Здесь обитают драконы

      На то, чтобы написать и отправить все письма, ушел почти весь следующий день. Яна разрывалась между смотровой, письменным столом и ратушей, где, как ей казалось, она должна была заночевать. Чувствовала она себя еще хуже, чем вчера: ни сон, ни тонизирующие капли из запасов Мелла никак не помогли восстановить силы. А к концу дня снова начала кружиться голова.       Хендрик, исполняющий обязанности правителя в отсутствие Барда, был не так гибок, как его непосредственный начальник, и критически не уверен примерно во всем, поэтому уговорить его на что-то внеплановое было почти невозможно. В итоге он все-таки объявил сбор горожан в ратуше и позволил Яне обратиться к ним, но случилось это только вечером. Медик к этому часу настолько устала, что даже толком не запомнила, что говорила на собрании. Кажется, она была жалкой и неубедительной. Вернувшись в госпиталь, она тут же поднялась в свою комнату, буквально упала на лежак и почти мгновенно заснула.       А утром ей стало хуже.       Как водится, собственные симптомы медики склонны недооценивать, и поэтому вчерашнее недомогание Яна списала на стресс. Но теперь уже стало ясно, что все гораздо серьезнее, чем простое и очевидное «перенервничала».       Не смотря на все тревоги, Яна спала долго и крепко, но при этом чувствовала себя так, словно не сомкнула глаз всю ночь. Она ощущала себя неподъемно тяжелой и вялой, и казалось, будто сил не хватит даже чтобы пошевелить рукой. Тем не менее, Яна попыталась сесть, но почти тут же со стоном упала обратно — тело-то поднялось, а мозги как будто остались на подушке. Кажется, она даже отключилась на пару мгновений, а, когда пришла в себя, на лице и груди выступила мерзкая липкая испарина.       Вот черт…       Яна зажмурилась, вытерла дрожащей ладонью лоб, заодно прикидывая, нет ли лихорадки. Не было: кожа казалась холодной, как у трупа. Да и самочувствие в целом было примерно соответствующее…       Полежав пару минут, она попыталась встать снова, на этот раз перевернувшись на живот и осторожно приподнявшись на локтях. В глазах снова потемнело, но уже вроде бы не так сильно и резко. Медик опустила голову, упрямо решив удержаться в сознании. Кулон, последний подарок Торина, выскользнул из-за ворота и упал на подушку — крупная кровавая капля на тонкой цепочке из мерцающего середра. Яна сосредоточенно вглядывалась в переливы алых искр в его глубине и одновременно прислушивалась к себе. Вроде бы ничего не болело… не было ни ломоты костей, ни озноба, только легкая тошнота и непонятная эта слабость. Хотя, почему — непонятная? Все очень даже очевидно. Банальная гипокликемия. Яна, как ни старалась, так и не смогла припомнить, когда в последний раз ела за последние два дня — как-то было не до того, да и аппетит у нее совершенно пропал. Аарна вроде бы что-то говорила про бульон, и даже приносила какую-то миску в ординаторскую, но Яна про нее совершенно забыла. Кажется, это было вчера… Или нет, еще раньше — вчера она весь день писала письма и искала гонцов, просто-напросто забыв о еде.       Вот ведь балда!.. Так переживала за спасение госпиталя, что о себе даже и не подумала, как будто можно было отделить свой отчаявшийся дух от бренной плоти. Хотя для истощения вроде бы рановато, но на фоне стресса всякое может быть. Надо просто хорошенько поесть… Желательно чего-нибудь сладкого, чтобы поднять глюкозу. Да, верно. Отличная мысль. Вот бы еще тошнить перестало…       Постепенно ее все-таки начало отпускать. Голова еще кружилась, тело было как ватное, но все-таки слушалось и не пыталось больше саботировать подъем.       Не без труда одевшись, она спустилась вниз. В зале было непривычно темно и тихо, только из ординаторской доносился голос Аарны, что-то негромко напевающей под нос. С кухни пахло кашей — несмотря на кризис, Грета так и не оставила своего поста.       Поколебавшись, Яна все-таки свернула в ординаторскую. Несмотря на слабость, одна только мысль о еде вызывала у нее новый приступ дурноты. Вот уж точно — кусок в горло не лезет…       — Доброе утро, — сказала она, отодвигая полог. Аарна, занятая штопкой собственного фартука, подняла голову, чтобы ответить, но вдруг испуганно ахнула, так и застыв с открытым ртом.       — Госпожа!.. — воскликнула она, выронив шитье и прижав обе руки к губам.       Яна невольно отступила назад, крайне озадаченная такой реакцией.       — Что такое, Аарна? — непонимающе спросила она. — Ты как будто призрака увидела…       — Да ты сама как призрак! — выдохнула знахарка, торопливо поднимаясь из-за стола. — О, Единый!.. спаси нас…       Она взяла Яну за плечи и, не обращая внимания на ее вялые попытки отмахнуться, усадила на лавку.       — Со мной все в порядке, — проговорила медик. Несмотря на твердый тон, получилось неубедительно: как раз в этот момент ее одолела накатившая вдруг слабость, и присесть оказалось очень даже кстати.       — Да что-то не верится, — проворчала Аарна, с тревогой осматривая ее лицо. — Бледная, как покойница… тебе бы полежать сегодня…       — Может быть, — поморщилась Яна. В комнате стало как-то слишком уж темно и, похоже, фыркнувшая фитилем лампадка не имела к этому никакого отношения. — Сигритт еще нет?       — Она в ратушу пошла, — знахарка покачала головой, приложив ладонь к Яниному лбу. — Ох, отец наш Единый! Да ты как рыбина холодная!       Медик одарила ее мрачным взглядом из-под нахмуренных бровей, хотя пассаж про рыбину был не оскорблением, а констатацией факта, с которым трудно было поспорить. В итоге она решила его просто проигнорировать.       — В ратушу? Зачем это?..       — Хочет все-таки Хендрика уговорить, — Аарна приподняла Янин подбородок и с укором цокнула языком, — Вот что, госпожа. Возвращайся-ка ты к себе. Завтрак я тебе принесу, да прослежу, чтобы ты все съела. Нельзя себя до такой немощи доводить — ты ж едва глаза открытыми держишь!..       Яна раздраженно дернула головой, отшатнувшись от ее руки. Никакая это не немощь, просто небольшое недомогание!..       — Да что за ерунда! — рассердилась она. — У меня пациенты!..       Она попыталась встать, но Аарна положила ей руки на плечи, усадив обратно.       — Нет у тебя сегодня пациентов.       Медик возмущенно фыркнула.       — Как это — нет? Я сегодня ждала Хемрика и Варду, а Лодди надо снять лубки, пока не… — она вдруг наткнулась на сочувствующий взгляд знахарки и осеклась, умолкнув на полуслове. — Что такое?..       Аарна тяжело вздохнула, опустив глаза.       — Они не придут, — тихо, нехотя сказала она.       — Почему это? — по инерции возмутилась Яна, но выражение лица коллеги кольнуло ее очередной тревожной иголочкой, заставив умерить пыл.       Знахарка прикусила губу, и едва слышно проговорила, так и не подняв глаз, словно каясь:       — В городе говорят, что госпиталь закрывается, а тебя вот-вот арестуют за долги.       Вот тут-то и следовало бы бурно вознегодовать, но от удивления Яна не смогла произнести ни звука. Мысли протестующе взбурлили: как это может быть? Кто им такое сказал? Они там с ума посходили что ли?.. Ведь она вчера сама изложила все как есть при доброй половине города: дела действительно плохи, но не настолько же!..       Или… это она чего-то не знает?..       — Но это же не правда, — Яна так и не решила, чем это должно быть: утверждением или вопросом, так что на выходе получилось нечто среднее. — У нас нет таких долгов!       Яна заранее подсчитала: имеющихся денег хватит на то, чтобы расплатиться по счетам — впритык, но хватит. Хотя, конечно, хотя бы по некоторым статьям было бы приятнее получить отсрочку, но пока она еще не вела таких разговоров. Если уж кому она и останется должна, то явно не настолько много…       — Я-то знаю, госпожа, — выдохнула Аарна. — Но ходят слухи…       Ах, ну конечно. Слухи. Яна раздраженно потерла переносицу: могла бы и сама догадаться. Людская молва похожа на вирус: распространяется быстро и постоянно мутирует. Даже самая безобидная новость способна буквально в считанные часы превратиться в нездоровую сенсацию: один не расслышал, другой недопонял, третий приврал для красного словца… Похоже, она снова фатально ошиблась: рассчитывая, что ее речь в ратуше как раз-таки сократит количество нездоровых домыслов, на самом деле невольно их породила.       