Лиши меня всего

      Гарри с нетерпением ждет момента, когда сможет сменить больничную одежду, но, просто увидев дворик дома снаружи и сам дом внутри, он понимает, что придется отложить переодевания на некоторое время. Возможно, ему следовало ожидать такого ажиотажа. Почти на каждом метре длинного коридора прихожей стоят цветы в вазах, подарки и даже, Гарри замечает краем глаза, книга о вреде алкоголя.       — Я предлагал это все кинуть в утиль, — подает голос Драко, заходя следом. Он морщит нос от резкого аромата цветов. — Но Гермиона сказала, что это твое решение.       Гарри благодарен, что последнее слово за ним, но это никак не облегчает задачу. Он старается, правда старается не шипеть, когда говорит:       — Нам нужны огромные пакеты для мусора.       Рон выходит из машины и поднимает руку, тряся внушительным рулоном.       — Всё готово, дружище.       — Ты можешь переодеться и умыться, пока мы начнем, — предлагает Гермиона, кладя ладонь Гарри на поясницу. — Иди.       И Гарри уходит в ванную комнату, закрывая за собой дверь.       Это дерьмовая сделка — прийти домой и узнать, что вместо отдыха и сна ему придется убираться. И даже дело не в этом, а в том, что все эти цветы и подарки значат лишь одно — все знают. Гарри думал, что он сильный, что он может справиться, что он продержится и никто не узнает о той боли от потери, которую он испытывает каждодневно. Он был сильным, таким сильным на протяжении почти трех лет, на протяжении нескольких недель в больнице, он отказывался доставлять удовольствием зрителям видеть, как он ломается. Теперь, однако, за ним никто не наблюдает. Его друзья внизу разгребают весь беспорядок, как всегда, как обычно помогают ему (даже несмотря на то, что Гарри исцелился) — и это приносит новую порцию унижения в его коктейль самобичевания.       Гарри открывает кран, нагибается, опирается локтями о раковину и дает волю слезам. Несправедливости, произошедшие с ним; жестокие слова, которые он говорил своим близким в пьяном угаре; тот факт, что технически он обязан своему выздоровлению в первую очередь не себе, не своей силе воли, а постороннему человеку: они выступают у него на глазах и падают на мраморную поверхность.       Он плачет, пока у него не пересыхает горло. Его глаза высыхают, почти болезненно, и он отказывается больше проливать слезы. Вероятно, у него обезвоживание. И он с отвращением отбрасывает первую мысль о глотке алкоголя, черпает в ладошки воду и начинает пить прямо из-под крана.       В голове проясняется.       Гарри умывается, вытирает лицо о свежее полотенце (он подозревает, что его друзья всё это время держали дом в чистоте, и это вызывает у него икоту или, быть может, это последние остатки рыдания). Гарри переодевается в свою одежду, скинув больничную на пол, чтобы позднее сжечь, и спускается вниз.       Ему и друзьям требуется около часа, чтобы запаковать цветы и подарки, разбросанные по территории, в мусорные мешки. К тому времени, как они заканчивают, стопка мешков пугающе большая, а небо приобретает закатные оттенки.       — Здесь так тихо, — бормочет Гарри вслух, прикрыв глаза, чтобы насладиться шумом леса. — Где Бродяга? Репортеры?       Рядом стоящий Драко усмехается, завязывая последний мешок в узел.       — Репортерам мы дали ложный след, что тебя выпишут только через еще несколько недель.       Гарри кривится.       — То есть у меня в запасе осталось не так много?       Драко кидает на него косой взгляд.       — Ты же знаешь как это бывает. Эти крысы прибегут за сыром в любом случае. У тебя есть время, чтобы подготовиться к тому, как эффектно все последующие дни показывать им средний палец и посылать нахер.       Наверное, за это Гарри и терпит Драко. Если Гермиона сочувствующая, Рон понимающий, то Драко язвительный и резкий правдоруб. Часто это взимает отрезвительный эффект (в тех случаях, когда не взимает желание прибить его).       — Бродяга в Норе, — отвечает на второй вопрос Драко. — Пока ты лежал в больнице, Реддл приезжал присматривать за псом, Гермиона говорила ему, что не стоит, но Реддл ответил, что ему это в радость, пока где-то неделю назад не позвонил и не сказал, что больше не сможет.       Гарри предполагает, что звонок происходит после их последнего разговора. Как только приходит мысль о Томе, его моментально бросает в жар, но Гарри трясет головой, прогоняя образы. Сейчас не место и не время.       — Ты сможешь привезти его? Или Рон?       Драко внимательно вглядывается в него.       — Ты уверен?       Гарри кивает.       — Я хочу вернуться как можно скорее в привычную среду. К тому же я подумал… — он осекся. — Не важно.       Драко тут же пихает Гарри локтем в бок.       — О, нет. Даже не думай скрывать, выкладывай давай.       Гарри только вздыхает и отводит взгляд в сторону Рона и Гермионы, которые разговаривают друг с другом около машины. Гарри все еще стыдно подойти к Гермионе и поговорить с ней по душам, но по тому, что Драко вроде разговаривает с ним, Гарри понимает, что последствия его слов не имеют такой большой вес. И ему от этого только хуже.       Жаль, что он не может оставить себя в покое. Жаль, что он не может почувствовать, что уже достаточно наказал себя. Он не может стащить себя с виселицы, где одновременно является и мучеником, и мучителем.       Гарри грубо трет лицо, истощенный как морально, так и физически.       — Я думал насчет игры в лакросс, — слова выходят неловко, но Драко ничего не говорит, только наблюдает за ним, поэтому у Гарри появляются силы продолжить: — К тому же, я задолжал Джинни разговор.       Драко тоже поворачивается в сторону Гермионы и Рона.       — Не только ей.       — Не только ей, — соглашается Гарри.       Драко достает из кармана две сигареты, закуривает их и одну без вопроса передает Гарри. Тот её принимает и, вздохнув, наконец чувствует что-то близкое к спокойствию.       — Хочешь совместить Джинни и лакросс? Уверен, что она не выбьет из тебя всю дурь?       Гарри пожимает плечами.       — Говорят, талант не пропьешь.       Драко кидает на него мимолетный взгляд.       — Но ты очень старался.       Гарри толкает друга плечом и усмехается, получив в ответ ругательства, когда у Драко из пальцев падает сигарета на землю. Гермиона и Рон поворачиваются на ругань и улыбаются, когда видят, как Драко заставляет Гарри поднять окурок и выкинуть его, а потом отдать свою недотлевшую сигарету, потому что, оказывается, это были две последние, а Поттер проживает у черта на куличиках без ближайших магазинов.       Гарри закатывает глаза.       И на самом деле у Гарри не всё хорошо, временами даже откровенно плохо, но бывают моменты как сейчас, когда небо окрашивается в оранжево-розовые оттенки, у его друзей на лицах появляются морщины не от напряжения, а от смеха, и его сердце разрывается от нежности, несмотря на то, как сильно он истощен. Наверное, в такие незначительные моменты приходит понимание ради чего он старался.

