя в кабинете. Оказалось, советника Барда тоже беспокоил его затянувшийся дипломатический визит и позавчера он отправил навстречу посольству гонца — выяснить, что же их так задержало и по возможности поторопить. Очень уж неспокойно в последнее время в городе, все эти пересуды тревожат людей, а отсутствие правителя только подливает масла в огонь. Скорее всего, посланник вернется уже вместе с загостившимся у Трандуила отрядом, а, если что-то случилось с ними в пути, сообщит так быстро, как только возможно.       А вот последнего сегодняшнего гостя Яна ждала. При том казалось, что придти он должен был гораздо раньше, но отчего-то вдруг приобрел привычку к ночным визитам, явившись уже начало темнеть, а улицы опустели.       И очень удивился, когда Яна сама открыла ему дверь.       За этим последовала непродолжительная немая сцена: и гость, и хозяйка некоторое время в изумлении таращились друг на друга. Медик вообще сперва не признала в застывшем на пороге потрепанном бродяге, собственно, волшебника: вместо яркой синей мантии на нем был старый пыльный плащ и какая-то изодранная хламида. А сам волшебник глядел на нее так, словно увидел призрака, что, пожалуй, было вполне понятно: в последний раз, когда они виделись, Яна была почти при смерти.       Палландо, тем не менее, первым обрел утраченный было дар речи.       — Надо же… Выходит, слухи не врут. — проговорил он, оглядев Яну с ног до головы, словно сомневаясь, настоящая ли она. — Не ожидал застать тебя… в столь добром здравии. Ты уже стоишь на ногах…       Удивление его вроде бы казалось искренним и глубоким, Яне померещилось в его голосе что-то неправильное, коробящее. Словно то, что он видел, критически не соответствовало его представлению о «так, как должно быть».       — Вы как будто не рады? — осторожно поинтересовалась она. — Похоже, красивой легенде о моей безвременной кончине сбыться не суждено?       Палландо поджал губы, покачав головой.       — Напрасно ты так. Я не желал тебе зла, — проговорил он. — Рад, что ты поправляешься.       Яна скептически выгнула бровь, едва не сказав что-то вроде «жаль, не вашими стараниями», но в последний момент прикусила язык. Она была зла на Палландо из-за того, что он не только никак не помог ей, а еще и фактически бросил умирать, куда-то в очередной раз пропав. И, конечно, собиралась высказать ему это, но какое-то смутное предчувствие оставило ее остановитьсь.       Она отошла от двери, позволяя ему войти в холл. Волшебник тут же огляделся, даже вытянул шею, чтобы заглянуть в через дверной проем в общую палату. Видимо, хотел убедиться в отсутствии посторонних ушей.       — Мы здесь одни? — спросил он.       Яна замешкалась с ответом. Аарна и Гретта были на кухне, грели воду, чтобы помыться. Конечно же, наверняка болтали без умолку, совсем позабыв о котелках, но их голосов из холла не слышно.       — Да, — сказала она, поддавшись неведомому порыву. «Здесь» — понятие растяжимое, так что можно даже сказать, что не соврала.       — Хорошо, — кивнул Палландо. — Надеюсь, ты успела уладить свои дела? Я намерен забрать тебя из города. Сейчас же.       Яна подняла на него глаза, удивившись этой внезапной спешке, хотя это уже и не имело значения. Но все-таки любопытно: что бы он делал, если бы обнаружил ее все еще без сознания? Завернул бы в ковер и вынес через сад?       — Но до новолуния еще два дня, — осторожно напомнила она.       — Завтра будет уже поздно, — категорично ответил волшебник.       — Почему это?       Лицо Палландо нервно дернулось — то ли в нервной попытке улыбнуться, то ли сдерживая недовольную гримасу. Да он, похоже, действительно торопился. Но ответить все-таки пришлось.       — Боюсь, ритуал, который я хочу провести, требует… завершения подготовки, — нехотя проговорил волшебник.       — И почему бы вам ее не завершить?.. — наивно спросила Яна.       — Мне не достает последнего ингридиента. Я, конечно, достану его не позже завтрашнего вечера, — торопливо проговорил он. — Но это может вызвать… хм… некоторое волнение, которое может помешать нам беспрепятственно покинуть Дейл. Поэтому лучше уйти из города сейчас.       — О, господи! Надеюсь, вы сейчас не о человеческих жертвоприношениях говорите?..       — Нет, что за абсурд! Конечно, ни о каких жертвах не может быть и речи! — Палландо возмущенно фыркнул, не распознав иронии в Янином вопросе. — Но это очень… специфический ингридиент. Его, хм, изъятие будет делом непростым и наверняка вызовет недовольство и даже гнев.       Яна прикусила губу. Пожалуй, пора.       Решиться на саботаж было трудно. Еще труднее — к нему приступить. Хотя саму идею обдумывать и взвешивать не пришлось — на самом деле, Яна уже давно сделала выбор.       Просто боялась это признать.       — Ну, вы можете себя не утруждать, — проговорила она слегка дрогнувшим голосом. — В этом нет необходимости.       — Без него у меня не хватит магии, чтобы открыть портал, — пояснил волшебник.       Пора. Сейчас…       — Вам не надо открывать портал, — выдохнула Яна. — Потому что я не возвращаюсь в свой мир.       Она замолчала и с трудом удержалась, чтобы не зажмуриться — казалось, что за этими словами должен последовать взрыв…       Он и последовал. Правда, триумфальеый грохот Яна услышала только у себя в голове, а в насущном мире, напротив, повисла мертвая тишина. Не пауза в разговоре, а именно звенящее пустое безмолвие, словно все звуки отключили щелком пальцев.       Волшебник не шелохнулся, и ни единый мускул на его лице не дрогнул.       — Что?.. — спросил он, словно не расслышав.       — Я приняла решение остаться здесь, — ответила Яна, уже гораздо увереннее и тверже.       .Палландо не ошибся, когда говорил про серую моль. Вспоминая свою прежнюю жизнь, Яна с каждым разом находила все меньше причин, отчего она настолько хороша, что стоит к ней вернуться.       А здесь… Здесь ей, конечно, не стать королевой, но есть вещи куда более значимые, чем даже пресловутая истинная любовь. Любимое дело, любимое детище, верные друзья. Возможность бросить вызов самое реальности — и выстоять. Возможность сделать мир лучше — и почувствовать, как он _становиться_ лучше. Возможность стать чем-то значимым.       И, что самое важное — теперь она знала, что может это сделать.       Потому что реке действительно наплевать на камень, который упал на дно или даже перегородил русло. Она стремиться к океану — и попадет в океан. Все будет так, как должно быть. И то, что отражает изнанка реальности, изменить не под силу даже богам, а уж каким образом оно там отражается — значения не имеет.       Но волшебник, конечно же, не стал бы ее слушать.       — Приняла решение? — прорычал он, и теперь его лицо исказил гнев. — И с чего ты взяла, что у тебя появилось право решать?       — А почему вы считаете, что у меня этого права нет? — тут же вернула вопрос Яна, воинственно сдвинув брови.       На щеке волшебника надулись желваки — он стиснул зубы, сдерживая негодование, но оно все равно оставалось заметным, буквально выплескиваясь из гневно сверкающих глаз.       — Потому что ты здесь чужая, — процедил он. — Это не твой мир!       — Значит, станет моим, — решительно кивнула Яна. — Я согласна принять его правила. И могу пообещать, что не буду вмешиваться ни во что, кроме собственной жизни.       Палландо криво усмехнулся, покачал головой.       — Неужели? Но твоя жизнь здесь разрушена. Твой лазарет вот-вот погибнет. Люди больше не верят тебе. И твой драгоценный гном теперь ненавидит тебя, — его улыбка стала почти издевательской. — Ты уверена, что хочешь остаться?..       Яна поджала губы, сдержав мрачную улыбку, так и рвущуюся на лицо. Если бы этот разговор состоялся пару дней назад, едкое замечание волшебника попало бы в яблочко. Но он, очевидно, пока не знал о прощальном даре Торина.       А еще почему-то наотрез отказывался учитывать человеческий фактор.       Самое ценное, что у нее было — не золото, не дом, не репутация, а люди, ее «бригада». И этого более, чем достаточно, чтобы снова начать с нуля или даже из глубокого минуса.       Но если Палландо не может этого понять — то пусть, пожалуй, и остается в неведении.       — Тогда вам тем более не стоит беспокоиться, — проговорила Яна, обезоруживающе пожав плечами. — Я снова стану серой молью, бессильной что-либо изменить. Вопрос только в том, в какой реальности. Вот и все.       Волшебник подозрительно сощурился, пристально глядя ей в глаза, как будто пытаясь разглядеть через них мысли в ее голове. Яна выдержала его взгляд, внутренне сжавшись в ожидании бури — уж конечно, ее решение пришлось магу не по вкусу, но она готова была его защищать, долго и упрямо. Уговаривать, убеждать, умолять, ругаться… Но этого не потребовалось.       Палландо вдруг презрительно поморщился и, мотнув головой, отвернулся.       Ладно, — неожиданно покладисто проговорил он. — Но учти — это твой единственный и последний шанс. Если ты вдруг передумаешь снова, пути назад не будет.       Яна нервно прикусила губу, едва сдерживая истерическое хихиканье.       Серьезно? И это все?..       — Я не передумаю, — поспешно заверила она, пока Палландо не передумал. — Можете быть уверены.       — У тебя есть еще один день, — сказал волшебник. — Подумай еще. Хорошенько подумай, женщина. Потому что ты можешь совершить ошибку, о которой потом горько пожалеешь. Ты всегда будешь чужой в этом мире. Всегда.       — Я с этим как-нибудь справлюсь, — сказала Яна.       Палландо скривился, но спорить не стал.       — Посмотрим.       Когда он ушел, Яна закрыла за ним дверь и задвинула на засов, прижавшись спиной к жестким дубовым доскам и тяжело, прерывисто вздохнула.       Неужели все?.. Получилось?..       Ей хотелось смеяться — не столько от радости, сколько из-за нервного перевозбуждения. Она-то думала, что придется сражаться, но все оказалось так легко!.. Даже странно. Ведь Палландо так долго убеждал, что этот мир из-за нее непременно развалиться на куски, а в итоге сдался почти сразу… Ха! Может, надо было с самого начала так сделать?..       Или…       Или это неспроста?..       Яна удивленно умолкла, буквально споткнувшись об эту мысль. А ведь и правда — слишком уж просто все получилось. Так ведь не бывает, где-то должен быть подвох… Может, Палландо только для вида согласился, а на самом деле что-то задумал?..       А может он что-то задумал гораздо раньше?..       Не зря же он так спешил… не просто так поменял приметную мантию на изодранный балахон… И что это за ингридиент такой ему надо достать, что потом будут волнения и гнев?..       И какого, кстати, совета просила у него Френна?..       Осознание прогремело в голове раскатом грома. Скорее очень сильное чувство, чем оформленная мысль. Образы и воспоминания закружились перед глазами, швыряя в лицо обрывки образов и фраз.       «Без него у меня не хватит магии, чтобы открыть портал».       Вспыхнувший циферблат электронных часов, внезапно оживших в сиянии камня.       «Это не единственное преступление… измена…»       «Камень либо украли либо спрятали…»       «Его изъятие будет делом непростым и вызовет недовольство и даже гнев…»       «Ее веля чья-то злая воля…»       «Она просила совета…»       «Кто желал тебе смерти?»       «Лучше будет, если ты просто умрешь…»       О боже…       Яна в ужасе прижала ладонь ко рту, таращась в пустоту перед собой, но видя совсем иное. Все новые и новые кусочки головоломки появлялись перед ней и с победным щелчком соединялись, и каждый вставал на свое место.       Это был Палландо. Палландо… Волшебник, истари, страж Средиземья…       Тот, кто хотел ее убить. Тот, кто солгал ей. Не ошибся, а именно солгал.       Яна медленно сползла на пол, пораженная этой догадкой, как ударом молнии. Она все еще не понимала до конца… Она могла и ошибаться… Ведь волшебнику незачем ее убивать.       «Лучше будет, если ты просто умрешь…», насмешливо возразил голос мага.       Нет. Нет, нет, нет, нет, нет… это невозможно! Так не может быть! Ерунда, бессмыслица! Чушь!       Или — единственно возможное объяснение. Которое подходит. Идеально укладывается в этот чертов паззл. И, кроме того…       «Я достану его не позже завтрашнего вечера…».       Господи. Не позже завтрашнего вечера…       Значит, Торина надо предупредить прямо сейчас!