Недобитые

      Ри проснулся не в своей комнате, из-за чего мгновенно запаниковал. Пару раз, когда он ещё был ребёнком, такое уже было: братья и сёстры, чтобы поиздеваться над ним, ночью пробирались в его комнату и утаскивали в другую часть базы, тёмную и пыльную, а потом делали вид, что вообще ни при чём. Ри пришлось натренировать себя просыпаться от любого шороха, что отняло огромное количество времени, сил и нервных клеток. Раза три или четыре он так и не проснулся, когда братья и сёстры решили повторить подобную дурость, — Ри предполагал, что для перестраховки они вкололи ему снотворное, что так и не сумел доказать, — но в следующий раз он проснулся как раз в тот момент, когда Гадюка взяла его хвост, чтобы тот не волочился по полу, и скомандовала Ящеру со Змеем выдвигаться.       На их крики сбежались все из жилого крыла, даже Кайман: увидев детей, сцепившихся в один яростный клубок, он наказал всех, из-за чего старшие потом долго отыгрывались на Ри во время тренировок.       Он никогда в этом не признавался, но из-за таких дурацких шуток страх, что он проснётся не там, где заснул, укоренился в нём слишком глубоко. В прошлый раз, когда он сбежал из «Гоморры» с Джуд и отключился посреди пустоши, Ри не паниковал из-за эфира, что он понял далеко не сразу.       Но сейчас эфира не было.       Ри позволил себе поверить, что больше не окажется в такой ситуации, и жестоко ошибся.       Паника нарастала с каждым судорожным вдохом.       Ри попытался приподняться, выскользнуть из-под одеяла, слишком тяжёлого и отчего-то влажного, противно липнущего к коже, но не получалось. Тело было вялым, а конечности подрагивали, будто он после длительного перерыва тренировался несколько часов без передышки. Во рту было сухо и горько, голова кружилась, перед глазами всё плыло. Ри кое-как сел, старясь дышать через нос, но тут же закашлялся, уловив запах медикаментов и крови.       И ещё чего-то. С гнильцой.       Ри проморгался, стараясь сфокусировать зрение, и огляделся: помещение, окутанное полумраком, напоминало каюту, где разместили Джуд по прибытии на базу. Значит, медблок, одна из вечно пустующих палат. Заклинатели эфира умели излечивать практически любые раны, о чём не раз говорила Джуд, так что к Клэр редко попадали с переломами или порезами, разве что она принимала тех, кто не желал беспокоить заклинателей эфира или кто стоял на учёте — вроде Фокса, который был обязан посещать её каждый день. Даже странно, что Донован и Ри не записал на эти извечные приёмы. Он бы точно свихнулся каждый день видеть абсолютно белое помещение, чистое и блестящее, будто всё облицованное кантроксом и мимикрирующими модулями, вдыхать острый запах всевозможных таблеток и видеть ампулы с регенео, стройным рядом расставленные за прозрачной дверцей шкафа над столом.       Одноместная кровать расположилась прямо напротив и явно не была рассчитана на высоких пациентов, в частности — томакхэнцев. Ри поместился на ней лишь из-за того, что весь съёжился и прижал хвост к себе. Одеяло, оказавшееся намного тоньше, чем ему показалось изначально, было сильно смято, где-то остались дырки от когтей. Ри принюхался, распознал запах собственного пота и поморщился. Никогда раньше ему не было так плохо, даже после побега от «Гоморры». Ри совершенно не помнил, как его лихорадило, но знал, что это было ужасно. Кости ломило, и болела, казалось, каждая клеточка тела, даже чешуйки на кончиках ушей.       И хуже всего то, что на нём была не его одежда.       Ри неверяще провёл пальцами по мягкой ткани светло-серых штанов, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Кто-то касался его, пока снимал одежду и натягивал новую. Кто-то видел его тело, чешую, старые шрамы, выпирающие рёбра, синяки и гематомы.       Никто и никогда не видел его тела.       Ри не просто так всегда носил полностью закрытую одежду и отказывался менять её на что-то более открытое, даже если было чересчур жарко или он сильно выделялся и тем самым привлекал внимание. Не просто так тратил деньги на форму, прошитую итровыми и кантроксовыми нитями, которые делали её прочнее. Никто не должен был смотреть на него, не то что касаться.       Он вцепился в ворот футболки, такой же мягкой, удивительно пахнущей не потом, а стиральным порошком, и хотел сорвать её, но замер, когда двери комнаты раскрылись, пропуская Клэр. В проёме сразу же показались Иззи и Фокс, а за ними — Пайк, который начал прыгать, пытаясь что-то увидеть за их спинами. Ри весь окаменел. Глазами, полными испуга, он успел скользнуть по взволнованному лицу Иззи, её искусанным губам и красным глазам. В следующую секунду Клэр хлопком ладони по панели закрыла дверь, сделала свет немного ярче и посмотрела на Ри.       — Где моя одежда? — выпалил он быстрее, чем она успела открыть рот.       Клэр подошла к столу, активировала встроенный в него экран и что-то напечатала.       — Где? — повторил Ри.       — Отправили в стирку, где же ещё ей быть? Чистую возьмёшь у себя в каюте, когда я тебя выпишу.       — Какого хрена?       Клэр с усталым вздохом села на стул и, закинув ногу на ногу, критически оглядела его. Ри едва не сжался под её взглядом, чувствуя себя абсолютно ничтожным. Одеяло ещё скрывало ноги и хвост, но у футболки были слишком короткие рукава и низкий ворот, которые не могли спрятать синие чешуйки, покрывавшие его руки и шею с трёх сторон.       Одно дело — когда видно лицо Ри, практически симметрично обрамлённое чешуёй, или внешнюю сторону ладоней. Но совершенно другое — то, что он всегда прячет под одеждой, всё, что начиналось от запястий и подбородка. Даже в одежде, подобной той, что была на нём сейчас, он чувствовал себя обнажённым, попавшим под микроскоп и внимание учёных, готовых скальпелем и пинцетом растерзать каждый кусочек его тела, чтобы осмотреть под разными углами.       — Ты не болен в привычном понимании этого слова, — наконец сказала Клэр, начав покачивать ногой. — Хотя допускаю, что лихорадка, бессонница и потеря аппетита частично являются следствием болезни.       — Какой ещё, нахрен, болезни? — прошипел Ри, прижав уши к голове.       — Судя по тому, что я наблюдала у тебя и что знаю от Мэттью, у тебя депрессия, Ри. На неё накладывается эфир, который не развиваешь и не отпускаешь, вследствие чего и чувствуешь себя так отвратительно. Разве Джуд не говорила, что…       Ри рассмеялся, и Клэр замолчала, совершенно спокойно склонив голову набок.       Её заявление было до ужаса абсурдным. Ри знал, что он не самый дружелюбный и светлый человек, но у него не было таких проблем. Он пытался решить, что ему делать, чувствовал себя потерянным и лишённым контроля, который так стремился вырвать из рук Каймана, но это точно не депрессия. Нут говорила, что депрессия — это нечто, сломанное глубоко в душе, докуда не дотянуться руками. Всё, что было сломано в Ри, стало таковым из-за чужих рук, — значит, это совсем не то, о чём говорила Клэр.       — Я в порядке, — произнёс Ри, скаля зубы и стараясь не обращать внимание на то, как пальцы сжимали ткань одеяла, ещё укрывавшего ноги и хвост. — У меня нет проблем, так что не нужно держать меня здесь, как сумасшедшего.       — Правда? Совсем нет проблем?       — Совершенно.       — Тогда почему ты плачешь?       Ри фыркнул, качнув головой, и в этот момент что-то упало на его ладонь. Маленькое, холодное, мокрое. Он пригляделся: на чешуйках блестела совсем крохотная капля. Дыхание сбилось, и взгляд Клэр показался яростным, словно она всего за секунду решила прожечь в нём дыру. Медленно подняв ладонь, он коснулся влажной от слёз щеки.       Изо рта вырвался хриплый, рваный смешок.       Бездна его поглоти, что это за хрень? «Гоморра» ненавидела слёзы и с изощрённой жестокостью вытравляла любые проявления слабостей, из-за которых могли пролиться слёзы. День за днём, год за годом. В конце концов могло дойти до того, что Кайман, будучи не в настроении, мог наказать кого-нибудь просто за то, что во время спарринга у кого-то выступили слёзы после полученного удара.       Нельзя показывать, слабость, слёзы, боль, недовольство, сомнения. Даже если Нут разрешала, уговаривала его иногда выпустить скопившиеся эмоции, Ри этого не делал. «Гоморра» ненавидела слёзы, и Ри перенял эту ненависть вместе с мыслью, что это естественно и правильно.       Если бы он был слабым, он бы не смог защитить Нут — Кайман просто не отправлял бы его на сложные дела, зная, что Ри провалится и сдохнет.       Если бы он был слабым, он бы не смог удержаться на «Бетельгейзе», пусть даже его положение было шатким, а Ри больше ощущал себя неприкаянным призраком.       Если бы он был слабым, Хейн бы не стал ручаться за него перед Донованом.       Если бы он был слабым, Донован не угрожал бы сдать его МКЦ.       Если бы он был слабым, он бы не сделал то, о чём думал каждый день и что казалось ему верхом собственной силы — он бы не поцеловал Иззи первым.       