Анклет

      У Мунбёль всего неделю как начался первый учебный год в жизни. Ей приходилось оставаться на продлённый день, за который она успевала соскучиться, поэтому сейчас крутилась возле Намджуна и хваталась за его предплечье. Вроде уже большая, но ужасно тактильная и капризная. Намджун поначалу хотел отвертеться планшетом с мультиками, но в итоге усадил ребёнка к себе на колени, параллельно разгребая рабочие задачи в ноутбуке. Они сидели за кухонным столом, где ещё не были убраны остатки ужина.       Новая неделя обещала быть тяжёлой: после бурных выходных Намджун толком не успел выспаться, да ещё и генеральный директор не вовремя ушёл на больничный. Через несколько дней состоятся переговоры с важным клиентом, так что Намджуну приходилось как заму быть на связи двадцать четыре на семь.       Вскоре завибрировал телефон — наверняка снова по работе. Намджун мягко опустил Мунбёль с коленей и очень строго, как ему показалось, приказал дожидаться в детской.       — Заодно соберёшь портфель на завтра, — добавил он.       — Я тут побуду, с тобой. — Девочка вцепилась в ногу и не собиралась слушаться.       — Тогда убери со стола.       Мунбёль даже не двинулась с места, явно испытывая терпение. Намджун уже забыл, насколько она может быть вредной. До своих шести лет девочка жила с бабушкой и привыкла слушаться только её, пока Намджун строил карьеру в Сеуле, а мать училась там же на пластического хирурга. Последнее время здоровье бабушки пошатнулось, и Намджун, наконец, забрал дочь к себе. Родителей Мунбёль видела редко, да и те больше баловали её в свои нечастые появления, так что теперь можно было спокойно вить верёвки из неопытного папаши.       Вздохнув, Намджун снял трубку и удивился, услышав смутно знакомый мягкий голос, который представился Пак Чимином. «День рождения Мин Юнги, режиссёр», — пояснил он. Напрягшись, Намджун вспомнил разодетого парня, который подобно фольге блестел многочисленными украшениями.       — Анклет. Помню. — У Намджуна была хорошая память на новые слова. Правда, голос он вспомнил не сразу, видимо, по той причине, что на том конце говорили как-то слишком важно и обращались на «вы». — А почему так официально? После всего, что между нами было…       Чимин на квартире Юнги изводил всех бьющей через край энергией почти до утра: заставлял танцевать, петь песни и играть в алкогольные игры. В конце концов, Намджуну пришлось согласиться даже на твистер. Они оказались в невообразимой позе: где-то снизу растянулся в шпагате Джин, в то время как Чимину пришлось буквально оседлать бёдра Намджуна. Возле уха кряхтел громкий и весёлый Хосок, который демонстрировал нечеловеческую подвижность суставов, а потом неловким движением заставил всех свалиться друг на друга. Чимин хохотал до слёз и был не в силах пошевелиться, чтобы слезть, из-за чего Намджун даже почувствовал что-то вроде неловкости.       Но вскоре режиссёр внезапно уснул раньше всех. Было ощущение, что его батарея разрядилась со ста процентов до нуля буквально за секунду. Разбудить его никто не смог, и Чимин единственный остался ночевать у именинника.       — Я помогал Юнги прибраться утром и нашёл блокнот, — Чимин проигнорировал шутку. — Не посмотрел, забрал с собой. У меня тоже молескин, я в нём веду расписание репетиций, графики по всем спектаклям и так далее… Только дома заметил, что там чужая надпись на обложке. Юнги сказал, он ва… эм, твой.       — Хорошо, спасибо, — задумчиво протянул Намджун. — Можешь передать через него, думаю, мы с Юнги как-нибудь пересечёмся. Когда-нибудь.       Мунбёль, не получившая необходимого внимания, добралась до планшета, из которого на весь дом заорала заставка надоедливого мультика, и Намджун не сразу расслышал ответ. Он опустил трубку, чуть заслоняя микрофон рукой, и сказал в сторону:       — Мунбёль, дай поговорить, пожалуйста, — он особо выделил последнее слово и вернул телефон к уху. — Прости, что ты сказал?       — Я говорю, что хотел бы передать лично.       Намджун невольно вскинул брови. Прежде, чем он успел сделать какие-либо предположения, Чимин добавил:       — Есть один разговор. Ничего такого, но я хотел бы обсудить при встрече.       — Хорошо, — неуверенно проговорил Намджун, — а разговор планируется долгим?       — Я не отниму много времени.              На следующее утро Намджун почувствовал себя разбитым, поскольку полночи гадал, что могло понадобиться Чимину от него. Всё, что он успел надумать, сводилось к Юнги. Нетрудно заметить, что эти двое близко дружат, раз Чимин позволяет себе ходить в его одежде без спроса и оставаться с ночёвкой. Может, у него какие-то проблемы, о которых известно только Чимину?       