Лиши меня всего

      Ещё один день проходит без происшествий, и Гарри этому рад. Это один из хороших дней. Он сидит на скамье парка, выпивая кофе с Невиллом, единственным, кто всегда говорит то, о чем думает, не кривя душой. Невилл ни разу за всю встречу не упоминает алкоголизм.       — Я слышал, что Том Реддл заинтересован тобой, — осторожно говорит он, дуя в свою чашку.       Гарри закатывает глаза.       — Это услышал каждый, кто смотрел новости.       Невилл улыбается, посчитав это забавным.       — Я видел его несколько раз, когда ходил с бабушкой на званные ужины. Он понравился бабушке. И мне.       — Не удивительно, — бормочет Гарри. Том может быть изысканным и невероятно милым.       — Так вы теперь друзья?       Вопрос Невилла без подводных камней.       — Что-то вроде того, — отвечает Гарри и делает глоток. — Он пойдет на встречу.       Невилл с удивлением приподнимает брови, понимая о какой встрече говорит Гарри.       — Значит ли это, что ты тоже будешь посещать с ним званные ужины или другие светские мероприятия?       Боже упаси. Для пущей уверенности Гарри даже думает перекреститься.       — Я не хочу, чтобы со мной обращались как с цирковым животным, — с горечью говорит Гарри.       Невилл понимающе усмехается.       — Ну, ты многое пропускаешь. Драко напыщеннее, чем всегда, Тео напивается в стельку, а Беллатриса в открытую флиртует, несмотря на рядом стоящего мужа. А, и ещё там вкусная еда.       Они обмениваются улыбками.       — И пожилые женщины, желавшие устроить своим дочерям или внучкам хорошую жизнь за счёт моего состояния.       — Не забывай о тех, кто имеет докторскую степень и уверяет, что во всех бедах виноват ретроградный Меркурий.       — О да, ещё вселенские заговоры и массоны.       Невилл задумывается на мгновение, затем весело хмыкает:       — Помнишь ту девушку, уверявшую, что родила от тебя «астрального» ребенка?       Гарри посмеивается. Эта история, покрытая мраком и психиатрическим отделением.       — Надеюсь, встреча выпускников не будет такой ошеломляющей, — качает он головой.       Невилл фыркает в свой кофе.       — Ставлю на то, что все дети высокопоставленных людей будут вертеться вокруг Реддла.       Гарри соглашается с этим. Даже простая прогулка в парке оборачивается тем, что на Тома глазеют проходящие люди.       — Он такой претенциозный, — с жалобой говорит Гарри. — Иногда кажется, что он вампир, родившийся в другом столетии. Ты слышал его обороты речи? Если бы не телефоны, уверяю, он бы писал письма с пером и чернилами.       Невилл несколько раз кивает, высказываясь:       — Или он вампир, или переместился к нам из прошлого. Клянусь, я слышал как он обсуждал процесс упадка Римской империи с таким прискорбным видом, будто жил в то время.       Гарри благодарен, что Невилл сегодня с ним.       — Удивительно, как он быстро приспособился к технологиям, — добавляет Гарри. — Возможно, его создали на заводе. Он робот, функция которого нравиться всем окружающим.       — Тогда стоит опасаться нашествия роботов и завоевания ими поста министра. Апокалипсис роботов.       Они тихо посмеиваются, держа кофейные стаканчики у рта.       — Он носит костюм почти каждый день, — продолжает Гарри со стоном. — Некоторые из них клетчатые, черт возьми.       Невилл смеется, чуть не разбрызгав кофе.       — Никогда не думал, что тебе нравятся такие люди.       — Никогда не думал, что я могу соответствовать их стандартам? — беззлобно ворчит Гарри.       Невилл приподнимает бровь.       — Нет. На самом деле, я никогда не думал, что такие люди будут соответствовать твоим стандартам. Ты очень разборчивый человек, когда дело доходит до такого рода вещей, — хвалит Невилл. Гарри трет шею. — Я рад, что ты заводишь новых друзей. — Он как и Рон не говорит вслух, что Гарри становится необщительным и антисоциальным. — Если тебе хорошо, то всё в порядке.       Гарри задевает друга плечом и улыбается ему с благодарностью.       — В любом случае, — продолжает Невилл. — Я слышал, что у него не так много друзей, я бы послушал каково это быть избранным.       — Любопытный, — журит его Гарри.       — Этого не отнять.       Невилл пожимает плечами и на некоторое время они умолкают, следя за бегающим туда-сюда псом. Их остатки кофе уже остывают, они выкидывают стаканчики в урну. Гарри закуривает.       — Тебе нравится его общество? — спрашивает Невилл.       Гарри поднимает голову к небу и начинает строить из облаков фигуры.       — Да, — не сразу отвечает он. — Думаю, да.       Гарри меняет тему, и Невилл не пытается вернуть её к Тому. Они беззаботно болтают, пока им не приходит время уходить, и Гарри отправляется домой с Бродягой, довольный тем, что возобновляет общение с Невиллом, и счастливый по причинам, которые он не смог бы точно назвать.

