Здесь обитают драконы

      Следующий день прошел без происшествий. Яна как-то прожила его, почти ничего не запомнив. Она с кем-то говорила, что-то делала, ела какую-то еду, едва ощущая ее вкус, но все это не имело никакого значения или смысла. Скоро ее здесь уже не будет. Все это закончится. Она вернется домой. Это хорошо. Все будет хорошо…       И это мерзкое чувство неотвратимой потери, конечно же, пройдет. С Аарной, Меллом и Сигритт все будет в порядке. Да и с Торином, пожалуй, тоже. У него есть Дис, Френна… его друзья. Его народ, в конце концов… Что ему какая-то чужеземная девица?       А Яна переживет. Чай, не первый раз.       Хорошенько подумав, она решила никому пока ничего не говорить. Лучше дождаться возвращения Мелла, а заодно и самой успокоиться и расставить по полочкам перемешавшиеся в смятении мысли и чувства. Сейчас она была уж точно не в состоянии подобрать правильные слова и, тем более, отвечать на вопросы, которые неизбежно возникнут.       О своем вчерашнем разговоре с Торином она вообще старалась не думать, запихав воспоминания о нем в самый дальний уголок сознания и заперев на самый крепкий замок-запрет. Очень уж сильно они жглись, разъедая любую коснувшуюся их мысль подобно соку ядовитой травы.       Палландо, в конце концов, прав… С Торином все будет хорошо. А вот насчет себя она была не уверена.       В целом, однако, весь день Яна вполне сносно справлялась с тем, чтобы держать себя в руках и считала, что ей прекрасно удается делать вид, что ничего не случилось.       Только в этом она ошибалась.       После обеда, когда госпиталь погрузился в сонную тишину, Яна убиралась в смотровой. Пациентов теперь было не то чтобы мало, но такого аврала, как в первые недели после битвы, более не случалось, так что персонал в итоге ужался до семи человек: собственно, «бригада» с Яной во главе, кухарка и две санитарки. Прачечную в подвале вообще упразднили, так как оказалось дешевле и проще пользоваться услугами городского учреждения, чем держать не слишком занятый в текущих условиях постоянный персонал. Впрочем, работы у Яны все еще хватало: после скандального увольнения Алфрида на нее (хотелось бы верить, что временно) свалились еще и вся бухгалтерия, в которой она после мастер-класса от Торина начала немного разбираться. Правда, при этом все-таки предпочитала малодушно откладывать эти дела чуть ли не до последнего момента. Уж лучше мыть полы, ей-богу… Уборка хотя бы успокаивает, а не доводит до отчаяния. И хорошо было бы все-таки найти на эту должность специально обученного человека, но спрос на счетоводов в Дейле сейчас значительно превышал предложение.       Только сейчас хотелось бы об этом не думать. Вообще лучше не думать ни о чем, очистить голову, избавиться от тревоги…       Тряпка смачно шлепнулась на пол, темные потеки мыльной воды расползлись по полу блажной кляксой. За стенкой, в комнате Алфрида, гудели голоса — должно быть, Ярре опять задержалась у своего подопечного. Должно быть, беседа для обоих была приятной и непринужденной — Яна слышала их смех. Это почему-то жутко раздражало, ибо на фоне собственных бед чужое веселье жгло, как соль на воспаленной ране. Яна стиснула зубы, стараясь не обращать на это внимания и снова шумно закинула тряпку в ведро. Она могла бы это прекратить, но делать этого не стала. Странно, что Ярре нравится Алфрид, но разве же плохо, что хоть кому-то он нравится? Пусть смеються. Рано или поздно горбун и с ней выкинет какой-нибудь фокус — и Ярре либо стерпит, либо тоже отвернется от него…       Яна критически осмотрела блестящий от влаги пол. Вообще-то было достаточно просто его протереть — убирались в этой комнате так часто, что краска уже начала слезать с досок. Надо бы их заменить на каменные плитки, как в операционной, но при одной мысли о куче счетов и договоров с рабочими, которые придется при этом порождать, ей стало дурно. Да и влетит в копеечку…       Да и заниматься этим придется, скорее всего, не ей…       Вздохнув, медик подцепила ведро за ручку и направилась к двери, но буквально на пороге столкнулась с Аарной.       — А, вот ты где, госпожа, — знахарка шагнула в комнату, но, увидев мокрый пол остановилась у самого входа. — Всюду тебя ищу…       — Что-то случилось? — спросила Яна, встревоженно нахмурившись. Если в холле не бегают и не орут — это отнюдь не значит, что все спокойно. Одно из самых неприятных открытий, сделанных Яной в этом мире, состояло в том, что понятие «ЧП» для госпиталя отнюдь не всегда связано только лишь с медициной. Это может быть что угодно — от некачественно отремонтированной крыши, начавшей вдруг протекать, до оказавшейся червивой крупы, закупленной на месяц вперед. Однажды всему персоналу даже пришлось полночи ловить крысу, опрометчиво решившую поселиться в теплом и уютном старом доме и до полусмерти напугавшую кухарку. Мелл категорически отказался ее травить, так что пришлось всем штатом проводить мероприятия по гуманной депортации захребетницы, и это привело к такому хаосу и бардаку, что все Дейлские грызуны навек зареклись приближаться к столь беспокойному месту.       Знахарка как-то странно посмотрела на медика, и, кивнув самой себе, закрыла дверь.       — Вот я это узнать и хочу, — проговорила она. — Что у тебя случилось? Ты со вчерашнего дня как оглушенная ходишь, и глаза у тебя опухли, точно от слез. Такие-то вещи ведь не скроешь, как ни старайся — это все видят. Няньки уже шепчутся, понадумали всякого…       Яна удивленно вскинула брови. Не то чтобы она всерьез полагала, что на ее заплаканное лицо никто не обратит внимания, просто надеялась, что никто не спросит… по крайней мере, прежде, чем она сама решиться обо всем рассказать. Ведь раньше никто не спрашивал. Только это было сильно «раньше». В другой Вселенной.       — И чего же они понадумали?.. — вздохнув, спросила она.       — Да всякую чушь, как всегда, — фыркнула Аарна, отмахнувшись, но тут же вновь стала серьезной. — Ты не сердись, госпожа… Я не из любопытства справляюсь. Мы с Сигритт о тебе волнуемся сильно.       Яна уныло кивнула. Какая ирония!.. В те далекие дни, когда ей действительно была нужна поддержка, рядом не оказывалось никого, кто был бы достаточно внимателен и чуток, чтобы ее поддержать (а ныть о своих проблемах она с детства была не приучена). А вот когда она предпочла бы справиться сама, внезапно обнаружилось, что у нее все-таки есть друзья…       Вздохнув, она поманила Аарну рукой, и, наплевав на свежевымытый пол (черт бы с ним), подошла к кушетке, откинула пеленку и присела на самый краешек. Аарна опустилась рядом.       Начать было сложнее всего. Но Аарна не торопила. Она могла бы терпеливо просидеть рядом и десять минут и час, или даже весь день, если бы они обе обладали такой роскошью, как «свободное время».       Наконец, Яна вздохнула и решилась.       — Ты же знаешь, что Торин… ухаживал за мной?       Аарна сухо усмехнулась. Вопрос был риторическим.       — Все об этом знают, — сказала она. — Вы и не таились-то особо…       Яна пожала плечами. Тоже неудивительно.       Она глубоко вздохнула.       — Я отказала ему. Совсем. Мы больше не будем видеться.       Сказать это оказалось проще, чем она думала. Даже более того — поделившись с кем-то, Яна почувствовала, что груз, лежащий на сердце, стал как будто немножечко легче.       — Ты?.. — ахнула Аарна. — Ох…       Некоторое время они молчали. Аарна задумчиво хмурила брови, разглядывая дощатый пол, Яна думала о том, что сказать, если знахарка начнет спрашивать дальше. «Мы не подходим друг другу»? Смешно. Здесь такое просто не поймут, сочтут бессмысленной блажью. Так или иначе это возвращало к необходимости рассказать кое о чем еще, но это было гораздо сложнее. Как вообще об этом сообщить, чтобы тебя не сочли сумасшедшей? «Ты знаешь, я на самом деле не с юга, а из другого мира…». Если бы полгода назад кто-то зашел с этим к самой Яне, она бы без промедления сдала бы этого несчастного психиатрам.       А, может, это все — только отговорки. И на самом деле Яна просто-напросто трусила.       Аарна вдруг шумно вздохнула, подняв голову.       — Знаешь, госпожа, не только слезы твои всем видны, — проговорила она. — Как и горе, счастье от чужих глаз не скроешь. А ты такой счастливой была в эти дни, словно изнутри светилась…       Яна болезненно поморщилась.       — К чему это ты, Аарна?..       — А к тому, что не поверю ни за что, что ты сама это решила, — прозорливо предположила знахарка, прищурив глаза. — Вот так, без причин… Ты же вчера такой от него вернулась, верно? Он что-то тебе сделал? Он тебя… обидел?       — Господи, нет! — возмущенно воскликнула Яна, поняв, что она имела ввиду. — Только не Торин…       — Ты уверена?..       — Уверена, — твердо заявила Яна. — Аарна, не надо строить теорий… И… говорить об этом никому не надо. Просто… так вышло, вот и все.       Знахарка хмыкнула.       — Как скажешь, — тихо сказала она. — И мириться с ним ты не хочешь?..       — Думаю, не захочет он, — печально проговорила Яна.       Аарна промолчала.              ***              Утро снова выдалось хмурое и неуютное. Для начала местного лета такая погода, кажется, была совсем не обычна — многие сетовали на непривычную сырость и слишком уж холодные ночи. Яблони в саду роняли пожелтевшие раньше времени листья и едва завязавшиеся плоды. Они и цвели-то этой первой весной не то чтобы охотно, и, скорее всего, от избытка воды уже начали подгнивать. Одна радость — плесень по такой погоде росла, как… собственно, да, как грибы. Жаль только, что ничего путного из этого теперь уже не выйдет — слишком мало времени. Придется все выкинуть.       Яна отпустила очередного пациента и выглянула в холл. Насколько она помнила, все плановые пациенты на сегодня закончились, а экстренных пока, хвала богам, не случилось, но проверить все-таки стоило. Как оказалось, не зря: на одной из новеньких сосновых скамеек обнаружилось аж два посетителя в почти одинаковых мокрых плащах. Судя по тому, как близко они сидели, пришли явно вдвоем и, похоже, буквально только что — даже луж с одежды еще толком не натекло.       Ах, да. Еще это были гномы.       — Добрый день? — окликнула их Яна. — Я могу вам помочь?       «Плащи» переглянулись, на миг обратив друг к другу зевы широких капюшонов, и один из них соскочил со скамейки, обратившись к медику приятным и низким женским голосом:       — Леди Френна желает говорить с вами. Готовы ли вы ее принять?..       Яна удивленно вскинула брови. Френна?.. Поговорить?..       Естественно, это не могло не настораживать. Помня о своем единственном пока разговоре с Дис, Яна невольно напряглась. По ее мнению, говорить им с будущей невестой короля было не о чем: никаких претензий друг к другу они теперь не имели и иметь не могли, даже теоретически. Значит, почти наверняка назревал очередной малоприятный сюрприз.       Но, тем не менее, отказываться было бы неправильно. И дело даже не в том, что в этот момент где-то под сердцем шевельнул слабенькими крылышками призрак эфемерной надежды…       — Леди Френна жалуется на самочувствие? — на всякий случай уточнила Яна, изо всех сил стараясь сказать это так, чтобы при всем желании нельзя было уловить в ее тоне и намека на издевку. А то мало ли…       — Нет, — твердо ответила гномка. — Просто желает побеседовать с вами.       — Ладно, — кивнула Яна. — Проходите.       