Здесь обитают драконы

      *Асистолия — букв. «отсутствие систолы», т.е. сердечных сокращений. Остановка сердца иными словами.              Стражники у ворот пропустили Яну без вопросов. Даже имени своего называть не пришлось — только лишь при ее приближении оба гномьих воина вытянулись по струнке и символично вскинули секиры в приветственном салюте. Впрочем, судя по выражению их лиц, они вряд ли испытывали восторг по этому поводу. Пусть никто не смел ослушаться приказа короля, но иметь свое мнение гномам не мог запретить даже Торин. Любопытно, что он собирался делать с этим, когда…       Впрочем, неважно. Теперь — уже неважно…       В Зале Королей, примыкавшем к воротам, ее встретил Балин. Как всегда, он был вежлив и обходителен, хотя и казался несколько озадаченным.       — Признаться, госпожа, ваш визит весьма неожидан, — проговорил он, кланяясь ей. — Письмо опередило вас всего на час…       — Да, я знаю… — Яна смущенно улыбнулась, незаметно прикусив губу. Ей эта идея с внезапным явлением в Эребор тоже не нравилась. — А где сейчас Торин? Мне надо его увидеть.       — В тронном зале, — ответил гном. — Он освободиться примерно… эээ… чуть позже. Могу ли я пока предложить вам чашку чая? Или, может, бокал вина?..       Яна покачала головой.       — Нет-нет, я ненадолго. Лучше подожду там. Можете меня проводить? Боюсь, я не запомнила с первого раза, как идти…       Балин нахмурился, но спорить не стал.       В прошлый раз Торин нарочно вел Яну длинной дорогой, чтобы побольше показать, но, как оказалось, до тронного зала есть и более короткий, хотя и не такой зрелищный путь. Уже через десять минут они оказались у подножья той самой жуткой лестницы над пропастью, но сегодня Яна так нервничала, что почти не обратила на нее внимания.       Торин был действительно занят. Вокруг его трона собралось не меньше десятка гномов, по большей части незнакомых. Яна узнала лишь Двалина, да и то с трудом: облаченный в доспехи и расшитый серебром плащ, он совсем не походил на того угрюмого, насквозь мокрого громилу, каким она его запомнила во время памятного потопа в подвале…       Наверное, это был какой-то важный совет: гномы спорили, порой повышая голос, трясли полуразвернутыми свитками, экспрессивно взмахивали руками. Сам Торин говорил редко, но если уж открывал рот, то все прочие умолкали. Яна невольно на него загляделась, даже забыв, что надо смотреть под ноги. Он казался таким спокойным, таким сильным и мудрым… Весь мир в этот момент словно крутился вокруг него. А, может, и вовсе не было больше мира — он померк и смазался, расплылся, как намоченный дождем акварельный этюд.       Это было почти физически больно.       Торин, будто бы полностью поглощенный разговором, вдруг повернул голову, и их взгляды встретились. Губы гномьего короля тронула едва различимая улыбка — и Яна была единственной, кто увидел ее, ибо эта улыбка была предназначена только ей.       — Похоже, нам пора сделать перерыв, — громко сказал Торин, оборвав какого-то гнома буквально на полуслове.       — Ваше величество?.. — растерянно переспросил тот, и прочие гномы негромко зароптали — уж больно неожиданным было это заявление.       — Не упорствуй, Хугин. Я выслушаю тебя позже, — безапелляционно заявил король и окинул советников властным взглядом. — Через час я жду вас всех в Зале Судий. Ступайте.       Гномы вразнобой поклонились ему и начали расходится. Кто-то из них заметил Яну, бросив случайный взгляд на мост и понимающе улыбнулся, но ни единого шепотка или даже многозначительного хмыкания советники себе не позволили, удалившись в почти полной тишине. Наверняка перемоют Торину косточки после… если у них будет такое желание.       Едва стих гулкий звук их шагов, гном позволил себе расслабиться — было видно, что его осанка стала куда менее напряженной и властной.       — Благодарю, Балин. Ты тоже можешь идти.       Старый гном коротко и почтительно поклонился и, развернувшись прямо на узком мосту, направился обратно. Яна с тревогой проводила его взглядом, рассеянно думая, будет ли он ждать ее там, чтобы проводить до ворот или вообще уйдет. Было бы крайне глупо заблудиться на обратном пути…       Впрочем, глупостей уже совершено немало. Одной больше, одной меньше…       Торин шагнул ей навстречу, теперь уже не пряча улыбки.       — Йанна… хорошо, что ты пришла, — проговорил он, взяв ее за руки. — Ты написала, что больна. Все хорошо теперь?       — Да. Просто вчера голова разболелась из-за погоды, — пробормотала Яна, неловко сжав его ладони. — Ерунда.       — Хорошо, — кивнул Торин, приобняв ее за плечи, чтобы проводить к трону. — Но ты выглядишь… усталой.       — Разве что немного, — она изогнула губы в улыбке, настолько фальшивой и разнящейся с раздирающими ее чувствами, что едва смогла совладать с собственными мимическими мышцами.       Торин обеспокоено сдвинул брови, вглядываясь в ее лицо. Конечно же, он видел, что что-то не так, но допытываться не стал. По крайней мере, сейчас. Или здесь.       — Давай уйдем отсюда, — предложил Торин. — Лучше нам поговорить в месте более приятном и светлом.       — Нет-нет, я ненадолго, — Яна замотала головой, освобождаясь из его объятий. — Я… просто должна кое-что сказать тебе. Я…       Она запнулась, потому что в горле внезапно пересохло. Яна сглотнула, на миг закрыв глаза, не в силах видеть его лицо и эту проклятую мягкую улыбку, этот теплый взгляд, в котором читалась искренняя тревога. Сейчас уже не помогут ни щиты шаблонных фраз, ни отточенные алгоритмы, которые долгие годы позволяли избежать эмоциональной вовлеченности в чужую боль. «Мне очень жаль» никогда еще не казалось таким лицемерным. И, одновременно, таким искренним…       Ладно… ладно. Надо просто сделать это быстро. Раз — и все. Это как с уколом — чем дольше медлишь, тем больнее и травматичнее получится.       — Я решила, что нам лучше больше не встречаться, — скороговоркой выпалила Яна, и ее саму затошнило от вульгарности этой фразы. Как в дурном сериале…       — Что?.. — Торин нервно усмехнулся и замотал головой. Вряд ли переспросил оттого, что не расслышал. Скорее, не понял. Не поверил. Даже не перестал улыбаться, как будто это была какая-то не очень удачная шутка. — Ты имеешь ввиду — до официальной помолвки?..       Яна судорожно вздохнула, набирая побольше воздуха в грудь и заставила себя заглянуть ему в глаза.       — Не будет никакой помолвки, Торин. И свадьбы тем более не будет. Я… хочу все это закончить.       Вот так. Быстро и коротко, на выдохе. Так ведь это делают, верно?..       Торин едва заметно вздрогнул, поглядев на нее с искренним непониманием.       — Почему?..       Выдержать его взгляд было непросто. Яна ждала этого вопроса, но не хотела на него отвечать.              …в комнате становится так тихо, что слышно, как внизу громко смеются Аарна и Сигритт. Наверное, опять обсуждают какие-то новые сплетни. Этот смех режет по ушам, отзывается в сердце толчком холодного страха, как зловещее предзнаменование…       Яна отворачивается, отводил глаза.       «Вы хотите, чтобы я рассказала ему правду?», с надеждой спрашивает она.       «Нет», отвечает волшебник. «Я хочу, чтобы ты ему солгала…»              Она покачала головой, и мысленно сжавшись, произнесла:       — Потому что я не люблю тебя и никогда не смогу полюбить. И я не хочу прожить всю жизнь с тем, к кому не имею чувств.       Торин, недоуменно замотав головой, глядя на Яну так, словно перед ним висел в воздухе призрак.       — Это неправда, — мягко сказал он и снова шагнул к ней, медленно и осторожно, словно подкрадываясь к дикому зверю. — Не может быть правдой… Что опять ты себе надумала? Чего испугалась?..       Яна не посмела пятиться, хотя до края площадки оставалось не меньше пяти шагов. Но та пропасть, что пугала ее, казалось, уже была прямо за спиной.       Торин остановился в шаге от нее, протянув раскрытые ладони. Было бы так естественно и легко их принять, переплести пальцы и позволить вновь заключить себя в объятие, забыв обо всем, что она только что сказала. Хотя бы ненадолго. В последний раз. В качестве утешения для них обоих.       Но если бы Яна коснулась его, то ей бы уже не хватило бы воли закончить то, что она начала.              - Ты не отделаешься от Дубощита, если расскажешь ему правду. Даже если сдуришь и расскажешь всю правду. Он не отпустит тебя. Он привык идти до конца…              Яна улыбнулась дрожащими губами и сделала шаг назад. В пропасть.       — Ничего, — тихо проговорила она. — Мне жаль. Мне давно следовало сказать.       — Я не верю тебе, — тут же заявил Торин. — Что-то случилось, ведь так? Почему на твоем лице следы слез?.. Это опять Дис?.. она как-то смогла добраться до тебя?.. или кто-то еще?..       Смотреть на него было больно. Он не верил, отчаянно не верил, судорожно цепляясь за любое более-менее разумное объяснение. Точно так же, как обреченный на смерть больной не желает верить в свой приговор.              — Единственный способ исправить совершенную тобой глупость и спасти его — сделать так, чтобы он тебя возненавидел.              Яна глубоко вдохнула, снова закрыв глаза. Она понятия не имела, что сейчас надо сказать, как обратить в ненависть его угасающую надежду. Даже никаких обидных слов не удается припомнить, только какой-то невразумительный лепет вертится на языке. Но раньше же как-то получалось?..       — Со мной все хорошо, Торин, — голос предательски сорвался и задрожал. — Просто… Просто ты мне безразличен. И я больше не хочу тебя видеть. Вот и все.       — Нет. Это ложь! Ложь! — воскликнул гном. — Зачем ты врешь мне, ведьма?! Зачем говоришь это? После всего, что я для тебя сделал?..       Казалось, что от его хриплого голоса даже стены тронного зала задрожали, как стеклянные.       — Я ничего у тебя не просила, — почти простонала Яна, отворачиваясь, чтобы он не увидел, как ее глаза заблестели от слез.       Нет, это не то. Не те слова. Не тот тон. Не те чувства. Это звенящее в голосе отчаяние выдает ее с потрохами, и весь этот разговор теперь похож на этакий акт эмоционального мазохизма. Чем больше она пытается смягчить удар, чем больше его щадит — тем дольше длится эта пытка, и тем бессмысленнее она становится. Палландо прав: нельзя ничего ему объяснять, ибо уговорами ничего не добиться…       «Возненавидеть…», вновь прошелестело в голове…       Это, на самом деле, не должно быть так сложно. Ведь она успела хорошо его узнать, выучила все его слабые места.       Это просто.       И подло.       Но так надо.       Яна, всхлипнув украдкой, утерла короткую влажную дорожку у уголка глаза. Глубоко вздохнула, с выдохом выпустив тупую боль — хотя бы на время, пока она не накопиться снова. И, гордо вскинув голову (чтобы удержать в глазах глупые, непослушные слезы), заговорила, совсем иначе, холодно и жестоко:       — Или вы, Ваше Величество, думали, что можете меня купить?.. Что я слишком умна для ваших ловушек, и поэтому вам необходимо усыпить мою бдительность дешевыми побрякушками или балаганными фокусами вроде цветов, которые ваши слуги откопали из-под снега?.. Но и это у вас не вышло. Ни одна человеческая женщина никогда и ни за какие сокровища не согласиться добровольно связать себя с полоумным неудачником, который не смог ни убить дракона, ни уберечь своих собственных наследников, ни даже найти себе женщину среди своего народа! Да вы и сами прекрасно понимаете, что можете получить любовь, только купив ее!..       Яна выпалила все это буквально на одном дыхании. Воздух с трудом проталкивался сквозь до боли пересохшее горло, словно теперь, озвучив эту гнусную ложь, она была недостойна новой порции кислорода. Она задыхалась.       Торин застыл, как будто окаменев. Ни единый мускул не дрогнул на лице, изменился лишь взгляд, став растерянным и пустым.       Мертвым.       Она попала в точку…       Это продолжалось несколько невыносимо-долгих секунд. Яна завороженно вцепилась в него взглядом, мысленно умоляя разозлиться. Ей сейчас как никогда нужен был его гнев, его ярость, ледяное пламя в синих глазах. Что угодно… что угодно, только не это бездонное Ничего.       Продлись их молчание еще хоть на миг — и она бы не выдержала. Завыла бы, бросилась бы к нему, в слезах целуя ставшее восковым лицо, лишь бы вернуть в него жизнь… Но Торин справился сам. Или сделал вид, что справился.       — Значит, ты полагаешь, что я пытался купить тебя? — спросил он, как-то странно наклонив голову. — Я… мог бы оправдать твои ожидания. Может, я слишком мало за тебя заплатил?.. Моего сердца тебе было недостаточно? Может, назовешь свою цену?       Яна дернулась, как от пощечины.       — Мне ничего от тебя не нужно, — хрипло пробормотала она онемевшими вдруг губами. — Ни твоего золота, ни, тем более, твоего сердца. Просто отпусти меня…       Его лицо вдруг расколола кривая и жестокая ухмылка. Что-то все-таки загорелось в его глазах, но этот огонь не имел ничего общего ни с гневом, ни с самим Торином. Это было что-то чужое, неестественное, парализующее, как взгляд змеи…       — Отпустить? Ну уж нет, — прошипел гном, медленно качая головой. — Я не позволю тебе выйти отсюда!       Яна даже не поняла, как он это сделал — вроде бы стоял даже не так уж и близко, но вдруг на ее левом предплечье сжались каменные тиски и Торин рывком притянул ее к себе.       — Ты… — шепнул он, обжигая ее шею лихорадочно-горячим дыханием.       Испугаться Яна не успела. Да и вряд ли смогла бы — чувство вины за то, что она с ним сделала, было настолько сильным, что она покорно приняла бы любое истязание. Наверное, даже не посмела бы сопротивляться, если бы Торин вдруг решил свернуть ей шею или сбросить в пропасть в приступе гнева.       Только он не злился. Вообще. Ни капли.       В его голосе и взгляде было глухое, непроглядное отчаяние, непонимание, рассеянность, страх… и боль. Много боли.       — Торин… — имя само сорвалось с дрожащих губ. Она наклонила голову, чтобы поймать его взгляд, но гном неожиданно отпустил ее и отвернулся.       — Проклятье… — выдохнул он, и, заметно пошатнувшись, отступил к трону, обессиленно оперся ладонями о каменный подлокотник, как будто больше не мог устоять на ногах.       Яна, охнув, невольно подалась вперед.       — Ты… Что с тобой?.. — испуганно пискнула она, пытаясь заглянуть в его лицо. Но, едва дрожащие от страха пальцы коснулись его плеча, Торин резко выпрямился, раздраженно стряхнув ее с себя.       — Уходи, — прорычал он, скаля зубы. — Ради Махала, убирайся прочь, пока я еще владею собой… Иначе, клянусь, я…       Он не договорил, так сильно стиснув пальцами каменный подлокотник, что побелели костяшки. Яна готова была поклясться, что слышит, как мрамор захрустел под его рукой…       Она нехотя отступила на шаг, обжегшись его взглядом. Отступила еще, уже чувствуя, что сейчас надо либо бежать, либо оставаться здесь навеки. И еще — потому что испугалась, что Торин передумает и все-таки свернет ей шею.       А потом почти против воли повернулась к нему спиной и ускорила шаг. Когда ее нога коснулась моста, она уже бежала.       — Беги! — крикнул ей вслед Торин. — Беги — и чтоб ноги твоей здесь больше не было… ведьма!..       И Яна бежала. Бежала, позабыв и о длинной юбке, путающейся в ногах, и о пропасти по краям не такого уж широкого моста, и о каменных стражах, прожигающих ее полными ненависти и презрения взглядами. Она не видела дороги, не слышала звука собственных шагов.       В голове, заглушая все внешнее, снова и снова звучал голос Палландо, раз за разом повторявшего одни и те же слова.              — Так будет лучше. Для всех.              Да ни черта.              ***              Яна не помнила, как покидала тронный зал. В эти несколько минут она вообще была не в состоянии что-либо воспринимать, словно короткое замыкание в голове на время отключило все анализаторы. Кажется, она бежала. Во всяком случае, в краткий момент просветления она обнаружила себя запыхавшейся. Задыхающейся. Казалось, будто сама Гора теперь ненавидит ее, и, дабы отомстить за своего Короля, вот-вот раздавит в лепешку.       Не запомнила она и как отделалась от Балина, встретившего ее у подножья страшной лестницы. Обеспокоенный ее видом, гном спрашивал, что случилось, снова предлагал вина и навязывался проводить, но Яна каким-то образом ускользнула от него у крепостных ворот. Было стыдно. Гном всего лишь пытался помочь, но она не заслуживала помощи и участия.       Она более-менее пришла в себя только на Пустоши. Может, помог свежий воздух, а, может уже прошло достаточно времени, чтобы снизился уровень адреналина в крови. Так или иначе способность внятно соображать вернулась, и едва ли не первым, что пришло ей в голову, было сожаление о том, что она решила пойти пешком, а не одолжила в городской конюшне лошадь. Сейчас было бы весьма кстати помчаться мочь во весь опор и в итоге свернуть себе шею.       