Амур

      Уже многим позже, когда за плечами будут годы опыта и часы рефлексии, Карл поймет, что, когда миру приходит конец, весь привычный уклад жизни начинает идти коту под хвост задолго до того, как приходит осознание, что пути назад уже нет.       Для семьи Граймс отправной точкой стал день, когда Карл, сидя за обеденным столом и без желания тыча вилкой в завтрак, по праву считал, что сегодняшнее утро — самое ужасное в его жизни. Мама волком смотрела на отца, а тот мучил содержимое тарелки, не зная, куда себя деть.       В их небольшой светлой столовой не чувствовалось привычного уюта, несмотря на то, что в воздухе как всегда витали запахи отцовского кофе, маминого клубничного лосьона, его кукурузных тостов и роз, цветущих под окнами. Сегодня это все только давило, а не настраивало на хороший день.       Раньше Карл даже подумать не мог, что родители не ладят между собой. И теперь сложно было понять, случилось ли это только сейчас или назревало давно, но мама с папой просто старались не выяснять отношения в его присутствии.       — Ну и что ты снова молчишь? — спросила Лори, только недавно, пару минут назад закончившая выговаривать Рику за какие-то провинности, сути которых Карл не разобрал. — Совсем нечего сказать?       Граймс-младший как-то машинально перевел взгляд на отца, словно тоже ожидал ответа, на деле же ему просто хотелось, чтобы это закончилось, чтобы родители больше не ругались. Рик лишь покачал головой и у Карла все внутри сжалось. Он понял — маме это не понравится и продолжения ссоры не избежать. Карл с замиранием сердца ждал, что произойдет дальше.       — Знаешь, — выдержав небольшую паузу снова заговорила Лори. — Порой мне кажется, что тебе на нас совсем наплевать.       Даже для Карла эти слова прозвучали, как смертный приговор и страшно было подумать, что почувствовал отец. Рик вскинул голову, бледнея на глазах. У Граймса младшего затряслись руки, и он схватил свой тост, начиная судорожно есть, стараясь не выдать своего испуга и смятения.       Отец, мельком взглянув на него, ничего не ответил маме. Так и оставив свой завтрак не съеденным наполовину, он уехал на работу. Карл тоже не смог заставить себя съесть все. Пары кусков, отхваченных впопыхах, хватило, чтобы его начало тошнить. К счастью, мама не стала заставлять.       Мысли путались, то и дело эхом в голове отдавались мамины слова. Карл не мог понять, чем папа заслужил такое. Не могло же это, в конце концов, быть правдой. Он был уверен, что отец всегда внимателен как к нему, так и к маме, что они настоящая, дружная семья. А наделе это, выходит, не так? Граймс просто не находил объяснения всему происходящему. Могла ли мама сказать так просто со злости? А мог ли Карл не замечать, что родители ругаются? Или папе, все же, действительно больше нет до них дела?       Голова просто гудела от вопросов, которые он не мог задать. По дороге в школу Карл поглядывал на мать, хмурую и раздраженную, и все внутри как-то неприятно тянуло. Тело казалось таким тяжелым от навалившихся страхов и опасений. А вдруг, это все только начало? Граймс помнил, как пару лет назад разводились родители его друга, мальчишки, жившего по соседству. Пусть Карл и не понимал всех тонкостей, не понимал, что они делили и почему, но в голове плотно засели образы постоянно кричащих друг на друга мистера и миссис Пэркинс, плачущего Оливера, их сына, на внешнем виде которого очень сильно отразился родительский раздор. Может, Карл и был тогда еще слишком мал, чтобы в полной степени вникнуть в происходящее, но одно ему было ясно — когда родители ругаются между собой, детям приходится тяжелее всего от того, что они не могут принять чью-то сторону. Тогда Карл, как бы ему не было жаль друга, радовался, что его семья не такая. Что мама с папой любят друг друга и никогда-никогда не ругаются. А теперь выходит, что это не так? Что и его ждет нечто подобное?       — Приехали, милый. — Мамин голос и легкий толчок остановившейся машины, заставили Граймса вернуться в реальность. Он снова посмотрел на мать, которая даже не улыбнулась ему как обычно. Может, уже подумывала о том, как будет подавать заявление не развод?       