Лиши меня всего

Гарри, 15 лет

      Каждый взрослый на встречах спрашивает у Гарри о трех вещах: сколько тебе сейчас лет? кем ты хочешь стать в будущем? есть ли девушка?       На первый вопрос ответить он может, на второй у него есть план-на-случай-чрезвычайных-ситуаций. Тот самый план, о котором нужно рассказывать людям, когда спрашивают о будущем. Это как продуманный план только ради ответа на вопрос.       Гарри всегда говорит, что мечтает всю жизнь играть в лакросс и вступить в высшую лигу. Каждый такой ответ заставляет его отца и Сириуса светиться от счастья, а мать по-доброму закатывать глаза. Их одобрение приятно. И не то, чтобы он не хочет играть; ему это нравится, приносит удовольствие и у него имеется талант для продвижения в этом спорте, но… всегда есть это «но». Гарри не уверен, что желание играть — это его желание, а не навязанное.       Всё, что у него есть — лишь кусочки целостной картины. Лакросс любит его отец, пирог с патокой единственный десерт, который выходит у его матери идеально и вкусно (Лили не дружна с выпечкой и сладостями), любовь к нарушениям правил прививает Сириус. Насколько Гарри — это Гарри, а не сочетание всех тех людей, которых он видит? Сколько в нем от других, а сколько от себя?       Стремление к индивидуальности приводит к бо́льшим ссорам, чем Гарри того желает. Это приводит к изменению его характера к более агрессивному, черному юмору и к безрассудному, суматошному поведению. Сириус говорит, что у него открылась мятежность духа (Гарри нравится как это звучит), мама говорит, что у него юношеский максимализм (это звучит снисходительно и раздражает).       В любом случае у него имеются ответы на два вопроса, кроме последнего. И этот третий вопрос, более личный, чем все остальные: имеется ли у него девушка?..       Гарри знает Джинни столько же, сколько знает и Рона, но в начале учебного года, увидев её впервые в коридоре после того, как она всё лето отсутствовала в спортивном лагере, Гарри столбенеет. Джинни разговаривает с одноклассником, и Гарри может сказать, что она захватывает бедного парня каждым словом, что слетает с её губ. И Гарри в этот момент понимает почему: Джинни прекрасная и яркая, и Гарри впервые тогда тянет к ней, как планеты тянутся к солнцу.       Спустя несколько недель, он наблюдает с трибун тренировку Гриффиндора и Слизерина, не участвуя в ней из-за вывиха лодыжки на днях. Он не может оторвать взгляд от того, с какой агрессией и с каким рвением Джинни сбивает защитника, играя в лакросс на школьном поле (её стройное тело в обтягивающем костюме со всей силы врезается в широкоплечего и крупного Деррека Перегрина, сдвинув того с места). Её команда, Гриффиндор, выигрывает, и она снимает шлем, вскинув его вверх (её рыжие волосы как вспышка огня на солнце), поднимает взгляд к трибунам, где сидит Гарри (он замечает сияющие карие глаза даже с такого расстояния), и дерзко улыбается.       Гарри не в силах отвести взгляд.       Этой же весной на каникулах они с Джинни убегают в лес, неподалеку от дома Поттеров, дурачатся, кидая друг друга в траву и щекоча, пока Гарри не оказывается сверху, запыхавшись. Его щеки горят не только от игры. Низ живота приятно сводит от позиции, в которой он сидит на Джинни. Её огненно-рыжие волосы красиво сочетаются с пожелтевшей травой.       — Может быть, ты, наконец, поцелуешь меня? — шепчет она. Гарри не раздумывает дважды и исполняет желание, наклоняясь ниже.       Поцелуй выходит слегка неуклюжим, но жар поднимается по всему телу и на самом деле наплевать, что они делают это неумело. Гарри дрожит от возбуждения, но он счастливо улыбается, пока Джинни тихо посмеивается.       Теперь на вопрос о девушке он может ответить положительно.