Проклятье…       — Чушь какая-то, — досадливо пробормотала медик. — Ничего не понимаю… Мы ведь никогда и ни с кого не брали денег — что людям наши долги?.. им-то чего бояться? Это ведь не повод забросить лечение!..       — Ох… госпожа… — Аарна взглянула на нее с такой пронзительной жалостью, что Яне вдруг стало страшно.       — Ты ведь чего-то не договариваешь, верно? — осторожно уточнила она.       Знахарка поджала губы, снова отведя взгляд, словно не хотела говорить. Со       — Еще они говорят о колдовстве, госпожа. Будто ты промышляешь черной магией, чтобы исцелять.       Тут уже Яна не выдержала.       — Что?! — воскликнула она, подскочив было с лавки, но в итоге неуклюже оступилась и совсем неизящно плюхнулась обратно, притом весьма болезненно.       Это еще откуда взялось?! С долгами-то понятно — она действительно могла вчера выразиться неаккуратно, но — колдовство?..       — Это всего лишь слухи, — торопливо проговорила Аарна, снова положив руку ей на плечо, словно пытаясь заякорить. — Глупые люди всякое болтают. Но…       — Но?..       Знахарка развела руками.       — Теперь-то они болтают чуточку громче. Сдается мне, кто-то нарочно распускает эти сплетни. Но они хуже мора…       Яна нахмурилась. Нарочно?.. Значит, это кому-то надо? Бессмыслица какая-то… Кому могло понадобиться целенаправленно очернять ее имя? Неужели она как-то умудрилась нажить себе врагов? Или это какие-то тайные конкуренты?..       — Но ведь это просто… клевета! — сдавленно проговорила она. Болезненно пересохшее горло неприятно хрипело. — Я же говорила… Ты ведь знаешь… все знают, что…       — Да, — Аарна успокаивающе коснулась ее плеча. — Да, я знаю, госпожа. Но дураков у нас в Дейле хватает… и они-то обычно громче всех голосят. Да порой так громко, что и умные начинают сомневаться.       Прикусив губу, Яна замотала головой. Дураков-то хватает везде. Но это ведь не просто глупость, а прямое вредительство! Притом не только лично Яне или даже госпиталю целиком — а всему городу! Без квалифицированной и доступной медицинской помощи люди будут болеть и страдать, расплодятся всяческие шарлатаны… Неужели кому-то от этого будет хорошо?..       Нет, никому не будет.       Но все будет, так, как и должно быть.       Яна ухватилась за эту мысль, выцепив ее из мутного хоровода, вращающегося у нее в голове. Так, как должно быть… Как должно быть…       — Не слушай их, — сказала Аарна, и вроде бы сложившаяся в голове мозаика вновь разлетелась на запчасти. — Вот Бард вернется — и разгонит этих баранов. Он-то в обиду тебя не даст.       Не даст, это верно… Даже не из-за личной приязни (которая все-таки как-то между ними зародилась) и не из-за старшей дочери, а потому, что знает, как госпиталь важен для Дейла. Но полагаться только на Барда и его добрую волю… скажем так, недальновидно. Да и когда он еще вернется? Сегодня, завтра, через несколько дней? А с этими народными новостями может быть важен каждый час — кто знает, к чему может привести подобное обвинение? Еще повезет, если отделаешься подмоченной репутацией, а не костром…       Яна мотнула головой, оперевшись руками о стол.       — Нет, так не пойдет, — решительно сказала она, поднимаясь с места. — Если мы сейчас с этим не разберемся, то…       Фразу она не закончила. И даже не поняла, что и как произошло в следующую секунду — вот только что перед глазами была залитая светом лампадки комната, лицо Аарны, скомканный белый фартук на столе…       А потом вдруг не стало ничего, кроме тьмы.              ***              Снова открыв глаза, Яна обнаружила себя лежащей на лавке в смотровой. На фоне выбеленного потолка плавали какие-то размытые темные пятна, постепенно превращающиеся в знакомые лица, расмазанные мерцающим туманом. Но Яна все равно узнала их. Аарна, Грета, Сигритт…       Секундой позже включили звук — и тут же выкрутили на полную громкость. Слишком резкие и высокие голоса ударили по ушам, отозвавшись резкой, пульсирующей болью в затылке.       — …принеси воды, быстро!       — …окно открыть, тут же дышать-то нечем…       — …будет в порядке?..       