Одержимые тьмой

      Боли не было. И это пугало.       Раньше ссадины на коленках заживали несколько дней, неприятно зудя под тканью брюк. Случайные ушибы ныли от легких прикосновений по две недели. Она верила в скорое отторжение истерзанной плоти, но теперь — ни единой царапины, не говоря уже о раздробленных костях.       Скрипучие лопасти страха без устали вращались механизмом пережеванных мыслей. Она не помнила себя в той неуправляемой животной ярости, в слепой агонии желанного разрушения, где убить хотелось больше всего на свете. Приобретенная сила осела загустевшей от гадючьего яда смолой и с усердием пытала части рассудка, еще отторгавшие зло. Тринити до рассвета исступленно била подушку, ненавидя собственное сознание за незримые цепи, связавшие припадки гнева с пробелами прошлого. Перед самым подъемом она обессиленно уставилась в балдахин: чем станет затравленная увечьями пустота, если защиты и мести станет недостаточно?       Поговорить с Себастьяном. Слова рвались наружу в попытках провести черту между нездоровой фантазией и безумной реальностью. Доверие к Фигу ослабло, кроме того, подробности ему не нужны. Он узнает только факты. Тринити слышала разговор с Пергамм — Себастьян сдержал слово. Ему можно верить. По крайней мере, пока.       На завтраке они сидели за разными концами стола, и Тринити напряженно сжимала губы, пропуская болтовню Грейс мимо ушей. В вестибюле Себастьян задел ее плечом, намеренно или случайно, но не обернулся, уткнувшись в проклятую книгу. На Заклинаниях они многократно водили палочкой над пустым пергаментом, переглядываясь после каждого Апарекиум. Теперь же, держа руки над метлами, они в упор смотрели друг на друга с явным отливом общей тайны на лицах. Она — с притворным равнодушием, он — с мерзкой улыбкой. Раздражает. Даже сейчас.       Метла поддалась быстро, и Тринити осторожно перекинула ногу, морщась от фантомной боли. Отклонившись, она взлетела и, едва не потеряв равновесие, поравнялась с верхушкой кольца. Спустя половину занятия Тринити перестало трясти на поворотах, и мадам Когава направила ее на сложный маршрут.       Высота сводила с ума. Тринити взлетела над теплицами: издалека пристройки казались столь крошечными, словно все видимое — умелый пейзаж живописца. Встречный поток воздуха обжигал щеки, щипал глаза, оставляя им размытую пленку слез. При ускорении ласковый шорох ветра обращался ревом, мантия разлеталась, истово шумя трепещущей тканью — не сравнить и со штормовым шквалом у Согне-фьорда. Пролетая над озером, Тринити туфлей рассекла кромку воды, оставив ей краткий белесый след. Обретя уверенность, она заигрывала с безопасностью, в последний момент избегая оград и мшистых камней. Полет освобождал, очищал разум, дарил стойкое чувство контроля — то, чего так не хватало. Впереди показалась арка Южного моста, и Тринити зажмурилась, позволяя себе проникнуться каждым звуком, ускользающим запахом и такой упоительной невесомостью. Жаль, Оминис не сможет перенять это.       Удар в бок заставил сорваться с траектории, отлететь на несколько метров в сторону и обломанными ногтями вцепиться в рукоятку. Тринити успела различить исчезающую фигуру, но не зрение, а чутье подсказало имя. Имельда. Укротительница драконов. Неужели вспомнила первый день и решилась отомстить?       Она напоминала выскочку из Кардиффа. Злобную девчонку с тошнотворной ухмылкой и вечно вздернутым подбородком. Сверстники никогда не питали к Тринити излишнего уважения, но эта из раза в раз норовила задеть за живое, обличая самовыдуманный бред. Делала вид, что не боится. Тринити никак не могла вспомнить, что именно с ней случилось, но девчонка определенно получила по заслугам.       Свисток Когавы прогремел подобно сигнальному рогу, когда Тринити оставалось миновать всего два кольца. Чертова Рейес. Напряженные мышцы пульсировали досадой и неодолимой жаждой справедливости. Обрывки пережитого нещадно давили на уязвимые точки, обращая мелочь огнивом для воспаленной души.       — Кажется, новенькой не стать мастером полетов, — визгливо протянула Имельда, соскакивая с метлы.       — Кажется, несравненная Рейес почуяла соперника, — приближаясь к ней, передразнила Тринити. — Надо же, в той, кто впервые сел на метлу!       — Даже не думай, что сможешь со мной тягаться, первокурсница-переросток.       Имельда надменно ухмыльнулась, поглаживая летную мантию, точно Кубок превосходства. Тринити сделала еще шаг и корпусом подалась вперед.       — С тобой? Отнимать единственное стоящее, что в тебе есть? Всеми силами цепляешься за метлу... Тебя даже жаль.       — Ты хоть понимаешь, с кем говоришь? — ее ноздри вздулись, Рейес нахмурилась, покрутилась, будто собирая побольше желчи, и выплюнула. — Маглово отродье.       Сокурсники обступили их, отгораживая от Когавы, и застыли в ожидании новых сплетен. Вербальную неосторожность можно было пропустить, замять, но для Тринити ошибка Рейес стала фатальной. Она встала почти вплотную к Имельде, испепеляя ее хищным взглядом.       — Моя кровь почище твоего сраного рта.       — Вау! Ты что, разозлилась? Хочешь ударить меня?       Тринити усмехнулась, помотав головой.       — И правильно. Не стоит связываться с теми, кто выше тебя. Хорошо, что ты это по…       Лавровая палочка моментально уперлась в солнечное сплетение. Ее конец болезненно впился в клубок нервов, отчего Имельда сдавленно кашлянула. Бесноватый оскал Тринити горел безрассудством на грани с жестокостью. Она проговорила змеиным полушепотом, выдерживая паузы.       — Ты хочешь проверить, на что я способна?       Она сильнее надавила на палочку. Энергия медленно потекла по древесине, раскаляя ее. От напряжения та зашипела и заискрилась, опалив джемпер Рейес.       — Прекратить сейчас же! — Когава спешно растолкала учеников. — Слизерин лишается призовых очков! Вингфильд, с Вами побеседуем отдельно.       Зазвенели цепи.