Дорога между Эребором и Дейлом уже не была пустынной. По ней то и дело проходили или проезжали — верхом и на повозках — представители обеих рас. Многие узнавали Дейлскую ведьму, приветствовали ее, махали руками. Она улыбалась им фальшивой, мертвой улыбкой, которая в итоге так и приклеилась к лицу.       Ей хотелось кричать. Хотелось сесть на ближайший камень и расплакаться, чтобы выдавить из себя все напряжение и боль. В конце концов, хотелось напиться — так, чтобы уже ничего не чувствовать и ни о чем не думать. Но Яна не могла себе этого позволить. По крайней мере, не сейчас…       Миновав ворота Дейла, она тут же свернула в ближайший проулок, добираясь до госпиталя самой длинной, но зато безлюдной дорогой — как раненая тварь, скрывающаяся от дневного света, что стремиться достичь своего укромного логова. И уже в этих темных и узких переулках силы покинули ее и Яна позорно и униженно разревелась. Так и шла, едва переставляя ватные ноги и даже не утирая льющихся слез. Шла, задыхаясь от сдавленного плача и кусая губы, лишь бы не выть в голос.       Какая же она все-таки дура…       Знала ведь, что рано или поздно это время настанет. Нет, не радостный день возвращения — но горький час расплаты за собственную глупость и слабость, за неспособность контролировать чувства, за малодушное желание быть любимой — пусть даже в собственных иллюзиях. За то, что посмела взять то, что ей не принадлежит и не будет принадлежать никогда — как бы этого ни хотелось.       Дура. Клуша. Тупая идиотка…       Почти добравшись домой, буквально за углом Яна все-таки остановилась. Немало усилий ей понадобилось, чтобы успокоиться и вернуть себя в более-менее дееспособное состояние — да и то держалось буквально на соплях. Перестав всхлипывать, она тщательно вытерла лицо изнанкой передника, хотя вряд ли даже получасовое умывание ледяной водой скрыло бы теперь следы ее истерики.       Ладно, все равно. Если кто спросит — можно и соврать что-нибудь…       Она глубоко вдохнула, резко выпустив воздух через сжатые зубы и отлепилась от стены, шагнув на залитую солнцем площадку… и в недоумении застыла.       У госпитального крыльца стояла светло-серая лошадь, под седлом, но почему-то без уздечки, и, как следствие, не привязанная — как будто оставленное кем-то животное само сюда забрело. Картина эта отчего-то отозвалась неприятным предчувствием, заставившим на пару минут забыть о собственных проблемах. Нахмурившись, Яна обошла лошадь по широкой дуге и поднялась к двери, почти тут де столкнувшись с Меллом.       — Госпожа! — воскликнул эльф с явным облегчением. — Как ты вовремя!.. Я уже думал, что мы не увидимся.       — Не увидимся? — тупо повторила Яна, отступая на шаг. Теперь она заметила, что Мелл снова одет в свою зеленую куртку, а через его плечо перекинута лямка тощей дорожной сумки. — Что происходит?..       — Я должен уехать, — ответил эльф несколько виновато. — Сейчас. Бард уже ждет меня у ворот.       Яна ошарашено замотала головой, уставившись на него почти что в ужасе. Уехать? Сейчас?.. так это, выходит, его лошадь стоит снаружи?..       — Зачем? Куда?.. — спросила она, чувствуя, что голос снова предательски дрожит. В горле снова неприятно закололо. Кажется, ее нервы больше не справлялись с происходящим.       — В Лихолесье, — ответил эльф. — Владыка Трандуил еще не знает, что случилось с его послом, и Бард решил, что должен сообщить ему лично. Он попросил меня ехать с ним. Мы выезжаем сейчас же, чтобы успеть к Лесной до заката. — Он опустил глаза и коротко вздохнул. — Прости.       Да, конечно… Тауриэль ведь не просто гостила в Дейле. Об этом, к своему стыду, Яна даже и не подумала. А зря…       Если бы в ее мире не уберегли какого-нибудь посла, это обернулось бы громким и некрасивым дипломатическим скандалом. Здесь же, учитывая характер лесного короля, вполне могло закончится войной.       — Да, понимаю, — проговорила она невпопад, хотя на самом деле собиралась сказать что-то совсем другое, но мысли перемешались в какой-то совершенно неперевариваемый винегрет.       — Барду нужен проводник, — сказал эльф, словно извиняясь. — Но, если ты против…       Естественно, она была против. Черт его знает, как Трандуил отреагирует на такую весть. Может, он, как и все сказочные короли, имеет привычку казнить принесших дурные вести гонцов. Барду-то вряд ли что-то угрожает, но вот Мелл… У него и без того не самые радужные отношения с собственным королем, и, хотя Трандуил вроде как простил травнику какие-то прошлые обиды, кто знает, не припомнит ли он их сгоряча?..       А еще Яне снова отчаянно не хотелось его отпускать. Не теперь…       Но Мелл прав. Без проводника-эльфа неожиданный визит в лесное королевство может обернуться еще бОльшим дипломатическим скандалом. Говорят, после бегства из темницы Трандуила некоего гномьего короля эльфы Лихолесья завели привычку сначала стрелять, а потом задавать вопросы.       — Нет-нет, это правильно, — вздохнула она, отводя взгляд, потому что в глазах по непонятным причинам защипало. Да что за чертовщина с ней твориться?.. — Просто… я не ожидала. Это надолго?       — Дней пять или шесть, — ответил Мелл.       Яна кивнула, отворачиваясь. Пять или шесть… А у нее в запасе еще двенадцать, включая этот. Слабое, но все-таки утешение. Значит, они успеют попрощаться.       И она успеет все ему рассказать.       Яна тяжело вздохнула и коротко кивнула своим мыслям. Да, это будет правильно. Пусть Палландо ругается сколько хочет, но Мелл заслужил узнать правду. Как и Аарна. И Сигритт… Они через столько прошли вместе, что было бы крайне подло просто исчезнуть без объяснений или скормить им такую же нелепую ложь, как и Торину.       Сердце при воспоминании о нем вдруг болезненно сжалось. А разве он не достоин честного прощания? Пусть даже правда ничего не изменит, пусть все равно принесет боль и горечь, но он будет знать…       Хотя, какой в этом смысл? Она уже его предала…       — У тебя все хорошо, госпожа? — спросил Мелл, буквально за секунду до того, как Яну снова накрыло.       — Нет, — честно сказала она, подняв на него вновь было наполнившиеся слезами глаза. — Но сейчас, наверное, не стоит об этом… Я расскажу, когда ты вернешься.       Эльф кивнул, не став настаивать, за что Яна была ему безмерно благодарна.       Не хватало еще расплакаться у него на глазах.              ***              Прощание вышло скомканным и торопливым, оставив после себя странное ощущение, которое сложно описать словами. Как будто поскальзываешься и пытаешься удержать равновесие, но понимаешь уже, что все равно упадешь.       Но этот день все-таки заканчивался. Оставалось последнее.       Когда стемнело, Яна, как и было уговорено, незаметно выскользнула из госпиталя и направилась к южным воротам.       В этот раз волшебник приехал не налегке, явно намереваясь обосноваться в Дейле надолго. Черт его знает, почему в итоге он решил поселиться именно в этой части города, вдали от ратуши и широких людных улиц. Южные районы, как ни странно, больше всего пострадали от дракона, как будто Смауг когда-то нарочно устроил огненную ловушку, чтобы отрезать людям самый очевидный путь к спасению. Так это было или нет, никто точно не знал, но драконье пламя настолько сильно повредило дома, что проще было снести их и отстроить заново, чем пытаться починить. Здесь никто и не селился, так что пока южная окраина оставалась покинутой и мрачной.       Понятное дело, что ночная прогулка по этим местам вряд ли могла бы быть приятной. Яна была не из тех, кто шарахается от каждой тени, но даже ей то и дело хотелось ускорить шаг. Покинутые здания щерились беззубыми ртами темных окон, воскрешая в памяти самые страшные дни минувшей зимы, когда так выглядел весь город. Словно чье-то мрачное колдовство отмотало время назад, вернув забытые было кошмары.       Яна машинально плотнее запахнула плащ, как будто и правда ощутив касание зимнего холода.       Волшебник разбил свой шатер на небольшой площади, окруженной почти одинаковыми с виду домами. Полусферу потрепанного купола изнутри подсвечивали оранжевые огни масляных ламп, более плотные и темные стенки сливались с темнотой, из-за чего вся конструкция чем-то напоминала огромный светящийся гриб, пробившийся сквозь разбитую брусчатку. Рядом, бессильно уронив на землю пустые оглобли, стояла видавшая виды крытая повозка.       Когда Яна подошла совсем близко, пестрый полог качнулся в сторону, выплюнув наружу нечто темное и лохматое. Медик охнула, испуганно отшатнувшись, но страшный косматый зверь оказался всего лишь гномом в дорогом, отороченном мехом плаще.       