***

      — Нам предстоит когда-либо затронуть эту тему, — говорит Гарри спустя неделю, переборов стыд и неловкость, когда им с Гермионой удается остаться наедине в его доме, на кухне. Драко проигрывает Рону в камень-ножницы-бумага и уезжает в магазин за продуктами, а Рон идет выгуливать Бродягу. — И прежде, чем мы начнем, я хочу извиниться и сказать, что вел себя как полное дерьмо.       Гермиона поднимает на него взгляд и по её выражению лица видно, что она хочет сказать. Гарри качает головой, попросив о молчании, и выпаливает то, что уже давно сидит в его горле:       — Я нехороший человек, когда мне больно, вот в чем дело. И, честно говоря, я продолжаю им быть, даже когда мне становится лучше. Я причиняю боль другим, потому что это единственное, что я могу, но я на самом деле не хочу, чтобы им было так же больно, как мне. У меня есть друзья, у меня есть ты только потому, что когда-то вы простили мне всё то дерьмо, которое я совершил. Я продвинулся так далеко, я сейчас сижу перед тобой без капли алкоголя в крови только потому, что ты была терпелива со мной, добра и отзывчива. Это я не заслуживаю тебя, это я не стараюсь, а не ты. Гермиона, ты невероятный человек, преданная подруга и самая красивая девушка, которую я знаю. Мне очень жаль, что я не могу посмотреть твоими глазами и увидеть всё то, от чего ты меня защищала на протяжении долгого времени. Я хочу, чтобы ты знала, что я вижу все способы, которыми ты уберегала меня, и я идиот, раз не говорил тебе вслух спасибо. Спасибо тебе, Гермиона, что сражалась со мной за меня. Спасибо, что оберегала меня. Спасибо, что смягчала мои углы. Спасибо, что прощала даже тогда, когда я явно не заслуживал.       Иногда Гарри спрашивает себя, нравится ли ему человек, которым он стал? Гордятся ли им его родители? Что сказала бы мама, увидев, как он сжирает себя изнутри, что сказал бы отец, увидел, как он отталкивает друзей, что сказал бы Сириус, увидев, как он предпочитает жить прошлым, а не настоящим.       Они с Гермионой сидят друг напротив друга за столом, будто они единственные люди во всем мире, будто они находятся в куполе.       — Я не единственная, кто защищала тебя. Ты был рядом всегда, когда мне нужны были силы, чтобы противостоять этому миру. Ты был рядом, когда я ревела в туалете. Ты был рядом, когда меня постигали неудачи. Ты был рядом, когда я выгрызала себе место в мире мужчин, в Министерстве. Ты стоял за спиной и придавал мне сил, а когда надо — вступал в борьбу за меня. Ты помог мне понять, что ценность моего существования не основана на цифрах, не основана на оценках. Ты тот, кто сказал мне, что моя жизнь ценна только за то, что она есть. И я не держу на тебя зла, я уже говорила, что понимаю. — Гермиона тянет руки вперед, чтобы положить свои теплые ладони на холодные Гарри и согреть их. — Гарри, единственный кого ты должен простить, это самого себя. Поэтому прощай себя не единожды, а снова, снова и снова. Всегда на один раз больше, чем потребуется.       Гарри не знает, что сказать, потому что это совсем не то, к чему он был готов. Какое он имеет право простить себя?       — Полюби себя наконец, — продолжает Гермиона.       Он точно не заслуживает её доброту.       — Для начала нужно обмануть свое отражение, так ведь? — криво усмехается Гарри.       Гермиона улыбается, но улыбка выходит грустной.       — Да. Да, Гарри, обмани себя.       Проблема заключается в том, что перед Гарри не зеркало, а толща льда, где отражение всего лишь силуэт, еле заметный контур. Тяжело любить то, чего не видишь.       Гарри трет шею и кусает внутреннюю сторону щеки прежде, чем сказать:       — То, что ты написала.       — О, — перебивает Гермиона и неожиданно смеётся. Её смех кажется грубым и незнакомым. — Спасибо, что напомнил. Я была серьезна насчет подписания документов о неразглашении.       Гарри моргает.       — Но…       Гермиона тянется вперед, закрывает ему рот ладонью.       — Я не зря написала письмо, а не сказала лично.       Гарри, не прерывая зрительный контакт, берет её ладонь в свою и, отводя от рта, переплетает с ней пальцы.       — Знай, что у меня есть любовь к тебе, которой я могу поделиться, если вдруг тебе будет недостаточно.       — Я могу предложить тебе тоже самое.       — По рукам.       Гермиона сжимает ладонь и улыбается.       — По рукам.