От этой мысли все тело Карла замлело, а кончики пальцев похолодели, но он снова ничего не сказал. Бросив только прощальное «пока», выдавленное с большим усилием, он забрал рюкзак и пошел к зданию школы, забыв закрыть за собой дверь машины. Где-то глубоко внутри он чувствовал — денек будет не из легких.       И Карл оказался прав. Голова былаьзабита догадками и сценариями развития событий. Граймс представлял бесконечные ссоры, дележку имущества и ребенка, то бишь его. В воображении всплывали бесконечные сцены из маминых сериалов и ток-шоу, в которых героями теперь были Рик и Лори Граймс. Избавиться от навязчивых мыслей не помогало ничего. Задачки по математике не получалось решить, живой рассказ мисс Сандерсон об особенностях зарубежной литературы не доставлял удовольствия, Карл был вялым на физкультуре, а непрерывный гомон, не стихающий даже во время уроков, доносился будто откуда-то издалека. Мысли, заставляющие руки то и дело неприятно потеть, глушили и шум, и голоса учителей, не давая сосредоточиться ни на чем. С Граймсом раньше такого не случалось, однако сегодня утреннее происшествие упорно не желало покидать голову. Впервые в жизни Карл схлопотал двойку. Он не смог ответить на вопрос по истории, пусть не потому, что не знал ответа, а потому, что просто отвлекся и не слышал вопроса, но сути это не меняло.       — Карл, погоди! — Граймса, словно гром среди ясного неба, поразил голос учительницы, позвавшей его, когда он на перемене направлялся к следующему кабинету.       Карл не сомневался, что его странное поведение не осталось незамеченным, особенно на уроке миссис Миллер, которая вела у него английский. Карл обернулся и натянуто улыбнулся всегда слишком опрятной, но невероятно доброй и умной молодой женщине. Джудит Миллер ему нравилась, она была внимательна и справедлива, а потому не могла не вызывать уважения, даже у самых маленьких. Однако, сколь бы хорошо Карл не относился к учительнице, рассказывать о том, что произошло дома не хотелось даже ей.       — Карл, у тебя есть минутка поговорить? — Подойдя ближе, спросила миссис Миллер.       — Конечно. — Граймсу очень хотелось сказать, что нет, сославшись на какое-то важное дело перед следующим уроком, но они оба знали, что уборная для мальчиков уже осталась позади, а учебники для следующего урока он взял еще на прошлой перемене и сейчас держал их в руках. Времени до звонка, как на зло, тоже еще хватало.       — Я не могла не заметить, что ты сегодня сам не свой, — осторожно начала женщина. — Ты себя неважно чувствуешь? Мне стоит позвонить твоей маме?       На мгновение у Карла перехватило дыхание, будто холодной водой окатили. Карл и сам не понимал почему, но ему ужасно не хотелось, чтобы мама или папа узнали, как его расстроила их ссора.       — Нет. Нет, миссис Миллер, все в порядке, — сказал Граймс, пытаясь не забывать улыбаться. Конечно, он понимал, что этого мало.       Пока учительница подбирала слова, Карл судорожно соображал, как же оправдаться. Что сказать, чтобы она поверила? Чего-чего, а выносить на всеобщее обозрение их проблему Граймс не хотел.       — Просто!.. — начал он, стоило миссис Миллер открыть рот для нового вопроса. — Мама сегодня…поведет меня к дантисту.       Не то что бы голос Граймса звучал слишком уверенно, но по переменившемуся выражению лица женщины, Карл понял, что она готова его послушать. Теперь нужно было действовать осторожно. Не переврать и не недоврать.       — Я очень боюсь. — Он вздохнул, делая вид, что признаться в своем страхе ему было нелегко. Граймс замер, пытаясь понять, поверила ему учительница или нет. Сердце, казалось, колотилось где-то у самого горла, мешая нормально дышать, Карл, не моргая смотрел на нее, голова мигом опустела, заполнившись противным звоном.       — Вот как, — спустя пару мгновений сказала миссис Миллер. — В таком случае я могу лишь надеяться, что тебя не будут слишком мучить.       — Спасибо. До свидания, миссис Миллер. — Карл еще раз улыбнулся женщине и продолжил путь.       Последний урок тянулся невыносимо долго. Скучный рассказ учителя ни капли не отвлекал от тревожных раздумий, а материал не усваивался. Лениво листая учебник по указкам мистера Циммермана, Граймс то и дело поглядывал на часы над школьной доской, мысленно подгоняя минутную стрелку и представляя, как наконец окажется в своей кровати. Ему в целом хотелось, чтобы этот день побыстрее закончился, чтобы все было в порядке. Уже давно Карл не чувствовал себя настолько вымотанным.       