***

      Первый раз навязчивая мысль об алкоголе настигает Гарри спустя более, чем месяц завязки. Это не та мысль, которая сбивает с ног, скорее, медленно ползущая, укоренившаяся в мозгу. Гарри пьет воду, и она обманчиво кажется с привкусом спирта на языке; он проводит вечер в одиночестве и понимает, что в большинстве случаев даже не знает, чем себя занять. Он не помнит как развлекаться и если бы не Бродяга и его навещающие друзья, то Гарри с большей вероятностью опять спился бы.       Кошмары не отступают, но Гарри борется с ними другим способом: таблетками, самодисциплиной или бодрствованием до такой степени, чтобы упасть от усталости и уснуть без сновидений. Это нельзя считать хорошим результатом, но Рон говорит, что любой маленький шаг дает свои плоды, и Гарри не стоит ждать от себя многого.       Гарри не кажется, что он стабилен, но в некоторых вещах он становится… определившимся? Как если бы вокруг него три года играло радио с помехами, и он наконец нашел нужную волну. Он принимает свои желания, свою ориентацию, грубость, язвительность и живет с этим дальше. Да, он нестабилен в некоторых вещах, не спокоен, его характер местами взрывоопасный, но, как сказала Гермиона, Гарри старается увидеть свое отражение сквозь толщу льда. Процесс восстановления не из легких, в плохие дни, оставшись наедине, Гарри скрючивается на полу гостиной, не имея сил доползти даже до дивана, и лежит часами, зажмурившись, сдерживая себя от поиска алкоголя. В такие моменты ему помогают воспоминания о том, каким пьяным ублюдком он был с друзьями, какие слова использовал, чтобы ранить посильнее. Его буквально начинает воротить от алкоголя.       И, к сожалению, сегодня один из плохих дней. Гарри бесцельно пялится в стену, сидя на кухонном стуле. Его кофе давно остывает. В депрессивные периоды на него накатывает вселенская усталость, поднятие руки кажется тяжелым и непосильным делом, моргание причиняет неудобство, и даже неврозы уходят на второй план. Гарри максимально спокоен, но это ощущение достигается не внутренним умиротворением, а апатией.       Гарри неподвижен, даже когда открывается входная дверь и слышится голос Драко.       — Бродяга бегает на улице. Его запустить?       Гарри не находит сил на ответ, но Драко в любом случае делает так, как считает нужным, и впускает пса в дом. Бродяга забегает на кухню и останавливается у миски, преданно ожидая, Драко заходит следом и, увидев пустой взгляд Гарри, кормит пса, убирает и моет кружку.       — Видел комментарий Реддла и новости об увольнении Скитер, — говорит Драко, заполняя тишину. Он варит кофе. — Я не буду забирать все свои подозрения насчет Реддла назад, я всё ещё не до конца доверяю ему, но то, что он замешан в увольнении этой суки, я уверен. Гермиона сказала, что в Министерстве был какой-то переполох из-за сбора информации о клевете Скитер. Если это сделал Реддл, то я могу даже не голосовать на следующих выборах министра, ответ очевиден. Он меньше, чем за сутки выкинул Скитер за борт. — Драко садится за стол, напротив Гарри, с двумя дымящимися кружками свежемолотого кофе. — Это ты его попросил?       Гарри кивает и обхватывает кружку двумя руками, чувствуя обжигающее тепло.       — Он просил что-то взамен?       Так работает мир Драко: услуга за услугу. Это воспитание Люциуса, стремление взрастить наследника и передать бизнес. Так устроен мир Тома, но совсем по другой причине: у него ничего не было, и он не мог отдать что-то просто так.       