Френна тоже встала и обе женщины скинули капюшоны. Та, что говорила с Яной (наверное, служанка) казалась немного постарше. Ее каштановые волосы были заплетены в косу, уложенную венцом вокруг головы — скромно и строго. Сама леди предпочитала обходиться без имитаций: ее роскошную прическу снова украшала золотая диадема, только теперь другая, в виде стилизованного солнца с короткими зубьями-лучами. Выражение лица соответствовало: Френна, как и в тот вечер, когда они столкнулись у шатра Палландо, была холодна и смотрела на Яну с легким, но явным презрением. И куда-то делась та милая девушка, с которой они когда-то повстречались на лугу?..       Яне пришлось поломать голову над тем, куда их отвести. Оставаться с этими двумя дамами наедине в кабинете отчего-то не хотелось, предложить пойти в мокрый сад или в смотровую было бы невежливо, а в ординаторскую с вечным бардаком на столе — стыдно. Подумав немного, она все-таки остановилась на последнем варианте. Оттуда, в крайнем случае, их будет проще всего выгнать, да и Аарна или Сигритт, если что, окажут поддержку.       Гномки снова сели рядом, устроившись на ближайшей к выходу скамье, Яна заняла место напротив. От горячего чая гостьи отказались, и даже плащи снимать не стали. Судя по тому, с какой брезгливостью они оглядывались по сторонам, боялись запачкаться.       — Чем же я обязана? — спросила Яна, отметив, что невольно подражает холодному светскому тону Торина. Она досадливо прикусила губу — грубить или ехидничать с этими девицами намерения не было, просто как-то само собой получилось, как будто собственный голос больше ей не подчинялся. Проклятье…       — У меня послание от нашего короля, — надменно заявила Френна.       — Послание?.. — сердце отчего-то забилось сильнее.       Но нет. Нет… Все кончено… Умри, надежда. Пожалуйста, умри…       — Торин не нашел в себе сил придти сам, — пояснила гномка, глядя на медика из-под полуопущенных век. Это горделивое выражение очень портило ее лицо, делая похожей на сонного теленка.       — В Эреборе дела настолько плохи, что благородные девицы вынуждены подрабатывать посыльными? — с неожиданным даже для себя раздражением спросила Яна. Да и слова вышли грубыми и злыми, выдав ее с потрохами.       Если Френна и обиделась, то виду не подала, лишь слегка изогнув губы в холодной улыбке.       — Ему для этого поручения нужен был верный гном, — с достоинством проговорила она. — Тот, который его не предаст.       Не прозвучи в этих словах укора, Яна легко бы его додумала. Все-таки чувство вины пока ее не отпустило, но боль от потери была сильней. Но Френне знать об этом совсем не обязательно.       — Извините, — приглушенно пробормотала медик, массируя переносицу, как будто это могло помочь унять почти неосознанную неприязнь. Френна, очевидно, прекрасно знала о том, что произошло и, как казалось, сейчас с удовольствием наблюдала за метаниями несостоявшейся соперницы… Хотя, может, Яне это просто казалось. В любом случае, злиться на гномку бессмысленно. — Нервы ни к черту в последние дни. Как он?..       — Уже гораздо лучше… Как видишь, — кивнула Френна, и улыбка ее стала чуть шире. Яна пристально оглядела ее от макушки до талии (прочее скрывал стол), но так и не поняла, что она должна была «увидеть». Вероятно, предполагалось, что само ее явление должно было что-то доказать.       — И чего он от меня хочет? — устало спросила Яна.       — Он просил передать, что принимает твое решение и полностью с ним согласен, — отчеканила гномка, зачем-то качая головой в такт своим словам. — Но хотел бы в последний раз принести извинения за то, что прежде бывал с тобой груб.       — Это уже ничего не изменит.       — Естественно, — фыркнула гномка, закатив глаза. — Но Торин не считает правильным оставлять обиды нерешенными. Тебя он простил. И хочет, чтобы ты тоже простила его.       