Вяленые сливы

— И ты действительно смиришься с подобным высказыванием? — хохлатый со скептицизмом посмотрел на пресное лицо Трафальгара, в чьей голове текли десятки мыслей. — Нет, ты в самом деле… — Я правда прежде ни к кому не относился. — Мужчина посмотрел на потолок в поисках поддержки. Он не знал, как именно относиться к внезапно брошенной фразе от мальчишки, но и не мог утверждать, что всецело противился или одобрял. — И не знал вообще о подобной системе. Получается, что у каждого мага есть… свой Господин? — Да, который в случае чего отвечает за своего прислугу. — Кавендиш кивнул, игнорируя испепеляющий взор Барто. — Это общепринятая договорённость. Откуда ты? — Да вроде всё оттуда же. — Ло прижал голову к плечам, понимая, что совсем нет. Флеванс стёрт со всех карт мира, ему неведомо, где когда-то процветала Родина. А если рассматривать то, откуда он появился именно в личине чародея – то всё начиналось с Серого Терминала. — Но правда не знал. Я и в магии мало, что понимаю. На это высказывание все трое удивлённо вытаращили глаза. У Луффи, за неимением каких-либо издержек, челюсть отпала, и выкатился язык. Хохлатый сомнительно пожевал губу, что со стороны могло показаться болезненным — с такими клыками и не больно ли? — Бартоломео, у меня много вопросов. — Блондин чуть скривился, недоумевая. Его друг детства, по совместительству ещё и подданный фамилии — и земная грязь на обочине беломраморной дороги? — как так… выходит? — Да стопудов этот цветок пиздит и не краснеет. — Зеленоголовый потёр шов, оглядываясь. — И неужели — это всё? Одно нападение и на этом завершено? — Где Нами? — Луффи опомнился и спохватился, отыскивая глазами блеск рыжих волос. — Я не думал, что тут будет большое пространство. — Чердак околдованный, это почти подобно катакомбам в подвале будет. — Зубастый поднялся, после увеличивая размера и яркости огня. — И я не могу пользоваться своей магией в полной мере, так что надо осмотреть каждый закоулок собственными усилиями. Луффи, быстро смекнув, направился к самому первому повороту. Нужно было пересечь обставленную шкафами, столешницами и досками площадь, укрытую сантиметровым слоем пыли. И, ожидаемо, что с ловкостью Шляпника проделать данную махинацию точно будет проблематично. Трафальгар отбил себе оба колена о первые же углы, получил по плечам, а головой запутался в паутине. Он как раз открыл рот, чтобы выругаться, как ему почудилось движение сбоку. Ло не мог открыть глаза, потому что тенета оказалась обетованной. Он ясно ощущал щекочущее движение маленьких лапок по своему лбу. Луффи резко остановился, чуть ли не перебрасывая Трафальгара через себя. Тот опасно накренился, перегораживая взор, удивлённо вскидывая брови с закрытыми глазами. Мальчишка шикнул, ударившись голенью о какой-то тазик с водой. За ними двое других парней с опаской оглядывались, затаивая дыхание. Что-то шипело подобно змее в кустах. Только здесь не было кустов, а звук ясно исходил от стен. Сияние Бартоломео затухало само собой, словно что-то настойчиво на него дуло — магическое пламя было невозможно затушить водой или дуновением ветра, но это происходило на глазах, вызывая не самые безопасные догадки — а у Ло распалялось до опасного, едва соприкасаясь со старой соломенной подругой. В безмолвии все пытались разглядеть хоть что-нибудь в невероятно ярком золотом огне, который моментами менялся на странный синий. У мага отнималась рука, немели пальцы. Это бесконтрольное холодное полыхание тратило силу слишком быстро. Сорвав белые нити с лица, он сосредоточился на своей магии, пытаясь вернуть размеры к прежним. Схватился за руку, ощущая, что в его пальцах давно не его желания, далеко не его собственное. Кто-то