По вечерам Намджун забирал Мунбёль из школы и сидел с ней, а в пятницу вечером приезжала её мать, Сонхи, и оставалась на все выходные. В субботу они закупались продуктами на неделю, готовили и проводили время вместе, и только по воскресеньям Намджун мог позволить себе побыть несколько часов в тишине и одиночестве. Этим временем он жертвовать не собирался, так что предложил Чимину заехать к нему в офис на перерыве.       Во время обеда Намджун без особого аппетита ел курицу из доставки, то и дело поглядывая на часы. Пунктуальности от людей искусства ждать не приходилось никогда — этому научил брат. Вот уже перерыв закончился, а взяться за новую задачу Намджун не мог, ждал, потому что отвлекать его во время проверки финансовой отчётности — это как лечь под медленно ползущий травмай: выглядит не опасно, но пополам разрежет.       Выйдя в уборную, Намджун мельком проверил внешний вид и стёр остатки соуса с губ. Уже у кабинета он столкнулся с парнем в драных голубых джинсах и кепке, в котором едва ли смог признать того пафосного режиссёра. Вблизи он оказался каким-то совсем маленьким, а без макияжа и в простой одежде выглядел сильно моложе своих лет. Намджун мельком бросил взгляд на голые щиколотки, но на этот раз анклета там не оказалось.       Он пропустил Чимина вперёд и усадил на стул перед собой, занимая потёртое кожаное кресло. Режиссёр снял куртку, сложив её на коленях, и остался в свободном белом свитшоте.       — Это неловко говорить, но я прочитал твои стихи, — на тон тише произнёс Чимин после обмена любезностями, в которые, правда, не входило извинение за опоздание.       Намджун непонимающе смотрел, пока до его сознания доходил смысл сказанного. На всякий случай он решил уточнить:       — Ты читал… мой блокнот?              Чимин помедлил, поджав губы, и неловко улыбнулся:       — Да.       Намджун почувствовал себя так, будто его застали за мастурбацией. Внезапно. Стыдно. Хочется быстрее забыть. Кажется, он даже ощутил, как кровь приливает к шее и щекам. Особенно удивляло то, что это неловкое вторжение не было случайностью. То есть Чимин вполне осознанно… Как если бы он услышал какие-то странные звуки из чужой комнаты и решил распахнуть дверь, а потом задержался, с любопытством рассматривая происходящее.       До этого момента Намджун даже представить себе не мог, что так сильно смутится, если кто-то прочитает его стихи. Прежде он их никому не показывал, разве что Юнги когда-то давал почитать что-то стёбное и смешное. Что ж… Оставалось лишь поблагодарить судьбу, что Чимину попался самый последний сборник, едва начатый. Пусть тексты в нём были депрессивные, и Намджун мог показаться жалким, но всё же — это всего лишь стихи, в которых сильно сгущались краски, художественный образ и не более.       — Я понимаю, что звучит не очень, — заговорил Чимин, когда пауза сильно затянулась. Правда, по его беззастенчивому виду нельзя было сказать, что он что-то понимает. Он слегка напоминал пятилетнюю Мунбёль, когда на главной странице отцовского паспорта она нарисовала себя, маму и двух щенят, чтобы «папе не было скучно одному». — Я думал, что это моя записная книжка, но внутри оказались стихи. А у меня глаза уже как сканер, понимаешь? Я всё время ищу авторов, хороших ведь очень мало, и обычно они заняты на других проектах…       Казалось, он к чему-то ведёт, но Намджун с трудом понимал. Он наблюдал, как Чимин снимает и вертит свои кольца — то одно, то другое. Наверняка его нагромождение украшений прикрывает глубокую внутреннюю неуверенность, которую Чимин пытается скрыть. Намджун слабо представлял, как можно уделять столько внимания своей внешности. Его брат, например, тоже любил принарядиться, но тратил на всё не больше трёх минут. У Тэхёна само собой получалось выглядеть подобно произведению искусства, а Чимин как будто сильно старался. Каждое из его минималистичных украшений идеально сочетается с одеждой, волосы слишком хорошо уложены… Всё как-то аккуратно.       — Мы с Юнги сейчас адаптируем американский мюзикл, и мне нужен тот, кто сможет перевести песни. А у тебя слог — прям то, что надо. — Чимин посмотрел выжидающе.       — Ты хочешь, чтобы я переводил песни для мюзикла?       — Да.       Намджун поставил локти на стол и, зажмурившись, потёр переносицу.       — Если честно, я сейчас не готов даже думать об этом, — со вздохом сказал он.       Нужно успеть ещё раз взглянуть на таблицы, а потом в очередной раз созвониться с надоедливым клиентом, который уже всю душу вытряс. Хоть Намджун и привык работать в режиме многозадачности, сейчас его мозг совсем перегрелся.       — Если что, мы не торопимся. Премьера назначена на осень, время пока есть, — Чимин говорил так, будто его просьба была сущим пустяком.       — Честно говоря, ты меня… ошарашил. Огорошил. Ошеломил, я бы сказал.       — Ох, какой словарный запас.       