Казалось бы, одна концепция жизни, но совсем разные мотивы.       Просит ли Том что-то взамен? Можно ли считать ужин валютой, которой платит Гарри?       Гарри, не зная точного ответа, пожимает плечами.       — Или он попросит позже услугу, или он Мать Тереза, помогающая бедным и несчастным, — Драко усмехается и отпивает глоток. — Если он делает это по доброте душевной, то тебе повезло. Возможно, в следующий раз ты попросишь что-то ещё, чтобы проверить? Знаешь, он неплохой ресурс.       Гарри крутит кружку туда-сюда. Бродяга доедает свой ужин и растягивается на полу, отдыхая после пробежки.       — Том не ресурс, — наконец тихо отвечает Гарри.       Драко закатывает глаза и подставляет руку под подбородок.       — Он врач, имеет несколько предприятий, будущий министр, и ты хочешь мне сказать, что он не ресурс? — Гарри знает, что Драко живет в мире выгод и возможностей. Он не осуждает его за это, потому что эгоистичен, и ему нравится идея находиться среди людей, которых Драко выделяет и добавляет в отдельную категорию — неприкосновенную. — Если так и будет продолжаться, то я даже рад, что отец посоветовал Реддла в качестве врача. Возможно, это будет выгодно…       — Том мне нравится, — перебивает Гарри таким же тихим голосом. Он продолжает смотреть на кружку перед собой.       Драко застывает, обескураженный: его глаза широко распахиваются, а рот слегка приоткрывается. Он берет себя в руки достаточно быстро, опускает руку на стол и, облокотившись на неё, подается вперед.       — Реддл тебе нравится? — переспрашивает Драко.       Гарри кивает.       — Он мой друг.       Драко подозрительно щурится.       — И он тебе нравится, потому что он твой друг?       — И это тоже.       Драко стонет и откидывается обратно на стул.       — Черт, — ворчит он. — Он же твой врач, это неэтично, разве нет?       Гарри поднимает кружку, делает маленький глоток и опускает её на стол.       — Бывший врач. Тебя это действительно заботит? — спрашивает он.       Драко тоже делает глоток, промочив горло. Он стучит пальцами по кружке, выбивая ритм.       — Нет, — признается он. — Но это заботит Гермиону.       Драко не хочет добавлять Гермионе головную боли. Гарри понимает, он тоже не хочет.       — И это значит, что мы ей ничего не расскажем? — спрашивает он.       Драко кривится, будто утаивание может причинить ему физическую боль.       — Я буду отнекиваться до последнего, если вдруг всплывет, что я узнал раньше. Это в любом случае твоя жизнь. Но если ты увязнешь или это причинит тебе боль, и ты по итогу скатишься на дно, то поверь, я вытащу тебя и закину в наркологичку.       Гарри безрадостно усмехается. Он верит Драко.       — Я благодарил тебя когда-нибудь? — спрашивает он.       Драко сужает глаза.       — Мне не нужна твоя благодарность, Поттер.       — Люди, которые тебя не знают, могли бы подумать, что ты козел.       — Мне без разницы. — Драко пожимает плечами, он встает за новой порцией кофе и отворачивается спиной. — Ты мой друг и я делаю для тебя многое по этой причине. Мне не нужно твое «спасибо», понял?       Гарри прикрывает глаза и улыбается краешками губ.       — Спасибо тебе, Драко.       Тишина. Драко наливает кофе, но не спешит обернуться.       — И тебе спасибо, Гарри, — в конце концов отвечает он.       Несмотря на плохой день, Гарри может сказать, что он отчасти всё-таки счастлив.