со схожим заклинанием провернул трюк с перехватом, но насколько это возможно встретить, если, как слышал сам чародей, таким владела лишь семья Донкихот? Он вовсе растерялся, когда Шляпник скинул его с себя, заставляя сесть на какую-то скрипучую старую тумбу. Мальчишка сбивал уже настоящий, горячий огонь со своего плеча, выражая испуг за головной убор. Ло стал отмахиваться от света, пытаясь прекратить подачу маны, но не выходило. Бартоломео подошёл ближе, удивлённо наблюдая за происходящим, кажется лишь смутно подозревая неладное. — Помоги! — шёпотом прикрикнул Ватер, закрывая своей меховой шляпкой руку. — Кто-то взял контроль над моей магией! — А что я сделаю?! Я впервые о таком слышу! — тут же взревел он от паники, замечая, что плесень на стенах начала возгораться. — Блять! Ты сожжёшь поместье! Ло прижимал убор к ладони, чувствуя, как всё начинает греться. Его шляпа тоже так-то заколдованная, пускай и на всякую дурость, а потому, возможно, сможет помочь? Пока он сидит и вспоминает хотя бы одно противодействующее заклинание. Ага, учил бы ещё. Только вот в голове действительно всплыло воспоминание. За горсть сладких фруктов, сидя у камина, пока во дворе бушует метель, они были способны загрызть друг друга. Проклятая Птица ржал над этим, по классике давая детям недостаточно еды. Ло всегда недоедал — всю свою жизнь, но также остервенело дрался за каждый клочок. И он может снять чужое влияние, стоит только вспомнить правильную, единственно верную комбинацию. Трафальгар стеснительно вымолвил заклинание, прижимаясь усами к своей шляпе, ощущая, как на коже останутся сильные ожоги: — Осторожно, здесь действительно кто-то есть. И он очень опасен. Его пламя стухло, оставив чёрный налёт на деревянных стенах, окрасив влажную плесень в белый пепел, а ладонь в кровавую спесь. Ло поднял к огоньку Барто израненную конечность, рассматривая её плачевное состояние. — Ептить… — Вырвалось у Монки, кривящегося от омерзительного запаха паленой человечины. — Ты нормально? Ло не нашёл слова, только прихлопнул зелёный свет, пуская их в кромешную тьму. Все навострили уши, напряглись. Вопросов уже не возникало в том, что делал Маг — более знающий и дееспособный. Слышались треск, скрежет, стук. Трафальгар гадал, кто это мог быть? Если это точно из Донкихотов — что вероятно в большей степени, так как Дофламинго здесь был, был виноват в произошедшей катастрофе, был наиболее связан с историей поместья — то тот, у кого на теле имелись твёрдые прибавления. Наверняка из побочной ветви. Кто-то, у кого могли быть острые вещи всегда в припасе. Отпал Буйвол. Ловкий и резкий, без единого сомнения. И Детка. А значит. Значит, что скорее всего: — Это ты, Деллинджер? — Предположил он, тыкая пальцем в небо. Они могли приютить кого-то нового, это мог быть и кто-то другой. — Ты, отродье. Он чувствовал на себе вопросительные взгляды соратников. Но решено было проигнорировать — так ли оно важно, нежели чем жизни? Прозвучал звонкий, тонкий смех. Как у ребёнка, если бы не тот оттенок издевательства и зла. Ло использовал собственное изобретение, зажигая абсолютно другой вид магии — пурпурный, дикий, склочный и напоминающий ростки кристаллов в пальцах, переливающихся подобно мёду в стеклянной банке. Жёлтый свет озарил пространство так, что не оставлял теней, проходил сквозь тела, освещал всё и не убивал дикие споры. Луффи с удивлением разглядывал новый вид чернокнижия. Только, в этот раз это действительно оно и было. Трафальгар слабо был просвещён в теме колдовства и использовании потусторонних сил в угоду себе, но этот вид освещения — и не только — стал для него одним из первых. Такое своровать точно не сможет никто. Просто потому что для этого нет