Лиши меня всего

«Когда любовь живет в зависимости, появляется уродство. А когда любовь течет вместе со свободой, появляется красота»

— Ошо

      — Я знаю их?       Гарри, Драко, Рон и Бродяга лежат и курят в гостиной Поттеров под шум телевизора. Драко на диване, Рон в кресле кверху ногами, а Гарри с псом на полу. Они обсуждают личную жизнь каждого, но так как у двоих из них стабильные отношения, один остается темной лошадкой.       Драко докапывается до истины со слишком большим азартом.       — Да, — отвечает Рон на заданный вопрос.       — Они с нашего курса?       Гарри затягивается сигаретой и переводит взгляд от одного друга к другому. Драко сужает глаза от предвкушения, а Рон расслаблено выпускает дым, пока его рыжие волосы болтаются из стороны в сторону, касаясь пола.       — Нет.       — Две девушки?       — Нет.       — Парень и девушка?       — Да.       — Парень старше?       — Да.       — На один курс?       — Нет.       — На два?       — Да.       — Девушка младше на курс?       — Старше.       — Вы невыносимы, — вмешивается Гарри. Он сбрасывает пепел в стеклянный бокал и поднимает его, чтобы Рон сделал то же самое. — Драко, если ты хочешь так же, то просто разведись с милой и прекрасной Гермионой. Она достойна лучшего.       Драко показывает средний палец.       — Ты проспоришь мне, если хотя бы один из партнеров не будет связан с лакроссом, — напоминает он.       Гарри закатывает глаза и свободной рукой чешет Бродягу       — Так просто спроси, — предлагает он.       — Это не так интересно.       Рон возвращается в правильное положении в кресле, головой кверху. Ноги закидывает на один подлокотник, спиной упирается на второй.       — Они вдвоем связаны с лакроссом, Драко, — ухмыляется Рон. — Мне нравится, когда мои партнеры в форме.       Драко стонет, но быстро берет себя в руки и начинает перечислять имена.       — Роджер Дэвис?       — Нет.       — Эдриан Роуз?       — Нет.       Спустя ещё десять имен Гарри не выдерживает, он уже докурил и у него начинает дергаться глаз.       — Седрик? — предполагает он, зная предпочтения Рона.       Рон довольно улыбается.       — Да.       — Нет! — Драко кидает в Рона подушкой. — Ты не мог заполучить этого невинного мальчика!       Рон посмеивается, выставляя руку вперед, когда в него летит вторая подушка. Гарри тоже приходится уклоняться, находясь непосредственно между ними. Одного Бродягу это забавляет, он ловит подушку в воздухе и виляет хвостом от счастья.       — Ты развратил мальчика, Рон! — возмущается Драко. Гарри не понимает откуда у его друга такая любовь к Седрику, да, Диггори всегда был не только старостой школы, но и хорошим товарищем, но чтобы сам Драко за него заступался?..       — Он старше нас на два курса, — напоминает Рон, приподняв бровь. — С чего такая реакция?       Драко качает головой.       — Я просто не могу поверить… Ты, он и Чжоу? Серьезно? Лучше бы ты поработил Паркинсон и Нотта, но не трогал бедного пуффендуйца.       Рон переглядывается с Гарри, и они заговорщически улыбаются.       — О, так вот кто был твоей первой неразделенной любовью, — начинает запевать Гарри.       — Я не знал, что раню твои чувства, — Рон прикладывает ладонь к груди и выглядит искренним в своих словах. — Если бы ты сказал раньше, я бы не посмел с ним связываться во имя твоих чувств.       — Значит Гермиона лишь прикрытие, — продолжает Гарри с жалостью в голосе. — Но я думаю, она поймет. Тебе просто нужен будет ей объяснить, она точно поймет.       — О, заткнитесь, — говорит Драко. Он ищет подушки поблизости, но все уже на полу или у Рона на кресле. Он обреченно возводит руки к небу. — Господь, если ты меня слышишь, ответь, зачем ты послал мне таких друзей?       