Одержимые тьмой

      Кабинет Элеазара Фига был на редкость захламленной, но весьма занятной комнатой. Едва войдя туда, гость встречался с пустыми глазницами человеческого скелета, позже осматривал десяток всевозможных глобусов и, наконец, замечал модель летательного аппарата, раскачивающуюся, треща запчастями, под потолком. Висящие наискось портреты с укором присматривались к пришедшему сквозь пелену пыли, а ниже, на древнем стеллаже с уже не запирающимися ящиками теснились замысловатые приборы. Но самое главное — книги. Они башнями громоздились вдоль стен, неаккуратными стопками высились на каждом шагу — неловкое движение, и вместе с магическим знанием рухнет, казалось, все Астрономическое крыло.       Профессор неторопливо подписывал бумаги, для сосредоточения напевая незатейливую мелодию. Тринити, будучи незамеченной, неловко озиралась по сторонам, опасаясь его прервать.       — А, вот и Вы… — перо без внимания продолжило кружить над документами, и Тринити устало вздохнула. — Я слышал о нападении тролля. Надо же, в Хогсмиде!       Недавняя битва синопсисом прострелила мозг: рычание, вспышки пламени, удары металла. Высвободившийся поток магии, уничтоживший разъяренную громаду в считанные секунды. Неусмиримое вожделение силы, туманившее рассудок.       — Сэр, тролли были в доспехах. Они светились, как ошейник того дракона.       — Это гоблинское серебро. Полагаю, Ранрок управлял драконом с его помощью, — произнес Фиг, удивляясь собственным словам. — Но как? И зачем отправлять троллей в Хогсмид?       — Из-за меня. Ранрок заодно с Руквудом. Тролли должны были отвлечь всех, а Руквуд… разделаться со мной.       Тем утром Нордавинден принесла письмо от Натсай Онай, которую Тринити знала по Полю призыва. Всего два слова убедили ее тотчас покинуть гостиную, пропустить завтрак и до начала занятий помчаться в Нижний Хогсфилд: Руквуд и Ранрок. Натсай подслушала их разговор в Хогсмиде, чем и поделилась при встрече. Подтверждая теорию о невозможности бескорыстной помощи, она заручилась поддержкой Тринити в избавлении от Харлоу. Самоотверженность гриффиндорки обеспокоила ее, но согласие — монета тишины.       — Прискорбные новости, — профессор встал и, прихрамывая, суетливо заходил по кабинету. — Выходит, им нужно содержимое сейфа.       — Медальон. Вы писали, что нашли в нем что-то.       — Да. Я обнаружил надпись, и, когда прочел ее вслух, появилась карта, — он вытянул из ближайшей книги пожелтевший пергамент. — Хитро придумано! Это карта Хогвартса, но куда она ведет, я не понимаю.       Тринити склонилась над столом, всматриваясь в тусклый чертеж. Золотистые и голубые искры знакомыми волнами расплылись по бумаге, обрисовывая четкую окружность.       — В Запретную секцию библиотеки, сэр. Я вижу следы магии.       — Другого от Вас я не ждал! — просиял Фиг. Тринити уже стояла вполоборота к выходу.       — Идем?       — Постойте. Вы должны понимать: после всего, что случилось в Гринготтсе, этот путь очень опасен, и…       Пол лекционного зала заскрипел под скорыми, тяжелыми шагами. Громогласный баритон, эхом прокатившийся по стенам, заставил обоих вздрогнуть. «Финеас Найджелус Блэк» — прозвучало в голове отрывистым голосом Фига перед Большим залом.       — Фиг, у меня для Вас поручение! Идемте! — то ли сказал, то ли прокричал директор, остановившись на пороге.       — Директор, я разговариваю с ученицей, да и мое расписание…       — Расписание подождет столько, сколько я скажу. Как и Ваши ученики, — он приблизился, обжигая профессора безумным взглядом, и прошипел. — Мне казалось, после доставленных мне проблем, Вы будете рады загладить вину. Пять минут!