Но слёзы, продолжавшие катиться по его щекам, сколько бы Ри ни пытался их утереть, доказывали обратное. Взгляд Клэр смягчился, и он застыл, уставившись на неё в ответ, с открытым ртом и опущенными плечами, полностью разбитый и растерянный, не знающий, кто он и что должен делать.       — Ри, хотя бы выслушай, — наконец вздохнула Клэр. — Твой эфир в раздрае. Он не убивает тебя, не может, ведь ты первый тип, но он начинает менять тебя. Эфиру нужно проявляться, влиять на что-то. Быть частью единого потока энергии во Вселенной, движения звёздной пыли, из которой мы все состоим. Осознанно или нет, ты блокируешь эфир, запираешь внутри себя и не позволяешь ему даже мельчайших манипуляций. Необязательно использовать эфир как Азриэль или Ромелла. Или Джуд. Достаточно совсем простеньких команд. Поднять предмет с пола без помощи рук. Включить свет или компьютер. Перезарядить пистолет. Элементарные действия, которые ты совершаешь, не задумываясь, можно делать с помощью эфира. Тогда он не будет пытаться изменить тебя. Естественный ток эфира в организме восстановится, твоё самочувствие улучшится…       — Я в порядке, — не выдержал Ри, хотя слёзы всё ещё не прекратились, а тиски, сдавившие грудную клетку, не разжались. — Если надо, выпишите мне таблеток каких-нибудь, и всё.       — Ещё одно доказательство, что эфир давит на тебя изнутри. Разве ты не заметил, что стал более раздражительным, рассеянным и нетерпеливым? Эфир влияет на твоё эмоциональное состояние, и уже давно. К тому же имеет место психологическая проблема, которая лишь усугубилась из-за того, что ты запер эфир внутри себя. Нет ничего постыдного в том, чтобы признать, что ты плохо себя чувствуешь, Ри. Я, может, и не психолог, но довольно часто помогала заклинателям эфира с их душевными ранами. Ты знал, что Аспид первые месяцы вообще не выходил из своей комнаты? Практически не ел, всё время прятался под одеялом, никогда не выключал свет и никого не впускал. Даже мне он не смог довериться сразу, едва не умер от голода, но всё же впустил к себе. Аспид тоже блокировал свой эфир, отказывался признавать, что с ним что-то не так, но посмотри, чего он достиг теперь.       — Он вечно шугается всех и ходит, как труп, — прошипел Ри в ответ.       — Он выходит в люди. Разговаривает чаще, чем раньше. Больше ест. Он говорит, что думает, и всё меньше переживает, что на него поднимут руку или засмеют. Никто не считает его состояние выдумкой или шуткой. Никто не отворачивается, потому что Аспид — часть «Нова Астры».       — Но не я.       — Ты всё ещё заклинатель эфира, а «Нова Астра» обязана помогать таким, как ты. И если этого тебе мало, если ты считаешь эту причину недостаточно обоснованной, вспомни, что ты часть «Бетельгейзе». Хейн поручился за тебя, а Иззи отстаивала тебя перед Мэттью. Они считают тебя своим другом, Ри. Любят и хотят помочь.       Он рассмеялся, на этот раз с надрывом, но затих, когда вновь хлынули слёзы, которых только стало меньше. Ри был готов разодрать себе лицо, лишь бы избавиться от них, но не двигался, смотря на Клэр и думая, как с каждой пройденной секундой его тело всё сильнее напоминает ему клетку, из которой невозможно выбраться.       Если это и есть он настоящий, если на самом деле он всего лишь нечто невразумительное, сломанное, слабое, то как его могут любить?       «Любят просто за то, какой человек есть на самом деле, за то, что он настоящий».       Иззи считала, что он её игнорирует, тогда как Ри лишь пытался разобраться в её словах и понять, как много в них правды. Он был отвратителен, и он это знал: кто посчитает мутанта вроде него приятной личностью? Кто полюбит его за то, что он настоящий? Ри бы скорее отгрыз собственный хвост, чем поверил, что это возможно, но…       Иззи.       Иззи.       Он видел, что она повернулась у лифта, видел, как страх промелькнул на её лице. Он видел её пару минут назад в коридоре, вместе с Фоксом и Пайком. Ри не представлял, почему они торчали там, но теперь думал: неужели они беспокоились за него? Клэр их не впустила, но наверняка сообщала им о том, что с ним, пока он был без сознания.       Может, они даже волновались. Губы Иззи, о которых он думал чаще, чем следовало бы, были искусаны — будто бы от волнения, а глаза были совсем красными, как если бы она долго плакала.       «А если это не так?»       Ри поднял взгляд на Клэр, — стеклянный, всё ещё полный слёз, — и подумал, что она может быть права. Он может быть заражён так, что место, откуда инфекция попала в организм, не удастся увидеть глазами. Он может быть сломанным, больным и сумасшедшим — и настоящим.       — Вчера у тебя случился приступ, — вновь заговорила Клэр, выдержав небольшую паузу, в течение которой они молча смотрели друг на друга. — Я уже проходила это с Аспидом. Обычно мы оставляли его в покое, позволяли делать то, что он хочет — эфир просто проявлялся в его обыденных действиях, будь то приём пищи или прохождение видеоигры. Когда тебя притащили, твой эфир тоже проявлялся, но не так, как у Аспида. Он не покидал твоего тела, заставлял вены светиться, а сердце — биться быстрее. Клянусь звёздами, я думала, ты умрёшь от тахикардии, но вскоре эфир успокоился. Правда потом началась лихорадка, к счастью тут мы обошлись простыми медикаментами. У Аспида такого не было, так что я оставила тебя на ночь, решила понаблюдать. Приступ случился ещё два раза, оба прошли практически безболезненно и быстро. Не исключено, что это повторится снова, так что побудешь у меня до вечера. Я сообщу Холланду, чтобы на утро он назначил тебе занятие…       Холланд. Странный запах и взбушевавшиеся инстинкты, которым Ри привык доверять.       Холланд.       — Нет.       — Нет? — удивлённо повторила Клэр. — Ри, это не обсуждается. Сейчас Холланд — капитан, ты обязан ему подчиняться, иначе он имеет право арестовать тебя. И если не хочешь вновь давиться кровью на глазах у кого-нибудь, то начни понемногу отпускать свой эфир, иначе сколько ты ещё протянешь? Пару месяцев или дней? Ты — уникальный первый тип, Ри, и если не хочешь умереть, не узнав, почему ты такой, то начни изучать собственный эфир.       Ри, не ожидая от себя подобного, стыдливо прижал уши, когда Клэр поднялась на ноги. Она будто нависла над ним огромным препятствием, которое он ни за что на свете не смог бы обойти.       — Если проголодаешься, сообщи Цуге, она пришлёт андроида с обедом. Если захочешь, чтобы кто-нибудь навестил тебя, опять же, скажешь Цуге. Пока что она решила никого к тебе не пускать, чтобы ты мог отдохнуть. Попробуй хотя бы немного выспаться. Расслабься, ни о чём не думай. Может, во время сна эфир вновь проявит себя естественным образом и не навредит тебе. Если что, я буду недалеко. А ты отдыхай, тут тебя никто не побеспокоит.       Ри не успел даже осознать услышанное. Двери перед Клэр вновь раскрылись, и Фокс, Иззи и Пайк, дежурившие рядом, мигом отскочили в сторону. Двери закрылись, и свет немного погас, вернулся к полумраку. Ри крепко сжал одеяло, оставив в нём ещё несколько дырок.       Неподвижно просидев минут двадцать, не меньше, он кое-как встал на ноги и поморщился, голыми ступнями коснувшись тёплого пола. Штаны, в которые его кто-то переодел, оказались даже короче, чем Ри думал, и заканчивались на щиколотках. Футболка задиралась, стоило приподнять руки чуть выше, и оголяла живот. Слишком много открытых участков тела, которые могли увидеть. Слишком мало преград, разделяющих его и внешний мир. Ри хотел бы уйти в свою каюту, но вовремя остановил себя и сел обратно на кровать. За дверью дежурят Фокс, Иззи и Пайк, как ему пройти мимо них? Да и путь от медблока до жилого крыла займёт время.       Поджидает ли его Холланд? Наверняка — либо за тем, чтобы заставить обучаться управлению эфиром, либо чтобы усыпить бдительность и убедить, что ему можно доверять. Ри не смог бы объяснить, почему, но ощущал себя неуютно в его присутствии и всё время хотел сбежать, спрятаться. С ним такое редко бывало, и потому он решил быть настороже и приглядывать за Холландом по мере возможности. Может, это и стало последней каплей: организм просто не выдержал нагрузки и сдался, позволив эфиру творить всё что вздумается.       Ри и впрямь мало спал и ел, чувствовал слабость в теле и всё чаще — головную боль, и оттого допускал, что эфир всего лишь подгадал момент, когда его самочувствие будет совсем уж паршивым. И всё же не желал признавать того, о чём говорила Клэр, пусть даже где-то на подсознательном уровне понимал, что она права. Он не болен в обычном понимании этого слова, но всё равно болен.       Есть ли лекарство от эфира? Ри сильно сомневался, однако если бы оно существовало… он бы не ощутил этой странной пульсации, не заметил, как под бледной кожей рук слабо подсвечивались вены — будто то, о чём говорила Клэр, вернулось. По её мнению — приступ, вызванный тем, что Ри запирал эфир внутри себя. По его мнению — полная хрень.       