Яна нервно усмехнулась, всплеснув ладонями над столом.       — Без проблем. Я его прощаю.       Френна снова качнула головой, как собачка-болванчик на приборной панели. Черт, какая раздражающая привычка…       — В таком случае прими вот это, — провозгласила гномка, неопределенно взмахнув рукой, чтобы подать знак служанке. — Он просил тебе передать. Его прощальный дар.       Темноволосая гномка расторопно извлекла из складок плаща небольшой предмет, с вычурной торжественностью поставив его на стол перед медиком.       Яна с интересом призвинула «дар» к себе. Шкатулка, вырезанная из камня с красивыми бело-оранжевыми разводами, сама по себе могла бы быть дорогим подарком — по крайней мере, в родном Янином мире такие штуки стоили недешево (хотя, возможно, у гномов этого добра настолько много, что в Горе они вообще не имели ценности). Внутри нее на подложке из кусочка кожи лежал кулон — маленький камешек в форме слезы на длинной цепочке. Яна невольно удивилась контрасту между упаковкой и содержимым — украшение выглядело слишком просто для гномьей сокровищницы. Такие штуки можно было купить на рынке за пару медяков, хотя камень, пожалуй, был действительно необычный — он вроде бы напоминал отполированный черный агат, но при ближайшем рассмотрении оказался полупрозрачным, со потрясающей ирридацией — если покрутить в руках, то под определенным углом в темной глубине вспыхивали пурпурные и алые искры. Даже странно, что самоцвет удостоился лишь самой незатейливой оправы — при желании гномы могли даже кусок угля обработать и упаковать в металл так, что у всех бы дух захватило от его внезапно проявившейся красоты.       С другой стороны, подарки Торина редко были просто подарками. Почти каждый из них можно было трактовать как некое высказывание, облаченное в материальную форму. Так что не исключено, что Яна имела дело с очередной его реликвией — может быть, ничего не значащей для его народа в целом, но имеющей огромное личное значение.       К слову, о фамильных реликвиях…       — Посланник обычно носит сообщения в обе стороны, не так ли?.. — спросила медик, кое о чем вспомнив. — Я тоже должна кое-что ему отдать. Или, точнее, вернуть…       Она торопливо отцепила от пояса ножны с гномьим клинком и протянула его Френне. Возможно, это было неправильно с точки зрения традиций, но лучшего момента, чтобы сделать это, могло уже не представиться. Возвращаться в Эребор ради этого Яна не собиралась, да и сомневалась, что теперь туда ее пустят, а передавать такую вещь через волшебника еще более неправильно — но уже с моральной точки зрения. Пусть лучше вернет его эта гномка… возможно, именно ей теперь им и владеть.       Глаза Френны жадно вспыхнули, едва она увидела эти ножны. Привстав, она потянулась за ними, позабыв даже о своей манерности — так, видимо, велико было ее желание обладать этой вещью. Но прежде, чем пальцы гномки коснулись рукояти, рука Яны некстати дрогнула, словно кто-то сильно ударил ее по запястью, и нож каким-то образом выскользнул из чехла. Яна опрометчиво и бездумно попыталась его поймать втрой рукой, но, естественно, не преуспела: клинок полетел на пол, как-то хитро извернувшись в полете… и упал на крашенные доски плашмя.       Френна испуганно вздрогнула, как-то затравлено втянув голову в плечи. Ее служанка, вытаращив глаза, тут же согнулась, чтобы заглянуть под стол и ахнула:       — Не воткнулся!..       Яна недоуменно уставилась на девиц и покачала головой. Ну и что? Подумаешь, случайность, как будто сами никогда не роняли ножей… хотя, кажется, Торин говорил, что у гномы считают такое дурной приметой, но сам он все равно в них не верил. Вздохнув, она наклонилась, подняла нож и все-таки отдала его Френне.       Разговор, пожалуй, подошел к концу.       