Среди теней Инферы

Утро.   Она почувствовала нарастающий зуд в правой руке ещё до того, как красивый, рыжеволосый парень, с которым она сидела на берегу вечернего моря под светом заходящего солнца, коснулся губами её губ, сплетая их в страстном поцелуе. То, что поцелуй должен был получится именно страстным, Хинате услужливо подсказало её, не желающее вырываться из приятных объятий сна, сознание, которое упрямо сопротивлялось попыткам «брачного» узора утянуть себя обратно в реальность.    Даэмоновы жрицы зачаровали «супружескую» метку Лайт заклятием на верность, поэтому даже в царстве Морфея предаваться романтическим мечтам без участия своего наречённого для девушки было под запретом, а кем он был вне своей грозной ипостаси, которую ей довелось увидеть только в колдовском огне жертвенной чаши, Лайт не знала.    Хината поморщилась сквозь грёзы, всеми силами стараясь удержать пред внутренним взором ускользающий образ, но жгущее кожу клеймо укололо кисть с такой неистовой силой, что Лайт, дернувшись всем телом, рухнула с кушетки на растянутую на земле коричневую материю, что была частью широкой палатки, обустроенной в качестве полевого лазарета.   — Даэмонова задница! Как же ты меня бесишь! — обратившись к рисунку на руке и потерев особенно пострадавшее от удара место, прошипела Хината и всё ещё сонными глазами огляделась по сторонам. Она действительно находилась в лазарете в «компании» из ещё  пяти неудачливых кадетов, хотя и пыталась выпросить у младшего медика право покинуть его брезентовые стены ещё… вчера? Девушка хлопнула себя по лбу и усмехнулась находчивости лекаря и его предприимчивости — он, очевидно, выдал ей снотворное вместе с лекарством или же вовсе заменил второе первым, а всё потому, что не был до конца уверен в том, что его пациентка восстановилась достаточно, чтобы дать ей добро на возвращение к её кадетским обязанностям. Или же он просто не хотел, чтобы очередной курсант под эффектом свалившегося на него счастья от вкуса первой значимой победы носился по палаточному городку взбесившимся пернатым котёнком, что мешал бы старшим по рангу исполнять их обязанности. Одно другому, впрочем, не мешало, но Хинату больше привлекал второй вариант.    Быть бледной тенью своей родной матери девушка не желала и возвращаться к образу тихой и невзрачной девочки, коей Хината была в младших классах, — тоже. Слишком много сил приложили она и близкие ей люди для того, чтобы сломить те внутренние преграды, что мешали крохотному огоньку её души разгореться в неистовое, стремящееся к небесам, пламя.    Хината закусила губу, с досадой вспоминая знакомство с лейтенантом Дженезми Каин и её напарницей. Как же не вовремя проснулась в ней та скромная и робкая девочка из прошлого, которая временами напоминала о себе! И почему это случилось именно тогда, когда ей, выросшей и осмелевшей, нужно было продемонстрировать старшим по рангу свои бойкость и стойкость?   «Возможно, ты не настолько горяча, моя дорогая!» — услужливо подсказал внутренний голос, на что Лайт покачала головой в знак протеста. Ей не хотелось верить, что первое впечатление, произведённое на разведчиц Густары, было отрицательным. В конце концов, белая рысь выглядела вчера более чем довольной, когда сообщала девушке о победе её команды.   «Или ты просто вообразила, что она была довольна! Но так ли это было на самом деле?» — духовное «я» было явно настроено против своей обладательницы в это утро, а потому выдавало неприятные мысли одну за другой, и если так оно пойдёт и дальше, то Хината просто испортит себе настроение окончательно и бесповоротно не только на этот, но и, возможно, на несколько последующих дней.    «Э, нет, Лайт! Так не пойдёт! Заканчивай плодить эту несусветную чушь и займись уже насущными делами!» — решив последовать собственному совету, девушка прикинула список этих самых насущных дел. К ним она смело могла отнести свою выписку из лазарета, поиск и извинения перед, наверняка уже вернувшейся в лагерь, Самин и попытку организовать вместе с ней праздные посиделки с другими членами их отряда в честь успешного прохождения первого полевого испытания, если сокомандники, конечно же, уже не отметили это событие без них. Тогда придётся приложить чуть больше усилий, чтобы повторить увеселительное мероприятие, но уже с непосредственным участием опоздавшей на первое гулянье пары.   «Опоздала тут только ты, Лайт! Самин небось уже вовсю отожгла!» — сделав корректировку собственной думе, Хината решительно уцепилась за край кушетки и, опираясь на неё, медленно поднялась на непослушные ноги. Долгая минута ушла на то, чтобы одеревенение в мышцах прошло окончательно, и за это время девушка успела придумать, что будет говорить предприимчивому медику, который не позволил ей всласть насладиться той вестью, что принесла ей давеча белая рысь. Богиня! Да он не дал Лайт сказать ни единого слова, а потому полнящееся счастьем «спасибо» и вопрос о том, всё ли в порядке с Самин, так и остались неозвученными.    «Поздравляю, Лайт! До тебя всё-таки дошло это немаловажное умозаключение! Аплодисменты! Не желаешь ли теперь дополнить свои по-генеральски грандиозные планы ещё одним пунктом?» — саркастично изрекло внутреннее «я», и Хината, вторя ему, сделала жирную пометку в своём невидимом списке дел, клятвенно пообещав самой себе, что обязательно пересечётся с Дженезми или Фелисити, чтобы выразить свою одну на них двоих признательность. Вопрос стоял лишь в том — когда это станет возможным? Впрочем, это было неважно. Ведь у благодарности не было срока давности, и главным было то, чтобы она, в итоге, всё-таки была озвучена. Утвердившись в правильности этой мысли и ещё раз обругав себя за то, что сразу не побеспокоилась о Самин, Хината аккуратно проследовала к раскладному стулу, на котором лежал новенький комплект формы, что наблюдался у ещё троих подопечных лазарета. Данное примечание невольно навело на думу, что выписка пройдёт успешно.   Лайт приободрилась и принялась облачаться в чистую одежду. Делать это на немытое, пропитанное морской солью, тело было не очень-то приятно, но иного выбора у девушки всё равно не было. Вряд ли за пределами палатки её ждала полевая баня, но даже просто умыть лицо и почистить зубы было бы хорошо, а уж если Лайт позволят потратить немного воды на то, чтобы хоть немного привести в порядок волосы, то это смело можно будет считать верхушкой щедрости от старших по рангу. А ведь будь Лайт магом воды, то с водными процедурами было бы намного проще…   «Жаль, что это не так!»   Хината несколько раз пропустила рыжие пряди сквозь пальцы, с неудовольствием отмечая, что те наощупь были как солома и спутались столь сильно, что мотки паучьей паутины выглядели бы изящнее, чем то, что у девушки сейчас было на голове. И как ей с этим «драконьим гнездом» появляться на людях? Этот вопрос не отпускал Лайт всё то время, пока она натягивала форму. Поэтому когда молния коричневой курточки с орнаментом древесной коры была застёгнута, а на обтянутые коричневыми штанами ноги были надеты лёгкие полусапожки, Хината ещё раз попыталась предать хотя бы какую-то опрятность волосам, но отсутствие расчёски и зеркала не привели ни к чему хорошему, и девушка, смирившись с ролью соломенной куклы для устрашения ворон на ближайшие несколько минут, а может и часов, поплелась в сторону выхода из палатки.   Пункт выписки находился в смежном брезентовом «здании», и оттуда отчётливо доносились голоса, один из которых Лайт тут же узнала.   