точной формулы — оно начинается обычно, а заканчивается нерешаемым и невозможным тождеством, присущее только этому разделу. Вложенные силы никаким образом не сойдутся с результатами. — Старший братик… — прозвучало ломано, как скрежет по доске ногтями, — странный. Странный свет. К ним подползла костлявая тварь — буквально рёбра и позвоночник выступали голыми, с ошмётками плоти на них. И акулий плавник, ободранный, со шрамами. Длинный хвост наполовину скрывающийся в темноте. Не руки — теневые отростки, сгустки первородной тьмы. И на ногах тоже. Пустой, бессмысленный взгляд стеклянных, выпученных по-рыбьи глаз. Навечно открытый рот из-за натыканных клыков. Застывшие дорожки слёз — их бы Ло не хотел замечать. Не хотел представлять, отчего тогдашний младенец, брошенный собственными родителями, превратился в подобное нечто. Это не его история. Обожжённой ладонью Ло провёл по воздуху, высекая искры из пространства. Появился лёд, захвативший бренное, изнеможённое тело в свои оковы. Выдохнул пар, сморгнул с ресниц снег. Посмотрел на Шляпника, прося забрать себя на руки. И унести отсюда, где всё пропахло рыбой, плесенью, гнилью. Вином. Они шли дальше исследовать местность, а Ло внимательно следил за тем, чтобы его лёд не раскололся. Нет, этот ребёнок так скоро не сдастся. Он ощущал сопротивление, сильное, упорное. А потому пускал ману, морозя окружение, делая свою территорию больше и способнее. Да, от этого в лёгких жгло, горло зудело, глаза слезились. Да, раненная рука покрывалась льдом, ухудшая ситуацию. Он пропитывал своей холодной кровью рубашку Мальчишки, крепко хватаясь за ткань в поиске поддержки. Луффи держал уверенно, был тёплым и с ним появлялось мимолётное чувство безопасности. Такое чертовски важное. Стоило ему прикрыть веки от усталости, как тут же все трое одним хором завопили. Поправка, четверо. — Нами! — Ло скинули с удобного расположения на какой-то шкафчик, который по хрупкости провалился вовнутрь. Трафальгар охнул, застревая в узкой коробочке, злым взглядом прожигая ураган. — Ты как? А потом маг увидел состояние исхудавшего девичьего тела. Яркие, рыжие волосы потемнели, стали коричневыми, окрасившись кровью и слизью со стен. Кожа оказалась в несколько раз бледнее нормы, пускай в тусклом свете кристаллов это было заметить проблематично. Ло тут же обнаружил колотые раны, в которых распускались грибообразные горки. На вопрос Луффи не торопились отвечать, и в распахнутых очах девушки нельзя было различить наличия рассудка, только поддёрнутые серой дымкой коричневые хрусталики. Сейчас она напоминала марионетку, пустой сосуд, который покинула душа, и от этого вида Монки становилось только хуже. Подкосились колени, затряслись руки, начало тошнить. Кавендиш уже успел едва не потерять сознание. Бартоломео тащил на своей спине воровку, пока Трафальгар пытался избавиться от грибов и определить степень повреждений. Скорее рассудка, нежели чем физического. И результаты не хотели походить на сколько то ни было нормальными. Затуманенный взгляд со стеклянным блеском — Ло боялся допускать мысль о том, что Нами лишилась чувств. Ватер едва доставал до её тела, вытягивая замёрзшие руки. Они двигались быстро в направлении спуска — по памяти семейного заклинателя, чтобы успеть до высвобождения твари. Кровоток в голове бил с силой, Трафальгар едва терпел это щекотливое ощущение потери контроля над ситуацией. Деллинджер принялся сопротивляться с двойным усилием, давая трещину в растущем ледяном барьере. Плечи Монки покрылись инеем, за ними шла дорожка из порошистого снега. Кавендиш, идущий последним, удивлённо вздыхал. Он, имея в друзьях одного из редких фамильных магов, чьё мастерство взращивалось и наследовалось в