Яна проводила гостий к выходу. Снаружи гномок ждали двое гномов-стражников и пони. Они холодно попрощались, не обещая заглянуть еще, и Яна вернулась под крышу, не имея ни малейшего желания растягивать проводы.       Она искренне надеялась, что больше никогда этих двоих не увидит.              ***              Разговор с Френной снова выбил Яну из колеи. Проклятье… Столько сил она потратила на то, чтобы вернуть утраченное равновесие, а теперь, похоже, придется начинать сначала!..       Ну почему, почему он никак ее не отпустит, даже уже отпустив?..       С досадой ругая себя, она вернулась в ординаторскую — хотела немного посидеть в тишине. Но, к ее удивлению, в комнате неожиданно обнаружилась Ярре, сиделка Алфрида.       — Ты что здесь делаешь? — в сердцах бросила Яна, тут же, впрочем, устыдившись. Санитарка-то уж точно ни в чем не была виновата — просто подвернулась под горячую руку… Правда, обычно ни она, ни другие «няньки» в закуток под лестницей не заходили, так что медик несколько удивилась, застав ее тут.       — А… госпожа… — Ярре испуганно обернулась, прижавшись к столу. — Я… я просто убрать здесь хотела…       Яна виновато отвела глаза. Вот, от самой себя уже противно — вызверилась на ни в чем не повинную женщину ни с того ни с сего… Проклятый стресс.       — Ничего, я сама уберу, — проговорила она как можно мягче. — Извини.       Ярре робко улыбнулась и кивнула.       — Да ничего страшного, госпожа… — пролепетала она. — У вас-то все хорошо? Что-то вы бледны?..       — Все нормально, — привычно отмахнулась Яна.       — Может, чаю вам принести? — предложила Ярре.       — Нет, спасибо, — отозвалась медик. Вообще, конечно, было бы неплохо, но просто хотелось остаться одной. — Оставь меня, пожалуйста.       «Нянька» понятливо кивнула и исчезла за пологом. Яна проводила ее взглядом и покачала головой. Нехорошо как-то вышло…       Немного посидев и успокоившись, Яна достала из кармана передника подаренную Торином шкатулку, задумчиво повертела в руках. Кулон она сначала хотела выкинуть. Чтобы с глаз долой — и вон из сердца, ибо нет ничего хуже болезненных напоминаний. Но уже почти зашвырнув цепочку в ближайшую сточную канаву неожиданно передумала — просто не поднялась рука. Да, эта штука будет причинять ей боль… Но, с другой стороны, раны всегда болят, когда заживают. Начальный этап излечения — это воспаление. Всегда. Душевных ран это тоже касается.       К тому же, ей отчаянно хотелось оставить себе что-то на память. А выкинуть прощальный дар подгорного короля она всегда успеет. Делов-то… Главное, дождаться, когда больше не будет возникать желания перерыть чертову канаву, чтобы его вернуть.       Она надела камень на шею и спрятала под одеждой.       До конца дня она чувствовала себя разбитой и расклеившейся. Несколько раз, когда нужен был нож, привычно тянула ладонь к поясу и каждый раз вздрагивала, ощущая непривычную пустоту там, где была его рукоять. Последней каплей стало то, что она еще и как-то умудрилась потерять связку ключей. Ими не то чтобы часто пользовались — запиралась только кладовка на первом этаже, где теперь хранилась бочка с золотом, но по закону подлости именно сейчас кто-то неудачно захлопнул дверь в ее плесневую лабораторию, а Яна хотела там все убрать и вымыть.       Ключи как в воду канули. Совершенно точно, в последний раз Яна видела их в ординаторской, но, обыскав все и заглянув во все углы, начала уже сомневаться в своем трезвом уме и доброй памяти. В кабинете их тоже не оказалось. В конце концов она плюнула и решила, что лучше оставить это до завтра. Не могла же чертова связка пропасть вообще с концами. Из дома ее точно не выносили… Впрочем, к черту. Найдется завтра…       К вечеру она настолько извелась, что начала кружится голова. Неприятно так начала кружится, со всякими дрянными спецэффектами вроде немеющих кончиков пальцев и легкой тошноты. Наверное, из-за стресса. Как хорошо себя в руках не держи, а против кортизола не попрешь… Правда, эффект какой-то странный…       Решив, что никакой пользы от нее уже сегодня не будет, Яна налила себе чаю с мятой и заперлась у себя, моля всех богов, чтобы никому не понадобиться до утра. Ей надо было выспаться.       