Лиши меня всего

      Гарри неосознанно барабанит пальцами по обивке стула, глядя на лезвие перед собой. Он поднимает голову, ловя через зеркало взгляд сзади стоящего Тома. Реддл кладет руки на плечи Гарри, наклоняется ниже к сидящему перед ним парню, чтобы накрыть своими паучьим холодными пальцами чужие горячие, и мягко улыбается:       — Успокойся.       Кажется, что улыбка Тома острее, чем лезвие перед ним…       Изначально день Гарри начался с чашки кофе и сигареты, прогулки с Бродягой по лесу, просмотра газеты и фырканья на новостные полосы, где на страницах красовалась нечеткая фотография его и Тома с различными теориями и гипотезами. Затем Гарри решил почитать книгу, но спустя несколько страниц забросил из-за нежелания сидеть на месте; он поехал в ближайший магазин за продуктами, проигнорировав звонок на телефоне. Не было смысла в ответе или в просмотре имени звонящего, Гарри знал, что это Драко. Тот звонил без конца на протяжении двух недель, чтобы высказать свое отношение к другу-предателю. Гермиона, узнав, что Драко скрывал от нее новое увлечение Гарри, сделала вид, что обижена (Гарри считает это притворством, но Драко слишком драматичен).       Опять раздался звонок.       Гарри, непроизвольно закатив глаза на такую настырность друга, подъезжал к дому с купленными пакетами, и, заметив гостя, неожиданно заглушил авто, не доезжая до гаража. На крыльце сидел Том в свободной рубашке, брюках и, заметив машину, убрал телефон от уха. Последняя их встреча состоялась несколько дней назад, очередная, ставшая традицией, обеденная прогулка в парке с Бродягой и легкий перекус, приготовленный Гарри. Они обсуждали скорую встречу выпускников, и Том изъявил желание подобрать их костюмы под сочетающиеся цвета, аргументируя это дружбой, но его полуулыбка говорила о большем. Он даже не скрывал этого.       Они кружили вокруг друг друга, намекая и предлагая, но не говоря напрямую о том, о чем стоило бы поговорить уже давно. У Гарри имелись сомнения, а Том просто казался человеком, любящим игры. Иногда Гарри предполагал, что из Тома выйдет хороший охотник с его терпением и умением тихо обступать жертву.       Гарри пригласил Тома войти.       Он наблюдал за его слишком вычурной готовкой, внутренне сравнивая свою топорность с его изяществом, уделял внимание его открытым предплечьям, когда Том засучил рукава, его глазам, следящим за Гарри, считывающим любую чужую эмоцию как сканер. Их беседа затихала и возобновлялась вновь, в тишине они наблюдали друг за другом, играя в гляделки до первого проигравшего. Гарри ощущал напряжение и жар, никак не связанный с теплой погодой за окном.       Возможно, они с Томом прирожденные охотники. Или коты, любящие играть с букашками, которые бьют лапами, с интересом наблюдая за медленной и, безусловно, мучительной смертью.       За ужином Гарри рассказал без подробностей об обиде Драко, и они в саркастической форме перекинулись фразами о Малфоях, посмеиваясь и имитируя их высокомерие. Это было забавно и так легко, что в момент, когда Том предложил побриться сразу после приема пищи, Гарри согласился.       И вот они здесь… Том позади сидящего Гарри.       Глаза Гарри полузакрыты, Том начинает размазывать крем по его лицу мягкими движениями.       — Ты хочешь, чтобы я выглядел на шестнадцать, — говорит Гарри. — И ты знаешь на что я намекаю.       Том хмыкает. Он задевает чужой нос пальцами, оставляя крем.       — У тебя же на самом деле нет причины для бритья, — продолжает Гарри, морщась.       — Ты думаешь, что я брею тебя из прихоти? — Том ополаскивает руки, берет щетку и распределяет средство между волосками бороды. Гарри внимательно следит за ним, но Том не обращает внимание, не встречается взглядом, полностью погрузившись в процесс.       — Я думаю, ты делаешь большинство вещей из прихоти.       — Ты не ошибаешься, — говорит Том и смахивает крем с подбородка Гарри на шею. На губах Гарри небольшой намек на улыбку.       