Теперь черед Рона и Гарри бросать подушки в Драко. У них завязывается нешуточная борьба, вследствие которой все оказываются на полу. Они втроем лежат на спине и стараются отдышаться сквозь приступы смеха, Бродяга бегает вокруг них, поочередно обнюхивая каждого.       — Как в школьные времена, — говорит Драко и улыбается. — Я не думал, что мне этого настолько не хватает.       — Кто бы мог подумать, что ты будешь тем, кто это скажет, — продолжает дразнить Рон, но спустя время кивает, соглашаясь с Драко.       Они продолжают лежать и смотреть в потолок. Никто не произносит вслух из-за чего они не могли быть такими беспечными, но Гарри понимает и чувствует укол вины. Что может быть хуже, чем испортить несколько лет не только себе, но и своим друзьям? Что было бы с ними, если бы он совершил самоубийство в Хэллоуин?       Дамблдор говорил, что нужно жалеть живых, а не мертвых, но Гарри пошёл дальше — он жалел лишь себя. Он эгоистичен. Он настолько погряз в своей скорби, что чувства дорогих для него людей стали помехой, он думал, что уйти из жизни требует мужества, но вот какова ирония, мужество — это просыпаться и бороться за каждый день. Помимо боли существует столько не испытанных Гарри вещей, столько не заведенных знакомств, столько не выплеснутой злости.       Гарри под наплывом чувств уже открывает рот, чтобы сказать слова благодарности двум лучшим друзьям, но Драко резко садится и, взяв пульт, прибавляет звук.       — Твой парень сумасшедший, — благоговейно шепчет он.       Гарри смотрит на экран, но не понимает сути происходящего, Рон рядом с ним начинает громко смеяться. Драко, осознав, что Гарри сидит с озадаченным лицом, показательно вздыхает, как бы говоря: «Какого черта ты ничего не знаешь об этом?».       — Оппонент Реддла, Джо Трасс, спонсировал строительство нового колеса обозрения, но у компании возникли трудности с тем, чтобы поднять колесо в вертикальное положение.       Гарри садится, ещё раз смотрит на новостной сюжет и зажимает рот ладонью от удивленного смешка. Том запустил над стройкой дирижабль с надписью «У Джо Трасса не встаёт».       — О Господи, — с таким же благоговейным шёпотом говорит Гарри.       — Я даже не мог представить, что у Реддла имеются стальные яйца на такого рода штуки, — говорит Рон. — Я вообще не думал, что он может позволить себе быть таким.       Гарри качает головой из стороны в сторону. Он тоже не мог представить, что Том выкинет что-то подобное, но если признаться, то это чертовски гениально, о чём он и говорит вслух.       — Вы вообще смотрели с ним хотя бы одни дебаты? — серьёзно спрашивает Драко. Ответом ему служит покачивание голов из стороны в сторону. — Ладно Рон, но ты? — Драко несильно бьёт Гарри пультом от телевизора по плечу. — Одному из оппонентов он сказал, цитирую: «Я не ваш оппонент, я ваш приговор» и знаете что? На парня завели три уголовных дела, одно из которых связано с педофилией, два других с отмыванием денег и мошенничеством. Тут не Реддл имеет стальные яйца, а все, кто соперничает с ним.       Рон ложится на локти и пожимает плечами. Бродяга тычется ему под руку, прося ласки.       — Нет смысла в борьбе с тем, кто заведомо выиграет. Реддла любят в Палате Пэров, любит народ за это, — Рон кивает головой на экран телевизора. — Единственное, за что его могут скинуть с пьедестала — это Гарри. Без обид, дружище.       Гарри понимает. Вряд ли традиционный народ Великобритании будет относиться лояльно к министру гомосексуалу. Том ставит под угрозу своё положение только из-за прихоти иметь Гарри как партнёра. Гарри предлагал ему скрывать отношения, но Том выглядел как тот, кого жестоко оскорбили.       — Возможно, этот дирижабль — это желание положительно повлиять на молодёжь, — предполагает Драко. — Они проголосуют за остроты, а взрослое поколение за реальные реформы, которые он продвигает.       Гарри думает о дирижабле, о посыле и задумчиво говорит:       — Или, возможно, Тому просто скучно.       Рон и Драко переглядываются и ведут молчаливый диалог.       — Я вижу, что вы делаете, — закатывает глаза Гарри. Он заключает Бродягу в объятия и облокачивается спиной о диван. — Я не имел в виду, что Тому скучно со мной, уверяю, он будет предельно счастлив поиграть со мной даже в лото.       — Но? — спрашивает Драко.       Гарри не знает как правильно объяснить, но пытается:       — Бывает ощущение, что до меня ему было всё это интересно: политика, Св. Мунго, пациенты. Сейчас он передал дела больницы в руки Нагайны, не ведёт никого из больных, по его словам готов бросить политику, если она помешает нашим отношениям. Это просто… слишком, понимаете?       — Гермиона находится на первом месте в моих интересах.       Гарри кидает на Драко косой взгляд.       — Никто и не сомневался, что ты помешанный, — говорит он и получает удар локтем в бок.       — Нет ничего плохого в том, чтобы быть друг у друга на первых местах, — объясняет Драко. — Ты преувеличиваешь проблему. Реддл не маленький мальчик, он в состоянии выстроить свои интересы так, как ему хочется. Будешь ты на первом месте? Отлично. Радуйся.       Гарри согласен со словами Драко, но всё равно его гложет понимание, что…       — Ты боишься, привыкнув к пьедесталу, упасть с него? — проницательно предполагает Рон. Гарри смотрит на него и между ними образуется то понимание, которое Гарри не сможет достигнуть ни с кем в этом мире, даже с Томом. Рон — всегда больше, чем верный друг, соратник и единомышленник. Гарри доверяет ему свои секреты, мысли, свою жизнь, получая в ответ столько же доверия. Иногда Рон озвучивает мысли Гарри раньше, чем сам Гарри дойдёт до них.       — Это звучит самовлюбленно, — Гарри гладит пса, не смотря на друзей. Так ему легче сказать правду. — После смерти родителей и Сириуса у меня не осталось человека, который бы ставил меня на первое место. Я понимаю, что не мог быть таким для вас и это абсолютно нормально. Честно говоря, не верю, что справился бы, если бы стоял у кого-то из вас так высоко в рейтинге интересов. Я бы не простил себе этого, — он хмурится. — А Том… он просто делает это.       Бродяга утыкается мокрым носом Гарри в шею. Возможно, Гарри лукавит, существует ещё кто-то, кто ставит его так высоко. Он улыбается и гладит пса по загривку.       — Он сирота, — напоминает Рон. — Он был лишен того, чтобы его ставили выше остальных детей.       — И он хочет такого же отношения к себе, — кивает уверенно Драко. — И, если ты ответишь ему таким же поклонением, то, вероятнее всего, он сойдет с ума от счастья и запрет тебя где-нибудь в подвале.       Гарри запрокидывает голову и смеётся. Но в словах Драко есть доля правды, иногда Том кажется тем, кто может так сделать.       — Зато вы будете знать, где меня найти.       — Будем посещать тебя по вторникам и четвергам, приносить пироги с патокой и рассказывать все сплетни, — продолжает Драко.              — Может он нам даже разрешит прогуляться с тобой во дворе, — принимает игру Рон.       — Или поиграть в лакросс.       — Или в лото.       — Вы всегда были такими невыносимыми? — спрашивает Гарри, кидая взгляд то на одного, то на другого.       Рон поворачивается на бок, оперев голову на локоть, и улыбается одним краем губ.       — Дружище, обычно мы были хуже.