Командир сто семнадцатого взвода Майла Макстон была женщиной весомых достоинств и напоминала, закованную в изумрудную броню, меридианскую медведицу. Светлая густая грива вьющихся волос ниспадала ей на, налитые природной силой, плечи и укрывала широкую, будто высеченную из камня спину, на которой грубо выступали складки мышц, заметные даже сквозь плотную ткань туники, что местами не была закрыта металлом  латного доспеха.    Шум шагов женщина различила сразу, а когда обернулась, на полных смуглых губах расцвела озорная улыбка, а в бездонных серых глазах полыхнули шальные огоньки.   — О, Лайт! Я как раз по твою душу! — хохотнула капитан, развернувшись к девушке полностью и с удовлетворением отметив, что та не забыла за один вечер о субординации и, как только переступила порог палатки, сразу же отдала честь и поздоровалась. — Вот интересовалась, могу ли я забрать тебя в мир бренной! Но… — Макстон многозначительно подняла указательный палец правой руки вверх. — Ты сама сюда явилась, а это значит, что могу!    Предприимчивого лекаря сегодня на посту не было. Вместо него Хината наблюдала угрюмого и невзрачного молодого человека, которому явно не доставляло никакого удовольствия находиться в это утро в этом месте. Мальчишка бросил на Лайт один ничего не выражающий взгляд блеклых зелёных глаз и сухо изрёк:   — Да, она может быть свободна!   Капитан Макстон посмотрела на младшего медика со скептицизмом — тот хотя бы в её присутствии мог бы сделать вид, что его не угнетает каждодневная скучная рутина, суровой реальностью обрушившаяся на его плечи после распределения в Академии, но мальчишка оказался непомерно наглым для своего скромного вида и даже под скалоподобной тенью старшей по рангу демонстрировал сонливость в маленьких узких очах.   «Надо будет переговорить со старшим лекарем! Подобное отношение к столь важному делу, как знахарство, никуда не годится!» — Макстон не стала озвучивать замечание сейчас, поскольку делать это при первогодке было неприлично, но это вовсе не значило, что женщина спустит поведение младшего медика на тормоза.   — За мной, Лайт! Пора возвращаться в строй! — скомандовала Майла и широким шагом направилась к выходу из пункта выписки, не сомневаясь, что подопечная последует за ней.    Вообще капитан Макстон была мировой женщиной, и то, что она озаботилась о такой потребности, как утренняя водная процедура для своего кадета, лишний раз доказывало это утверждение. А потому уже через пять минут Хината, получив от младшего дежурного по полевым баням мочалку, полотенце и мыло, мчалась в направлении небольшого искусственного водоёма приводить в порядок свой внешний вид. И плевать ей было на то, что времени на купание выделили немного — главным было то, что оно всё-таки было!    Холодная вода прогнала остатки сонливости и унесла вместе с мыльной пенкой физическую и ментальную грязь, и от этого ощущения Хината была готова мурчать, а спустя несколько минут ещё и хвалить себя за то, что не побоялась осуществить попытку высушить волосы с помощью огненной магии.   Очистившаяся, взбодрившаяся и довольная нитями шёлка, получившимися на голове после стихийного колдовства, Лайт понеслась на завтрак сразу же после омовения, на который хоть и безбожно опоздала, но который ей всё ещё сулил.    Получив свою порцию раскалённого варева и устроившись за одним из стоящих в ряд четырёх столов, Хината с удивлением отметила, что количество кадетов, проходивших первое полевое испытание, резко убыло, однако с чем это было связано, она узнала от своего болтливого соседа, который с каким-то неоднозначным воодушевлением объявил, что все курсанты, попавшие в категорию «не хищники», отбыли обратно на станции подготовки.    — Самин оказалась в числе «вегетарианцев»! Представляешь?   А вот эта весть стала для Лайт куда более неожиданной, нежели та, что ей предшествовала, ведь девушка была свято уверена, что и внутри Руссо спит опасный, ждущий Ночи Кровавой Луны, зверь. И тем удивительнее было то, что это оказалось не так. А ещё это значило, что поговорить с напарницей в ближайшее время Хинате не удастся и принести ей извинения за, случившийся среди Гастарских угодий, конфуз — тоже.    «Ладно! Подожду!» — с этой досадной мыслью Лайт приступила к трапезе, краем уха слушая бесконечный поток новостей, которые на неё обрушил словоохотливый кадет.    — Зубанку, заканчивай вешать на уши Лайт всякую ерунду и расскажи ей уже о самом главном!   Самым главным для Рейес Кингсли, обратившейся к не умолкающему ни на миг соседу Лайт, было то, что прошедшие первое полевое испытание «хищники» пришли к единогласному решению, касающемуся «вечеринки» в честь успешного захвата Реликвий. Курсанты заключили — «вечеринке» быть, и проходить она будет одновременно с Неистовой Охотой Ночи Кровавой Луны.   — Будет весело, детка! — тонкие губы Зубанку растянулись в не слишком привлекательной улыбке, когда на лице Хинаты отразился скептицизм. Ещё бы! Ведь доподлинно известно, что в самую первую и ещё несколько следующих Ночей Алого Пира юные «звери» зачастую дурели от жажды охоты столь сильно, что утром следующего дня не могли вспомнить того, что происходило с ними под Рубиновым Оком сонного светила. К некоторым юнцам память возвращалась фрагментарно через несколько дней после «сносящего крышу» события, но то, что порой представало пред их внутренними взорами из осколков воспоминаний, хотелось предать распаду в Синеровой Бездне. Слишком страшные картины рисовали, вернувшиеся в норму, сознания, и не все юные дарования были способны пережить, обрушившуюся на них, правду без вреда для рассудка.   Перспектива тронуться умом Хинату откровенно пугала, как и то, что Ночь Кровавой Луны могла воплотить этот страх в реальность. А потому Лайт искренне не понимала воодушевления окружающих её курсантов, как не видела она смысла в том, чтобы совмещать праздное событие с Алым Пиром. И, очевидно, эти недопонимания были столь явно написаны у девушки на лице, что Рейес Кингсли снизошла до того, чтобы пояснить, перебив при этом готового продолжить речь Зубанку:    — Сорвёт тебе башню в самый тёмный час Ночи Кровавой Луны, а до того момента ты будешь пьянеть! А вот только ли от пробуждения внутреннего Зверя или же отчего-то ещё — это уже совсем другой вопрос!    В таком ключе Хината не думала, но общая кадетская мысль ей определённо пришлась по вкусу и разом вытеснила все опасения. Нет, разумеется, их отголоски всё ещё кололись в подсознании, но с другой стороны, разве же Лайт должна была поддаваться их отравляющему воздействию?   Жизнь в страхе — не жизнь! Никогда не стоило забывать об этом!    Хината кивнула ждущей ответа Рейес и принялась доедать то, что всё ещё наполняло её тарелку. До конца завтрака оставалось всего десять минут, а до начала утренних тренировок — двадцать.    Нужно было спешить, а потому Лайт глотала еду большими кусками, даже толком не успевая насладиться её вкусом, что совершенно не добавляло девушке позитива — всё-таки Хината ещё не привыкла к такому жёсткому распорядку дня, нарушение которого не сулило ничего хорошего. А ещё к девушке пришло ясное осознание того, что отец, занявшийся её подготовкой задолго до предстоящей службы, был с ней определённо мягок, когда воплощал, назначенный ей, каждодневный тренировочный режим.   Утренняя пробежка, отжимания, приседания, стрельба из лука, рукопашный бой, фехтование — всё это Джек Лайт искусно вплетал в мышцы любимой дочери, обучая её искусству защиты и нападения, которому должно было послужить ей и в более приватных от основного кадетского досуга обстановках. Но, насколько Хината была хорошей ученицей, теперь могло показать только время. Девушка ещё ни разу не ввязывалась в конфликты с другими курсантами, чтобы испробовать на деле хотя бы толику приобретённых знаний, хотя на последнем году обучения в школе она была той ещё забиякой. Одна из