***

      Следующий месяц проходит в успокаивающем ритме рутины.       Гарри почти каждый день принимает гостей в виде своих трех друзей, часто отвечает на звонки старших Малфоев, Уизли и Гренджеров, и даже на некоторые звонки ребят со школы, выгуливает пса в лесу и мелькает на полосе газеты с неизменным средним пальцем, который он показывает тем назойливым журналистам, что под предлогом «нам интересно как у тебя дела, мы очень переживаем» проникают на его территорию. Несколько раз он почти срывается и дает команду Бродяге, но вовремя останавливает себя от опрометчивых поступков.       Гарри принимает таблетки в указанное время и приезжает один раз в больницу на прием к Нагайне (не встретив при этом Тома).       Он живет на автопилоте, так, будто отдает свои дни кому-то другому, кому-то фальшивому. Он перекраивает себя, чтобы избавиться от злобы, но почти каждый раз проигрывает, когда вместо улыбки у него получается показать острые зубы.       Рон говорит ему: «Мы созданы для того, чтобы облажаться», Драко спрашивает: «Ты же не надеешься, что перемены происходят быстро?», Гермиона поддерживает: «Ты сможешь справиться со всем».       Первый шаг — самый сложный. Но Гарри справляется с ним, преодолевает и только на втором этапе понимает, что на самом деле начать не самое сложное, самое трудоемкое — закончить. И вот тут начинаются проблемы.       Временами Гарри просыпается в поту среди ночи от кошмаров, когда закидывается меньшей дозой снотворного, и первым делом по привычке тянется за бутылкой алкоголя, только на полпути поняв, что это не то, к чему он должен стремиться. Драко предлагает нацепить на руку специальную резинку, которую нужно натягивать во время приступа, чтобы совместить желание алкоголя с болью. Гарри так и делает.       Временами злоба такая давящая на плечи, что невозможно выпрямить спину, и получается только огрызаться и скалиться. Гарри даже просит у Нагайны рецепт на успокоительные, но она отказывает из-за несовместимости с другими препаратами. Тогда Рон предлагает заменить злобу на выброс адреналина и теперь каждый раз, когда Гарри в ярости, он наматывают круги в лесу вместе с Бродягой. Это не помогает с агрессией в полной мере, но это уже начало.       Временами желание вырвать чей-то хребет пересиливает желание понять и простить. Гарри, когда видит мельком Скитер с ручкой наготове, останавливает себя от убийства, только вспоминая образ плачущей Гермионы. Она не переживет, если его упекут в решетку.       Но Гарри не может избавиться от насилия, оно прожигает его насквозь. Он признает, что нехороший человек, но он не помнит, действительно не понимает хочет ли исправиться. Меньше ожиданий от тех, кто и так на самом дне.       И что бесит Гарри больше всего, так это то, как Гермиона, Драко и Рон ходят на цыпочках вокруг него, будто он сделан из тонкого стекла. Даже Малфой становится менее язвительным и раздражающим. Гарри терпит такое отношение долгое время, но в один прекрасный день встает посреди столовой с кружкой в руке и бросает её на пол. От удара и разлетевшихся осколков друзья и даже Бродяга вздрагивают. Прежде, чем кто-то успевает среагировать, Гарри спрашивает:       — Как думаете, вы сможете собрать кружку обратно, если будете только ходить вокруг нее?       Гермиона занята тем, что пробегается взглядом по Гарри, ища повреждения, Рон наклоняет голову вбок в признаки задумчивости, сразу понимая что к чему, а Драко тяжело вздыхает и прикрывает глаза рукой. Он первый, кто разряжает обстановку.       — Да ты, мать вашу, издеваешься? — стонет Драко. — Ты мог выбрать менее проблемную демонстрацию? Я уже устал вылизывать твой дом.       Гарри улыбается, наконец услышав ворчание.       — А я думал, что ты был в восторге.       Драко не оценивает сарказм.       — Я ставил пятнадцать фунтов на то, что ты ввяжешься в драку с репортером на первой неделе, — признается он.       Гермиона шикает на него, но тот только пожимает плечами.       — Что? Пора выпустить птенчика из гнезда.       — Я ставил на то, что ты будешь только оскорблять их, — говорит Рон. — Твоя сдержанность помогла мне подзаработать.       Гермиона прижимает пальцы к вискам с раздражением.       — Вы могли бы помолчать? Не кажется ли вам, что для этого рано?       