Том делает шаг назад, заканчивая с покрытием лица, придирчиво оценивает свои труды в зеркале и, удовлетворившись, очищает щетку в воде и откладывает её в сторону.       — Петр Первый издал указ об обязательном бритье бороды, — рассказывает Том, хватая бритву. Он поворачивает её, ловя отблеск, довольный тем, как лезвие блестит в свете лампы ванной. — Указ вызвал серьезное недовольство как среди бояр, так и у простого люда. Раньше сбривание бороды шло вразрез с православными представлениями об образе христианина.       Если Гарри и испытывает беспокойство из-за холодного оружия так близко расположенного к горлу, он не показывает этого.       — Поговаривают, что жены самолично сбривали бороды мужьям.       Гарри фыркает.       Том проводит рукой по волосам Гарри, они почти невыносимо мягкие, толстые в руке Тома, умоляющие потянуть и скрутить их. Он задерживается на них прежде, чем спускается к шее, слегка её сжимая, и наклоняет голову Гарри на бок.       — На что вы намекаете, доктор Реддл?       — На что я намекаю? — Том приподнимает брови, но Гарри не верит его недоуменному выражению лица. Том прижимает бритву к щеке. Одним плавным движением он проводит лезвием по коже Гарри, убирая волоски и крем, затем ополаскивает бритву.       Несколько минут они проводят в тишине, пока Том орудует лезвием с аккуратностью хирурга. Он прижимает лезвие к коже, проводит им по подбородку Гарри, потом снова по щеке. Том иногда поднимает голову и смотрит в зеркало, чтобы поймать чужой, интенсивный и немигающий взгляд. В такие моменты он пальцами, что находятся на шее Гарри, чувствует неровное биение его сердца.       — Если бы не мой алкоголизм, то как бы ты познакомился со мной? — неожиданно спрашивает Гарри.       Тому нравится уверенность Гарри в их знакомстве в любой вариации. Будто это неизбежность.       — Вероятно, мне бы пришлось просить об этом Люциуса.       — И что бы ты предпринял?       — Тебе понравилась наша первая встреча?       Гарри чуть хмурится.       — Не сказал бы, что во всём       Том улыбается краешками губ.       — Тогда бы я ничего не менял.       Гарри морщится так сильно, что это почти дрожь.       — Хотел бы я когда-нибудь тоже сказать, что не хочу ничего менять.       Том понимает моментально.       — Твои родители?       Гарри кивает. Он вытирает влажные ладони о штанину.       — Я часто думаю о возможных последствиях, если бы в прошлом избрал другой путь. При каком раскладе этого бы не случилось? Возможно, мне стоило пойти с ними или всё дело в системе и в том, что в тот год помиловали слишком многих преступников-психопатов? Возможно, для своего успокоения мне необходимо отомстить всему правосудию, а не только убийцам?       Когда Гарри упоминает месть так легко, как говорит о погоде, Том понимает насколько он опасен. Гарри — не слабый. Его сила не в мышцах или в уме, его сила гораздо глубже и первобытнее, будто он рожден для того, чтобы почувствовать свою жажду крови от убийств.       Том моргает и отводит взгляд, прежде чем эмоции могут отразиться на лице. Он делает вид, что занят очищением лезвия.       — Хочешь устроить революцию?       Том вспоминает год убийства четы Поттеров. Корнелиус Фадж, гонимый за прибылью и взятками, делал множество аморальных вещей, в том числе закрытие Нурменгарда, психбольницы для преступников. Он утверждал, что у правительства нет средств для поддержания настолько низкой прослойки общества, поэтому множество преступников отправляли в Азкабан, но тех, которые смогли доказать свою вменяемость, выпустили на свободу.       Это произошло накануне Хэллоуина.       На следующее утро после праздника у Тома появилось столько дел, что он не прочь был бы сойти с ума. Новоприбывшие люди, завербованные его последователями, оказались не совсем вменяемыми и чуть не устроили Судную ночь. Тому пришлось самолично зачистить несколько отрядов, избавившись от негодных.       