Том, 20 лет

      Том выпускается с отличием и это не то, что могло бы удивить кого-либо в школе. Все знают каким непревзойденным учеником является Том, сколько кубков с его именем стоит за стендом для наград, какое множество людей ищет его благосклонность даже после расхождения их дорог. Иногда он забавляется, подкидывая монету, чтобы решить пойти на встречу или же нет. Так случается и с приглашением Горация на светскую вечеринку — Тому выпадает «да».       Само мероприятие скучное, недостаточно любопытное, но ему доставляет удовольствие очаровывать многих дам и даже мужчин из высшего общества. Они относятся к нему с уважением, потому что Том не только красив, но и его фамилия дает знать о богатстве. Некоторые даже смеют жалеть его за сиротскую жизнь, приют и лишения; Том делает вид, что принимает это.       Но есть и такие, как Люциус Малфой. Напыщенные, влиятельные и богатые снобы. Они презирают Тома, но, что самое забавное, они все трясутся от ярости (они не признаются, что в основном от страха) перед Волдемортом.       Альтер-эго Тома за несколько лет достигает успеха, умело скрывая свою личность под маской при необходимых встречах. Волдеморт с определенными людьми приветлив, с другим жесток, одним говорит правду, другим — ложь, с одними играет в союзников, с другими — во врагов. Ему доставляет удовольствие наблюдать, как влиятельные люди играют в игру, не зная правил, и даже больше — они играют в игру, которая не имеет правил, в игру, построенную на простом любопытстве Волдеморта. Через него проходят почти все нелегальные дела, товары и услуги. Он может предложить редкие драгоценности, убийства, землю в разных странах, укрытие, оружие, алиби, перевоз товара без налогов… Волдеморт способен на многое, его сети влияния выходят за пределы Лютного и иногда за пределы Великобритании, Том же только входит в светское общество.       Гораций знакомит Тома с Люциусом. При пожатии рук Малфой выглядит чуть ли не оскорбленным, и Том запоминает. Он признает, что иногда бывает мелочным.       — Рад знакомству, мистер Малфой, — произносит Том с улыбкой.       — Взаимно, мистер Реддл, — отвечает Люциус явно безрадостно.       Тому интересно, что будет, когда он покажет Люциусу, которому приходится пресмыкаться перед Волдемортом, свое истинное лицо. И для этого как раз имеется повод в виде Морфина Мракса, его сумасшествия, жестокости и самое главное — его предприятий.

Гарри, 17 лет

      В один из весенних вечеров Сириус приводит черного, грязного, лохматого и худого пса к дому Поттеров. Он называет его Бродягой, вымывает, кормит и делает лежанку из самого мягкого пледа, который крадет у Лили. Затем он учит пса как стать сильнее. Гарри ему в этом помогает.       Затем идет июль, выматывающая жара даже вечером, задний двор дома Поттеров украшен фонарями и столами с фуршетом, прохладные напитки с бренчанием льда в бокалах, смеющиеся друзья и семья, приятная атмосфера, пение: «С днем рождения» через каждый час, пьяная Беллатриса, присевшая рядом и рассказывающая последние несколько минут о неком прекрасном-словно-ангел-Томе со светской вечеринки… Только из-за последнего пункта Гарри хочет застрелиться на своё семнадцатилетие, но, к сожалению, он не может грубить кузине Сириуса (не потому что она родственница его крестного, а потому что она сумасшедшая; в буквальном смысле по ней плачет специализированное учреждение).       Гарри пьет газировку и умоляет взглядом спасти его, но ни Рон, ни Гермиона, ни Невилл и уж тем более ни Драко не помогают. К счастью Сириус достаточно отважен, чтобы вмешаться и, подмигнув Гарри, занять его место.       — Так подло с вашей стороны, — шипит Гарри, подойдя к друзьям.       Никто не выглядит виновато.       — Я слышал о каком-то Томе несколько дней подряд, — мрачно говорит Драко. Он обнимает Гермиону за талию и кладет голову ей на плечо. Они недавно начинают встречаться, но это не то, чтобы удивляет кого-либо.       — Она меня пугает, — честно признается Невилл. Гермиона кивает в поддержку.       Гарри вопросительно смотрит на Рона, своего лучшего друга. Тот улыбается.       — Я подал сигнал Сириусу.       Гарри стукается с ним кулаком.       — Слава богу, ты существуешь. Я думал, что умру от её удушающего парфюма.       — Обращайся, дружище.       Тем вечером они много шутят, обнимаются, поют песни у костра и просто наслаждаются жизнью. Его окружают друзья, семья, близкие люди, рука Джинни в руке Гарри, и ему пока большего и не надо.       Проходят месяцы, Гарри и Джинни проводят бесконечные часы, прячась сначала в углу комнаты то одного, то другой, потом с начала учебного года в углу общей гостиной Гриффиндора, взгромоздившись на подоконник. Их поцелуи со вкусом кофе, который так любит Джинни, и ментола, конфеты, которые пачками присылает Гарри Сириус.       Они любят сидеть под дубом около озера по вечерам почти перед комендантским часом, когда становится слишком темно, что нельзя разглядеть глаза напротив. Непринужденный смех Джинни катится бесконечными волнами, пока обожающая улыбка Гарри грозит порвать ему рот.       Время близится к концу октября.       На Хэллоуин, когда их отпускают домой, он отказывается от приглашения родителей и Сириуса провести вечер в театре, на балете «Дон Кихот», потому что ему не двенадцать, чтобы тусить с родителями. Это выражение ранит маму, Гарри видит, как она поджимает губы, но он только пожимает плечами. Ему семнадцать, он хочет побыть со своей девушкой и друзьями и отпраздновать Хэллоуин в Норе, а не в напыщенном зале с обласканными аристократами. Его правда от этого стошнит.       Перед уходом Гарри в Нору Джеймс заключает сына в объятия.       — Будь поласковее с мамой, — просит он. — Ей сложнее принять факт, что тебе не семь.       — Но мне правда не семь, — бормочет он, скрестив руки.       Джеймс улыбается и приводит волосы Гарри в ещё больший беспорядок, проведя по ним ладонью.       — Для нее ты всегда останешься ребёнком.       Гарри закатывает глаза, но все равно идет мириться первым и не то, чтобы кто-то называет это ссорой. Они обнимаются (Гарри делает комплимент маме, что она выглядит прекрасно) и расходятся: родители и Сириус в театр, Гарри в Нору.       Весь день проходит в суматохе, хождению по домам в костюмах, поеданию конфет и шуток от близнецов.       Ближе к полуночи Гарри и Джинни крадутся на второй этаж дома, комнату девушки, словно воры, взявшись за руки. Они закрывают за собой дверь, включают громко колонку с музыкой, ложатся спиной на кровать, соприкасаясь локтями и коленями.       Они молчат, смотрят в потолок.       Джинни кусает губу, Гарри нервничает и незаметно вытирает потные ладони о джинсы.       — У тебя есть?.. — у Джинни краснеют щеки.       Гарри кивает и засовывает руку в задний карман джинс, неловко доставая пачку презервативов. Он машет ею в воздухе перед их лицами. Джинни кивает один раз, второй.       — Давай сделаем это сегодня, — она шепчет тихо, несмотря на музыку из колонок, она боится, что могут услышать братья и родители с первого этажа. Джинни поворачивает к нему голову. — Я хочу сделать это с тобой.       Гарри будто сжигают заживо, всё его тело воспламеняется. Он переворачивается, ложится на Джинни сверху и целует. У Гарри подрагивают руки от возбуждения, он смущён и не уверен, что делает всё правильно. Джинни не смеётся, тоже чувствуя себя неуклюже. Им по семнадцать, они знают, что такое секс только из видео в интернете.       