Яна поморщилась и застонала.       — Она приходит в себя, смотрите! — лицо Сигритт приблизилось и обрело болезненную четкость.       — Госпожа! Как ты?.. — рядом из тумана выплыла и Аарна.       Яна мотнула головой, пытаясь уклониться от руки знахарки, потянувшейся к ее лицу. Отчего-то показалось, будто Аарна собирается ткнуть ей пальцем в глаз, хотя вряд ли она действительно собиралась это сделать. Изображение странно подрагивало, как будто мир показывали по монитору с отходящим кабелем.       — Что… случилось?.. — выговорить эти два слова оказалось неимоверно трудно. Лицо и горло словно окаменели.       — Ты в обморок упала, — ответила знахарка, гКоснувшись пальцами ее влажного от пота лба. — Совсем холодная…       — Все в порядке, — торопливо проговорила Яна, попытавшись приподняться на локтях, но в глазах тут же снова потемнело. Аарна прозорливо уложила ее обратно на скамейку. Сил воспротивиться этому не нашлось.       — Нет, госпожа, — твердо сказала знахарка. — Быть может, я и меньше твоего знаю, и пальцы у меня уже не такие ловкие, но я много чего повидала на своем веку и, уж поверь, могу отличить здорового человека от больного. И ты, госпожа, не здорова.       Яна хотела возразить, но смогла только безголосо зашевелить губами.       — Но если бы леди Йанна заболела, то сама бы, наверное, это поняла, разве нет? — с тревогой спросила Сигритт, повернувшись к Аарне.       Знахарка отрицательно замотала головой.       — Она уж несколько дней этого не замечает…       Ох. Разговоры в третьем лице. Не очень хороший знак. Неужели она действительно настолько утратила связь с реальностью, что собственная команда этак заочно признала ее недееспособной?       — Всего лишь обморок, — проговорила Яна в ответ на обращенные к ней взгляды, хотя и сама не понимала, зачем. — Я здорова… Просто плохо спала…       — Зачем же ты врешь, госпожа? — Аарна с укором покачала головой. — Может, других-то ты и сможешь обмануть, а вот себя — вряд ли. Погляди.       Сказав это, она взяла Янину руку (пальцы ее показались горячими) и поднесла к ее глазам. Медик сначала не поняла, к чему это, но потом все-таки смогла сфокусировать взгляд и ее снова прошиб холодный пот.       Кончики ее пальцев посинели.       Вот черт…       Это точно не гипокликемия…       Осознание навалилось тяжелым грузом намертво придавив Яну к скамейке. Она ошарашенно разглядывала собственную кисть, не в силах выговорить ни слова. Как, черт возьми, она умудрилась это пропустить?..       Да ясно, как. Симтомы нарастали постепенно, а у нее было слишком много более важных дел, чтобы прислушаться к себе.       — Вот что, — резко вздохнула Аарна и выпрямилась. — Сигритт, позови-ка ты брата. Перенесем ее наверх…       Яна ничего не сказала.       Теперь ей стало по-настоящему страшно.                     ***              — Ну, сколько? — спросила Аарна, подкрутив клапан, чтобы спустить остаток воздуха из манжеты.       — Восемьдесят на шестьдесят, — сказала Яна, опустив руку с манометром. Странный у них получился осмотр: у одного медика не хватало сил, чтобы сжать грушу, другая совершенно не отличала друг от друга арабские цифры. Яна, правда, после заклинания Гендальфа тоже видела на шкале только непонятные закорючки, но давно уже научилась ориентироваться на положение стрелки.       — Плохо? — спросила знахарка.       Яна кивнула, немного помолчав, подбирая понятные слова.       — Сердце сокращается недостаточно сильно, — тихо проговорила она. — Оно отчего-то не может перекачивать кровь, как положено.       «Отчего» она объяснять не стала, потому что сама не знала ответа на этот вопрос. «Кардиомиопатия неясного генеза» — вот и весь диагноз. Причин может быть множество, но ни одно сердечное заболевание не может разогнаться за два дня на ровном месте, без боли, признаков воспаления и вообще каких-либо предпосылок. Разве что у Яны откуда-то оторвался тромб, вызвавший инфаркт, который она как-то умудрилась проморгать… Или это редчайшая болезнь такоцубо, что было бы, конечно, иронично, но вот только пациентка слишком молода и достаточно привычна к стрессам, чтобы умереть от «синдрома разбитого сердца». Скорее уж это похоже на отравление каким-то токсином, угнетающим сердечную деятельность, но и яд должен откуда-то взяться — она не пила и не ела ничего, чего бы не употребляли остальные обитатели госпиталя. А прицельно отравить ее могли только самые близкие — Аарна или Сигритт, но надо было бы отрастить себе паранойю куда более раздутую, чем даже у одного знакомого короля, чтобы их подозревать.       — И что теперь делать? — спросила знахарка, снимая манжету с Яниной руки.       Медик болезненно поморщилась. Чтобы знать, что делать, надо знать причину. Чтобы знать причину, неплохо бы располагать чуть более широким спектром диагностических инструментов, чем тонометр, градусник и фонендоскоп. В любой машине «скорой» есть переносной аппарат ЭКГ, но очень жаль, что Яна не догадалась прихватить его с собой перед прыжком в иное измерение… Сейчас очень бы пригодилось.       …А еще у машины скорой есть колеса, которыми она может доехать до больницы, где есть томографы, аппараты УЗИ и чертова прорва других очень полезных штуковин, без которых даже самый квалифицированный врач не может сказать примерно ни черта. Как же ей, оказывается, невероятно везло, что до сих пор не встретилось никаких серьезных патологий, требующих продвинутой диагностики! Забавно, что она сама и оказалась тем первым обреченным пациентом, которого без нормального оборудования нельзя даже диагностировать — не то, что спасти.       — Я не знаю, — честно ответила медик.       Можно было бы, конечно, попробовать применить адреналин — он поднимет давление, подстегнет угнетенное сердце. Это средство здесь не так уж и трудно достать — городской мясник с радостью продаст не слишком востребованные потроха. Но это временная мера. Очень временная. И не факт, что адекватная. Если сердечная мышца по какой-то причине истончилась, сердце просто лопнет, не выдержав избыточного давления…       А если это тромб или стремительная ишемия иной этиологии, что помочь может только операция на открытом сердце. Но она и сама не решилась бы провести ее в подобных условиях — есть куда более гуманные способы угробить человека.       Так что, скорее всего, это все. Геймовер, как говорил один коллега.       Странно, но это не вызвало у нее вообще никаких эмоций.       — Может, у Мелла есть какие-то травы?.. — предположила знахарка.       — Может, — бесцветным тоном отозвалась Яна.       «Но вряд ли».       — Ты умрешь?..       Яна повернула голову, взглянув на коллегу из-под полуопущенных век. Аарна выглядела спокойной, но ее выдал взгляд. В глазах знахарки стояли слезы.       — Мы все умрем, — проговорила медик, мрачно усмехнувшись. — Мы же не эльфы.       Отчего-то сама она ощущала себя удивительно спокойно. Эти хрестоматийные пять стадий принятия, видимо, полная чушь. Смешно было бы что-то отрицать (это уже проехали), и Яна не чувствовала гнева (на кого, в конце концов, злиться?), и, тем более, не имела ни малейшего желания торговаться (опять же, с кем?). Может, она просто еще не осознала до конца, а, может, у нее просто не осталось душевных сил на эту эмоциональную кадриль. Она, в конце концов, научилась почти спокойно относиться к смерти. Не всех можно спасти. Иногда даже себя нельзя.       — Рано еще сдаваться, госпожа, — покачала головой Аарна. — Ты молодая и сердце у тебя сильное. Ты еще можешь выздороветь…       Яна невесело улыбнулась. Наверное, даже лучше, что знахарка ничего не понимает. Оптимизм — следствие недостатка информации.       Да и есть ли вообще смысл «не сдаваться»? Будь Яна настоящим средневековым лекарем, не обремененным современным образованием, она бы сказала, что ее тело просто не хочет жить. И была бы недалека от правды. Зачем сердцу биться, если оно разбито?.. для чего эти систолы и диастолы, если сама душа уже бьется в агонии?..       Чушь, конечно. Иррациональная реакция загнанного мозга, страдающего от нехватки кислорода. Такая же иллюзия, как религиозные видения во время клинической смерти. Но эта идея, тем не менее, оказалась патологически живучей и быстро переросла в стойкое убеждение, иммунное к большинству разумных доводов вроде «так не бывает».       — Будем надеяться, — выдохнула она и снова отвернулась.       Насчет стадий принятия она все-таки ошиблась, не сумев признать в своей обманчивой невозмутимости единственную, которую не смогла логически оспорить.              ***              Волшебника никто специально не звал, он явился без приглашения и в такое время, когда приличные люди визитов вежливости не совершают — поздно вечером, когда Гретта и Сигритт уже ушли по домам. Но Аарна была рада его появлению: уж раз ее госпожа признала свою медицину бессильной, оставалась надежда лишь на старые-добрые чары. Яна ее оптимизма не разделяла. Маги не слишком-то помогли им после битвы, или, точнее сказать, не помогли вовсе.       К этому моменту медик уже почти не вставала с постели: болезнь прогрессировала не просто быстро, а стремительно.       Палландо проявил непривычное участие, но уже через пять минут под каким-то предлогом отослал дежурившую у Яниной постели знахарку, а, когда она ушла, закрыл и запер дверь на засов. Сочувственное выражение моментально сползло с его лица, словно волшебника накрыла незримая тень.       — Значит, ты умираешь, — заключил он, бросив на Яну тяжелый взгляд. Тон его был спокойным и ровным, как будто он говорил о какой-то рутинной ерунде.       — Похоже на то, — мрачно ответила Яна, решив обойтись без церемоний, раз уж и маг их опустил.       Палландо отошел от двери, неторопливо пересек комнату и опустился на кресло рядом с притащенной из общей палаты койкой (собственной кроватью Яна так и не обзавелась).       Какое-то время они провели в тишине. Волшебник сидел с непроницаемым выражением лица, постукивая пальцем по подлокотнику кресла и, хотелось бы верить, что думал. Яна тоже размышляла, разглядывая его неподвижную фигуру. Наверное, Аарне удалось-таки заразить ее своей наивной надеждой в могущество волшебства, потому что сейчас Яну раздирало болезненное противоречие между здоровым и привычным скепсисом и отчаянным желанием верить.       Черт его знает, на что способна (или не способна) местная магия и какую власть она имеет над телами… Яна этого так и не поняла. Правда, она особо и не интересовалась. Но волшебники, определенно, действительно порой могут видеть больше, чем обычные люди…       В конце концов, она ведь не собиралась просить чудес. Только немного ясности.       — Вы можете сказать, что со мной? — спросила она, медленно, заторможенно — не то преодолевая собственное сомнение, не то пытаясь прорваться сквозь порожденное болезнью оцепенение.       — Неужели ты сама этого не знаешь? - вопросом на вопрос ответил волшебник.       Яна подняла на него измученный взгляд. Сам по себе вопрос казался издевкой, хотя голос Палландо был мягок, и, пожалуй, даже ласков. Возможно, Яне следовало бы разозлиться... если бы это имело значение. Пожалуй, куда больше ее возмущало, что придется снова тратить силы на то, чтобы говорить, если она все-таки хочет получить ответ.       - Не знаю, - честно сказала она, и от собственных слов ей стало вдруг тошно. Она отвернулась, уставившись в потолок. Все-таки эта тоненькая иголочка в словах мага кольнула больнее, чем можно было ожидать: признавать перед ним свой диагностический провал было... унизительно. - А вы?..       Палландо поджал губы и тоже отвел отвел глаза.       — Твое пламя угасает, — проговорил он, словно колеблясь.       Понятнее не стало. Если это было метафорой, то Яна и без волшебника была очень даже в курсе. Впрочем, вряд ли изначально стоило ждать точного диагноза…       — Вы можете мне помочь? — спросила она без особой надежды.       Волшебник, к ее удивлению, кивнул.       — Могу дать тебе зелье, которое поддержит твои силы, пока ты не вернешься домой, — сказал он. — Полагаю, там тебя излечат.       — Паллиатив?.. — Яна нервно усмехнулась. — И это все, что магическая наука может мне предложить?       Палландо одарил ее еще одним странным взглядом и мрачно проговорил:       — Да.       Она презрительно фыркнула, устремив взгляд в потолок. Было одновременно и смешно и обидно.       — Толку от вашей магии…       — Как и от твоей медицины, — парировал волшебник. — Ты ведь и сама не смогла себя спасти.       — Я хотя бы пыталась.       — И потерпела неудачу, — Палландо поднялся с кресла, зашуршав мантией. — Но это, пожалуй, даже к лучшему. Будет весьма удачно, если все закончится именно так…       Яна вздрогнула, недоуменно глянув на волшебника, но взгляд наткнулся на складки синей мантии на его спине — Палландо отвернулся к окну.       Ничего себе!.. Он что, только что порадовался ее весьма вероятной смерти?..       — О чем вы? — спросила Яна, от такого поворота даже почувствовавшая себя бодрее — видимо, возымел-таки действие адреналин.       — О том, что останется в памяти тех, кто тебя знал, — не оборачиваясь, ответил Палландо. — Ты, как это ни печально, не можешь просто исчезнуть или «уехать домой». Эти твои няньки слишком привязались к тебе.       — Медики, — негодующе поправила Яна. — Они — медики….       — Неважно, — отмахнулся волшебник. — Лучше будет, если для них ты просто умрешь. Тогда твоя история здесь закончится навсегда и больше никто не будет тебя ждать. Полагаю, я смогу выставить все так, словно ты тихо скончалась в своей постели от неведомой болезни.       Яна возмущенно поджала губы. Вот оно что… Палландо, значит, верен себе — хочет, чтобы все вышло «чистенько». Уж конечно, в этом случае ему на руку смерть иномирки, которая всю дорогу была ему костью в горле!.. Хорошо еще, что смерть ненастоящая. По крайней мере, хотелось бы в это верить.       — Сволочь вы, — сквозь стиснутые зубы процедила она, откинув голову на подушку.       — Это мой долг, — отозвался Палландо, пожав плечами.       — Засуньте его себе… поглубже, — зло ответила Яна.       Палландо, наконец, отвернулся от окна, удивленно взглянув на собеседницу, словно ожидая, что она уточнит, куда, но напрасно.       — Успокойся. Очень скоро ты окажешься дома, живая и здоровая, — спокойно проговорил он. — И еще будешь меня благодарить.       Яна в этом сильно сомневалась, но предпочла промолчать.              ***              Ночью она проснулась от того, что стало нечем дышать. Удушье пришло вместе с приступом паники, которая и выдернула ее из небытия, словно в мозгу сработал какой-то предохранитель, врубивший тревожную сирену. Но, даже успокоившись и заставив себя вдохнуть полной грудью, она чувствовала, что воздуха ей не хватает.       Похоже, к сердечной недостаточности прибавилась еще и легочная. Если действительно так, то счет пошел даже не на дни — на часы. И, значит, зелье волшебника не очень-то помогло…       Вот и все. История действительно заканчивается.       Яна облизала пересохшие губы, и, хотя не видела в том особого смысла (вряд ли сейчас кто-то из ее бригады мог бы что-то сделать), хрипло выдохнула:       — Аарна?..       Голос так ослаб, что она даже не удивилась, что никто не откликнулся. Она позвала снова, уже чуть громче — насколько хватило сил, но с тем же результатом. Впрочем, это с самого начала было бесполезно — когда глаза немного привыкли к темноте, Яна поняла, что в комнате, кроме нее, никого нет. В кресле у ее постели лежал ворох каких-то тряпок, а вот Аарна исчезла: не то вышла куда-то, не то и вовсе отправилась спать, решив, что после зелья жизни пациентки до утра ничего не угрожает.       Проклятье…       Разумнее всего было бы попытаться позвать на помощь. Яна могла бы дотянуться рукой до столика у постели и, скажем, уронить кувшин. Вряд ли звон разбитой глины перебудит весь госпиталь, но Аарна спит довольно чутко — может быть, и услышит. Во всяком случае на ее месте Яна бы обязательно сходила бы посмотреть, что это там сверху такое грохочет.       Возможно, она так бы и поступила, но тут удушье навалилось на нее с новой силой — да так, что потемнело в глазах. И в этот момент она с ужасающей четкостью поняла: она умрет, и ничто и никто в этом мире уже не в силах этого изменить.       Ее тело почти что билось в агонии. Задыхалось, отчаянно напрягало ребра, пытаясь заставить отказывающие легкие работать, истекало липким холодным потом. А разум при этом был холоден и спокоен: мысль о неизбежности смерти избавила его от страха. От нехватки кислорода голову наполнила мутная, липкая пелена, и мысли вязли в ней, как мухи в меду, но при этом внутри, к собственному изумлению, властвовало удивительное, ледяное спокойствие.       