Вернее, гномкой.       Яна узнала ее не сразу — прежде они встречались лишь единожды, и тогда Френна выглядела… скажем так, гораздо скромнее. Наряд под упомянутым плащом можно было коротко описать как «до абсурда роскошный»: платье из бежевого и синего атласа, богато расшитое узорами из мелких жемчужин, драгоценное колье с сапфирами и тяжелый пояс из узорных пластин. За стоимость всего ансамбля можно было построить построить дом. Свободно спадавшие на плечи светлые кудри украшала диадема из переплетенных золотых и серебряных полос — еще не корона, но уже явный намек на нее. Одеяние это было более уместно для королевского бала, чем для похода в человеческий город. Особенно в одиночестве. Нет, гномку никто бы здесь и пальцем не тронул (таких дураков не нашлось бы), но смотрели бы странно.       Френна тоже застыла, глядя на Яну с не меньшим удивлением. Ее взгляд безжалостно просканировал медика с ног до головы, и Яне даже стало как-то неловко за свое невзрачное серое платье и уже не очень чистый передник. Единственным ее украшением был подаренный Торином нож у пояса. Но, видимо, в глазах гномки он стоил куда дороже золота и самоцветов: увидев его, Френна переменилась в лице, неприязненно скривившись.       Любопытно, знала ли она о том, что теперь Яне придется его вернуть?.. Жаль, что вовремя медик об этом не вспомнила.       Дерзко глянув Яне в глаза, Френна вздернула носик, и, эффектно взмахнув полой плаща, засеменила прочь. Удалиться широким размашистым шагом ей мешали неудобные туфли на каблучках. Странно, что гномьи женщины такие носят…       Проводив ее удивленным взглядом, задумчиво замотала головой. Что, интересно, Френна-то здесь делала? Подгорный народ обычно не то чтобы не признает авторитета волшебников, но не особо им доверяет. Или Янин знакомый гном был в этом скорее исключением, чем правилом?..       — Что же тебя задержало? — раздался вдруг над самым уход не слишком довольный голос Палландо.       — А… Я… — она оглянулась, невольно вздрогнув от неожиданности. Наверное, стоило придумать какое-то оправдание (не говорить же ему, что ей настолько не хотелось сюда идти, что визит оттягивался до последнего под всеми возможными предлогами), но Палландо это, кажется, не интересовало. Он отдернул полог и отступил в сторону.       — Проходи.       В шатре было довольно тепло. Пахло пряными благовониями и, почему-то — персиками. Или, скорее, персиковым мылом или чем-то таким химическим, мимикрирующим под «природный» аромат, который, как ни старайся, у настоящих фруктов не унюхаешь.       Судя по обстановке, Палландо во время своих путешествий проникся чем-то, подозрительно напоминающим восточный стиль. Пестрые ковры, расшитые подушки с кистями, расписная посуда на низком столе, за которым полагается скорее по-древнеримски лежать, чем сидеть. Все яркое, вычурное, кричащее, и оттого совершенно между собой не сочетающееся. Почему-то от жилища волшебника Яна такого не ожидала — ей казалось, что Палландо обитает в окружении книг, древних свитков и прочих атрибутов магической науки. Но книгу она увидела пока только одну — тяжеленный фолиант какого-то монструозного формата, лежащий открытым на специальной подставке — читать его можно было только стоя. На желтых страницах было больше орнамента, чем текста, мелкая вязь рукописных строчек, обрамленная широкой рамкой, располагалась сплошным блоком без красных строк. Проходя мимо, Яна мельком глянула на страницы и с удивлением обнаружила, что книга написана на вестроне, хоть и очень корявом. Взгляд зацепился за какую-то фразу:       «Сколько пройдет в одну сторону мер, столько же пусть идет и в другую, иначе свершиться походу не дано.…»       Палландо, кашлянув, коснулся уголка массивной обложки — и книга захлопнулась точно сама собой, бросив Яне в лицо облачко мерзко пахнущей пыли.       — Садись, — велел волшебник, указав на россыпь подушек у стола. — Отдохни немного. У тебя был тяжелый день.       Яна недоуменно нахмурилась, удивленная внезапным проявлением сочувствия. Впрочем, Палландо, похоже, пребывал в относительно благодушном настроении.       — Ты сделала все, как я велел? — спросил он, присаживаясь напротив. Яна молча кивнула. — Хорошо. Теперь все идет, как надо.       — Вы в этом уверены? — она покачала головой. Перед глазами до сих пор висела картинка из тронного зала. Тревога и страх сделали ее невыносимо яркой, почти реальной. — Это было жестоко. Мне казалось, что он сойдет с ума от боли.       Палландо равнодушно вздохнул.       — Торин вспыльчив и склонен преувеличивать свои реакции. Ты не хуже меня знаешь, что он может раздуть огонь ярости даже из мелких обид.       Яна скептически приподняла бровь. Да, Торин… мягко говоря, не флегматик. Но она много раз видела его гнев — это ледяное пламя в его глазах.       А сегодня вместо пламени была пустота.       — Я боюсь за него, — призналась она.       — За него?.. — Палландо рассмеялся. — Милая, невинная дурочка… Король под Горой — не тот, о ком стоит переживать! Он утешится быстрее, чем ты вытрешь слезы, что о нем пролила. Вот увидишь — не пройдет и недели, как будет объявлено о его помолвке. Официальной помолвке.       Яна, вздрогнув, подняла глаза.       — С Френной? — горько спросила она. — Она для этого приходила?       Ей и самой не понравилось раздражение, зазвеневшее в собственном голосе. Но уж с этим она ничего сделать не могла.       — Она просила совета, — ответил волшебник. — Несчастная девушка влюблена в него без памяти. И, если она сейчас сделает все правильно, то сможет, наконец, достучаться до его сердца.       — Это же сводничество, — тихо проговорила Яна, поморщившись от его слов.       — А что в этом плохого? — фыркнул Палландо. — Торину нужно утешение. Френне — его внимание и любовь. Они ведь созданы друг для друга и теперь, когда ты им больше не мешаешь, судьба сама соединит их руки. Я лишь немного ускорил процесс.       Яна опустила голову, уставившись на покрывающий стол узор из разноцветных дощечек и перламутровых вставок.       Да, конечно. Это ведь правильно. Именно так, как и должно быть… И Френна станет ему хорошей женой, и родит ему детей, и навсегда останется с ним. Ее он будет обнимать, засыпая и просыпаясь, ей будет улыбаться и шептать всякие глупости, и с ней проживет долго и счастливо, до конца своих дней. А Яны уже здесь не будет — у нее свой мир и своя судьба, неотрывно с этим миром связанная… И все будет хорошо.       А, если Палландо ошибается… это все равно уже ничего не изменит.       — Понятно…       Волшебник с сочувствием поглядел на ее кислую мину и покачал головой.       — Не думай об этом, — посоветовал он. — Ты сделала глупость, и теперь тебе больно. Но, к счастью, не успела натворить бед. Да и твое чувство к нему вряд ли можно назвать серьезным. Скоро ты и сама это поймешь. Все забудется.       Забудется… может быть. Сейчас Яна не была в этом уверена. Разве можно просто взять и вычеркнуть из памяти все, что с ней произошло? Да и захочется ли вычеркивать?..       Может быть, Палландо прав, и все ее чувства к Торину мимолетны и неглубоки. Может, это на самом деле только глупая влюбленность, которая еще не успела пустить корни в сердце. Может, через год или два она будет смеяться над этим за кружкой кофе на своей кухне, вспоминая о том, какой она была дурой, что готова была променять родной мир на синие глаза. Может, это даже и к лучшему.       Но ведь здесь останутся и те, кого уж точно никогда и никем не заменить. Влюбиться можно хоть по десять раз за год, а вот чтобы найти настоящих друзей порой и целой жизни может не хватить.       Мелл… Аарна. Сигритт. Бард…       Она через силу вновь взглянула на волшебника, почти умоляюще.       — А что станет с госпиталем, когда я… когда меня не будет?..       — С госпиталем? Ах, конечно, госпиталь… — Палландо удивленно вскинул брови, но тут же хлопнул себя по лбу. — Госпиталь… Без чудес твоего мира он может стать чем-то вроде Дома Исцеления в Гондоре… Может быть, протянет пару лет, если лекари не разбегутся.       Яна хмыкнула, снова уставившись в стол.       Не разбегутся. Если уж в чем она была в этой жизни уверена, так это в своей бригаде.       — Хорошо, — сказала она, впервые за этот день почувствовав некоторое облегчение. — Хорошо…       — Да. Хорошо, — соглашаясь, кивнул волшебник. — Все будет хорошо. Так, как должно быть.