Но он всё равно приподнял руку, наблюдая за тем, как голубоватый свет медленно полз к локтю, подчёркивая вены и мышцы. На мгновение Ри показалось, что он видит собственные кости, а после, когда свет уже дополз до плеча и скрылся под тканью футболки, уловил запах.       У эфира не было собственного запаха, — Джуд подтверждала, — но что-то определённо было. Нечто, что можно было вдохнуть, или же сам эфир воздействовал на мозг, убеждая его, что Ри чувствовал запах. Как бы там ни было, он понял, что и впрямь ощущал эфир: собственный, слабый, растекавшийся по телу теплом, прогонявшим остатки холода и лихорадки. То, о чём говорила Клэр, и впрямь происходило.       Однако эфир не проявился так же, как у Джуд или Сириуса. Он не покидал тела Ри, струился светом под кожей, отдавался едва слышимым гулом в костях и усерднее гнал кровь по телу, но оставался запертым внутри. Ри пялился на стигму, переплетение неизвестных символов и геометрических фигур, так долго, что эфир начал гаснуть.       Как там сказала Клэр? «Уникальный первый тип»? Скорее сломанный — должно быть, звёзды решили посмеяться над ним, и на самом деле его стигма означала принадлежность ко второму типу, не способному заклинать эфир, иначе он бы уже делал это. Даже неосознанно, даже с учётом того, что подавлял силу внутри.       Что, Бездна его поглоти, не так с организмом Ри?       На секунду ему даже стало интересно — только на секунду, ведь в следующую он понял, что в таком случае придётся обращаться к Холланду. Ри предпочёл бы вообще не узнавать об эфире больше, чем уже знал, но если уж и выбирать, то лучше Джуд или Сириус. А ещё лучше — никто.       Холланд, конечно, просто так не оставит его в покое, а вечно прятаться в палате Ри не смог бы при всём желании. В конце концов ему придётся выйти за дверь, и будет лучше, если он сделает это как можно скорее. Без привычной одежды, без оружейных ремней, пусть даже пустых, он чувствовал себя голым и беззащитным. Ему нужна была хоть какая-то уверенность, что он сможет продержаться ещё немного. Даже мнимая, даже если он толком не знает, что это значит: продержаться.       Наконец эфир погас окончательно, и Ри, подумав ещё немного, решил рискнуть. Поднялся на ноги, убеждая себя, что не станет задерживаться в коридоре, даже если Иззи и впрямь караулит там, и сразу же вернётся к себе. Но не успел сделать даже шага, как двери раскрылись, и Аспид быстро юркнул внутрь,       — Привет.       Ри насторожился.       — Можно Аспид тебя навестит?       Может ли? Ри понятия не имел: слишком чужим и странным казался Аспид, вечно прячущийся ото всех и выползавший из своей комнаты лишь в том случае, если так приказывал Донован или если один из Ортегоров выманивал его вкусной едой, при этом вид у него был абсолютно несчастным, как и сейчас. Огромная серая толстовка скрывала его от кончиков ушей и едва не до колен, под надвинутым капюшоном лихорадочно блестели тициановые глаза, под которыми пролегли глубокие тени. Аспид жевал нижнюю губу и, будь у него хвост, наверняка нервно качал бы им, вздыбив шерсть.       Ри молчал достаточно долго, чтобы тревога Аспида усилилась. Он спрятал руки в кармане на животе, бегло оглядел палату, до крови прокусил губу и начал дёргать ушами, будто улавливал множество звуков разом.       — Что-то важное? — наконец спросил Ри.       Аспид замер, приподнял брови, словно не понимал его, но, помолчав немного, тихо ответил:       — Аспид узнал, что случилось, и подумал, что… Аспид должен навестить тебя. Спросить, как ты. Аспид беспокоится.       «Чудесно», — подумал Ри, закатив глаза. Только этого ему не хватало.       — Аспиду тоже было тяжело, — ещё тише продолжил люманирийец, начав дёргать ломкую светлую прядь, упавшую на лицо. — Оно… оно было рядом, и Аспиду было страшно и больно.       — Оно? — повторил Ри, собрав руки на груди. Бездна, как же неуютно в этой одежде — хоть сдирай с Аспида толстовку, лишь бы спрятаться самому. Тот, впрочем, совсем не смотрел на Ри, словно и не замечал, как странно чешуя покрывает его тело, продолжал дёргать прядь и жевать губу.       — Оно, — наконец повторил Аспид, на секунду встретившись с ним глазами. — Оно возвращается. Ты тоже это чувствуешь, Аспид прав?       — Оно? — во второй раз повторил Ри. — Говори конкретнее, если не хочешь, чтобы я вышвырнул тебя отсюда.       — Аспиду страшно и больно, — дрогнувшим голосом повторил люманирийец, и сначала Ри показалось, что это ответ на его слова, но Аспид продолжил, пустым взглядом смотря куда-то мимо него: — Аспид пытается, но оно сильнее. Оно всегда здесь, Аспид не может ему противостоять… Аспид пытался предупредить Имона, но оно уже захватило его, и теперь… Теперь оно захватывает тебя, Ри. Ты ведь это чувствуешь, да?       — Захватывает? — переспросил он, и практически сразу же ему на ум пришла безумная идея. — Аспид, ты чувствуешь это? Нечто странное в эфире?       — Всегда, — не громче шёпота ответил Аспид, остановив на нём испуганный взгляд.       Ри дёрнул хвостом, отчего выражение лица Аспида сменилось на болезненное, словно этим действием ему намеренно напомнили об отсутствии хвоста. Неожиданно для самого себя Ри спрятал хвост за спиной, но люманирийец уже обернулся к дверям.       — «По пути солнца», — вдруг произнёс он.       — Что?       — Это одна из любимых видеоигр Аспида, — затараторил Аспид, вновь посмотрев на него — во взгляде было столько страха, что Ри рефлекторно протянул руку к кобуре на бедре, которой не было. — Клэр советовала заниматься делами, которые Аспида успокаивают, так что он играл в видеоигры. «По пути солнца» — отличная игра. Интересный сюжет, просто и понятное управление, персонажи…       — Мистер Тейт, — раздался механический голос Цуги, пока Аспид сверлил его взглядом, словно чего-то ждал, — мисс Донован хочет навестить вас.       Ри выругался, вновь дёрнув хвостом. Ладно, визит Аспида — не самое ужасное и странное, что случилось за последний час. Визит Иззи намного хуже.       — Аспиду нравятся персонажи в «По пути солнца», — как ни в чём не бывало продолжил люманирийец, продолжая сверлить его сосредоточенным взглядом. — И отсылки Аспиду тоже нравятся.       — Какие, нахрен, отсылки?       — Прямые. Понятные.       Аспид спрятал руки в кармане и встал полубоком, когда двери открылись. Замечательно. Цуга даже не дождалась, пока Ри скажет, может ли Иззи войти.       — Не верь ему, Ри, — неожиданно прошептал Аспид, слегка наклонив голову, будто хотел спрятать лицо от Иззи, вбежавшей в палату.       Люманирийец так же быстро выбежал, из-за чего Иззи на секунду замерла, смотря ему вслед. К груди она прижимала планшет в ярко-красном чехле, и при резком повороте Ри успел заметить несколько открытых окон — сплошь цифры и символы, которых он совершенно не понимал.       Он и Иззи не понимал.       Она смотрела на него с эмоцией, которую Ри никак не мог назвать. То ли облегчение, то ли радость, то ли вовсе страх. Искусанные губы Иззи подрагивали, словно она всё собиралась что-то сказать или же старалась не заплакать, а глаза — красные, влажные. Чёрные волосы, обычно всегда прямые, блестящие, будто на них вылили тонну средств по уходу с запахами, которые Ри всегда слишком хорошо чувствовал, были собраны в неаккуратный низкий пучок; несколько прядей выбились. Даже одежду Иззи он не понимал: широкие тёмные брюки — она ни разу не носила ничего подобного — и футболка с длинными рукавами и высоким горлом.       Иззи всегда носила яркое и облегающее, подчёркивающее её фигуру. Не то чтобы Ри засматривался, он отмечал это автоматически, и потому был озадачен сейчас.       В сравнении с ней он и впрямь будто голый.       Бездна, как же это ужасно.       Иззи смотрела на него почти десять секунд, но не скользила взглядом по открытым участкам кожи или торопливо качающемуся хвосту. Она смотрела Ри в лицо, строго в глаза, а потом, замахнувшись, со всей силы швырнула в него планшет и заорала:       — Ты придурок!       Ри поймал планшет, на мгновение решив, что перед ним ламмертец-хамелеон. Стала бы Иззи, души не чаявшая в своей технике, швыряться ею? Но потом подумал, что, возможно, она просто знала, что он поймает планшет. Глупый расчёт. Ри был слишком растерян и напуган, чтобы быстро реагировать.       — Ты придурок! — с чувством повторила Иззи, вскинув руки, и уставилась на него в ожидании, так что Ри осторожно повторил:       — Я придурок?       — Конечно! — ещё громче подтвердила Иззи. — Довыделывался со своим нежеланием изучать эфир, и посмотри, что вышло! А если бы приступ случился позже, когда я уже ушла? А если бы я не успела привести Фокса? А если бы ты…       Ри медленно положил планшет на кровать, борясь с желанием сдёрнуть одеяло и просто завернуться в него, лишь бы не чувствовать внимательный взгляд Иззи, на последних словах ставший стеклянным. По щекам побежали слёзы.       — А если бы ты просто умер? — хрипло выдавила Иззи, потряхивая ладонями. — Если бы ты умер прямо там, в коридоре, у меня на руках?       Ри опустил уши, кровь прилила к лицу. Звёзды ярчайшие, у неё на руках?..       — Неужели так трудно было просто сказать, что тебе плохо? — в том же тоне продолжила Иззи, и что-то внутри Ри сломалось, просто лопнуло под давлением, а эфир вновь стал растекаться под кожей. — Видел же, что было с Джуд, когда она сдерживалась, так почему…       — Бездна тебя поглоти, да не знаю я! — с яростью перебил Ри, вцепившись в волосы, больно царапнув кожу когтями и ударив себя по ногам хвостом, забившим в воздухе. — Не знаю, ясно? Я ни хрена не понимаю, что со мной, что делать, я не знаю, что чувствую, всё, блять, спуталось, никакого плана, ничего, я не…       Взбурлившая кровь грохотала в ушах, пока эфир так же медленно, как и раньше, по миллиметру захватывал его вены голубоватым светом. Сейчас он казался таким же естественным, как Бьянка или Габриэлла, идеально ложащиеся в руки, или тяжесть оружейных ремней на теле, или чуткий сон в форме, которую Ри никогда не снимал — ощущался как нечто, что всегда с ним и позволяет чувствовать себя в безопасности.       Вот только ни оружие, ни натренированный организм, ни привычка спать в спецодежде для нормальных людей не равняются ощущению безопасности.       Ри и не был нормальным. Он был сломанным, больным и сумасшедшим — и настоящим, но только не нормальным.       — Я понятия не имею, что со мной и как это исправить, — прошипел Ри, низко опустив уши и показав клыки. — Я просто не знаю, Иззи! Кайман всю жизнь контролировал меня, натаскивал подчиняться приказам и творить столько разной херни, что ты даже представить не можешь! Любое проявление слабости, любая жалоба могли отразиться на Нут, так что я был обязан молча со всем соглашаться и делать то, чего не хотел! Откуда мне, долбанная Бездна, знать, что будет, если я хотя бы заикнусь о том, что со мной? Я нихрена не понимаю!       Слова иссякли, оставив только огромную дыру в груди и нестерпимый жар — в крови. Ри тяжело дышал, ничего не видя из-за красной пелены перед глазами, и слишком медленно осознавал, что сказал. Он противоречил сам себе, говоря о том, что натаскан подчиняться приказам, но на деле лишь игнорирующий приказы Донована, в руках которого находилась его свобода. Ри противоречил себе во всём, от начала и до конца, день и ночь, и всё потому, что он просто не знал.       Что он должен делать, думать, говорить, как вести себя с людьми, какие планы строить, насколько далеко заглядывать вперёд. Ри вообще ничего не знал, лишь тот факт, что он — пустое, бесполезное существо, вполне возможно занимающее чьё-то законное место и совершенно точно зря переводящее воздух.       Его жизнь — череда неконтролируемых ситуаций, в которых он был даже меньше пешки, но проблем от которой было больше, чем звёзд на небе. Если бы не он, его мать, возможно, была бы жива, а тёте не пришлось бы всю жизнь провести в рабстве у «Гоморры».       Его жизнь — ошибка, которую он даже не пытается исправить, потому что не знает, как это делается и с чего нужно начать. Всё, что он умел, это чётко следовать идиотским приказам Каймана и причинять другим вред. В основном — холодным и огнестрельным оружием, реже — словами, как сейчас.       Иззи беззвучно открывала и закрывала рот, пока Ри, втягивая воздух сквозь стиснутые зубы, пытался понять, почему просто не может разговаривать нормально, без агрессии, сразу объясняя, что ему не нравится или чего он не понимает. Яркая и тёплая как солнце, Иззи этого не заслуживала так же, как он — её прикосновений.       Ри сделал шаг назад, когда она протянула руку к его лицу. Достаточно того, что он был одет непонятно во что и унижался, распадаясь на куски.       — Я не… не понимала, — пробормотала Иззи, её рука безвольно опустилась. — Прости. Я лишь хотела помочь.       Конечно же, она не понимала. Ри молчал, потому что его так воспитали. Нельзя говорить о том, что чувствуешь, лишь о том, что думаешь по делу, которое тебе поручили. Нельзя жаловаться. Нельзя плакать. Нельзя быть слабым. Рептилии — одна семья, «Гоморра» — сила, с которой должны считаться.       Ри уже не был частью «Гоморры», зато остался стержень, вокруг которого Кайман кулаками и угрозами вылепил его личность. И то, и другое пошло трещинами.       Ри отступил ещё на шаг, тряхнул головой, хвостом сдвинул планшет Иззи подальше и сел на край кровати, уперев локти в колени и закрыв лицо ладонями. В голове царила пустота, лишь клубок противоречивых чувств продолжал нещадно путаться глубоко в сердце, из-за чего он едва был способен сидеть неподвижно. Эфир больше не мерцал под кожей, и тепла Ри не ощущал. Теперь казалось, будто холод, охвативший тело, всегда был с ним.       