***

      Тринити вошла в кабинет профессора Фига без стука и тут же захотела выйти, убежать и долго терзать манекен, завидев склонившегося над столом Шарпа. Они переговаривались вполголоса, но каждое слово с треском врезалось в череп: Ранрок, серебро, магия.       — Кажется, у Вас гости, — прохрипел Шарп и поторопился покинуть комнату, бросив на прощание. — Я попробую разузнать.       Долгий выдох до жжения в легких. Пусть так. Она будет действовать в своих интересах и не выдаст лишнего. Сейчас никто, кроме Фига не поможет — лишь он хоть ничтожно, но связан с непознанной магией. Профессор дождался хлопка двери и вдруг просиял своей самой лучезарной улыбкой.       — Тринити, рад видеть Вас снова.       — Сэр, мне удалось найти книгу. Карта вела к ней.       Она с неприкрытым пренебрежением швырнула книгу на стол. Фиг, сперва озадаченный такой небрежностью, вскоре воспрял, оглаживая старинный переплет.       — Вы пробрались в Запретную секцию? Впрочем… Пожалуй, мне лучше не знать подробностей, — он поднес ее обложкой к свету и плавно покачал из стороны в сторону, наслаждаясь переливом. — Какой чудесный экземпляр!       Профессор раскрыл фолиант и принялся с воодушевлением перелистывать пожелтевшие страницы. Притормозив на середине, он сокрушенно вскинул кисти.       — Ох… Надо же. Нескольких листов не хватает, — Фиг ощупывал рваные края, словно надеясь на их воскрешение. — Кто-то добрался до нее раньше нас.       — Но, сэр… Попасть туда можно было только при помощи древней магии.       И крови.       — Вероятно, это произошло до того, как книга попала в Хогвартс. Мне потребуется время, чтобы изучить то, что осталось. Думаю, получится извлечь нечто полезное.       Тринити помедлила, очередной раз отбирая допустимую информацию. Скрывая отрешенность раздумий, она нарочито уставилась в непереводимый текст, для убедительности пересчитывая строки. Наконец, она глубоко вдохнула и произнесла на одном дыхании.       — Книга была над Омутом памяти. Мне удалось узнать кое-что еще. Прорицатель, которого мы видели раньше, преподавал здесь. Его звали Персиваль Рэкхем. Когда-то он спас деревню от засухи при помощи древней магии.       — Занятно. Мириам была права… — профессор опустил глаза, привыкая к новой мысли. Его речь замедлилась. — Что-то еще?       — Да. В воспоминании была ученица. Она, как и я, видела следы магии. Кажется, она училась у Рэкхема. Это все.       — Что же, я возьму книгу в Лондон и попробую найти связь. Директор настаивает, чтобы я лично поговорил с министром о смерти Джорджа.       — Что Вы ему скажете?       — Думаю, не стоит сворачивать с избранного пути. Оставим подробности между нами.       Как же. Между нами. Невысказанные претензии заскреблись заточенными когтями, постепенно подбираясь к горлу.       — Я поищу пропавшие страницы, сэр.       — Но не забывайте об учебе, — он отхлебнул остывший чай. — И о друзьях, конечно. Порой от них можно узнать очень много полезного.

