Амур

      Всю дорогу от школы до больницы Карл чувствовал только неумолимость приближающегося момента. Страшного момента, момента, когда он столкнется с самым ужасным событием за всю его жизнь.       Никогда раньше больница не казалась ему таким отвратительным местом. Никогда Граймс не замечал, как тут шумно, почти как в супермаркете в выходной день. И как сильно всем наплевать на то, что у них случилось. Карл то и дело впивался злым беспомощным взглядом в лица проходящих мимо санитаров, медсестер и врачей. Все они спешили по своим делам, всем было не до них. Даже тому доктору, который вел их к папиной палате. Он о чем-то беседовал с мамой и Шейном, но Граймс даже приложив усилия не смог бы вспомнить, о чем они говорили.       Когда дверь палаты открылась, Карл был готов закричать, хотя ничего страшного, по сути не увидел. Отец лежал в кровати без сознания, и выглядел просто спящим. Конечно, если не считать бледной, почти белой кожи лица и бесконечного количества трубок, тянущихся к разным аппаратам, издававшим препротивные пищащие звуки. Граймс остановился почти у самой двери, боясь подойти к отцу. Он даже сам не знал, чего он боялся, но все внутри сжималось от иступленного страха, что, если он шагнет чуть ближе, что-то может пойти не так.       Отвратительнейший запах лекарств и хлорки — это еще одна вещь, которая навсегда останется в памяти Граймса. Как и слова врача о том, что угрозы для жизни пока нет, но состояние все равно нестабильное. Карл не очень понял, что это значит, да только эта фраза стала последней его мыслью перед сном и первой после пробуждения.       Дни стали абсолютно одинаковыми, серыми, с постоянной тревогой и беспокойным ожиданием, которому не было ни конца, ни края. С утра он отсиживался в школе, — его успеваемость резко снизилась, хоть учителя и знали, что сейчас переживает их семья и не давили на Карла, — потом они с мамой ехали в больницу. Это время было просто невыносимым. Молча сидеть у кровати, вглядываясь в безмолвное неподвижное папино лицо — настоящая пытка, которую приходилось терпеть каждый день.       Домой он возвращался в абсолютно разбитом состоянии, не понимая, зачем они все время ездят в эту чертову больницу, если все равно ничего не меняется. Но, с другой стороны, где-то глубоко в душе он понимал, что изведется еще больше, если они пропустят хоть один из этих мучительных визитов.       Но не только папино состояние вызывало беспокойство. Карл не мог до конца понять, что происходит, но тревога взрослых, витавшая в воздухе, казалось, вот-вот начнет принимать твердую форму. Не раз Граймс предпринимал попытки выяснить у мамы, что происходит. Что значат эти заявления в новостях. Пандемия, чрезвычайное положение, призывы не выходить из дома без крайней необходимости. Все это в связи с мертвенно-бледным маминым лицом, когда она смотрела телевизор, и возбужденными перешептываниями с заезжавшим к ним периодически Шейном, просто не оставляло места для хороших мыслей, а тем более надежд на улучшение положения.       А проснувшись однажды утром и взглянув на часы, Карл понял, что мама не разбудила его в школу. В столовую он вышел на абсолютно ватных ногах с замирающим после каждого удара сердцем. Лори сидела за столом на месте, где обычно сидел папа. Ее голова была тяжело опущена, руки сжимали белую кружку. В маминой фигуре не было даже тени движения, она будто застыла.       — Мам, — тихо позвал Карл, не решаясь подойти. Лори вскинула взгляд и, прочистив горло, улыбнулась сыну. — Что происходит? Почему ты не разбудила меня в школу?       — Объявили карантин, милый. Школы пока не работают. — Это были все объяснения, которыми удостоила его мама. В горле застыл тугой комок, а желудок свело судорогой. Значит, тот страшный грипп, о котором все твердили в новостях добрался и до них, вопреки всем надеждам.       — Мы поедем сегодня к папе? — осторожно спросил Граймс, не дав матери снова впасть в задумчивость.       — Нет, нет сынок. — Лори качнула головой. — Я звонила доктору, он сказал, что они тоже закрыты. Пока что будем узнавать о папином самочувствии только по телефону.       Стоило ей договорить, как этот самый телефон зазвонил где-то в спальне, и мама ушла, оставив Карла одного. Он стоял, не в силах отпустить дверные косяки. Граймс ничего не понимал, никто ничего ему не объяснял, видимо, считая, что он еще слишком мал, чтобы вникать в глобальные мировые проблемы.       