Лиши меня всего

      Гарри стоит посередине поля, сжимая клюшку в руке. Металлическая ручка удобно лежит на ладони, охлаждая кожу, а её вес навевает воспоминания. На «головке» клюшки натянута сетка, как на футбольных воротах. Он тянет её, проверяя прочность.       Если ударить такой клюшкой, то можно разломить череп.       Позади слышится визг шин, хлопание двери и громкое:       — Гарри!       Гарри сжимает ладонь на металле. Когда Джинни подбегает к нему со спортивной сумкой, он разжимает пальцы один за другим.       — Привет, — его голос хриплый.       — Привет, — отвечает Джинни. Её улыбка ошеломляет, в груди Гарри всё болезненно сжимается. Она все такая же красивая и недосягаемая. — Как ты?       Гарри криво улыбается в ответ.       — В порядке. Ты? Слышал, вы выиграли матч. Поздравляю.       — Спасибо, — Джинни смахивает волосы с лица и собирает их в тугой хвост на макушке. — У меня всё хорошо.       Они стоят друг на против друга, не зная, что ещё сказать, как общаться без буфера в виде друзей между ними. Гарри отводит взгляд первым, рассматривает поле перед ними. Он задается вопросом, всегда ли между ними присутствовала эта неловкость.       — Что ж, — начинает Джинни, прочистив горло. Она машет клюшкой в воздухе. — Не скрою, что была удивлена, когда ты позвал меня поиграть.       Гарри тоже был удивлён. Он хочет дотронуться до шеи, но на полпути опускает руку вдоль туловища и ведёт плечом.       — Решил вспомнить прошлое.       — Ты был первоклассным игроком. Может быть, вернешься в строй и через несколько лет перейдешь в высшую лигу.       Гарри сомневается в этом, но все равно кивает.       — Может быть.       Джинни переступает с ноги на ногу. Гарри все ещё помнит, что это признак её нервозности, и от этого знания его подташнивает.       — Что ж… мы можем попрактиковаться сейчас. Встряхнем костями, вспомним какого это играть друг против друга, — Джинни пытается выдавить усмешку, но она выходит кривой и неестественной.       Гарри лелеет надежду, что у них получится.       Джинни достает из сумки мяч и они, быстро размявшись, начинают играть. Цель состоит в том, чтобы забросить мяч в ворота соперника и помешать другой команде сделать то же самое, но так как их двое, это больше похоже на перебрасывание мяча друг другу. Это не матч, не полноценная игра, это то, как они играли в детстве на заднем дворе дома.       Джинни все такая же быстрая и ловкая. Когда она первый раз ударяет Гарри в корпус, чтобы пройти его защиту, то ему становится трудно дышать. И это не из-за силы удара.       Она забивает первый гол и победно ухмыляется, но не выглядит довольной.       — Ты играешь не в полную силу.       — Ты тоже, — отвечает Гарри.       — Боюсь тебя покалечить.       Гарри возвращает ухмылку и сжимает клюшку посильнее.       — Не бойся, постараюсь не сломаться.       Джинни невероятна, и Гарри от этого больно. Её волосы все такие же огненно-рыжие, и они все так же горят на солнце, когда она бежит по полю. Её карие глаза сужаются, она следит за каждым шагом противника, просчитывает наперед. Когда-то она смотрела на него так же внимательно, глядела в самую душу и вокруг её глаз образовывались морщинки от улыбки. Её пальцы сжимают клюшку, и Гарри может думать только о том, как он когда-то держал их в своих руках.       Если бы кто-нибудь спросил его о Джинни, он бы рассказал о том, какая она весёлая, какая обаятельная и сильная. О том, как он наблюдал её становление и рост, о том, как она часто выбирала доброту там, где Гарри бы честно выбрал насилие. Когда он думает о ней, его сердце наполняется от всего того, что они творили вместе: она сглаживала его углы, он придерживал её волосы после неудачного смешивания крепких напитков, она говорила никогда не сдаваться, пока Гарри не знал, что делать дальше, они целовались под звездным небом и болтали ночи напролет по телефону, пока кто-то из них не засыпал.       