Он не терпит грубость и неповиновение.       — Революцию безопасно обсуждать с тобой? — со скрытой усмешкой спрашивает Гарри.       — Если ты хочешь устроить революцию, то мне бы хотелось знать. В таком случае я не буду избираться.       Гарри фыркает.       — Боишься такого соперника, как я?       — Я не хотел бы оказаться с тобой по разные стороны, — серьезно отвечает Том. — Общение с тобой доставляет мне больше удовольствия, чем общение с политическими лицами.       — Это льстит.       Том возвращает взгляд к Гарри.       — С таким намерением это и было сказано.       Гарри чуть ёрзает на стуле.       — На днях я собираюсь на их кладбище, — переводит он тему. Том приподнимает бровь.       — Это предложение?       — Нет, — Гарри качает головой. Он опускает глаза и прикусывает губу. — Просто мысли вслух.       — Как давно ты там не был?       Том попадает по больному. В глазах Гарри вспыхивает гнев, исчезнувший так же быстро, как и появился.       — Как сказал бы психотерапевт, мне нужно научиться принимать неизбежное, — ледяным тоном говорит он.       — Главное делай это в своем темпе, Гарри. — Том кладет руку на его шею и поворачивает голову. — Я горжусь тобой и путем, который ты преодолел.       Том заставляет Гарри еще раз поерзать после своих слов.       Он повторяет процедуру на другой щеке. Он подмечает, как Гарри облизывает губы и начинает отбивать ритм на колене. Том намеренно позволяет своей руке упасть на изгиб шеи Гарри, придавить её своим весом, и это срабатывает — Гарри вздыхает, естественно успокоенный прикосновением.       Том молчит. Ждет, продолжая слегка поглаживать шею и убирать волоски плавным скольжением лезвия. Его терпение вознаграждается спустя несколько минут.       — У тебя были отношения? — наконец тихо спрашивает Гарри, будто каждое слово выходит из него насильно. Его пальцы замирают в воздухе, так и не коснувшись колена.       Том ополаскивает бритву, краем глаза замечая, как его молчание нервирует собеседника.       — Я серьезно отношусь к сердечным делам. Все партнеры, с которыми у меня были интрижки, не подходили под мои критерии и не трогали мою душу.       Гарри начинает тереть пальцы друг об друга. Том опять ждет.       — Какие критерии должны быть у девушки, чтобы она тебе понравилась?       Том прикусывает язык, сдерживая желание улыбнуться во все зубы. Он смотрит в зеркало, но Гарри прячет взгляд, остановившись где-то на чужом подбородке.       Такой невинный и доверяющий. Том имеет физическую потребность приласкать Гарри и успокоить его мечущие мысли, но справляется с порывом и дразнит:       — Ты подразумеваешь только девушек?       Том подносит лезвие к лицу, замечая момент, когда Гарри переходит от неловкости к раздражению. Он поджимает губы, в его глазах мелькает злость.       — Я подразумеваю, что ты играешь со мной, — Гарри хватает пальцами запястье Тома, что держит бритву, и встречается с ним глазами, горящими и острыми. — Ответь на мой вопрос.       Том склоняет голову к плечу.       — Мой ответ не будет корректен.       — Почему?       — Потому что девушки не подходят под мои критерии.       Гарри наблюдает за ним, придерживая запястье Тома с лезвием. Том воображает, что Гарри дикий, так же часто, как он воображает, что Гарри податливый настолько, что Том может двигать его, как посчитает нужным, и за это он будет преклоняться и с благоговением целовать каждую часть Гарри.       Возможно, все мысли Тома транслируются на его лице, потому что зелень в глазах Гарри становится ярче и интенсивнее. Том позволяет своему взгляду ненадолго задержать на чужих губах, но никак не настаивает и не берет инициативу в свои руки. Это деликатный этап в ухаживании, и одно неверное движение может привести к тому, что все замыслы Тома рухнут. Он осторожен… в отличии от Гарри.       