***

      Себастьян бродил из стороны в сторону, не замечая ни попадавших под ноги младшекурсников, ни скорого течения времени. Он увлеченно водил палочкой по строкам увесистого бурого тома, нашептывая латинские слова, точно проклятья. Тринити догадалась, что найдет его у кабинета Защиты от Темных искусств — читающим или проверяющим на прочность тренировочный манекен. Она подкараулила момент и, дотронувшись до книги, потянула ее вниз.       — Я ждал тебя, но, признаться, не так рано, — улыбнулся Себастьян, колдуя ленту закладки.       — Ты говорил, что нужно искать в библиотеке. Фиг тоже так считает.       — Профессор Фиг? Неужто отправил тебя в Запретную секцию?       — Не совсем. Туда меня направила магия.       — Ну конечно… — он закатил глаза. — Тогда встретимся ночью, я проведу тебя. Только постарайся не попасться в первый же раз.       — Спасибо, — Тринити хлопнула ладонями. — До Зельеварения минут пятнадцать, пойдем?       Прошедшие от пробуждения часы навалились на Тринити безмерной усталостью. Себастьян страшил ее строгостью профессора Шарпа, но урок, тем не менее, представлялся долгожданным отдыхом от происшествий и беспорядочных руминаций. Мрачное помещение вскоре затянуло зеленоватой дымкой, и призрачный запах сырости смешался со сладко-горьким ароматом бадьяна, чья терпкость буквально ощущалась на языке. Щепотка листьев, пять капель сока мурлокомля и медленный огонь. Тринити посматривала на Себастьяна, задумчиво мешающего уже не первое зелье, и Натсай, с каким-то особым напором измельчающую травы. Приятно, в конце концов, почувствовать себя обычным учеником. Закончив с приготовлением, Тринити придирчиво потрясла вытянутый флакон, обмотанный бечевкой — рябиновый отвар должен быть безупречен, если она хочет сохранить себе жизнь.       — Довольно неплохо, мисс Вингфильд, — профессор Шарп перенял бутыль и поднес ее к оконному свету. — Для первого раза. Продолжайте в том же духе.       Он слегка нагнулся и заговорил тихо, бесстрастно. На шрамистом лице проступили морщины.       — Профессор Фиг посчитал нужным ввести меня в курс некоторых подробностей. Вам стоит быть осторожнее, поэтому я жду особого прилежания на моих занятиях, — отвернувшись, он обратился к классу. — На сегодня все. Учтите, за каждый грязный котел я буду снимать очки.       Белый шум. Услышанное отзвенело латунной гильзой. Что известно профессору Шарпу? Разве не Фиг просил помалкивать? От обиды чесались ладони, в висках тотчас загремело траурным маршем — доверие вновь проверяли на прочность. Невыносимый ритм разнес по сосудам избитую истину: верить можно только себе. Твердая поступь Тринити оставила подземелью гулкий каменный отстук и долгое дребезжание меди задетых котлов.       Она прислонилась к ограде широкого моста и, вскинув подбородок, подставила раскрасневшееся лицо осеннему ветру. Воздух, омывая кожу, охлаждал распаленное злобой дыхание. Тринити чудилось, как тонкие перчатки цепями сдавливают ее запястья, сдерживая грохочущую внутри энергию.       — Ты какая-то хмурая, — фраза бархатом коснулась слуха, и Тринити сразу поняла, кто перед ней.       Оминис остановился в полуметре от нее, аккуратный, собранный, с характерной полуулыбкой, в воображении зрителя меняющейся от смущенной до крайне циничной. В день знакомства он привлек Тринити аристократичной плавностью движений, сдержанностью, мягкостью речи. Всем тем, что не присуще ей самой.       Осознав противоречие, Тринити на мгновение оцепенела, пытаясь отыскать в белесых зрачках проблеск прозрения. Как он может видеть ее эмоции?       — Просто чувствую, — усмехнулся Оминис, окончательно пугая ее. Тринити надеялась скрыть волнение за отрешенным тоном.       — Ты прав, у меня нет настроения.       Гонт немного помедлил, задумавшись, затем указал не то вверх, не то в сторону.       — Пойдем, я кое-что покажу тебе.       Он вел ее за собой, ступая медленно, даже изящно. Тринити увлеченно косилась на путеводный огонек палочки, украдкой, словно Оминис мог заметить. Прогулку сопровождало молчание, но уютное, в те минуты даже необходимое. Добравшись до Большого зала, они обогнули его по узкой дорожке и спустились в сад. В душу прокралось скромное воодушевление, схожее с предвкушением первых дней весны. Посреди зелени яркими соцветиями пестрели пурпурные первоцветы, лунные трилистники, огненные настурции. Впереди шумел ярусный фонтан, и когда они подошли ближе, игривые брызги усеяли мантии крошечными бусинами. Наконец они сбежали по крутому травянистому холму и оказались на круглом балконе. Оминис горделиво развел руками.       Просторы Долины Хогвартса виднелись как на ладони. Полуденное солнце белым блеском легло на рябую поверхность воды, превратив уносящийся вдаль исток реки в раскаленное серебро. Легкие перламутровые облака венчали вершины скалистых гор, скрывая их острые шпили. В низине сгрудились крошечные домики, то тут, то там испускающие в высь клубы печного дыма. Вокруг ближайшей скамьи, точно парящие свечи, летали сонные светлячки, не боясь ни дневного времени, ни гостей, и от этого простого волшебства становилось чуточку легче. Здесь тьма разрушения обращалась созиданием, и гнев растворялся в мирном безмолвии.       — Люблю приходить сюда, — довольно сказал Оминис. — Почему-то многие не замечают это место.       Завороженная Тринити вдруг осеклась. Он привел ее сюда, дал впитать живую красоту природы, всмотреться в детали, превратив их в стойкие отпечатки памяти, но сам… Лишен этого. Оминис не может даже представить всего того, что без труда доступно ей.       — Прости, но… Почему тебе здесь так нравится? — робко спросила Тринити.       — Скажи, что перед тобой.       — А?       — Просто опиши.       — Черное озеро. Скалы и высокие деревья. Кажется, Нижний Хогсфилд. А левее еще одна деревушка… Вокруг нас летают светлячки.       — Вот в чем разница, — он снисходительно вздохнул, не теряя улыбки. — Я не вижу образов, но чувствую, как ветер приносит прохладный запах озерной воды, а солнце согревает щеки. Вместо тишины я слышу шелест маленьких крыльев, шуршание травы, отдаленные голоса. Перед нами одно и то же, не так ли?       — Оминис…       — В мире много ощущений. Здесь я чувствую себя спокойно, и этого достаточно.       Его слова звучали заклинаниями, особыми чарами, словно другой язык был ему не доступен. Невозмутимая стойкость сопровождала любое изменение в лице, но сдержанные его черты не могли полностью скрыть занозную боль сердца, боль, разделяющую с ним жизнь.       Тринити прикрыла глаза, охотясь за каждым незамеченным впечатлением, выдыхая последние крупицы злобы.       — Можно потерять самые разные вещи, — вдруг заговорил Оминис. — Куда хуже потерять самого себя.