***

      — Тебе надоест.       Том поднимает голову от бумаг и смотрит на Гарри, сидевшего в кресле и читающего книгу. Они находятся в поместье Реддлов, в рабочем кабинете, перед тем, как поехать на ужин к Уизли. Гарри до последнего ждет момента, когда Джинни уедет на соревнования, чтобы познакомить всю чету Уизли с Томом. Он не готов видеть её укоризненный взгляд, слишком жгучий, слишком имеющий значения.       — Что мне надоест? — спрашивает Том, подперев подбородок.       Гарри, положив закладку на нужной странице, откладывает книгу на журнальный столик.       — Быть со мной.       Том не реагирует, продолжает неподвижно сидеть за массивным дубовым столом и не отводит взгляд. Это заставляет Гарри продолжить:       — Я надоем тебе, стану скучным. Я бывший алкоголик, большего во мне нет. Высшее образование? Нет. Интересы? Нет. Горечь и разочарования? — он усмехается. — Хоть отбавляй. — Гарри сжимает подлокотник кресла. В нем поднимается стыдливый жар с шеи и до самой макушки. — В какой-то момент я перестану поспевать за тобой, даже сейчас я не уверен, что нахожусь рядом. Я просрал свою жизнь, Том. То, что я тебе нравлюсь — это, по-видимому, твое снисхождение к бедным и нуждающимся.       Том встаёт и не спеша подходит к креслу. Гарри поднимает взгляд от классических брюк, полурасстегнутой рубашки, острых ключиц, шеи, подбородка и, наконец, доходит до глаз. Не успевает он привыкнуть к разнице роста, как Том опускается перед ним на колени, отдирает его задерневшие пальцы от подлокотника и, взяв в свои, переплетает пальцы.       — Мне не надоест твоё присутствие.       — Ты не знаешь наверняка.       — Знаю.       — Ты не можешь быть уверен.       — Могу. — Том протягивает пальцы к лицу Гарри, убирает непослушные пряди со лба, затем проводит линию вниз по челюсти, задевая ногтем легкую щетину, большой палец останавливается на подбородке, чтобы, мягко сжав его, опустить голову Гарри ниже. — Ты принимаешь себя как должное. Я не делаю этого.       Гарри сглатывает. Он ищет что-то во взгляде Тома, чтобы назвать того лжецом, но кроме искренней преданности там ничего нет.       — Если бы была возможность связать наши жизни, чтобы ни я никогда не бросил тебя, ни ты — меня, я бы так и сделал. Я связал бы наши души. — Том скользит рукой на загривок, оставляет пальцы на артерии. Пульс Гарри выбивает неровный ритм. — Но это не совсем те слова, которые ты ждешь, не так ли? Ты хочешь быть значимым для себя, и если это так, то позволь мне помочь тебе.       — Как? — выдыхает Гарри и усмехается. — Насколько я жалок, что мне нужна помощь даже в этом…       — Ты требуешь от себя больше, чем можешь дать. — Том нежно гладит шею Гарри. И Гарри вспоминает, как Том брил его, как острое лезвие проходило рядом с сонной артерией, как он доверял и не шелохнулся. Как даже тогда он хотел Тома. — Я считаю тебя привлекающим внимание и в алкогольном опьянении, и в ломке, и особенно, когда ты здоров и мыслишь связно. Это всегда ты, Гарри, каким бы ты ни был. И сейчас, спустя несколько лет ношения траура как вторую кожу, позволь себе передышку. И позднее, когда ты будешь готов двигаться дальше, я обещаю, что помогу тебе.       — Даже я не знаю, когда буду готов.       — Я всегда буду рядом.       Гарри чувствует такой прилив нежности, что чуть не набрасывается в объятия Тома.       — Не давай обещания без намерения их выполнить, — просит Гарри.       Выражение лица Тома смягчается. Он наклоняется ближе, тянет Гарри за шею, чтобы соприкоснуться лбами.       — Я не оскорблю тебя этим.       