***

      Всё детство Тома состояло из лишений. В приюте воспитательницы морили его голодом за плохое поведение, вызывали экзорциста для изгнания демона, наказывали несколькими днями изоляции в маленькой комнате с единственным стулом, холодным полом и висевшими крестами; приютские дети, узрев прообраз поведения старших, всячески издевались над истощенным ребенком, били палками, унижали, оставив в холодные ночи спать на полу из-за того, что обливали водой его кровать, они подставляли его ради потехи. Том лишился многих вещей: добрых слов, материнского и простого человеческого тепла, поддержки, помощи и понимания, но получил власть, богатства, приспешников… и никогда чего-то большего.       Гарри не тот, кто будет заменять Тому все лишенные аспекты, будет его лейкопластырем на детские травмы и обиды, нет, Тому (как он считает) не нужен такой человек. До того, как он научился постоять за себя, начал применять насилие против насилия, Том больше не мечтал о безымянном человеке-герое, спасшем его жизнь; он больше не лежал в кровати после очередного избиения, свернувшись калачиком, чтобы казаться меньше и скрыть проступающие синяки на лице, и не мечтал о том, как к ним в приют придет богатая и любящая семья и выберет его на глазах всех воспитанников. Он перестал мечтать о том, как даст сдачи, Том начал действовать с особой жестокостью, исподтишка, выбирая уязвимые места соперника. Если можно было не бить обидчика, а убить его дорого любимого кролика, чтобы лицезреть слезы и разбитое сердце, то так тому и быть.       Для начала дружба с Гарри принесла политические плоды, дала возможность возвыситься в глазах светского общества за «спасение», обеспечила новыми связями с теми семьями, считавшими Лютный — образцом мерзости, но пьющего Гарри — бедным мучеником. Но затем Гарри с воодушевлением говорит об убийствах и мести, и Том понимает, что моральный компас Гарри после смерти родителей накренивается, что-то в нем ломается и, по правде говоря, будет дурным тоном не принять такой подарок судьбы. Парень с алкогольной зависимостью, подавлением агрессии, злобой и желанием насилия — насколько далеко возможно зайти в отсечении лишнего, дабы прийти к совершенству в понимании Тома? Таких людей, принимавших насилие, на самом деле не так и мало, но то как Гарри говорит о нем, выставляет убийства как простую шкалу оценки, убивает для Тома и готовит, и, что греха таить, то, какой Гарри привлекательный — всё это будоражит не на шутку.       Красота Гарри не такая, как у Тома, она не элегантная, не аристократическая, она грубая, похожа на неограненный алмаз. Чтобы разглядеть Тома хватит кинуть единственный взгляд, чтобы разглядеть Гарри необходим зоркий взгляд ценителя. И, несмотря на то, что Том не рассматривает сожаление как аспект жизни, он близок к нему; он может признаться в своем сожалении по поводу того, что его взгляд не был зорок в первый раз. Красоту Гарри тяжело разглядеть не только потому, что она другая, но и потому, что её носитель всячески скрывает её за кепками, глубокими капюшонами, опусканием головы и отводом взгляда, но как только он достаточно зол, чтобы гневно сверкнуть глазами или же достаточно счастлив, чтобы рассмеяться — весь фальшивый фасад распадается, явив скрытое очарование.       Гарри нравится Тому. И Том, познавший лишения, не в силах отказаться от такого человека в своей жизни.       Интервью, защищающее честь Гарри, достигает намеченной цели — многие люди, услышав слова врача, эксперта в своей области, перестают обсуждать грязное белье, накал страстей утихает, но сплетни есть сплетни, некоторые шепотки просто невозможно искоренить. Том подчеркивает дружеские отношения с Гарри не только ради собственного удовольствия, но и ради того, чтобы знающие связь между ним и Волдемортом люди подумали дважды прежде, чем что-то сказать. И первый из реагирующих — это Люциус. Он звонит в тот же вечер для прояснения ситуации.       — Ты получил от него то, что хотел, — говорит Малфой.       Том бесцельно перемещается по дому с телефоном в руках, обдумывая завтрашний пикник. Они договариваются с Гарри встретиться в дневное время на их месте (Тому нравится как это звучит — их место).       — В самом деле? — спрашивает Том, остановившись на кухне. Он барабанит по столешнице. Он не искусен в охоте и многое не знает об искусстве ловли рыбы, к сожалению, у него не хватит навыков, чтобы преподнести Гарри ответный подарок.       — Твое спасение Гарри от алкоголизма прогремело по всей стране. Многие из пэров на твоей стороне, я уверен, что политическая кампания пройдет успешно. — Люциус замолкает. — Что ты ещё хочешь от него?       Может быть, Гарри будет по душе другой подарок? Но это не должно быть что-то материальное, он не из тех, кого можно купить золотом и бриллиантами.       — Гарри мой друг, — мягко отвечает Том. Ему приятно говорить такие слова.       Люциус на другом конце провода недоверчиво хмыкает.       — Дружба с тобой не может привести ни к чему хорошему.       Том пропускает замечание Люциуса мимо себя. Гарри будет расстроен кончиной отца Драко.       — В таком случае что-то хорошее привносит Гарри в эту дружбу.       — Он нестабилен.       Том улыбается. Как мало людей замечают, что Гарри стабильнее многих.       — В самом деле? Я не заметил.       — Не играй с ним, — шипит Люциус. Том представляет как тот сжимает в руке трость и с ненавистью глядит на статуэтку на столе кабинета.       — Люциус, Люциус, — наигранно вздыхает Том. Он подходит к холодильнику, но закрывает его, так и не взглянув. После еды Гарри многое утрачивает вкус. — Приношу свои извинения, я сегодня рассеян. Напомни, пожалуйста, с каких пор наши отношения строятся по принципу: ты говоришь, а я слушаюсь?       Люциус замолкает.       Том отметает одну идею подарка за другой. Ему приходит мысль созвониться с Гермионой, но он не хочет дарить то, что ему посоветуют, он хочет прийти к этому сам.       — Как человек, входящий в попечительский совет Хогвартса, у тебя должен иметься список приглашенных на встречу выпускников Гарри. Я был бы рад получить его до конца недели.       Общеизвестно, что Гарри занимался лакроссом, некоторое время танцами, любит пса и, теперь Том знает, охоту. Ракетка, костюм для танцев, ошейник для Бродяги или хорошее ружье?       Том опять барабанит по столешнице, копируя нервный тик Гарри.       — Зачем тебе этот список? — настороженно спрашивает Люциус.       Том еле сдерживается, чтобы не приехать в дом Малфоя и самолично не задушить Люциуса. У него есть дела поважнее, чем этот бессмысленный разговор.       — Мне нужен список, — любезно повторяет он. — И я не думаю, что это похоже на просьбу.       Том отключается, не желая выслушивать дальнейшее нытье. Люциус инстинктивно подчинительный, но волевой. Тому нравится такое сочетание, но не тогда, когда Люциус забывает о своем месте.       В любом случае… ракетка, ошейник или ружье?

***

      Том тщательно готовит блюда, не забыв о десерте, и решает, какую одежду он собирается надеть. Он подумывает о том, чтобы немного принарядиться, зная, что его костюмы могут не подходить под выбор Гарри. В конце концов он решает, что может надеть льняную рубашку и костюм-двойку свободного кроя. Это более повседневно, чем его обычная одежда, но не совсем неприемлемо для его вкуса.       Он лениво размышляет, что Гарри решит надеть.       Несмотря на внушительный банковский счет, Гарри предпочитает неброскую одежду: джинсы, футболки и толстовки. Интересно посмотреть, что, по его мнению, подходит для их пикника. В свой визит в дом Тома Гарри принарядился, и Том надеется, что идея их ланча побудит Гарри приложить некоторые усилия к своей внешности. В любом случае, он остался бы довольным любым решением.       Том хочет, чтобы пикник прошел идеально. Он заканчивает свои последние приготовления и, упаковав все, садится в машину. У него вырабатывается привычка посещать парк рядом с домом Гарри. Конечно, он заботится о том, чтобы это не было подозрительным. Он заходит в разные дни, но чаще, когда знает, что Гарри может быть там, чем в другое время.       И, наконец, приятно иметь возможность прийти в парк без необходимости «случайной встречи». Том выбирает уютный уголок около их с Гарри места, но ближе к озеру, в тени деревьев, он раскладывает плед, скидывает пиджак, ставит рядом термосумку и слышит лай. Бродяга подбегает к пледу, но не ступает на него, ожидая разрешения. Том гладит пса, высказывая похвалу, и замечает идущего следом Гарри, на лице которого светится гордая улыбка отца, воспитавшего сына. Он не надевает кепку, его волосы в относительном порядке, будто их хотели уложить, но по итогу отмели эту затею, на нем свободные серые брюки, заправленная белая футболка и поверх этого накинута рубашка.       