С каждым днем становилось все невыносимее. На их некогда тихой улочке разворачивались целые сцены паники. Соседи собирались, уезжали, некоторые даже ни с кем не прощаясь. Пустели дома, стали часто отключать свет, воду, мобильную связь и интернет. Даже сидя дома они слышали, как небольшой городок гудит, словно пчелиный улей. Карл не раз наблюдал в окно, как по дороге проносятся военные машины. Чаще, чем когда-либо стали летать вертолеты, да так низко, что казалось вот-вот сдует крышу. Мама сутки напролет набирала номера знакомых и родственников, но из десяти раз едва ли удавалось дозвониться хоть один.       Карл, сидя в своей комнате, листал учебник по биологии, когда дом тряхнуло взрывом. Карл вскочил, чувствуя, как волосы на затылке шевелятся от нахлынувшего страха. Он подбежал к окну, поднимая жалюзи и выглядывая на улицу. Из-за деревьев поднимался столб серого дыма. В комнату вбежала мама и, крикнув что-то невнятное, оттянула его от окна. Раскат повторился. Лори пригнулась, утягивая его за собой и как котенка прижимая к полу.       Карл насчитал с десяток взрывов, прежде, чем услышал, как входная дверь распахнулась, и кто-то вошел, нет, просто ворвался в их дом. «Папа!» — мелькнула радостная мысль в голове Граймса, но ее тут же погасил громогласный возглас Шейна, прокатившийся волной по всем комнатам.       — Лори! Карл! — кричал мужчина. Мама, запихав его в угол и велев не двигаться, поднялась и опрометью бросилась на зов.       — Шейн, что происходит? — на ходу перепугано вопрошала она.       — Лори. Лори, послушай меня… — Выхватил Карл часть фразы. Шейн тараторил, сбивался с мысли. Мальчик напрягся, чувствуя, как ладошки начинают потеть. — Нам нужно ехать… Ты должна прежде всего думать о сыне… Лори!       Маминых ответов слышно не было. Граймс сидел, прижавшись к стене, едва дыша, прислушиваясь и пытаясь додумать неуслышанные фразы. Карла трясло от страха, как дом от взрывов. Он не понимал, что происходит, куда им нужно ехать и почему Шейн так взволнован.       Мальчик потерял тот момент, когда все стихло. Он пытался ни то успокоить самого себя, ни то подготовиться к самому худшему раскладу. Детскую голову распирало от обилия мыслей и страхов. Возня, донёсшаяся с кухни, не сразу, но привела его в чувства. Граймс уже хотел было встать и пойти выяснить, что происходит — сидеть тут в неведении уже просто не было сил — как вдруг снова услышал голос Шейна:       — Собери все только самое необходимое, теплые вещи, обувь, аптечку, я захвачу немного еды. — Карл вдруг почувствовал, как все тело занемело, а в горле образовался комок.       — Карл! — Вдруг послышалось совсем близко с его комнатой. Граймс вздрогнул, вжимаясь в стену так, словно хотел сквозь нее выпасть на улицу. — Карл! — мама вбежала обратно в комнату. Она схватила его школьный рюкзак и вытряхнула книги и тетради, которые он так и не разложил по местам, прямо на пол, а после, немного подумав, наклонилась и собрала их обратно.       — Мама, что случилось? — Карл наблюдал за всем этим, совершенно не моргая. Мать наспех пихала в рюкзак все учебники, самые толстые тетради, пенал. А закончив с этим, распахнула шкаф, обклеенный наклейками и, вытащив с нижней полки дорожную сумку, стала неаккуратно совать туда его одежду.       — Малыш, переодевайся, нам нужно немедленно уехать, — мама старалась говорить спокойно и уверенно, но это никак не вязалось с размашистыми нервными движениями. Карл видел — она паникует.       Граймс встал и стал выполнять мамино указание. Он надел длинные шорты, свою любимую футболку и рубашку. Он не сводил взгляда с Лори, которая, достав из-под кровати его старую школьную сумку, стала складывать всего по мелочи. Она была так занята и сосредоточена, что совсем не обращала внимания на сына. Он, закончив, стоял почти неподвижно, не зная, что сказать, как наконец выпросить у мамы хоть каких-нибудь объяснений.       — Ну, что ты застыл? — Мама повесила сумку ему на плечо, а сама надела его рюкзак. — Давай, нужно идти.       Она схватила Карла за руку и повела за собой, на выходе из комнаты щелкнув тумблером выключателя. Вся эта спешка очень тревожила Карла. Куда это им нужно срочно ехать среди недели? В голове совсем не складывалось, что суматоха, творящаяся вокруг, и их побег как-то связаны. Честно говоря, Карлу не хотелось никуда ехать, сейчас бы спрятаться, чтобы его оставили в покое и переждать, пока не уляжется это безумие.       