течении десятков поколений, и в подмётки не годился из ниоткуда взявшемуся Пастуху. Даже звучало до боли смешно! — Торопитесь! Быстрее, Быстрее! — повысил голос Трафальгар, вскидывая руки, — он уже приближается! За ними действительно слышался цокот, треск и щелчки. Это существо следовало за ними, зловеще хохоча. Этот умалишённый смех, истеричный и такой неправильный, с нотками детских рыданий, морозил кровь. Сейчас все чувствовали холодное дыхание смерти за своей спиной. Ло наугад возводил магические круги, вычерчивая их на собственных ладонях и предплечьях, поднимая рукава как можно выше, с помощью острого осколка льда. Кровь быстрыми темпами впитывалась в ткань, собиралась в воздухе каплями, зависая. В голове всплывали многочисленные барьеры, и несмотря на то, что Деллинджер был однозначно наполовину нечистью, Ло сомневался в их функциональной эффективности. Лучшая защита — это нападение. И в любом случае, эта тварь не ограничена территорией, ему можно куда угодно! Если они просто продолжат бежать, ничего не изменится. Ло с усилием возвёл своё пространство, игнорируя разноцветные искры, высекающиеся из сопротивления одной магии другой. В голубом свете дышать стало проще, и он ощутил лёгкость на плечах. Вознёс одну ладонь вверх, напрягая все мышцы: — Mes. — Сорвалось с его посиневших губ. С помощью осколка льда он несколько раз полоснул по воздуху — рассекая тем самым и объекты. Паладин в страхе ускорил темп, поравнявшись с остальными, смотря на то, как антикварная мебель, стены и даже балки потолка начинают грохотать и скатываться, спадая. Всё крушилось за ними, а Трафальгар метил своим пальцем в темноту. Раздался оглушительный рёв, заставивший блондина зажать уши. Остальным пришлось его стерпеть. — Я попал. — Прошелестел мужчина, снова хватаясь за Мальчишку. В груди торопливо сжимались лёгкие, всё тело сковало слабостью и немощью, словно он пробежал несколько километров. Всё в теле покалывало, было холодно. И очень хотелось спать. — И что это значит? — спросил Бартоломео, не сбивая хода и продолжая смотреть строго перед собой. — Я смогу его убить, если он нас нагонит. — Прохрипел чародей. — Но мне нужно сделать передышку. Чёрная поросль перед ними расступалась, с писком иссыхая. Грохот и топот за ними, звуки копошения над — и сверху на них начали падать мелкие объекты. Ло поймал один из них и успел рассмотреть его до того, как тот затлел. Пиявки. Чёрные, длинные, толстые пиявки падали на них, словно дождь. Трафальгару стало мерзко от их воплей. На вопросы о том, что это — сдержанно промолчал. — Братец… — хрипло кричали извивающиеся существа, тонким и детским голосом. В голове от этого помутнело, они повторяли тон и невнятное произношение младенца. Так говорил Деллинджер когда-то. — Братец… Голоса перекрывали друг друга, множились, звенели в ушах. Набатом бросались в сознание, и Ло начинало тошнить. Он помнил его. Он очень хорошо помнил нечестивого ребёнка, которого принесли на порог поместья Донкихот. Пухлый, бледный младенец с мягкими роговеющими чешуйками на спине и животе, плавником и хвостом, острыми зубами и красными глазами. В свои несколько месяцев хрустящий костями собак и кошек — из личной коллекции Трафальгара. Маленькое, дурное бесовское дитя. Любящий мороженое и игры со старшими. Особенно ему нравилось донимать самого Ло, у которого всегда находилось чем похрустеть. — Почему оно зовёт тебя братом? — попытался перекричать голоса Кавендиш. — Кто ты, чёрт возьми? Ло прищурился, нащупывая Деллинджера в пространстве. Его странные, неестественные движения, с откинутой навзничь головой. У обычного человека конечности вылетели бы из суставов, сломались бы кости, пошатнулись позвонки. Жутко и