***

      — И что сказала Когава?       — Да ничего. Мол, она понимает, что мне нужно влиться в коллектив, но такое поведение… Пф.       Они полулежали на углу ограды, спинами упираясь в смежные стороны колонны. Тринити притягивала мелкие камни и с каждым разом хлестче отбрасывала их в стену, пробуя оставить выбоину.       — Не стоит обращать внимания на Рейес. Она всегда такая, — Оминис устало потер переносицу. — И хватит стучать.       — Следила бы за языком — я бы ее не тронула.       — Перестань. Тебе следует выпустить пар каким-то… Иным способом. Ты ведь не только из-за Рейес печешься?       Оминис. Видит насквозь, как бы странно это ни звучало.       — Она сказала… — Тринити обхватила колени и ненадолго задумалась. — Слушай… Мы можем поговорить?       — Конечно.       — Там, на балконе?       — Идем.       Он вынул палочку и с привычной учтивостью помог Тринити встать. Конечно, она не собиралась рассказывать Оминису о древней магии, врагах и гоблинском серебре. В нескончаемой буре угадывалось то захороненное, что терзает память укусами терновых шипов. То, что Рейес умудрилась эксгумировать двумя словами. И то, что впервые за долгое время не удалось засыпать землей.       В тот час солнце уже садилось, и Долина распалилась багряно-алым закатом. Озеро, казалось, насытилось жертвенной кровью, вобрав последние лучи погибающего дня. Раны вскрывались так же. Инфицированными реками сочась прямиком из застаревших шрамов, пачкая нетронутые страницы сукровицей и гноем. Тринити закинула ногу на скамью и чуть сползла, кладя голову на каменную спинку. Измученная попытками Оминиса вытянуть хоть что-то, она овила себя руками и заговорила, на время замирая, если голос начинал дрожать.       — Мой отец из старинного рода волшебников. Известная фамилия, особняк, титулы и так далее. Но мама… Он выбрал маглорожденную жену. Это не всем по нраву.       Оминис расслабил галстук. Он лучше многих понимал, что имеет в виду Тринити.       — Фредериксхальд — своего рода крепость, защита от внешнего мира, — она печально усмехнулась. — Внутри нее свои волки. Он посещал все приемы главных семей Норвегии. Обратил внимание на маму, потому что она не преуспевала в магии и вела себя… Не совсем так, как принято.       — Кто этот «он»?       — Друг семьи… Аксель Ааберг. Как выяснилось позже, он руководил Скульдами. Они мечтали очистить страну от полукровок. Большинство жителей думало, что это вымысел, пока по улицам не заструились реки крови.       Тринити буравила пустынную высь в поисках знака, необходимого проблеска, что укажет на свет. Хоть какой-то свет.       — Их было несколько. Обезличенных. Я помню лишь плач сестры, Агнес. И непрекращающуюся метель. Ей было два. Они лежали вместе. Лица покрыты инеем. Агнес — у матери на руках.       — Они убили всю твою семью…       — Не всю. Старшая сестра жила с мужем и не носила фамилию отца. Она забрала меня в Уэльс, — Тринити всхлипнула и быстро провела ладонью по щеке. — Прости за это. Мне нужно было поделиться.       Оминис придвинулся и дотронулся холодными пальцами до ее запястья. Он знал, что это не вымысел, и знал, чем заканчиваются войны чистой крови. Крики маглов до сих пор звучали в голове бессонными ночами и каждый раз, получи он редкую весть от семьи. Оминис не видел ни пыток, ни угасающих жизней. Он не мог представить обезображенных страданием лиц. Но весь его мир состоял из душераздирающих криков, эхом звучавших в каждом углу поместья. Его комната навсегда пропахла паническим ужасом и нестерпимой для ребенка виной.       Несколько минут они молчали. Солнце исчезло за горизонтом, и багровые глубины озера обратились непроглядной чернотой. В полутьме засверкали золотистыми бусинами светлячки. Вечерняя прохлада окрасилась ароматом хвои.       Оминис повернулся и присущим ему бесстрастным тоном произнес.       — Я был по другую сторону. Я говорил тебе, что моя семья… Они помешаны на чистоте крови. Я знаю, что они убивали так же. Убивают. Им все сходит с рук, потому что они Гонты. Такие люди не терпят возражений, — он помедлил. — Даже от собственных детей.       — Оминис, прости, если… Они что-то делали с тобой?       Он дернулся, как от резкого звука — воспоминание молнией впилось в самообладание и воспитанную серьезность. Он с силой сжал руку, ту, которую Тринити не видела, и прикусил кончик языка. Пара дрогнувших мышц на лице, и оно вновь запечаталось мрамором хладнокровия. Сдержанная улыбка, пропитанная горечью.       — Иногда кажется, что на Слизерин попадают лишь те, у кого огромная дыра вот здесь, — он постучал сложенными пальцами по груди. — Может, именно это делает нас теми, кто мы есть.       Приглушенный шум крыльев появился из ниоткуда и тут же растворился в тишине — пестрая неясыть призраком пролетела над их головами. На колени Тринити упал небольшой конверт.

      Встретимся у кабинета Защиты от Темных искусств. Хочу показать тебе кое-что. Расскажешь, что удалось найти. Я знаю подходящее место, где нас не услышат.

Себастьян

             — Оно от Себастьяна, да?       — Как ты…       — Вы очень похожи. Не удивлюсь, если он уже втянул тебя в сомнительную историю.       Тринити подавила нервный смешок и, приблизившись, осторожно коснулась его плеча.       — Оминис, спасибо тебе. Не понимаю, почему с тобой так легко.       — Это потому, что я не смотрю тебе в глаза.