Намджуна всегда поражала эта простодушная наглость почти всех творческих людей. Когда они с братом снимали квартиру, у них тусовался весь институт искусств. Намджун тогда успел и грузчиком побыть, и стойкой для киносвета, и перкуссионистом, и чего только не делал. Возвращаешься домой после пар, а у тебя вместо комнаты — гримёрка и костюмерный цех, в ванной — склад оборудования, в гостиной — концертный зал или звукозаписывающая студия. Один раз у них даже стены на кухне перекрасили в тёмно-синий для съёмок клипа. Всё это считалось нормальным — ради искусства же.       Наибольшее впечатление в то время на него произвела история с волосами Талулы. Она училась на звуковом дизайне и благодаря отцу-ирландцу имела красивые зелёные глаза. Лу, как её все называли, забирала тёмные волосы в небрежную причёску, из которой выбивались длинные пряди и тонкие косички до талии. Намджун тогда запал на нос с горбинкой и её умение заткнуть любого буквально парой фраз. Однажды Лу пришла к Кимам с короткой стрижкой. Оказалось, её друзья с актёрского должны были репетировать задание, где нужно показать парикмахера и воспроизвести точные движения рук. Тренироваться было не на ком — самим актрисам волосы обрезать нельзя. В итоге девушка разрешила каждому отстричь по чуть-чуть. И ведь не жалко было.       Некоторые так балуют творческих своей безотказностью, что те считают, будто все им обязаны. Юнги в своё время тоже попался — помогал актёрам по доброте душевной, а в итоге стал ответственным за реквизит, потом техником сцены, менеджером труппы, и теперь вот пришлось даже свой театр открывать, чтобы его подопечные ставили всё, что хотели. Его буквально поработили.       — Чимин, при всём желании… — заговорил, наконец, Намджун и встал с кресла, принявшись шагать из угла в угол, — я совсем не представляю, как могу помочь. Во-первых, мой босс на длительном больничном, и я сейчас по горло завален работой. У меня из свободного времени есть несколько часов по воскресеньям, когда я хочу провалиться сквозь землю, чтобы никого не видеть и не слышать. Во-вторых, что более важно: я никогда не писал на заказ. Строчки ко мне либо приходят, либо нет. Иногда они появляются раз в полгода, иногда и того реже.       — Если бы все люди полагались на вдохновение, то не смогли бы годами писать картины или книги, — отвечал Чимин убеждённо, подавшись корпусом вперёд, — или играть один и тот же спектакль изо дня в день. А если дело касается работы со словом, то о музе вообще говорить не приходится. Я живу с драматургом и поверь, хорошо знаю, о чём говорю. По поводу занятости: напомню, мы не торопимся. Пока есть, что репетировать. К тому же это всего лишь перевод, не нужно ничего придумывать с нуля. Вы с Юнги могли бы договориться насчёт гонорара…       Намджун усмехнулся на последние слова и хотел было ответить, но их прервал стук в дверь: робко заглянувший секретарь сообщил, что звонит господин Эрнандес.       — Мы ведь должны были созвониться только через час. — Намджун обречённо вздохнул, проверяя часы на запястье. К сожалению, Эрнандесу отказать он не мог. — Ладно, переводи на меня.       Намджун плохо пытался скрыть раздражение, играя желваками. Он уже не успевал не то что проводить режиссёра, но даже попрощаться, и молча развёл руками, а затем взял трубку. В очередной раз пришлось объяснять бестолковому клиенту одни и те же вещи. Чимин в это время достал из куртки сложенный вчетверо лист и что-то начеркал на нём размашистым почерком. Даже не посмотрев, что там, Намджун кивнул, вложил лист в блокнот и убрал во внутренний карман пиджака. Он не заметил, как Чимин исчез за дверью.       К написанию стихов Намджун относился как к обыкновенной зарядке, решению уравнений или собиранию кубика Рубика — просто упражнение для развития мышления. Первые строчки сами появлялись в голове, оставалось только записать. Далее всё складывалось быстро: Намджун ловко подбирал рифмы, и вот уже готово стихотворение. Немного напряжения, а затем разрядка. Никаких мук творчества, амбиций и вопросов вроде: «А гениально ли это? Или бездарно? Есть ли у меня талант? А не хуйнёй ли я страдаю?». Почти у каждого художника он замечал подобные переживания, которые время от времени загоняли их в депрессию. Намджун предпочитал не заморачиваться такими сложностями.       Поэзия — всё равно что математика, химия или любой другой школьный предмет: есть лишь один из способов видения мира, система знаков. Та призма, через которую смотришь на вещи. Ты можешь собрать из этих знаков что-то своё, описывая, по сути, очередные банальности. Вот Тэхён — он талантливый. Он мог заниматься музыкой по семь, десять, двенадцать часов. Он сочинял мелодии в страданиях, забывая о земных нуждах вроде сна или еды. Намджун же со своими записками просто развлекался.       Вечером, добравшись до кровати, Намджун ещё раз подумал о предложении. Не считая Чимина, Юнги единственный, кто знал о своеобразном хобби, и наверняка он в этом замешан больше, чем кажется. Вся эта история с перепутанными молескинами выглядела как-то… ненадёжно.