Гарри целует Джинни в шею, спускаясь ниже. Он прижимается к ней ближе; он возбужден, он трется об её джинсы своими. Джинни издает такой тихий и мягкий стон, что у Гарри дрожат колени. Гарри почти торопливо расстегивает каждую пуговицу на кофте Джинни, её ладонь гладит его возбужденный член, затем пальцы зацепляются за ремень для того, чтобы…       В дверь неожиданно стучит то ли Фред, то ли Джордж. Из-за музыки не слышно чей именно этот голос. Гарри и Джинни застывают.       Стук повторяется.       Джинни широко распахивает глаза, прикрывает губы ладонью и начинает хихикать от комичности ситуации. Гарри готов застонать от разочарования. Он тянется к колонке и выключает музыку, повышает голос и просит Фреда, Джорджа или кого бы там ни было уйти. Но в ответ раздаётся тишина, а потом кто-то так громко сглатывает, что слышно через дверь, и просит спуститься, так как там что-то важное.       На мгновение Гарри обдает могильным холодом, но он отмахивается от этого.       Они обмениваются с Джинни взглядами, и та начинает застегивать свою кофту, продолжая хихикать. Только теперь в тихой комнате это кажется слишком громким звуком.       Они спускаются в тишину. Никто не издают ни звука, все взгляды прикреплены к телевизору, где репортерша говорит: «Ограбление… Убийство… Поттеры… Ведется расследование…».       Гарри слышит треск в смехе Джинни прямо перед тем, как она начинает плакать.       Гарри не верит.       Это просто невозможно.       Всё разом приобретает звуки.       Молли плачет. Джинни плачет. Гермиона плачет. Вся семья Уизли плачет. Их всхлипы и тихое бормотание: «Это так ужасно. Гарри… бедный мальчик» оглушают, пока Гарри продолжает пялиться в телевизор.       На экране показывают кадр с рукой его матери, на котором только с утра были кольца, подаренные Джеймсом. Сейчас она голая, пустая и покрыта кровью. Гарри касается своего плеча, вспомнив как она обняла его накануне. Он переводит взгляд и видит на футболке кровавые следы от её рук.       Он жмурится.       Он открывает глаза, но экран телевизора показывает то же самое.       Джинни подходит к нему как к раненому животному и протягивает руки для объятий. Рон качает головой, но не успевает остановить её. Пальцы Джинни касаются того же места на футболке, где были пальцы его матери, и гнев Гарри прорывается сквозь скорбь и выбирается на поверхность.       Он кричит.       Он отталкивает Джинни и кричит. Он кричит, пока не начинает болеть горло, кричит, пока не сгибается и не начинает кашлять, кричит, пока не понимает, что плачет, кричит, пока ослабленный не падает на колени.       Его родители мертвы. Сириус мертв. Он остается один.       — Гарри…       Джинни зовет его, но вместо её голоса он слышит её громкое, оглушающее хихикание в комнате наверху. Его родителей убивают, пока он целуется, их сердца останавливаются, пока он хочет заняться сексом.       Гарри тошнит прямо на ковер.       И, наверное, от истощения и потрясения он теряет сознание.       Когда Гарри открывает глаза на больничной койке, окруженный полицией, опекой, Артуром и Молли Уизли, вся его боль, скорбь и весь страх, которые он должен чувствовать, покидают тело, оставив опустошение. Друзья навещают его в палате, но у него едва хватает сил поздороваться. Пустота в его груди ничего ему не дает. Гарри продолжает в том же духе (эмоционально скованный, отключенный) в течение четырнадцати дней, пока решается вопрос об опеки. После двух недель суд передает документы Дурслям, как ближайшим родственникам, и Вернон забирает вялого Гарри из-под капельниц и из больницы в свой дом.       Гарри держится за дядю, когда выходит из машины и переступает порог, ноги дрожат. Он входит в дом, идет дальше по коридору, пока Вернон не останавливается около открытой двери в чулане под лестницей. В маленькой комнатушке есть кровать, пыльный шкаф с ненужными вещами и письменный столик.       Сердце Гарри впервые после четырнадцати дней апатии сжимается.       — Это моя комната? — голос хриплый и кажется чужим после долгого неиспользования.       — Приношу свои извинения, что не пентхаус, — ворчит Вернон, заталкивая Гарри внутрь. — Маленький избалованный мальчишка.       Вернон закрывает за собой дверь, оставив Гарри посреди чулана совершенного одного. Он смотрит перед собой, ожидая злости, но ничего не чувствует. Он ложится в одежде на кровать, не снимая ботинок, скрючивается и лежит с открытыми глазами то ли несколько часов, то ли несколько суток.       Он ненавидит засыпать. Его изматывают сны, крики, с которыми он просыпается, будя Дурслей. Он пихает в себя больше снотворного, которого приносит Петуния, поджав губы, и в один из дней подумывает проглотить всё разом, но каким-то образом Петуния раскрывает его план. В тот вечер она впервые поднимает на него руку, ударив по лицу, и кричит:       — Да как ты смеешь! В моем доме! — она кипит от ярости, пока по щекам текут слезы. Гарри с той же самой апатией глядит на неё. Он с радостью получит еще один удар, если это значит, что он тоже сможет снова чувствовать.       Небольшая боль в сердце Гарри нарастает.       Его забывают кормить или же намеренно этого не делают. Гарри все равно.       Он вспоминает свои крики, как его рвало в клочья, а затем будто выпотрошило. Боль оставалась с ним всего на один короткий вечер. И все же, это было лучше, чем пустота. Бесконечное, всепоглощающее ничто.       Заноза в сердце Гарри расширяется до трещины.       Когда приходят навестить друзья (очень редко, скорее всего, Дурсли держат оборону; они не в восторге быть замешанными с каким-либо убийством), то Вернон перемещает Гарри наверх, в свободную комнату и говорит: «Для них ты живёшь тут, понял?». Гарри не сопротивляется.       — Я присматриваю за Бродягой. Учу его нескольким командам, — говорит Рон, когда приходит и садится рядом с ним на краю кровати. — Мои родители хотели приехать, но Дурсли не слишком рады гостям. Джинни тоже…       — Нет, — хрипит Гарри.       Трещина в его сердце расширяется до разрыва. Печаль сочится сквозь щель.       И Рон кивает. Он говорит, что понимает.       Гермиона заботится об образовательной части и выбивает у Дамблдора поблажку на раннюю дистанционную сдачу экзаменов. Она понимает, что Гарри потом, когда (если) восстановится, никогда не сдаст. И это правда.       Гарри сдает экзамены средне, не проверяя ответы по второму разу.       Драко говорит об общественной жизни, о том, как газеты пишут о нем, как о затворнике, лицемерно жалеют. Гарри не слушает и большую часть времени пялится на стену и молчит.       Друзья стараются поддержать его, но Гарри ничего из этого не слышит. Он все глубже погружается в депрессию. Он все дальше и дальше уходит от общения. Гарри признается, что он должен собраться с силами и спастись сам или, по крайней мере, попросить о помощи, но у него нет мотивации делать это. Лежать в постели легче. Сдаться. Сломаться.       Тонуть.       Недели летят незаметно. Гермиона уговаривает поесть любимый пирог (Гарри тошнит), Рон предлагает привезти пса в надежде вызвать улыбку (Вернон против), Драко пытается вытолкнуть хоть на какие-то эмоции, но Гарри спит, и спит, и спит.       Наступает день, когда снотворное больше не помогает.       Каждую ночь Гарри просыпается потный, с криками, дорожкой слез на щеках и с такой же апатией, как всегда. Тогда разгневанный Вернон («Закрой свою пасть, щенок») предлагает ему бутылку самого дешевого коньяка и стоит над ним со скрещенными руками, пока Гарри не выпивает залпом.       И алкоголь… помогает. Теперь Гарри пьет, чтобы уснуть, чтобы чувствовать что-то, помимо ничего. Он даже впервые хихикает, но не может вспомнить почему. Его мозг чист, пуст, и Гарри лучше, чем когда-либо до этого.       Гарри сам просит Вернона не пускать друзей. Он знает, что они не поймут, что они захотят его исправить, забрать то, что помогает. Кажется, что остальной мир накренивается, в то время как Гарри остается в вертикальном положении, и, несмотря на все его усилия, ничто и никогда больше не будет «нормальным».       