Гарри выглядит совершенно потрясающе, и Том находит утешение в мысли, что Гарри наряжается для него и ни для кого другого. Он заставляет себя оставаться более неподвижным, чем обычно. Он сосредотачивается на том, что говорят ему его чувства.       Он чувствует запах травы и слышит шелест листьев с деревьев. Он может слышать разговоры людей, когда они идут по тротуару, пересекающему парк. Он может чувствовать очень мягкий ветерок, который касается его волос на затылке.       Все в порядке.       Он не может наброситься на Гарри посреди парка.       — Здравствуй, Гарри.       — Здравствуй, Том.       Гарри останавливается рядом и, скинув обувь, садится на край пледа, скрестив ноги. Он оставляет большую часть свободного места между ними. Плед не очень большой, но Гарри оставляет расстояние, которое понадобится для любой еды, приготовленной Томом.       Гарри смотрит на него снизу вверх, продолжая улыбаться.       — У Бродяги как всегда безупречные манеры, — говорит Том.       — Так и есть. — Гарри отдает псу команду гулять и следит за садившимся напротив Томом, который предпочитает сократить расстояние между ними. Они встречаются взглядами и удерживают их. — Хочу сказать спасибо за интервью. Ты был потрясающим.       Том облизывает губы.       — Мне приятно знать, что ты высоко оценил мои старания.       — О, — хмыкает Гарри. — Ты даже не представляешь насколько.       Том открывает термосумку с едой, начиная раскладывать блюда на их импровизированный стол (небольшое пространство между ними). Том снимает крышки с нескольких контейнеров и раскладывает еду по заранее приготовленным тарелкам.       — Я взял на себя смелость приготовить несколько блюд на свой вкус.       Гарри с интересом наблюдает. Увидев последний контейнер, он начинает посмеивается.       — Несколько блюд? Да тут основное, закуски и десерт.       — И это даже не может оплатить то, что сделал ты.       В зрачках Гарри искрит веселье.       — Сомневаюсь.       Том сосредотачивается на раскладывание еды по тарелкам, придавая ей как можно более презентабельный вид. Глаза Гарри отслеживают его движения, и Том находит милым то, как они, кажется, всегда это делают. Всякий раз, когда Том двигается, глаза Гарри быстро следуют за ним. Это заставляет Тома неосознанно расправить плечи и с большей грациозностью, чем того требует ситуация, продолжить свое дело.       — Тебе нравится готовить? — спрашивает Гарри.       — Мне нравится знать, что я употребляю, — уклончиво отвечает Том. Он подразумевает приют, и Гарри понимающе кивает, отчего его мягкие кудри слегка подпрыгивают от движения. Внимание Тома на мгновение привлекает то, как солнце отражается от завитков его волос. Ему ужасно хочется запустить пальцы в них.       — Тебе нравится медицина? — спрашивает Гарри. Том улыбается.       — Я отвечаю на блиц-опрос? — Гарри пожимает плечами. — Да, мне нравится медицина, но в большей степени я предрасположен к политике, на мой взгляд.       — Я удивлюсь, если ты к чему-то не будешь предрасположен, — говорит Гарри, принимая из рук Тома тарелку с приборами.       Том наблюдает, как Гарри осторожно подносит кусочек говядины к своим губам и катает его во рту, прежде чем начать жевать.       — О черт, теперь мне стыдно, что я готовил тебе.       — Твоя еда была намного лучше, — настаивает Том. Его ингредиенты с магазина никак не идут в сравнении с трудом Гарри.       — Есть хоть что-то, что ты не умеешь? — со стоном бормочет Гарри, смакуя ещё кусочек.       Тому приятно. Он несколько секунд наблюдает за ртом Гарри, его зубами, сжимающими вилку, его языком, облизывающим соус с губ. Том отворачивается и делает глоток воды из бутылки.       — Я не умею охотиться, — признается он после.       Гарри хмыкает.       — Уверен, что если ты попробуешь хотя бы раз, у тебя получится.       — Не могу согласиться.       — Не напрашивайся на комплимент, — сузив глаза, говорит Гарри. Он показывает на Тома зубчиками вилки. — Ты выглядишь как охотник. Некоторым можно дать оружие и они станут выглядеть устрашающе, но ты, с оружием или без него, выглядишь готовым напасть.       Том улыбается такому сравнению.       — Если я охотник, то ты…       — Тоже охотник.       — Лучше меня, я полагаю?       Взгляд Гарри нечитаем, когда он вонзает зубчики в мясо.       — Я ещё не решил.       Том, повторяя, тоже откусывает и, прожевав, спрашивает:       — Ты охотишься только на зайцев?       