Она умрет. Это — конец. Точка. Финал истории. Звать на помощь бессмысленно: никто уже ничем не смогут ей помочь. Им не хватает ни знаний, ни навыков — потому что она не успела их как следует обучить, пусть даже и очень старалась. Они, конечно, попытаются, но только зря потратят время… Так что лучше оставить все как есть. «Тихо скончаться», как сказал Палландо.       Забавно, но сейчас Яна вдруг вспомнила, как тяжело и неохотно возвращался к жизни Торин. Он тоже не хотел, чтобы его спасали. Неудивительно — ему тогда казалось, что он потерял все, что было ему дорого: племянников, отца, здравый рассудок, камень этот свой дурацкий… А ведь с ней теперь произошло то же самое. Все, чем она жила в этом мире, теперь разрушено и рассыпалось прахом. Доверие людей, госпиталь, друзья, любимый (ах, ну теперь-то уже пора это признать!..) мужчина, и даже сама ее жизнь, эта хлипкая серая ниточка, которой душа привязана к телу.       Даже смешно, право слово: чем все началось, тем и закончится. Только роли поменялись.       Отчего-то от мысли о Торине ей было больнее всего. На какой-то миг от приступа сожаления даже расхотелось умирать. Ну что это за сказка такая?.. Все в ней неправильно. Отдавать концы в одиночестве — такой себе финал. Вот если бы в объятиях возлюбленного, разделив с ним свое последнее дыхание — вышло бы куда романтичнее…       Боже… какая же чушь… наверное, это из-за гипоксии…       Кажется, это была последняя адекватная мысль в ее жизни.       …Иногда случается так, что пациент, уже будучи буквально одной ногой в могиле, способен совершать немыслимые с точки зрения физиологии вещи. Страх смерти приводит к выбросу адреналина: так организм в последнем рывке мобилизует остатки сил, пытаясь себя спасти. Черт его знает, что руководит телом в эти отчаянные минуты, но уж точно не здравый смысл.       Яна скатилась с койки и с трудом, не жалея остатков сил, поднялась на ноги. Кровь стучала у нее в ушах, мир перед глазами мигал, то погружаясь в темноту, то обретая неестественную яркость. Она понятия не имела, как ей удалось дойти до окна и открыть ставни. А, главное, зачем?.. разве что для того, чтобы этак изящно и пронзительно самоубиться.       Глупо же ожидать, что он все еще будет там…       Ноги подкосились и Яна осела на пол, но упрямо вцепилась пальцами в подоконник. Подняла голову, вглядевшись в темное и хаотичное переплетение ветвей, поймавших в сети кроны сияющее серебром звездного света небо.       — Роак…       Естественно, ей никто не ответил. Торин наверняка давно отозвал ворона. Но, тем не менее…       — Роак… Пожалуйста…       Тишина.       — Прошу… скажи ему…       Где-то на задворках сознания мелькнула мысль: это форменный идиотизм. Тратить последние ресурсы организма, чтобы позвать того, кто не сможет и не захочет услышать — очень, очень глупо.       Яна улыбнулась, прислонившись виском к краю подоконника. Ну… да. И кто ее за это осудит?..       — ...скажи ему, что…       Скажи, Роак, что она солгала. Что хотела бы, чтобы сейчас он был рядом. Чтобы простил ее. Чтобы снова обнял, погладил по волосам, а она бы свернулась калачиком на его коленях, чувствуя его тепло и слушая, как бьется его сердце. И тогда бы ей стало совсем-совсем нестрашно и не больно. Но только вряд ли на эту речь хватило бы сил и дыхания. Честно говоря, она не была уверена, что и на одно слово чего-нибудь хватит. Даже если это самое важное слово.       И Яна выдохнула его в темноту, уже не осознавая, слетело ли оно с ее губ или осталось в немеющем горле.       Она не услышала, как удивленно охнула знахарка, задремавшая в кресле под старым одеялом и вдруг проснувшаяся от дурного предчувствия, проникшего сквозь пелену тревожного сна. Не почувствовала как падает, не ощутила боли от удара…       Это была даже не тьма.       Просто — пустота.       Ничего.       Собственно, она никогда и не думала, что будет иначе.