Шесть месяцев Гарри спивается в одиночестве в маленьком пыльном чулане под лестницей, отклоняя любые встречи с друзьями. Он не выходит на свет, не появляется даже на кухне, чтобы поесть (Петуния приносит ему еду раз в день и бутылку), он отказывается от всего, лишь бы получить дозу.       И когда наступает июль, его восемнадцатилетие, Вернон отвозит Гарри не в особняк, а в маленький дом Поттеров в лесу. Они прощаются.       — Надеюсь, мы больше тебя не увидим, — кривится Вернон и уезжает, оставив Гарри одного.       Гарри входит в дом и первым делом замечает ждущего Бродягу, виляющего хвостом…       И тогда сердце Гарри разбивается.       Он хватается за шею, дыхание становится слишком быстрым. У него ослабевают колени. Он спотыкается, идя вперед к псу, его ноги не удерживают вес тела, горя, и Гарри падает перед Бродягой, обнимает его за шкирку и начинает впервые искренне рыдать.       — Я думаю, что лучше умереть. Я думаю… — Гарри утыкается в пса лицом, пропитывая шерсть слезами. — У меня нет сил. Я не… я не думаю, что смогу.       Гарри сжимает ладони в кулаки, царапая ногтями кожу пса, но тот стоически терпит. Бродяга облизывает лицо Гарри, утешая. Его грудь дрожит от рыданий, ему не хватает воздуха.       Он вспоминает своих родителей, Сириуса. Мамины безжизненные кровавые пальцы.       — Я не знаю, что мне делать.       Гарри чувствует, что виноват перед родителями, Сириусом.       Я так виноват перед вами. Простите меня, пожалуйста. Мне так жаль. Знали бы вы, как я сожалею. Настолько, что готов пойти за вами. Пожалуйста, если вы смотрите на меня, то простите. Я иногда слышу голос мамы, надломленный, громкий: «Тебя не было с нами! Это ты виноват! Ты!». Простите, умоляю. Пожалуйста. Я виноват. Мне так жаль. Очень жаль. Простите. Я теперь всегда себя виню. Мне просто очень жаль. Я всё порчу. Я виноват в ваших смертях.       Гарри сидит на полу, плачет, не сдерживая эмоции, изливающиеся из него подобно открытому шлюзу. Вина смывает апатию. Боль побеждает безразличие. Пустота, притупляющая мир Гарри несколько месяцев, открывает место потребности, которая порождает одержимость — месть.       И Гарри делает единственное, что помогает — пьёт.

Том, 22 года

      Том подкидывает монету и, увидев значение, улыбается. К сожалению, Малфои владеют в этом мире всем, кроме удачи.       Их с Люциусом нельзя назвать друзьями, даже близко приятелями, но они находят общий язык для существования друг с другом. Том всё такой же обаятельный, Люциус — холодный, но это не мешает им время от времени встречаться за пределами светских вечеринок.       В один из таких дней Том приходит в поместье Люциуса и предлагает сделку, заключающуюся в убийстве Морфина Мракса. Том обрисовывает план, рассказывая как забирает себе предприятия и голос в Палате Лордов, доказав родственную принадлежность, Люциус получает лояльность этого голоса для своих законопроектов и нужд. Том предполагает, что Люциус возьмет время на обдумывание, но тот только усмехается.       — Я всё думал, чего ты от меня хочешь, — говорит он. — Почему сейчас?       Том выбирает более близкий к политике ответ:       — К сожалению, Морфин сходит с ума. Он предлагает законопроекты о снижении возраста согласия и легализации педофилии как маркер «цивилизованного сообщества».       По Люциусу видно, что он не верит в эту причину, но ему не помешает ещё один лояльный голос и убрать Морфина на самом деле здравая идея. К тому же, скорее всего думает он, все всё равно обвинят Тома.       — В чем заключается моя помощь?       Том скрывает свое веселье, когда говорит, притворяясь смущенным:       — Боюсь, у меня нет таких влиятельных связей, как у тебя. До меня доходили слухи о человеке, который проделывает работу быстро и анонимно.       — Волдеморт, — отвечает Люциус, прихорашиваясь, словно павлин. Он так горд своими связями.       — Да. Волдеморт.       План в действительности прост: Том отдает деньги Люциусу, тот, имея связи, передает их людям Волдеморта, Волдеморт делает свое дело тихо и без последствий. Люциус считает это хорошей сделкой до момента, пока после смерти Морфина к нему не приходит Том с аудиозаписями, уликами против него.       — Это невозможно, — шипит Люциус, облокотившись на свой стол руками. — Волдеморт всегда работает анонимно.       Том насмешливо пожимает плечами. Он проводит пальцами по статуэтки змеи, стоявшей на ближайшей полки шкафа.       — Возможно, он сделал исключение.       — Ты, сукин сын.       — Прошу, не впутывай сюда мою мать, Люциус. Ты же не хочешь, чтобы я впутывал в наше дело и твою семью?       Люциус бледнеет.       — Ты не сделаешь этого.       — Почему? — спрашивает Том. — Почему я не могу сделать то, что хочу?       — Ты не чертов бог.       Это забавляет Тома достаточно, чтобы улыбнуться.       — О. Мы все подобие бога.       Люциус страстно желает защитить свою семью. В этом он совсем не похож на гордого царя Трои, который, провинившись, приковывает дочь, Гесиону, к скале, чтобы морскому чудищу было удобно ее растерзать. Вина же Люциуса, его провинность, неумение думать наперед будут лежать на его плечах, не достигнув сына и жены. Вина и стремление к защите заставляют его потянуться к пистолету, спрятанному под столом.       Том разочарованно вздыхает. У него не настроение для насилия, но ему приходится обхватить тяжелую статуэтку в руках и самолично показать Люциусу на его место. Это не ново, ибо пес иногда может огрызнуться на хозяина.       Том выбивает пистолет с рук Люциуса, хватает его за шею в стальном захвате и, размахнувшись, опускает статуэтку на его ногу. Слышится треск кости. Люциус кричит.       — Свободолюбивого человека нельзя сделать рабом, — объясняет Том. — Единственный, кто может поработить человека — это он сам.       Том ставит Люциуса на колени. По щекам Малфоя текут соленые дорожки боли и, надеется Том, унижения.       — Это максимальная высота, которой ты достоин, — ласково говорит Том. — В будущем позаботься о соблюдении этого правила сам до того, как я опущу тебя на этот уровень.       Люциус тяжело дышит, воздух со свистом выходит из его рта, из сцепленных от гнева зубов.       — Люциус, ты понимаешь меня? — спрашивает Том и проводит свободной рукой по чужой голове, словно отец приласкавший сына. Люциус дергается от прикосновения.       — Ты Волдеморт.       Том улыбается как счастливый родитель своему ребенку, который принес домой хорошие оценки.       — Молодец, — хвалит Том. — Теперь это будет нашим маленьким секретом.       Дела Волдеморта идут в гору, его паучьи сети распространяются на множество влиятельных семей. Его уважают, его боятся и у него молят о помощи и наказании. Если Волдеморт не сам дьявол во плоти, дарующий осуществление потаенных желаний взамен на душу, то кто же он?..       Том переходит в права владению предприятиями Морфина без особых трудностей и без шумихи. Этот процесс выпадает на Хэллоуин, когда его люди из Лютного совершают серию нападений в плащах и масках. Ничего серьезного и требующего внимания, лишь несколько влиятельных людей, которым не стоит оставаться такими влиятельными. Всё должно пройти тихо и без фанфар, поэтому какого удивление Тома, когда выходят экстренные новости на федеральном канале об убийстве четы Поттеров. В живых остается только Гарри, потому что на месте преступления его нет. Маленький Гарри, владеющий огромным состоянием, вторым после Малфоев, имеющий голоса в Палате Лордов.       Том подпирает рукой подбородок и улыбается.       Интересно, что с этим мальчиком будет дальше?