Гарри кивает.       — Мы пробовали как-то пойти на оленя, — начинает он рассказ. — Мы удобно спрятались между кустами, я поднял ружье и начал ждать. Олень появился не сразу, но когда он появился, первое о чем я подумал: «благородный». У него был светло-коричневый окрас, мощное тело, стройные ноги, длинная голова с разветвленными рогами, достигающими полутора метров от кончика до кончика, и темная косматая грива от шеи до груди. Я взвел курок. Олень услышал шум, но не убежал, как сделал бы это заяц. Он медленно развернулся и, клянусь, посмотрел точно на меня. Он ждал моего дальнейшего шага, будь то убийство или нет, и я, подождав несколько секунд, опустил ружье.       Гарри замолкает.       — Почему? — интересуется Том, чтобы услышать продолжение.       — У оленя взгляд человечнее, чем у многих людей, — он пожимает плечами. — Я просто не смог.       Том склоняет голову вбок.       — Что тебе больше всего нравится в охоте?       — Делать патроны, — без заминки отвечает Гарри. Он ставит пустую тарелку поодаль, вытягивает ноги и, опрокинувшись назад, опирается на локти. Его глаза закрыты. — Мне нравится процесс изготовления самокрута. Раньше мы с Сириусом часто их делали, даже если не ходили на охоту, это просто было нашим временем.       Прикрытые глаза Гарри дают возможность беспрепятственно наблюдать за ним. И самое приятное, что Том знает, что Гарри знает, что за ним наблюдают. Он вытягивает шею, чуть раздвигает ноги, будто ищет удобное положение. В Гарри есть что-то поистине замечательное.       — Последние ты делал сам?       Гарри тихо вздыхает.       — Нет. Я выкинул станок, как только перешагнул порог дома. Это… — он неуверенно замолкает.       Том убирает тарелку на плед, освобождая руки. Его ладонь покоится вблизи ладони Гарри в случае незамедлительной поддержки.       — Я понимаю, — Том обдумывает идею поделиться уязвимым прошлым. — Моя мать перед смертью оставила мне дешевый кулон на веревке. — Гарри на этих словах открывает глаза, одаривая Тома всецело своим вниманием. — Я носил его на шее, не снимая, пока мне не исполнилось около пяти лет. В том возрасте я понял, что за мной никто не вернется, что этот кулон ничего не значит. К тому же, живя в приюте и имея личную вещь от покойной матери, невозможно не привлекать чужие взгляды. Многие дети хотели его заполучить из-за зависти или смеха ради, на самом деле, их мотивы не имеют значения. Я выкинул кулон в реку, представляя, как выкидываю следом потребность в привязанности и заботе. — Том замолкает. — Наверное, я выкинул по большей части потому, что мне было больно.       Гарри первый ищет контакт и накрывает пальцы Тома своим.       — Мне жаль.       — Не стоит, эта боль уже незначительная.       Гарри жует внутреннюю часть щеки, явно борясь с тем, что хочет сказать. Том принимает открытую и располагающую к беседе позу.       — Ты мог бы рассказать больше? — тихо просит Гарри.       Том понимает. Гарри раскрывает душу на протяжении всего лечения и либо ему хочется узнать столько же о Томе, либо ему правда интересно. Несмотря на то, какие цели преследует Гарри, Том все равно решает рассказать.       Возможно, всё дело в теплых пальцах на его холодных.       — Они считали меня дьяволом, — голос Тома спокоен, за столько лет испаряется вся горечь.       — Что? — Гарри хмурится и непонимающе моргает. — Я просто… сейчас двадцатый век на дворе, какого черта?       — Не многие прогрессируют.       — Я имею в виду… я даже не знаю, что спросить, потому что это звучит так дико, — Гарри обескуражен. — Что они делали? Что ты помнишь?       Том задумывается и, перевернув руку, начинает поглаживать ладонь Гарри.       — Что я помню? — переспрашивает Том. Он в равной степени не хочет делиться и хочет, чтобы посмотреть на реакцию. Побеждает любопытство, и он продолжает: — Мне было около семи, и я старался сморгнуть чёрные точки, которые появляются от удушения, тогда я подумал, может, я просто убью себя, и может, сделаю так, будто это всё из-за воспитательницы, так что она отправится в тюрьму и умрет от смертельной инфекции.       Гарри не обращает никакого внимания на поглаживания. Он садится с неверящими широко раскрытыми глазами, но руку (на счастье Тома) не отбирает.       — Она… что? — Гарри явно не может уложить это в свое мировоззрение. Его растили в мире и покое, ему сложно принять другие реалии. — Воспитательница душила тебя в семь лет?       