Намного проще было сдаться Холланду, чтобы он зашвырнул его в первый же корабль до тюрьмы МКЦ, чем разбираться с тем, что Ри натворил и наговорил.       — Цуга, — произнёс он безжизненным голосом, — зови…       — Цуга нас не слышит, — перебила Иззи. — Я попросила её не подслушивать.       — Твой отец ясно дал понять, что я не должен с тобой разговаривать и вообще оставаться наедине.       — Но я хочу с тобой разговаривать.       Иззи подошла ближе, в поле зрения появились её лёгкие ботинки и тёмная ткань брюк. Ри не поднял головы, лишь слегка сдвинул пальцы, чтобы закрыть глаза, как ощутил трепетное прикосновение, заставившее всё его существо застыть на месте.       — Прости, что я такая навязчивая, — прошептала Иззи, скользнув кончиками пальцев по костяшкам его, отчего у Ри даже дыхание сбилось. — Прости, что постоянно лезу со своими тупыми разговорами и вопросами. Но ты дорог мне, Ри. Сильнее, чем я думала. И мы одна команда, а в команде всегда помогают друг другу. А ещё я всего лишь хочу понять, что между нами происходит, и уладить все недоразумения. Я хочу помочь, чтобы тебе было комфортно общаться со мной.       Её пальцы невесомо погладили его руку, опустились к запястью. Ри, вдруг ощутивший, как отступает холод, всё-таки опустил ладони и поднял взгляд. Иззи робко улыбнулась, — звёзды, он никогда не видел у неё такой улыбки, — и точно так же коснулась его лица ладонью, кончиками пальцев проведя по синим чешуйкам на левой скуле.       Так приятно.       — Как и любой человек, на глазах которого другой вдруг начинает давиться кровью и теряет сознание, я переживала. Ладно, вру, я чуть не умерла от страха. И вполне естественно, что я приду проведать тебя, чтобы узнать, как ты. Но если тебе это не нравится — я уйду. Если тебе не нравится, что я флиртую с тобой, я прекращу, — легко сказала Иззи, будто не знала, что уже из-за того, как мягко она касается его лица, Ри был готов сдаться и согласиться с Фоксом, говорившим, что Иззи и впрямь с ним флиртует. — Ты же уже должен был понять, что нравишься мне, но если вдруг не понял, говорю прямо: ты мне нравишься, Ри. Но если тебе не нравится моё внимание, всё нормально. Мы можем быть друзьями, Ри, и просто забыть об этом. Поверь, не такая уж я и дура, чтобы убиваться из-за парня, которому я не нравлюсь. Я всё равно не брошу тебя, если только ты не скажешь. Я помогу, чем смогу, и всегда выслушаю.       Яркая и тёплая, как солнце, имевшая столь же сильное притяжение, как планеты — Ри не мог отвести взгляда, не мог понять, почему со всеми его отрицательными чертами и уродствами Иззи улыбалась и нежно вела большим пальцем по его скуле, будто ей не было противно касаться чешуек, сливавшихся с бледной кожей. Словно то, что он был сломанным, больным и сумасшедшим означало, что его всё же могут любить.       Это так странно и так… приятно. Приятно до теплоты, прогоняющей холод из одеревеневших конечностей, заглушающей грохот крови в ушах и белый шум, который столько месяцев был у Ри вместо чётких мыслей.       Иззи улыбалась ему, не дерзко и вызывающе, когда представляла очередной безумный план, и не воодушевлённо, когда работала с каким-нибудь сложным кодом, а ласково, и в её карих глазах отражалось бесконечное терпение, которого Ри не был достоин.       И всё же он прикрыл глаза, немного наклонил голову, как кот, ищущий ласки у человеческой руки, и негромко, через силу выдавил:       — Я не знаю, что делать, и не знаю, как объяснить, но… мне нравится.       — Что? — мягко уточнила Иззи.       — Твой флирт. Он странный, но мне нравится. Непривычно знать, будто кто-то может флиртовать со мной.       Уголки губ Иззи приподнялись чуть выше, а после она медленно, словно давая Ри возможность остановить её, обняла его. Ри так же медленно обвил её талию руками, напрочь забыв о коротких рукавах футболки, о том, что Иззи касается его оголённой кожи, видит чешуйки и то, что спрятано под ними, в крови и костях, что проглядывается через огромные трещины, оставленные «Гоморрой».       И это казалось ему таким же естественным, как вдыхать её запах, впитавший в себя разные духи и многочисленные средства по уходу за кожей и волосами, как слышать её сердцебиение и дыхание, как касаться её тёплой бархатной кожи и уже знать, а не предполагать, что Иззи не сбежит, ведь людей любят за то, что они настоящие, а Ри — сломанный, больной и сумасшедший, но всё же настоящий.