Гарри думает, что не рано. Из-за алкоголя он и так теряет слишком много времени.       — Это лучше, чем притворяться, что в комнате нет слона.       Рон достает совок и помогает прибрать беспорядок, пока Гермиона держит Бродягу подле себя, чтобы тот не поранился. Драко же перестает валять дурака, убирает руку от лица и становится серьезным.       — Эта новая статья Скитер… она довольно жестока.       Гарри кидает последние осколки в урну и качает головой.       — Я её не читал.       — И это хорошо, — говорит Гермиона. Она гладит Бродягу, присев рядом с ним на корточки. — Всё, что она пишет, это чушь собачья.       — Что на этот раз? Я отдаю деньги Лютному за дозу наркотиков, я сошел с ума или… я пью кровь девственниц?       Драко усмехается. Он отсалютовать ему двумя пальцами.       — Ты чертовски близко.       — Она написала, что твоя госпитализация связана с чем-то посерьезнее, чем алкоголь, — говорит Рон. Он наливает себе воды и делает глоток.       — Это выжимка, — добавляет Драко. — Рон не хочет задеть твое хрупкое сердце всеми использованными эпитетами.       Гарри скрещивает руки и облокачивается о столешницу. Наконец, они говорят по-настоящему, не избегая углов.       — Вы же знаете какого я мнения о всех тех, кто пишет статью.       Драко просит стакан воды у Рона, и тот, налив, передает его.       — Да, знаем. Но это общественное мнение задевает всех. И ты не помогаешь, показывая всем средний палец.       Гарри только пожимает плечами.       Гермиона выглядит задумчиво, почесывая Бродягу за ухом. Пес вытаскивает язык от удовольствия.       — Том не дает никаких комментариев насчет твоего лечения, — формулирует она свои мысли. — Эта конфиденциальность пациента работала на момент, пока ты был в больнице, но сейчас прошел месяц и это всё усложняет. Тебе нужно дать согласие, чтобы он выступил перед репортерами и сказал, что твое здоровье в полном порядке, что тебе нужен покой и понимание.       Гарри не выдает ни единой эмоции.       — Ты виделась с ним?       Гермиона моргает.       — Да, на днях. Что-то случилось?       Значит Том не говорит Гермионе о дистанции. Возможно, он так желает оказывать влияние на его жизнь, что просит (в его случае лучше сказать, что манипулирует) через вторых лиц.       — Ничего, — качает головой Гарри. — А что думаешь ты? — спрашивает он у Драко, помня, как тот недолюбливал Тома. Но сейчас он даже не кривится от звука его имени.       Драко крутит стакан в руках, будто там находится не простая фильтрованная вода, а дорогой виски.       — Реддл имеет определенную власть, это и правда может сработать. Также ходят слухи о его предвыборной кампании, если за тебя заступится будущий министр, то многие послушают его, а не Скитер. К тому же, он харизматичен и приветливее к репортерам, чем ты.       Драко говорит: «будущий министр» так, будто это уже предрешенный результат.       — Я думал, ты его недолюбливаешь.       Драко пожимает плечами.       — Твои деньги все еще на твоем счете. И ты стоишь передо мной без расфокусированного взгляда и желания поблевать мне на кожаные ботинки. Он мне может не нравиться, но это не значит, что я не уважаю то, что он сделал для тебя.       И это правда, Гарри даже не желает смотреть в сторону алкоголя. Если это не чудо, то что-то явно близкое к нему.       — Думаете здравая мысль дать слово Тому?       Гарри искоса смотрит на Рона, тот, словив взгляд, удерживает его, а затем ведет плечом, говоря, что последнее слово все равно за Гарри.       — Думаю, можно попробовать. Ты ничего не потеряешь от этого, — ставит точку в этом разговоре Гермиона.       Они сидят до вечера, обсуждая всё подряд, вспоминая школьные годы. Гарри улыбается и смеется над забавными случаями, понимая, что ему чертовски повезло иметь таких людей подле себя. Тех, кто всегда будет на его стороне.       Рон уезжает раньше из-за семейного ужина по случаю приезда и победы Джинни, спустя час уходят и остальные.       — И да, Гарри, — говорит Гермиона, поворачивается к нему в дверях. — Еще раз сделаешь такую демонстрацию вместо того, чтобы использовать рот и слова, я натравлю на тебя своего кота, — она щелкает Гарри по лбу и смеется над его недоуменным лицом.