противно. Трафальгар ни капли не сокрушался в своём побеге, если избежал подобной участи. Не то, чтобы только это отводило у него мысль о прошлом — ему не было жаль. По крайней мере после случившегося. Он вдохнул глубже, окрашивая всё в белый, сверкающий, кислый снег. Ниспадающие пиявки быстро входили в анабиоз, застывая и замолкая. Это было наравне с душевным восходом — и Ло почувствовал прилив сил, хотя бы моральных. Луффи как-то неумело шагнул, и они на повороте совместно перевернулись, обрушивая шкаф. Трафальгар знатно усрался — все они, потому что тварь их нагнала. Он всё время кусал их за пятки. Знахарю ничего не пришло в голову лучше, чем просто пнуть своей больной, едва живой, ногой ближайшую мебель. Деллинджер её поймал, сжал и разломал, как знать ломает дорогие иностранные вафли над кружкой дорогого чая — почему-то мужчина ясно ощутил травянистый, горький вкус напитка на своём языке, разбавляемый приторной сладостью. Перекатился на локтях, отодвигаясь от шипящего мальчишки. Луффи лишь зачарованно смотрел за тем, как чародей подползает к Бартоломео, вставшему на месте от ужаса. Шляпник пытался не смотреть в ту же сторону, в которую смотрели двое магов. Потому что Пендиш уже потерял сознание, и пускай у него самого воли и сил будет больше, чем у этого хиленького дворянского отпрыска, верилось в себя всё же маловато. Загорелись огни, всё заскрипело от ветра, чёрная поросль запищала. И в этом бесовском жёлтом свете творилась как минимум чертовщина — юноша видел бегающие, прыгающие маленькие и острые, чудаковатые тени, словно кольцом окрестившие это холодное и влажное место. Его ослепило на мгновение, словно краткий укол иглой в глаз — боль пульсировала так же. Трафальгар вскоре оказался поверх, прижатый к нему близко, ищущий тепла, будучи куском мороза. Монки обхватил его рефлекторно, скрутившись в калачик вокруг костлявого плеча. Всё пахло свежестью, спиртом. Подняв глаза он заприметил выбитую дыру прямо в крыше — оттуда лился утренний свет. И тело, повисшее на каких-то нитях, в стальных, явно магических, путах. Тощее — невероятно для человека тощее. Рёбра выпростались из груди, а живот был втянут вовнутрь до… и тут до него дошло — живота в принципе не было. Распахнутая, грязная кожа груди и ниже кости, обклеенные кусками гнилой плоти. Если приглядеться — заметны кишащие личинки, ползающие на остатках внутренних органов. Свисающая кишка вызвала приступ тошноты. Существо казалось мёртвым, но только если не прислушиваться. Оно дышало, тускло и слабо, но дышало. И его тело горело в лучах солнца, покрывалось прослойкой дыма, и вскоре до носа деревенщины добрались нотки неприятного запаха спёкшейся рыбы. Он оторвался от земли, пытаясь не задевать щепки шкафов и стульев, разбросанные по всему полу. Где в этом бедламе Нами даже не представлялось. Поднял худощавого Пастуха, протащил до первой макушки. Петух лежал верх ногами, головой упираясь в пол. И как раз рядом потускневшие волосы девушки — Монки с облегчением вздохнул, тут же суетясь. А где Пендиш? Одной его головы не хватало в разношёрстном наборе. Ло за ним трясся, мёртвой хваткой вцепившись в плечи, царапая кожу отросшими ногтями. Луффи хотел взять девушку на руки, но Пастух не отпускал, как бы он его не потряхивал. Пришлось смириться с участью вёзших лошадей, выгребая девушку из-под дощаных конструкций. От вида её крови было не по себе: она размазалась по дереву, каплями падала на хрустящее стекло под ногами. Монки чувствовал тяжесть на себе, как начинает ныть позвоночник, но всецело наплевал. Сейчас его другу нужна помощь, и он не мог позволить себе подвести её. Оставлять Барто одного не хотелось, но третьего взвалить на себя Монки не