Гарри отталкивается от Тома только для того, чтобы в следующее мгновение стремительно приблизиться и завладеть его губами. Он кусает, старается присвоить себе все обещания Тома, слизывает их с губ, запоминает вкус, чтобы и самому поверить в сказанное. Том поддаётся настойчивой ласке, одной рукой сжимая горло Гарри, другой — бедро. Гарри разводит ноги, прижимается ближе, холодными пальцами проскальзывает под рубашку Тома, дотрагивается до разгоряченной кожи.       Гарри дышит через раз, чувствуя, что еще мгновение — и задохнется от возбуждения. Они ласкают друг друга, не могут оторваться ни на секунду.       — Мы можем опоздать, — сквозь поцелуи бормочет Гарри.       — Ничего страшного.       Когда пальцы Тома скользят вдоль ширинки джинс, будто случайно, Гарри сносит крышу.       — Не знал, что ты так можешь ответить.       — В случаях, когда есть что-то интереснее, — с толикой иронии шепчет Том и, скользя языком вдоль кромки зубов, проникает в чужой рот. Он углубляет поцелуй, насколько это возможно, видимо желая достать до глотки и заставить Гарри задохнуться. Том тянет его за волосы, запрокидывает голову и, спускаясь ниже к доступной шее, сжимает на ней зубы.       Гарри вздрагивает. Его взгляд не может сфокусироваться на потолке, веки полузакрыты. Том пальцами нащупывает ширинку и резко дергает её, торопливо растягивает пуговицу на джинсах и просовывает ладонь, нащупав мягкую ткань нижнего белья и напряженный член.       Гарри стонет и трется о чужую руку. Его ведет от того, как идеально ладонь Тома лежит на его члене, который моментально реагирует и дергается, а самого Гарри прошибает дрожь от пяток до макушки.       Гарри слышит неровный вздох Тома, чувствует его зубы и язык, спускающиеся ниже от шеи по груди, не помня, когда они снимают с него футболку, видит краем глаза макушку из темных завитков и, положив руку на голову Тома, сжимает волосы.       Том поднимает взгляд и медленно, дразняще, касается губами члена через ткань. Гарри дергается под лаской. Том, прихватив нижнее белье и джинсы за край, стягивает их, чтобы высвободить возбужденный член. Тяжелый, горячий и липкий на вершине.       Гарри хочет сохранить этот вид, запечатлеть как произведение искусства: Том в коленопреклоненной позе смотрит на него снизу вверх с хитрой полуулыбкой на губах. Не меньше, чем дьявол, которому хочется поклоняться.       Том убирает руки Гарри от себя, кладет их на подлокотники и мягко командует:       — Получай удовольствие.       Том обхватывает член, пальцами размазывает выступающие капли, скользит вдоль ствола. Гарри сжимает ткань кресла и, прикрыв глаза, запрокидывает голову, хрипло дыша через приоткрытый рот.       — Смотри на меня, — ещё одна команда.       Гарри возвращается расфокусированный взгляд и поражено стонет, когда Том неспешно языком касается головки и погружает всю длину в горячий, податливый рот. Том сжимает губы вокруг члена, который напряженно пульсирует, пальцами ласково пробегается по яичкам, языком ласкает уздечку.       Гарри рвано дышит. Он думает, что может потерять сознание.       Том начинает движения вверх-вниз, издавая неприличные звуки, когда член выскальзывает изо рта. Он сильнее сдавливает рукой у самого основания, губами создавая вакуум на головке. Цепляется за бёдра Гарри, царапая через ткань так и не до конца снятых джинс.       В горле першит от нехватки воздуха, но Гарри не обращает внимание, получая удовольствие, поддаваясь вперед, проталкиваясь дальше и дальше. Том, расслабив челюсть, позволяет трахать себя в рот, но по его лукавому взгляду ясно, что это Гарри тот, кем владеют.       