Гарри знает, что Джинни слишком строга к себе, в плохие дни она видит лишь свои недостатки. Но Гарри видит и другие вещи — все эти маленькие причуды, которые так милы ему. Как она нежна с незнакомцами, готовая помочь перейти пожилой женщине дорогу. Как она поддерживает друзей, как всем с ней комфортно, как она говорит: «Ты добрался домой целым и невредимым?»— даже когда до дома около пяти метров.       Гарри любил её так сильно, его любовь распространялась на многие мили. Она настолько велика, что её следовало либо объявить вне закона, либо у неё должна была быть своя столица и собственная валюта. Но по итогу дома рухнули один за другим, оставив лишь груду кирпичей и останков.       Джинни смеется, забив ещё один гол, и Гарри желает, так сильно желает, чтобы от её смеха у него расцветали цветы в груди, но его лишь сковывает холодом.       Гарри проигрывает на два очка.       Джинни смахивает пот с лица и достает бутылку воды, сделав глоток. Она садится на траву, Гарри садится рядом так, чтобы случайно не коснуться. Он начинает рвать травинки.       Тёплый ветер приятно гуляет по коже и приносит аромат хвойных деревьев и цветов, шелест листьев на деревьях звучит в унисон с пением птиц. Здесь так спокойно.       — Я часто вспоминаю тот день, — нарушает молчание Джинни.       Возможно, не так спокойно.       Гарри на мгновение прикрывает глаза. Он понимает о каком дне она говорит, но у него нет желания говорить об этом.       — Джинни…       — Дай мне сказать, — перебивает она и, взяв больше воздуха в грудь, выпаливает, не смотря на него, — Я понимаю, почему мы не виделись, когда ты жил у Дурслей. Я правда понимаю, но это не значит, что мне не больно от этого знания. Ты был разбит и опустошен, и моя разбитость на твоем фоне казалась незначительной.       Гарри перестает рвать травинки. Он хочет переубедить её, но Джинни качает головой и закусывает губу.       — Нет, Гарри. Не надо. Ты потерял многое, я лишь потеряла отношения. Я всё думаю, как бы сложилась наша судьба, если бы я была настойчивее, если бы сидела каждый чертов день у дома Дурслей, пока ты бы не решил, что можешь меня видеть, — у Джинни на глазах выступают слезы. Она трет ладони между собой. — Мы же были так счастливы вместе, могли говорить часами. Сейчас мы едва ли ведём себя как друзья. Я просто… — она сглатывает и тихо добавляет: — Я так скучаю.       У Гарри сжимается сердце. Он хочет заключить Джинни в объятия, но не двигается с места.       — Я тоже скучаю, — отвечает он.       Джинни сжимает бутылку и кидает на Гарри яростный взгляд.       — Тогда почему? Почему, когда ты вернулся, когда мы встретились, ты убежал от меня? Что я сделала не так? Объясни мне, в чем моя вина?       Вины Джинни нет, но Гарри не знает как объяснить.       В тот день они увиделись впервые за девять месяцев. Её лицо было красным, мокрым от слез, голос срывался. Она попыталась обнять его, пока Гарри не мог вспомнить как дышать. Её руки накрыли его голую кожу, и ему захотелось… кричать. Он убежал в уборную и блевал, пока горло не начало саднить.       — Извини.       Джинни громко и надломлено выдыхает и трет щеки, стирая влагу.       — Какого черта ты извиняешься? Меня не было рядом. Это я должна просить прощение.       Гарри качает головой.       — Ты не виновата ни в чем. Я оборвал общение, я бросил тебя, я был эгоистом, утопающим в своем горе.       Джинни резко встает и кидает бутылку на траву. Она взмахивает руками. Гарри смотрит на неё снизу вверх, ловит яростный взгляд и думает, что даже в гневе она прекрасна.       — Какой эгоизм? — шипит Джинни. — Я не принимаю твои извинения, Гарри, потому что тебе не за что извиняться. Я та, кто сдалась, та, кто потеряла. Я каждую ночь засыпала в своей кровати, думая о тебе, но не предпринимала никаких действий, потому что Рон сказал, что не надо. Я послушала своего брата, а не свое сердце. Это я, черт возьми, не старалась!       В конце она переходит на крик.       Гарри встает и поднимает руку вверх, стараясь успокоить.       — Джинни, ты…       Джинни указывает на него пальцем.       — Ты страдал, ты спивался, ты гробил свою жизнь. Я была наблюдателем. И ты хочешь мне сказать, что я не виновата.       — Но ты…       Джинни делает шаг вперёд и шлепает ладонью по его губам. Жар её руки сковывает всё тело.       — Даже не смей. Я проклинаю каждый день своего бездействия.       Джинни тяжело дышит, её плечи быстро поднимаются и опускаются. Гарри мягко берет её за запястья кончиками пальцев и отводит руку.       — Но тогда ты не можешь винить лишь себя в том, в чем виноваты мы оба, — мягко и скорбно говорит он. — Я виноват не меньше твоего.       Джинни пристально смотрит на него.       — Ты всё ещё любишь меня?       Гарри сглатывает. Он не знает ответ.       — У нас бы получилось всё вернуть? — настаивает она.       Он опускает их руки и ласково проводит по тыльной стороне её ладони. Он не отвечает на вопрос, но по его лицу видимо виден ответ.       Джинни громко всхлипывает и, поддавшись вперед, целует его. Это обреченно, болезненно для них двоих. Она цепляется пальцами за его футболку в мертвой хватке в порыве отчаяния, боясь, что он отодвинется.       Гарри представляет их совместную жизнь. Неспешные завтраки по утрам, ленивые поцелуи в оголенное плечо, громкое пение Джинни из душа, выгул Бродяги по вечерам, он приезжает на её матчи, она обнимает его по ночам, стараясь отогнать кошмары, они болтают, ссорятся из-за бытовых проблем, строят планы и размышляют о покупке совместного дома для них и будущих детей.       Гарри так хочет, чтобы это было так же просто, как в его мечтах. Гарри желает этого всем естеством, но… всегда есть это маленькое «но».       Гарри не отвечает на поцелуй, и Джинни отстраняется. Она не смотрит в глаза, её голова падает на грудь Гарри. Джинни начинает плакать. Гарри обнимает её и со всей силы прижимает ближе. Он не обращает внимание на собственные слезы.       У него не хватает духу разбить ей сердце, но все же он шепчет, потому что знает, что точка в их отношениях необходима:       — Мы должны отпустить друг друга.       — Я не хочу, — всхлипывает она. Её пальцы цепляются сильнее, они ощущаются как кандалы.       — Я тоже не хочу, но мы должны.       Джинни не отвечает. Гарри прижимается губами к её макушке, представляя, что целует солнце.       Не существует руководства о том, кто первый должен сказать: «Прощай», но он берет на себя ответственность, получая взамен целую жизнь с чувством вины.

***

      Тем же вечером, после возвращения домой, Гарри выгуливает Бродягу, ужинает и идёт в душ. Он подстригает и выравнивает бороду, приводит волосы в порядок и надевает одну из лучших рубашек из имеющихся. Он не думает и не анализирует, все ещё чувствуя себя опустошено после разрыва с Джинни, когда они неловко отстраняются и, не смотря в друг друга в глаза, собирают вещи, прощаются и разъезжаются на машинах в разных направлениях.       Гарри кормит пса сырым мясом, берет ключи, крафтовый пакет с выпотрошенной дичью, пойманной на днях (он застрелил кролика и крепко держал его за обе задние лапы, чтобы острым охотничьим ножом отделить спинной мозг быстрым надрезом) и, закрыв дверь от дома, садится в машину.       Через сорок минут езды, где пятнадцать минут он проводит в пробке, он наконец доезжает до особняка в Литтл-Хэнглтоне. По необъяснимой причине ворота открыты, и Гарри надеется, что в доме нет гостей.       Подъехав к самому входу, он, не забыв пакет, выходит из машины, поднимается по лестнице (он насчитывает девять ступенек) и звонит в дверь. Проходит одна секунда, вторая. Гарри поправляет прическу. Третья, четвертая… десятая. У него начинает дергаться нога.       Дверь наконец открывается. Гарри резко поднимает голову и встречается с удивленным взглядом Тома. Одного контакта глазами хватает, чтобы у него перехватило дыхание.       — Гарри, — Том быстро справляется со своими эмоциями на лице и улыбается. Его пальцы сильнее сжимают дверную раму. — Какой приятный сюрприз.       Том не ожидает ответа и открывает дверь шире, впуская гостя. Гарри делает шаг вперед. Дверь за ним с легким щелчком закрывается.