На кухне их ждал Шейн. Он держал в руках несколько внушительных пакетов. Его взгляд, да и вся фигура выражали невероятное напряжение, словно он был готов бежать в любую секунду. Это пугало и без того напуганного Карла. Наверное, если бы мама не тягала его все время за руку, он бы едва ли заставил себя двигаться. Казалось, его разом покинули не только силы, но и воля.       — Все готово? — спросил мужчина, беря в руки еще пакеты, стоявшие до этого у стола.       — Да, да. — Мамин голос звучал очень растерянно. Карл наблюдал за разворачивающейся сценой, словно на экране телевизора. Его все не покидало ощущение, что происходящее какое-то нереальное. — Можем ехать.       Уже многим позже Карл поймет, что, уезжая, они даже не заперли дом, в спешке и панике просто бросив его.       На улицах творилось невообразимое. Автомобили неслись забитые вещами или людьми, или и тем, и другим, сигналя и обгоняя друг друга. Немногочисленные оставшиеся соседи, теперь и те покидали свои дома. Они кричали, ругались, грузились по машинам и присоединялись к потоку на дороге. Карл заметил, что в некоторых домах оставался гореть свет.       Мама слишком крепко сжимала его руку, словно боясь, что он вот-вот вырвется и убежит, — желание сделать так до сих пор не покидало Карла. Сама она старалась как можно ближе держаться к Шейну. Возможно, даже слишком близко.       Побросав вещи в багажник, они сели в машину Уолша и поехали. Их путь занял не очень много времени прежде, чем машина пересекла городскую черту. Карл начинал потихоньку понимать, что происходит.       — Мама, куда мы едем? — Граймс, сидевший на заднем сидении, спустил ноги на резиновые коврики и придвинулся ближе к промежутку между передними креслами. Лори дернулась, а после повернулась и улыбнулась, слишком неохотно, чтобы мальчик мог поверить, что волноваться не о чем.       — В Атланту, милый. Здесь теперь не безопасно. — Слова матери прокатились неприятным ощущением по всему телу. Это было то отвратительное чувство неизбежности, когда жизнь менялась неуклонно и отнюдь не в лучшую сторону.       — Что?! — воскликнул Карл. — Как?! Только мы? Ну, а как же папа? Мы его что просто бросим?       — Карл, послушай… — мама повернулась и посмотрела ему в глаза. Граймс заметил, как Шейн крепче сжал руль.       — Мы не можем уехать без папы! Я никуда не поеду! — Карл от возмущения аж притопнул ногой и его решимости хватило бы, чтобы открыть дверь прямо на ходу.       Но она выветрилась от маминого взгляда, — тяжелого, грустного, — оставляя только бессильное непонимание. Почему это они вдруг должны бросить папу? Неужели все эти посиделки у его кровати, беседы с врачами и донорами были просто так? Просто притворством, чтобы бросить его при первых же трудностях? Но почему мама так на него смотрит?       — Карл, папа умер сегодня в больнице. — Мамины слова заставили застыть, казалось, все внутри.       Карл отшатнулся, упал на спинку сиденья. Это не могло происходить на самом деле. Папа умер? Как такое могло случиться? Граймс снова посмотрел на маму, по ее щекам текли слезы, а он был так поражен, что не мог даже заплакать. Да и к чему это? Папу это все равно не вернет.       — Умер? — ошарашенно переспросил Карл, глядя на мать. Она только кивнула и Граймс поджал губы. Верить не хотелось, но он знал, что мама о таком врать не станет.       — Извини, старик. — Голос Шейна слышался будто издалека. Граймс поднял голову. — Я пытался его вытащить, но там…       — Ничего, Шейн, ты не виноват, — сказал Карл.       — Он прав, ты сделал все, что мог, — мама отвернулась, утирая слезы.       — Почему мы уезжаем? — спросил Карл. От вереницы событий голова уже начинала идти кругом. Одного маленького Карла просто не хватало на все это множество.       — Тут больше не безопасно, — повторил Уолш мамины слова и больше Карл ничего не спрашивал.       Они ехали без остановки. Мимо неслись дорожные знаки, деревья, барьерные ограждения, заправки. Ехали в молчании, каждый в своих мыслях. Далеко за полночь, вымотанный долгой дорогой и переживаниями, Карл уснул под несмолкающее радио, свернувшись клубочком на заднем сидении.