сумел. Пробовал, но его расслабленное в обмороке тело соскальзывало, словно мешок. Деда учил его, что судьба склонна обижать. А потому Луффи махнул рукой на него, выискивая выход. Обломки, обломки, обломки… среди всего сваленного деревянного хлама он не видел лестницу вниз. По большей части это вина солнца — оно ослепило его, лишило способности видеть в темноте. А Торао зажечь свои странные блестяшки не сумеет. Уже довольно хорошо отдалившись, Мальчишка понял, что встретился со стеной. Прямая, распространяющаяся вдоль. То, чего прежде не было, как бы долго они не шли. Он в лёгком неверии потянулся к ней, но бледная, трясущаяся рука остановила действие на пол пути. Тонкие пальцы сплелись с его огрубевшими, сжались и прижали обратно к груди. Над ухом маг прохрипел: — Мы разбили заклинание, но и стена эта — лишь остаток. Оно может повести себя непредсказуемо, не трогай. Монки посмотрел в эти посеревшие, скупые глаза. Они медленно и редко моргали, казались расфокусированными и усталыми. Под ними спустились мешки, тёмно-бордовые, с прожилками. На фарфоровом лице оно только оттенялось, становилось ярче, заметнее; Луффи ощутил странное давление заботы. Не думая, он ткнулся лбом в чужой, чуть горячий, твёрдый и плоский. Ло прикрыл веки, всё его тело расслабилось, отекло. Шляпник вздохнул, переводя внимание на Нами. Нужно в безопасное место. Нужно выбраться: этот чердак угрожающий, пугающий, окутанный мраком минувших лет — Луффи не мог этого осознать в полной мере, но чувствовал. И это давление, эта тяжесть, падающая на плечи и на пустую голову, мутящие и так смутный разум. Куда им? Шляпа рыскал, где мог. Пинал шкафы, руины, тумбы, переворачивал, доламывал. Его ноги были все в занозах, спина ломилась от веса двух людей. Монки старался, как мог. Но в итоге вернулся туда, откуда ярко светило. Нечто не было. Дыра, через которую просачивался свет. В неё залетела бабочка, белая и крохотная. Она кружила в потерянном танце, недоумевая, коим боком очутилась в таком месте. Луффи наблюдал за ней, испытывая животный ужас. Где же монстр? Стоило этому чистому созданию опуститься на угол упавшего шкафа, как её крылья потускнели, почернели и истлели. Он видел кипящую массу, оставшуюся за бабочкой. Это было ненормально: сам почувствовал, как кожа начала преть, как всё стало щипаться и чесаться. У локтя заметил Луффи распускающиеся язвы. На ногах Нами тоже. На шее Трафальгара, когда он обернулся проверить и его. Зелёная копна волос торчала неизменно, и Д. смотрел на неё растерянно. Раскопал его одной ногой, пиная доски крыши. Весь в пыли и опилках, Бартоломео не двигался. Но оказался не тронутым, его кожа была светла и тонка. А у Луффи руки жгло, лицо горело, ноги чесались. У девушки всё покраснело и покрылось пузырьками, а на Торао не нашлось сил смотреть. По жалобному, тихому и немощному мычанию было всё предельно ясно. — Хей! Хохолок! — он неаккуратно пихнул его под дых, — помоги! Ну же! Ничего. Это молчание с нарастающим шипением плоти его пугало, вводило в панику — Луффи потерянно озирался, пока не додумался просто лечь. Уместиться под боком у зелёного, прижимаясь к нему и с девушкой, и с Трафальгаром. Некоторое время ничего, кроме боли, он не ощущал. А потом заметил, что значительно полегчало. Застыв, он стал оглядываться по сторонам, пытаясь понять произошедшее. Кожа на Нами перестала скручиваться, а Трафальгар умолк, тыкаясь своим холодным носом во влажные от стресса волосы. Монки перевёл дыхание с круглыми, в монеты, глазами, чуть ошалевши и абсолютно радостно. — Торао, смотри. — С облегчением выдал мальчишка, перекладывая раненую на пол. — Смотри, всё в порядке. Торао, всё в порядке. — Он едва удерживал волнение, которое