Гарри мягко усмехается и медленно откидывает голову назад, и также медленно прижимает лезвие к своему горлу, позволяя побрить шею. Том шумно вздыхает. Их контакт глаза в глаза продолжается некоторое время, пока Гарри не отпускает чужое запястье, перед этим приласкав его кончиками пальцев в месте пульса.       Они продолжают молча. Том не говорит, а Гарри не шевелится.       Когда Том заканчивает, лицо Гарри совершенно чистое, розовое в тех местах, где Том касался его кожи. Гарри выглядит молодым и красивым, произведение искусства, достойное любой галереи. Его глаза кажутся ярче, а взгляд становится пристальнее, когда он наблюдает за тем, как Том очищает его лицо от остатков крема влажным полотенцем и убирает принадлежности.       — Теперь ты должен сыграть со мной в лакросс, — голос Гарри с легкой хрипотцой. Он не подразумевает своё предложение как вопрос, и Тому это нравится.       — Конечно, Гарри. Я держу свои обещания, — Том аккуратно складывает очищенные принадлежности в небольшой чемоданчик и закрывает его. — Для начала я переоденусь в удобную для такого случая одежду. И тебе придется объяснить мне правила.       — Конечно, — Гарри выглядит самонадеянно.       Но через пару часов игры на заднем дворе дома Поттеров, к разочарованию Гарри (это заметно по его нахмуренным бровям и взгляду), Том оказывается прирожденным игроком в лакросс.       Под конец игры они стоят невероятно близко друг к другу, чтобы Том мог глубоко вдохнуть и ощутить этот освежающий мятный запах Гарри перемешанный с соленым привкусом. Его воротник темнеет от пота, волосы становятся влажными и сильнее вьются к концам. Том не может ничего поделать со своим воображением, представляя как было бы легко убрать кудри и коснуться затылка его шеи, ощутить горячую кожу под ладонью, просто произнести его имя, и Гарри упадёт на колени…       Гарри сильнее хмурится и, развернувшись, отходит. Тому требуется несколько секунд, чтобы вспомнить, как делать что-то еще, кроме как стоять и смотреть на его удаляющуюся спину.       Гарри кидает ракетку на траву. Бродяга, заметив, что у хозяина освободились руки, бежит к нему.       — Тебе не стоит принимать так близко к сердцу свои проигрыши, — говорит Том, донельзя довольный выигрышем. Он светится как начищенные до блеска лакированные ботинки.       — Да что ты? — язвит Гарри, его грудь поднимается неравномерно. Том улыбается, когда Гарри подмечает, что сам Том не потный и физическая активность никак не повлияла на его дыхание. Гарри это бесит. — Имеется хоть что-то, в чем ты плох?       Том опирается на ракетку, как на трость.       — Я не могу быть хорош во всем, но стремлюсь к этому.       Гарри закатывает глаза.       — Это звучит как слоган к твоей предвыборной кампании.       — Ты бы проголосовал за меня? — с любопытством интересуется Том.       — После твоего надменного лица? — Гарри садится на корточки и обнимает пса за шею. — Никогда в жизни.       Том мягко смеется над такой мелочной обидой (он очень старается не упоминать Драко). Гарри ещё сильнее надувается, и без бороды он больше не выглядит грозно, скорее, как непослушный подросток.       — И ничто не способно вернуть твое расположение?       — Ничто и никогда.       Гарри гладит Бродягу. Том смотрит, восхищенный движением костей и сухожилий под кожей Гарри, тем, как его пальцы сжимают шерсть пса, как они несколько минут назад сжимали ракетку.       Гарри весь состоит из острых граней, и Том очарован им.       Том говорит будто между делом:       — Под мой критерий подходит человек, который обсуждает свои темные желания так, будто рассказывает сказку на ночь.       Гарри поднимает глаза от пса, и они темнеют, мерцая в закатном небе. Его красиво очерченные губы растягиваются в усмешке, и Том ощущает себя проигравшим в споре, о котором не имеет представления.       — Мой голос такой непостоянный, — бормочет Гарри.       — Теперь он мой? — мягко спрашивает Том.       Гарри смотрит на него немигающе некоторое мгновение, затем опускает взгляд на Бродягу и прикусывает губу.       — Смотря как ты попросишь.