Пытаясь уморить себя окончательно, чтобы устать до состояния, когда проваливаешься в сон без вопросов, Яна принялась разбирать бумаги на своем столе, одни откладывая в сторону, чтобы просмотреть их позже (хочешь не хочешь, а все текущие дела надо закрыть…), а другие сразу бросая на пол, чтобы завтра же выкинуть или сжечь. Первых, к сожалению, было больше, чем вторых.       Она едва дошла до середины первой стопки, когда неожиданно наткнулась на письмо во вскрытом конверте. На уцелевшей сургучной кляксе была вытеснена стилизованная фигура ворона, выпустившего когти…       Дыхание в груди перехватило. В груди снова шевельнулась какая-то глупая, невозможная надежда, но потом Яна сообразила, что конверт уже вскрыт и вспомнила, что письму этому уже много недель — ведь она так и не прочитала его… Сначала не могла, потом не хотела, а после это и вовсе стало неважно…       Несколько секунд она тупо смотрела на конверт, пытавшись укротить противоречивые эмоции, охватившие даже сквозь навязанное эльфийским зельем оцепенение. Есть ли в этом смысл?.. Это ведь было так давно… будет только хуже…       Судорожно вздохнув, она развернула письмо — так же безрассудно и отчаянно, как самоубийца давит на спусковой крючок.       И начала читать.              «Милая ведьма.       Я снова был неправ. Не скрою, что главный из моих недостатков состоит в том, что мое сердце острее разума. Его решения — как молния, которая всегда сверкает прежде грома, порой ослепляя меня. Доводилось ли тебе смотреть на мир, освещенной молнией, моя госпожа? Эта вспышка так сгущает тени, что порой мы не можем ничего рассмотреть, кроме того, что находится совсем близко или более всего пугает нас. Иногда это спасает жизнь, позволяя заметить крадущегося в темноте врага, но чаще лишь сбивает с толку.       Когда я увидел вас в твоем саду, мое сердце снова озарило мир блеском молнии: я увидел то, чего больше всего боялся. А боялся я того, что кто-то другой отнимет тебя у меня, точно так же, как прежде у меня отнимали всех, кто был мне дорог. Глупая, бессмысленная ревность порой ничем не отличается от приступа трусости, который одолевает тех, кто идет в свой первый бой.       Но ты заставила голос разума громом прогреметь в моей голове. Твоя смелость, твоя преданность всегда восхищали меня, с первой минуты, когда я обнаружил, что Махал послал мне женщину, которая смеет мне возражать и которую я не в силах заставить мне подчиниться. Я думал, что он наказал меня тобой, но чем больше я узнаю тебя, тем сильнее убеждаюсь — ты не кара моя, а награда. Награда, которую невозможно завоевать.       И снова я сожалею, что причинил тебе боль своими подозрениями. Я не должен был сомневаться в тебе, как не должен сомневаться в пути, которым ведет меня сам Махал. Никакими словами не передать, как сожалею я о том, что когда-то был с тобою груб.       Я знаю, что тебя не обмануть ни блеском золота, ни сиянием самоцветов. Но, чего бы ты ни пожелала, я готов исполнить твою просьбу в искупление своей неправоты. Расскажи об этом Бофуру, и он передаст мне твою просьбу, а я даю тебе слово, что исполню ее.       В ожидании твоей милости,       Торин».              Измятый листок выпал из дрожащей руки. Яна прижала пальцы к губам, тупо глядя на расплывающиеся перед глазами строчки. И все, что было в ней живого, в эту минуту умирало в агонии.