сотрясало голос. Луффи ничего чётко не понимал. Чувствовал, что избежал чего-то ужасного, немыслимого, смог защитить дорогих ему людей. До Пендиша дела особо не было, но и его стоило бы отыскать. Он же их кормил, всё-таки. Попытавшись подняться, услышал шипение от Трафальгара. От испуга тут же рухнул обратно, а холодные пальцы коснулись скулы, очертили, и рука упала бессильно, хлопнув по бедру. На этом корявом движении Знахаря Луффи решил не зацикливать своего внимания. — А что теперь?.. Шляпа вопросительно, с поубавившимся счастьем, посмотрел себе за плечо. У Ло были чёрные, редко белые, будто седина, короткие ресницы, прикрывающие усталые глаза. Тот слабо дышал, морозя дыханием. Монки подумалось, что Торао точно задохлик редкостный. И что ответа у него ещё нескоро выудит. Потёр чужой нос, заставляя его покраснеть, сжалившись над таким выражением. И он чихнул, тихо, как какой-то котёнок под шкафом, где куча пыли. — Ой, будь здоров. — Неловко хохотнул юноша, переминаясь на месте. Осмотрелся повторно: вот тут разлагается бабочка, под ним лежит Хохлатый, Нами оттягивала руки, из-за чего те грозились скоро затечь. Куда бы не пропал Пендиш, того тоже следует сыскать. И ту буку зубастую, надрать зад этому гаду за Рыжую. Никто не имеет права обращаться подобным образом с его друзьями! Луффи нахмурился, ощутив новый всплеск сил и желания действовать. Разбитые, запылившиеся шкафы, полочки, всякая стеклянная посуда, серебро… И ничего кроме. Какие скучные, однако, чердаки у знати! Не то, что у Дадан — её забит доверху всяким хламом, да хоть платьем или сокровищем. И Монки не мог припомнить, чтобы там его что-то выжигало. Если бы только у него была возможность проверить… Шляпа вздохнул, складывая сначала Нами на пол, а за ней и осторожно Трафальгара, скатив по собственному плечу. Облечение и лёгкость, охватившие тело, быстро прошли — он не тянул резину, а сразу метнулся в случайном направлении, сбивая шлёпки. Всё жгло, невыносимо, но парень не обращал на это своего внимания, испытывающи вглядываясь в окружение. Найти способ, найти выход. Они забрались сюда по лестнице, не закрыли той дверки в полу — или на потолке? — а значит она должна выглядывать. Сейчас утро. Должен быть свет, сочиться из открытой неё. Но дышать становилось слишком тяжело, и с некоторой хандрой, обойдя шкафчики и столешницы, он повернул назад, забегая в, как понял, безопасную зону. Вздохнул, потирая зардевшуюся кожу. На ней обнаружились высыпания — запузырившиеся ожоги. Несколько успело лопнуть, и теперь липкая жидкость сочилась по нему, словно вода, и в то же время не будучи ею. Луффи сглотнул, ощущая жажду. Он не пил уже давно. Девушка лежала, запрокинув вверх голову. Её стеклянные глаза смотрели куда-то в небо, где синева тянулась ввысь, сгущаясь кругами. Кошка-воровка любила облака. И как на зло, ни одного сейчас не проносилось — Д. представил, как тянет за хвост уже минувшие тучи, дабы порадовать её. Лишь бы стала чувствовать себя лучше. Слова Торао не успокаивали. Луффи перевёл взгляд на мужчину. Весь потрёпанный, с кусками льда на одежде, хоть лицо оттаяло. Заморившийся — тёмные тени под глазами набрали краски, словно бы подводка. И губы, бело-голубые, иссохшие, как на трупе. И весь внешний вид: мертвец. Его надо к Старой Карге, при этом как можно быстрее. Мальчишка представил, что несёт на себе их обоих: и Ло, и Нами. К ней, как та лечит их, а потом Чоппер приносит жратвы, и всё снова нормально, всё снова полно жизнерадостности и веселья. Это всё обязательно должно стать настоящим, а для этого — важно выбраться отсюда. Чего бы оно не стоило. И снова, он бежал, легко сменяя ноги, хлопая обовью. Беспорядочно смотрел на пол, ища средь