Том может признаться, что изголодался по таким реакциям на свои истории. Возможно, он драматичнее, чем считал себя ранее.       — Они называли это изгнанием дьявола, — чуть тише добавляет Том.       — Что ещё они делали? — гневно спрашивает Гарри.       Ему приятно быть объектом сочувствия Гарри.       Том пожимает плечами.       — Много чего.       Когда-нибудь он поведает обо всем, но Тому нравится говорить о себе порционно, чтобы поддержать интерес. Гарри не настаивает на других воспоминаниях.       — Что с ней сейчас? — Гарри не может определиться между злостью и сочувствием. — Та воспитательница жива?       К прискорбию, думает Том.       — После того, как я покинул приют, я больше не возвращался, — он качает головой. — Есть некоторые дороги, которые стоит держать закрытыми.       — Ты не хочешь отомстить? Разрушить их жизни? — с недоверием спрашивает Гарри.       Том мягко улыбается.       — Поверь мне, Гарри, я лелеял эту мечту несколько лет, но по какой-то причине монета всегда выпадает в их пользу. — Гарри хмурится, не понимая. — К тому же несчастный случай с моим бывшим приютом в разгар политической кампании о сиротах будет не уместен.       Гарри выдает сухой смешок.       — Ты собираешься вести кампанию о сиротах?       — Ко всему прочему, — подтверждает Том. — Я уже говорил тебе ранее, необходимо изменить систему, чтобы люди наконец заметили огромные дыры в ней.       Гарри отворачивается к озеру, его свободная рука начинает выбивать ритм по бедру.       — Я считаю, что она заслуживает десяти по шкале.       Том чувствует теплый прилив в груди. Он обводит глазами профиль Гарри, улыбаясь про себя. Гарри действительно великолепен, и даже больше, чем Том мог предсказать.       Том хочет узнать о Гарри гораздо больше. Он хочет иметь Гарри, заполучить его для себя.       Том никогда в своей жизни не испытывал такое сильное чувство защиты, и он очарован тем фактом, что Гарри является тем, кто хочет предложить её. Том не склонен к одержимости, но он признается себе, что именно это он испытывает.       Чтобы вернуть услугу, как он считает, Том говорит:       — В моем доме больше нет алкоголя.       Гарри поворачивается к нему с искренним удивлением.       — Почему?       Том мягко сжимает ладонь Гарри в своей.       — Я бы хотел, чтобы тебе было приятно в моем доме, чтобы ты знал, что тебе рады.       Гарри излучает коктейль эмоций, который угрожает захлестнуть Тома и заглушить его собственные эмоции. Но, вместо того, чтобы поддаться (как бы сильно он этого не хотел), Том предпочитает накопительный эффект кратковременному удовольствию.       — Попробуй этот десерт, пожалуйста, — просит он, предлагая новую тарелку.       Но Гарри не реагирует. Он спрашивает ещё раз, будто вопреки самому себе:       — Почему?       Том опускает тарелку на плед. Он чувствует всплеск веселья и чего-то теплого в своем животе.       — Я полагаю, ты думаешь, что я очень дружелюбный человек, поскольку ты видел меня только в таком контексте, — отвечает Том. — Но я уверяю тебя, Гарри, ты совершенно уникален. В тот момент, когда я разглядел тебя, я понял, что хочу зайти хотя бы так далеко.       Том не уверен какую реакцию ждет, но мигом покрасневшая шея Гарри вызывает в нем ответный пожар. Том успевает поймать свободную руку Гарри, которой он хочет по привычке потереть шею, и теперь держит его ладони в своих. Он задумчиво рассматривает их и, взяв за пальцы, подносит ко рту для лёгкого поцелуя.       — Кажется, я не могу удержаться от исполнения своих желаний, когда нахожусь рядом с тобой. Я бы почти сказал, что околдован.       Гарри издает тихий смешок, и это звучит почти как фырканье. Он тяжело сглатывает и смотрит прямо в глаза Тому.       — Кто из нас кого околдовал? — спрашивает он.       Улыбка Тома грозит превратиться в оскал.       Возможно, это займет не так много времени, как предполагал Том. Гарри восприимчивее к его ухаживаниям, когда не язвителен (не то, чтобы Том против его гнева), и даже отвечает взаимностью своего рода. Том совершенно честен, когда говорит Гарри, что ничего не может с собой поделать. Он чувствует желание поцеловать его руки, державшие ружье, и он не может это проигнорировать.       Но Том игнорирует желание слизать пот с впадинки на ключице Гарри и ощутить вкус его нервной энергии на своем языке. Вместо этого он повторно протягивает тарелку с десертом.