***

      Тринити, слегка пригнувшись, миновала коридоры и лестничные пролеты, осторожно перекатываясь с носка на пятку. Она не раз проворачивала это в доме миссис Тимид — обращалась беззвучной тенью, замедляя даже дыхание. Там наказание не пугало, здесь — до трясущихся конечностей. Однако оправданность риска заглушала и отчаянное биение в грудной клетке, и внутреннее самопорицание. Ответы были важнее всего.       Себастьян ждал ее, вальяжно растянувшись на балюстраде над библиотекой, ничуть не пытаясь остаться незамеченным. Его беспечность раздражала.       — Тебе настолько все равно? — напряженно шепнула Тринити.       — Брось, я проделывал это сотни раз. Смотри, нам нужно вон туда, — он указал на дверь, окруженную несколькими людьми. — Эти выскочки-старосты побегут ябедничать при первой возможности, так что им нас лучше не видеть, ясно?       — Я, по-твоему… Ясно. Вперед.       — Стой, — он одернул Тринити за плечо. — По-моему, ты переоцениваешь свои силы. Я научу тебя дезиллюминационному заклинанию. Оно помогает попасть туда, где тебя не должно быть.       Себастьян вынул палочку и несколько раз очертил в воздухе несложную фигуру, ускоряясь на углах. Уверенные движения сквозили заносчивостью — демонстрация колдовского мастерства пробуждала в нем нескрываемое самодовольство. Тринити без доли сомнения повторила рисунок, но взволнованность сделала контуры неточными, смазанными. Вместо чар ее окутало сероватое нечто.       — Оказывается, и ты не всесильна, — хмыкнул Себастьян.       Он обошел Тринити, прислонился к ее спине и крепко обхватил руку своей. Неожиданное сближение отозвалось предательскими мурашками, и она взмолилась, чтобы Себастьян не заметил зардевшихся скул. Он с силой надавил на ладонь Тринити и, управляя ей, вновь обрисовал четкие грани символа. Трижды повторив маневр, Себастьян освободил ее.       — Твоя очередь, повелительница магии.       Тринити взмахнула палочкой, и тело покрыла сиреневая вуаль. На месте собственной кисти она увидела… ничего. Тринити пошевелила пальцами, но появились, и то на мгновение, лишь полупрозрачные полосы. Сквозь ноги просвечивал ковер.       — Вау!       — Молодец. Но это тебе не мантия-невидимка. Держись подальше и не шуми.       Первой преградой стал староста Гриффиндора, но тот от скуки засмотрелся на портрет, и они с легкостью проскользнули мимо. Около библиотеки, почти вплотную к проходу, дежурили три человека. Не долго думая, Тринити выпустила атакующее заклятье в дальнюю стену, и все они сбежались на шум, открывая путь. Себастьян осторожно приоткрыл дверь, старательно избегая скрипа.       — Неплохо. Рискованно и умно, — одобрительно шепнул он и тут же притормозил. Посреди комнаты обрисовался силуэт мадам Пергамм.       — Ты же говорил здесь никого не будет!       — Я сказал «не должно быть».