Когда долгожданный звонок прозвонил, Карл вдруг осознал, что это означает не только конец учебного дня, но и то, что ему предстоит увидеться с мамой. Конечно, она заметит его плохое настроение еще быстрее, чем учителя, только вот миссис Граймс уже не удастся навешать на уши лапши о дантисте, да и врать маме не хотелось. Похоже, все, что ему оставалось, это приложить максимум усилий для того, чтобы натянуть улыбку и сделать непринужденный вид. К счастью, пока Граймс собирал вещи и шел по коридору, пробиваясь через шумную толпу, у него было немного времени, чтобы привести в порядок разбушевавшиеся чувства.       Карл вышел на согретое солнцем школьное крыльцо через широкие двойные двери, тут же чувствуя на себе легкий теплый ветерок. Это было вдвойне приятно после целого дня, проведенного в классах. Однако радость от окончания учебного дня была мгновением перед тем, как Граймс увидел маму. Он даже не сразу обрати внимание на машущего ему Шейна. Странно, что он тут делает? Не дав себе долго об этом раздумывать, Карл пошел к маме. Он видел, что она о чем-то говорила с мужчиной прежде, чем пойти сыну навстречу.       — Привет, сынок. — Лори натянуто улыбнулась, а после опустилась перед ним на колени, беря его за руки. У Карла засосало под ложечкой, два плюс два начинали складываться в голове. Две полицейские машины, стоящие в школьном дворе, папины коллеги, среди которых его не было, мамино перекошенное лицо. Внутри все оборвалось и на короткий миг Карл почувствовал, что теряет связь с реальностью. Закружившаяся голова словно распухла и мало что соображала.       Этот момент слишком сильно въелся Карлу в память. Еще долго ему во снах являлись мамины обычно теплые, а сейчас похолодевшие руки, слабо сжимавшие его запястья, легкий, едва уловимый запах сладких духов и слезы, стоящие в ее глазах.       — Карл, милый, послушай, — начала Лори. Граймс отчетливо понимал, что маме тяжело даются эти слова. Слушать не хотелось. Его затрясло от желания броситься на утек, лишь бы не слышать того, что ему собирались сообщить. — Папа…в больнице. На работе случилось несчастье, в него стреляли.       Тело в этот момент будто стало не его, однако острая тошнота быстро вернула ощущение реальности. На глазах, как и у мамы, выступили слезы, отвратительно горячими дорожками тут же покатившиеся по щекам. От сковавшего страха его пробила крупная дрожь.       — Сынок. — Мама положила ладони на его щеки и, если бы Карла самого не трясло, словно от озноба, он бы почувствовал, что и ее руки дрожали. — Нам нельзя раскисать, понимаешь? Мы нужны папе.       Граймс кивнул и прижался к маме. Хоть она и сказала, что нужно держать себя в руках, он не мог остановить слез. Все это, наверное, было просто шуткой. Дурацким сном. Может, он задремал на уроке? А может, еще и в школе даже не был?       — Давай, малыш, нам нужно ехать. — Лори отстранилась и стала стирать Карлу слезы.       Всхлипывая, Граймс пошел за мамой к патрульной машине. Он уже не думал, что этот день плохой, он считал его просто ужасным, и если пару часов назад у него еще была надежда на то, что с его окончанием исчезнут и все проблемы, то теперь слишком тяжёлым грузом для детских плеч на него свалилось осознание — в ближайшее время это не закончится. Теперь каждый день будет похож на этот.       Когда Карл подошел к Шейну, тот потрепал его по волосам и чуть улыбнулся. Эта улыбка показалась Граймсу сейчас настолько же к месту, насколько, к примеру, рождественская елка посреди пляжа.       — Не переживай, твой старик крепкий сукин… — начал было Шейн. И Карл, конечно же, знал, что он собирается сказать, но Лори резко оборвала его. — Кхм, да. Я хотел сказать, что он выкарабкается, он у тебя крутой мужик, — Уолш похлопал Карла по плечу и открыл ему заднюю дверь машины.       Забираясь на сиденье и как можно незаметнее хватая ртом воздух, которого стало категорически не хватать, Карл пытался представить, что их ждет в больнице. Было очевидно, что дело обстоит серьезно, потому что успокаивать его никто не стал. Все тело, весь он стал одним большим комком страха. Граймс уже не чувствовал ни как колотится сердце, ни как сводит желудок в приступах тошноты, ни как немеют ноги. Осталось только мерзкое чувство неизбежности, змеем извивающееся внутри.