Ничего и никого не существует вокруг них: ни сквозняка из приоткрытого окна, ни шуршания листвы, ни тиканья часов, ни единого звука, кроме издаваемых ими. Между ними разрастается невыносимая жажда. Она воспламеняет нутро, превращая их в единый оголённый нерв.       Влажный язык проходится дорожкой от основания до уздечки, собирая и смакуя вкус. Гарри овладевают безрассудные желания: они колотят, вибрируют в глубинах. Он готов молить и просить, и он молит и просит. Головка упирается в глотку, у Тома теряется возможность дышать, но он не отстраняется, принимая всё с удовольствием, кладет ладони на ягодицы Гарри и, сжав их, двигает ближе и закидывает колени на свои плечи. Гарри почти падает с кресла, поза неудобная, дерево больно впивается в спину, но всё это уходит на второй план. Он в целом чувствует, что скоро рухнет и в этом мире его держат только руки Тома и его рот.       Гарри возбуждает потемневший взгляд Тома, который будто хочет запечатлеть этот момент навсегда, возбуждает повышенная температура тел, его пробирает дрожь, когда Том меняет темп или угол проникновения. Гарри готов молиться, чтобы это продолжалось вечно.       Том вылизывает его так, будто нет и не будет ничего лучше. Он наслаждается властью, контролируя удовольствие Гарри. Он следит за изменениями в лице Гарри и изучает их, то поглаживая и останавливаясь, то ускоряясь и пережимая у самого основания. Гарри шипит, запуская руку в волосы Тома и сжимает.       Гарри хватает еще пара тройка размашистых движений и изо рта выходит рваный вздох, перемешанный со стоном. Член пульсирует, сперма вытекает толчками в рот Тома, его всего пробирает дрожь, да такая, что приходится сжать пальцы ног и выгнуться в спине от наслаждения. Том высвобождает всё ещё подрагивающий член и оставляет ласковый поцелуй на бедре. Их грудные клетки вздымаются в бешеном ритме.       Гарри смотрит в потолок, не имея сил даже пошевелиться. Из него вырывается смешок, затем ещё один и ещё.       — Возможно, ты только что сделал меня зависимым, — бормочет он.       Том с осторожностью спускает чужие колени со своих плеч, и Гарри может более менее сесть.       — Я рад, что ты так высоко оценил мои старания, — дразнит Том.       Гарри переводит взгляд с потолка и заключает лицо Тома в ладони, не просто касаясь, а обрамляя его руками, словно картину. Карие глаза с бордовым отливом, слегка хмельной взгляд из-под опущенных ресниц и улыбка одним уголком губ. Он красив, как нечто ядовитое в природе. И он весь его.       — Ты безупречен, — шепчет Гарри.       Том приподнимается на коленях и оставляет долгий и нежный поцелуй на лбу Гарри.       — Ты никогда не надоешь мне, душа моя.

***

      Том не дает им опоздать, они одеваются второпях, крадя поцелуи друг у друга между сборами. И, когда они подъезжают к Уизли, Гарри всё ещё выглядит как тот, кого недавно поимели: покрасневшие губы, взъерошенные сильнее обычного волосы, которые не хотят укладываться, помятая одежда.       Им открывает дверь Молли, радостно принимает подарок и букет цветов от Тома и провожает внутрь. Вся семья в сборе, даже Джинни идет встречать их. И Гарри, зная, что её не должно быть, не показывает своего удивления в отличие от Джинни, которая, бросив взгляд на них, всё понимает и на секунду отворачивается с поджатыми губами, чтобы в следующую — взять себя в руки и улыбнуться.       Том делает это намеренно, и Гарри бы позлиться на него, но кроме липкого чувства принадлежности он не может почувствовать что-то другое.