досок хоть что-нибудь, выход. Это повторялось ещё дважды. По итогу которых Луффи сидел, тяжело дыша, облокотившись на холодный бок Чародея — тем лучше, потому что всё у него обгорело, и он забегался, словно кролик от выстрелов ружья. Поправил свою соломенную шляпу, посмотрел на тень, падающую с неё. Ему вспомнился Шанкс, его задорный смех. Он проморгался, развеивая перед глазами вид мокрой от пота белой рубашки. Не до этого сейчас. Встал, едва пошатнувшись. Ноги дрожали, сам он шипел, как жир на сковороде. Побежал, устало сгибая колени, вяло двигая руками и едва вдыхая. Коридоры, извилистое расположение мебели, закрытые тряпками комоды. И отсутствие выхода — его это начинало выводить из себя. От злости, он пнул шкаф, отчего он завалился, поднимая пыль. Луффи закашлялся, прикрывая лицо рукавом, щурясь. Вслед за одним, стали падать и другие, отчего всюду слышался скрип, стук и грохот. А Монки неверяще уставился на доски. Он везуч, несравненно везуч. И он нашёл проход! Подцепил корявую ручку кровавыми пальцами, потянул на себя — и радость как смыло струёй. Не открывается! Стал пинать, царапать, драть. Нашёл и взял с собой какой-то металлический стержень, с изящной рукояткой — и стал ею. Древесина расходилась занозами, отдельными волокнами, щепки летели в стороны. А потом позолоченный наконечник отлетел. Луффи проводил его взглядом, пожимая плечами, и продолжил стучать. Только вот дверь захрустела, от неё пошёл розовый дым, поднимаясь аляповатой тучкой в виде пера. Всё заискрилось перед глазами и неожиданно перестало болеть тело, словно вина была именно в дыме или в наконечнике. Он не хотел разбираться в причинах, махнул на это рукой — главное, что спуск теперь открыт. Парень скинул лестницу, попробовал на неё встать. У него это вышло! Вернулся к кучке, лежащей под дыркой в потолке. Позволил немного очухавшемуся Ло забраться на свою спину, обхватить руками шею. Поднял Нами, встал и пошёл. Раз даже Торао очнулся, Зубастый и подавно. — Хей, Хохлатый. — На всякий случай прикрикнул назад. — Я выход нашёл! Спускаясь по кривой, вертикальной лестнице, Луффи успел пару раз проклясть всё на свете, ругая себя и «грёбанную свору палок». Наконец очутившись обоими ногами на ровной поверхности, он расслабленно выдохнул, разрешая себе поправить девушку на руках. С ними двумя он зашёл в комнату, которая, как мог вспомнить, была для них местом ночлега. Незаправленная постель, заливистый свет из окон — уже вечер, карамельный, похожий на осенние листья. Положил Рыжую, поправляя голени, упавшие вниз. Обошёл, сложил и Трафальгара. — Торао, — позвал Мальчишка, стряхивая снег с воротника. — Присмотри за ней. Я надеюсь на тебя. Ватер медленно моргнул, прищуриваясь, но всё-таки кивнул, переворачиваясь, чтобы видеть раненую. Луффи от этого разом повеселел, выбегая в коридор, дабы забрать с чердака Бартоломео, который, оказывается, ещё не пришёл в себя. Нашёл среди обломков, слегка поёжившись от вида чёрного пятна, оставшегося от насекомого. Огляделся, осознавая, что теперь здесь не росла тёмная чертовщина. Было просто грязно. Кажется, так стало ещё тогда, когда он открывал люк… Или же нет — Шляпник сморщился, не сумев вспомнить. Спускаться с Гребешком было тоже тяжело. Луффи возвёл глаза кверху, ощущая усталость. Она напала на него неожиданно, хотя вот только он был полон энергии, готов на действия. В мечтах — помыться и улечься спать, поесть. А потому сложив Барто в случайной комнате, Мальчишка направился к Торао, около которого Рыжая. Сейчас отдохнут и к Курехе. Перерывчик. Он не многого просит. Завалился в ногах у двух, лицом зарываясь в мягкое одеяло. Его больше ничего не беспокоило, кроме лёгкого писка в ушах. И он уснул.