Kim Namjoon:

привет. переводы, случаем, не твоя идея?

Min Yoongi Уже виделся с Чимином? Min Yoongi Вообще, это его идея. Я сначала даже отговаривал. У нас совсем недавно были перестановки по составу, это та ещё головная боль… Min Yoongi Что ты ему ответил?

Kim Namjoon:

я бы не против, но сейчас загружен

Kim Namjoon:

заменяю ген. дира., он вышел на больничный и всё никак не возвращается

Min Yoongi Что-то такое я и представлял. Min Yoongi Скорее всего, Чимин всё равно захочет тебя в авторы, хотя бы на следующем мюзикле. Помню, что ты круто писал. Я был бы рад, на самом деле.

Kim Namjoon:

я всё ещё в шоке, что он читал мой блокнот

Min Yoongi Хахаха Min Yoongi Ну, это Чимин… Он адекватный, честно. Min Yoongi Пока речь не заходит о мюзиклах.       Намджун уже почти провалился в сон, а в голове всё крутилось «я был бы рад». За прошедшие восемь лет они с Юнги и словом не обмолвились. Намджуну казался ироничным и глупым тот факт, что их дружба прекратилась не из-за ссоры, а самым скучным образом: выпустились из универа, дороги чуть разошлись. А ведь когда-то Юнги был одним из самых близких людей.       Юнги больше тянулся к таким, как Чимин, Лиён или Тэхён — творческим, харизматичным, с безумным блеском в глазах. На самом деле, продюсирование ему идеально подходило: он заботился о таких людях. Юнги нравилось быть отражением чужих эмоций, впитывать их. Намджун старался не обижаться, когда друг увлёкся красивой актрисой и совсем перестал появляться на парах, пропадая в театре. Более того Намджун даже писал курсовые и рефераты за двоих, а потом выбрал вместо Юнги тему его дипломной работы.       За стеной всё так же проводились громкие вечеринки, но Намджун приучил себя отключаться от шума, пока писал параллельно два диплома. Однажды, когда Юнги всё же явился в универ, Намджун с синяками под глазами запил таблетку от головы и сказал: «Я заебался, нахуй это дерьмо. С этого дня пишешь всё сам». Он весьма удивился, когда услышал в ответ равнодушное: «Разве я об этом просил? Выключи свою гиперответственность».       Намджун так и не нашёл переключатель. Ещё в детстве он с Тэхёном чувствовал себя не младшим братом, а старшим. Родители хвалили Намджуна за серьёзность, ответственность, и он старался не разочаровывать. Даже профессию выбрал себе под стать — надёжную, стабильную, чтобы суметь всегда быть опорой. Мир искусства представлялся слишком зыбким и непредсказуемым, чтобы Намджун позволил себе ступить на эту тропу. Юнги опекал актёров и режиссёров, а Намджун — его и брата. Абсолютно естественным казалось то, что друг в итоге погряз в театре и обрёл новую компанию.       И вот спустя восемь лет молчания — случайная встреча в баре. Пьяный Юнги позвал на свой день рождения, а Намджун взял и пришёл. Думал, что они вспомнят былое и снова разойдутся на много лет. Сядут в электричку, как раньше, и Юнги сойдёт в Тэгу, а Намджун поедет дальше до Кёнсана. Но он сказал «я был бы рад». Он приглашал в свою команду, такое не предлагают из вежливости. Не Мин Юнги.       Утром в воскресенье Намджуна разбудила Сонхи, чтобы тот отвёз их с Мунбёль в зоопарк. Она не меньше устала за эту неделю, но всё равно красиво уложила волосы и накрасилась. Сонхи заканчивала последний курс и готовилась к поступлению в ординатуру, куда почти невозможно попасть — за место в отделении пластической хирургии студенты-медики готовы убивать. Она пробивалась из самых низов и отчаянно боролась за место в жизни, вызывая уважение и даже восхищение. Несмотря на то, что Сонхи училась буквально сутками и жила в общежитии рядом с медицинским институтом, все выходные она полностью посвящала дочери и Намджуну, помогая и с готовкой, и с уборкой. У обоих, как следствие, не было никакой личной жизни, но они даже не смотрели друг на друга, считая себя практически братом и сестрой.       Проводив Сонхи и Мунбёль до зоопарка, Намджун отправился в центр города, в самое любимое место на земле. Небольшая библиотека располагалась на втором этаже старинного здания с хорошей кофейней внизу, откуда постоянно доносился аромат зёрен и выпечки. На самом деле, последнее время Намджун приходил сюда не для того, чтобы читать. Просто здесь было тихо. Усаживаясь в кресло-мешок в дальнем углу, прямо за большим зеленым растением, Намджун бессмысленно листал ленту в телефоне, иногда смотрел кино в наушниках и лишь изредка брал что-то для лёгкого чтения. За неделю он уставал так сильно, что просто физически не мог и не хотел думать. Правда блокнот всегда лежал в заднем кармане. На всякий случай.       Намджун вспомнил, что Чимин тогда оставил какую-то записку, и открыл молескин. На вложенном листе не обнаружилось ничего особенного. На одной стороне Чимин указал все свои контакты, включая какао и даже инстаграм, а с обратной стороны был напечатан текст песни на английском.       В глаза тут же бросились первые строчки: Hey nonny ding dong, alang alang alang Boom ba-doh, ba-doo ba-doodle-ay       Намджун сначала нахмурился и полез за очками, потом ещё раз взглянул на текст и коротко усмехнулся. Шикарный материал для перевода. Поудобнее устроившись в кресле и вытянув ноги, Намджун одними губами пропел знакомую мелодию, щёлкая пальцами. Oh, life could be a dream If I could take you up in paradise up above       Конечно же, он её знал. «Что ж вы сразу-то не сказали…» — прошептал он. Это был популярный хит пятидесятых, а Намджун благодаря брату-саксофонисту немного разбирался в ретро-музыке. Его научили отличать блюз, ритм-н-блюз, соул, рокабилли и рок-н-ролл. Но здесь была другая, переработанная версия старого хита. Намджун надел наушники, закрыл глаза. Перед глазами возник вечер, когда вся семья праздновала Чхусок, и Тэхён носился по гостиной, напевая эту песню. Узнай он, что Намджун отказался от перевода «Cry-baby», мюзикла с пародией на пятидесятые — отказался бы разговаривать с родным братом.       Намджун нашёл полный плейлист из мюзикла и прослушал бодрые рок-н-ролльные песни. Даже настроение как-то улучшилось. Может, инстаграм скачать, раз уж Чимин его зачем-то оставил? Намджун готов был поклясться, что ему проще взломать какой-нибудь банковский сервер, чем разобраться в этом чёртовом приложении. Миллион этапов регистрации сопровождались беззвучной руганью. Наконец, Намджун добрался до страницы Чимина. Он посмотрел все фотографии и даже смог перейти на профиль Юнги. Последний вёл страницу более официально, выкладывая кадры с мероприятий, театральных премий и небольшие рецензии на спектакли. У Чимина же было полно селфи и забавных фото с репетиций, а наверху Намджун нашёл кружочки, где оказалось много видео. На одном из них Чимин исполнял синхронный танец под песню из «Плаксы» с актёрами и Юнги. — Ох ты ж… — Намджун чуть не присвистнул от удивления. — На что только не пойдёт продюсер ради промоушена. Ладно, чёрт с вами.       Намджун поднялся, походил между стеллажей и вернулся с двумя словарями, английско-корейским и синонимов. По сути, он в них не нуждался, но это создавало нужный настрой. Поправив очки на переносице, Намджун попробовал перевести несколько строк, что шли после «динь-дон» и «бум-ба-ду». Это будет нелегко, с учётом того, как сильно отличается английская и корейская лексика. Интересно, сколько миллионов они заплатили за права на адаптацию?       — В общем, я тут что-то перевёл… — Намджун набрал номер Чимина, пока не растерял энтузиазма. — Если сможешь подъехать в течение тридцати минут, то я в библиотеке.       — Скоро буду.       Солнце уже зашло, и в зале загорелись оранжевые настольные лампы, создавая приятный библиотечный полумрак. Студенты, что здесь занимались, потихоньку расходились. Чимин уложился в двадцать минут. Немного запыхавшийся, он бросил свой шоппер на пол и уселся за стол. Пока он вчитывался в текст, Намджун уже по привычке рассматривал его кольца и подвеску с прозрачным голубым камнем. На шее виднелось красное пятно от засоса, очевидно, оставленное его девушкой. Кажется, он говорил, что живёт с драматургом?       У Намджуна так давно не было секса, что он боялся забыть, как это вообще делается. До того, как забрать к себе Мунбёль, он ещё ходил периодически на разовые свидания, но сейчас времени не хватало даже на это. Продолжая пялиться на чужую шею, Намджун почувствовал, как вспотели ладони, и попытался вытереть их о джинсы.       — Я бы поправил пару моментов, но в целом, — Чимин оторвался от текста и поднял глаза на Намджуна, — это оно.       Чимин очень бережно вносил правки, делая небольшие пометки ручкой. Подчёркивал слова, которые нужно заменить. Он то немного хмурился, то сосредоточенно закусывал щёку, то пытался спрятать улыбку, поджимая губы, и выглядел таким счастливым, пока с трудом пытался усидеть на стуле, что Намджун мысленно делал ставки — виноват хороший секс или средненький перевод? Быть может, Чимин не стал актёром как раз потому, что плохо контролировал свои эмоции? Казалось, на его лице без промедления отображается любая промелькнувшая мысль.       Они сошлись на том, что раз в неделю Намджун будет переводить хотя бы один-два куплета. Обо всём остальном договорятся с Юнги.       — Почему именно «Плакса»? — спросил Намджун, когда они уже вышли из библиотеки и решили пройтись до небольшого парка.       — Даже не знаю, какой ответ ты хочешь услышать, — вздохнул Чимин и как-то замялся. — Причин много, и все они прозаичные. Первая — хорошая музыка. Вторая — я не работал с комедиями, не считая студенческих постановок. Это сложно, но я хочу попробовать. Третья — песни довольно популярные, а нам нужен зритель. Если ты хотел услышать что-то вроде того, что я глубоко проникся метафизикой произведения и нахожусь в резонансе с внутренним миром главного героя, то нет. Всё проще.       — Странно, но это сейчас звучало как оправдание. Будто тебе неловко, что ты ставишь незатейливый комедийный мюзикл.       Чимин ненадолго замолк, засовывая руки в карманы.       — Часто люди ждут от режиссёров невероятной гениальности, высоколобых рассуждений. Я не такой, — улыбнувшись, он посмотрел на Намджуна словно с вызовом. — Сценаристы и драматурги — другое дело… Если Аёнг не спит, то пишет, а если не пишет, то читает. Тексты создаются адским трудом, а я лишь снимаю сливки.       На этот раз он не язвил и не оборонялся, как было у Юнги, а спокойно говорил о каких-то своих уязвимостях, стоило лишь слегка поддеть. Это неожиданно располагало. По дороге до парка они обсуждали музыку, кино, и Чимин делал искренние комплименты разносторонним познаниям Намджуна. Чимин вообще часто делал комплименты, и это смотрелось очаровательно. Он это умел. А Намджун понял, как он соскучился по такому ненавязчивому общению, разговорам об искусстве и лёгким подколам.       Следующая неделя задалась гораздо лучше. Намджун чувствовал себя отдохнувшим, даже ощутил какой-то необычный прилив сил.