старейших даэмоновых жриц и вовсе заявила, что на её памяти ещё не было настолько задиристых «невест»…   «О! Ну надо же! Ты наконец-то признала свой новый статус! Уже «невестой» себя зовёшь! Ну-ну! Теперь осталось дождаться твоего «прекрасного принца» и можно смело играть свадьбу, и рожать детей!» — с нарочито ехидным торжеством изрёк внутренний голос, и Хинате вот прямо сейчас захотелось послать его далеко и надолго, а главное громко и с чувством, но делать это на глазах у других кадетов было никак нельзя, а потому пришлось ограничиться мысленным: «Ещё чего!»   У Хинаты были на будущее несколько иные планы, и большинство из них она желала воплотить. В первую очередь ей хотелось выстроить шикарную воинскую карьеру, стать лучшей в элитном подразделении воительницей, попутешествовать по Инфере, повлюбляться, поразбивать сердца и самой побыть с разбитым сердцем, и уже тогда, спустя доброе количество лет, встретить своего единственного, с которым ей захочется создать семью. И все эти желания можно было реализовать, в том числе и последнее из них. Ведь наречённые имели право не отвечать взаимностью своим даэмонам и даэмонитам, и жить дальше по общепринятым законам любви, выбирая себе спутников жизни по личным вкусам и убеждениям.    Даэмоны и редкие среди них носительницы пробуждённого даэмонова гена, даэмониты, не страдали из-за отвергнувшей их пары, просто становились более холодными и апатичными, и даже создавали семьи с другими, лишёнными клейма, женщинами и мужчинами. Однако, даже будучи счастливыми в подобных браках, сопротивляться своему древнейшему, нерушимому постулату даэмоны не могли.   «Жизнь пары превыше других!» — так гласил главный непоколебимый завет даэмоновой крови, ибо только клеймённая пара не позволяла даэмону превратиться в живое, неконтролируемое оружие, кровавому «пробуждению» которого препятствовала лишь ментальная связь между даэмоном и его наречённой, что становилась хранительницей человечности своего предначертанного и не позволяла его тяге к разрушению нести смерть вокруг.   Ох, и сколько же политических дебатов было из-за этой расовой особенности! Даэмонов хотели истребить, изолировать, лишить силы с помощью запретной магии, и так — по кругу, но все эти радикальные меры дальше слов никогда не шли. А всё потому, что из даэмонов получались лучшие на Инфере воины и заступники, и редкие кровавые инциденты не могли перечеркнуть заслуг этой расы перед Королевством. И подвиги Джека Лайта были тому подтверждением. Его вторая, грозная ипостась совершенно не мешала ему быть добродушным с другими людьми человеком и прекрасным любящим мужем и отцом. Последнее утверждение Хината не позволила бы оспорить никому на свете, вот только повезёт ли младшей Лайт так же, как её приёмной матери, — это был большой вопрос.   Хината не знала, кем был её даэмон вне своей устрашающей формы, и эта неизвестность не пугала бы девушку столь сильно, если бы для неё жрицы не сделали особое исключение. Метку Лайт зачаровали на верность, чтобы не позволять дочери Джека строить глазки другим мужчинам. Почему? Ответ на этот вопрос хоть и был озвучен жрицами, а смысл его сразу же растаял в голове, будто дым в воздухе. Отец тоже старательно уходил от ответа, а если не получалось — дарил дочери одну из своих самых обезоруживающий улыбок и произносил с искрами таинственности на дне бледно-голубых глаз:   — Ты всё узнаешь и поймёшь, когда придёт время!    И, разумеется, Джек никогда не пояснял, когда оно придёт, а на попытки уточнить, всегда отвечал шуткой или витиеватым изречением. В конце концов, Хината смирилась с тем, что выведать у родителя что-то по этой теме не получится, а углубиться самой в поиск информации у девушки возможности не было — подготовка к поступлению в Военную Академию в последний перед получением повестки год забирала для тренировок всё имеющееся у младшей Лайт время. А уж после принятия в Училище Заступников Королевства его не стало и подавно. И будто бы подтверждая эту истину, над самым ухом Хинаты раздался голос неугомонного кадета Зубанку:   — Йо, Лайт! Заканчивай в облаках летать! До конца завтрака осталось три минуты!   «Блин!» — эта краткая мысль пресекла все прочие думы у Хинаты в голове и стала своеобразным символом возвращения девушки к реальности, что сулила очень длинный и насыщенный день, в котором посторонним размышлениям совсем не было места.   Спустя двенадцать с половиной минут начались утренние тренировки.   ***   После полудня.   Кираль вывалилась из бирюзового подпространства телепорта, будто мешок с картошкой, и рухнула на колени, загнанно дыша. Ладони, обтянутые тонкими песочного оттенка перчатками, ударились о гладкую поверхность площадки, на которой было установлено устройство мгновенного перемещения, и загорелись болью, обидной настолько, что слёзы скопились в уголках лунных глаз.   Лаэртиус появился следом, но интуитивно предпочёл держать дистанцию — Кираль Тэйлор была девушкой порывистой и горячей, и в том, что она воспримет попытку оказать ей поддержку за намёк на её слабость, сын Джека не сомневался. И, действительно, несмотря на головокружение и тошноту — первые признаки того, что будущая защитница никогда ещё не пользовалась порталами — Кираль скоропостижно вскочила на ноги, но удержаться на них смогла лишь тогда, когда руки уцепились за находящиеся по правую сторону от неё перила.   Лаэртиус бросил в сторону своего саппорта один быстрый, обеспокоенный взгляд и прошествовал вперёд — к торопливо семенящему к ним навстречу стражу транспортирующих врат. Вообще-то вести диалог с ним должна была Кираль, но ей нужно было время, чтобы прийти в себя, а потому выкручиваться из сложившейся ситуации предстояло Лаэртиусу. Благо, страж оказался юношей понятливым и в легендарном серебряном звере сразу же признал ученика генерала Стефирона, а потому избавил от большинства бюрократических подоплёк, заполнив все необходимые данные в электронном свитке самостоятельно и не задав при этом ни одного из прописанных в нём вопросов, на которые новоприбывшим обычно приходилось отвечать. Данная процедура, отвечающая за подтверждение личности и цели прибытия, проводилась только в мирное время, и, разумеется, во время войны — в периоды активных боевых действий, когда защитники королевства сразу же после материализации отдавались битве — её предпочитали опускать. Данные о телепортируемых воинах всё равно сохранялись в самом телепорте, однако их обработка, в зависимости от количества перенесённых людей, занимала слишком много времени, и даже в случае переброски всего лишь пары человек процесс идентификации транспортным устройством был не слишком стремительным. Потому во времена тишины и спокойствия проверку предпочитали делать по-старинке — самым обычным опросом и введением прибывшими солдатами нескольких кодовых слов, знать которые было положено только самим телепортируемым, и отправляющей и принимающей сторонам.   Страж врат брал на себя недюжинную ответственность, заполняя в свитке поля с кодовыми словами вместо Лаэртиуса и его напарницы, за что сын Джека был ему безмерно признателен.    Когда все формальности были улажены, Лаэртиус склонил голову в благодарном поклоне и обернулся, проверяя не оправилась ли от шока его пара.   Кираль выглядела… сносно, но всё ещё недостаточно хорошо, чтобы начать путь до конечного пункта назначения. Впрочем, время в запасе у них всё ещё было, ведь капитан Мокс заранее позаботился об этом, а потому и Лаэртиус, и Кираль вполне могли сделать небольшую передышку. Но девушка была упряма, и её колкий взор многозначительно дал понять, что отдыхать она не станет. Страж врат рассудил так же:   — Скауты Густары будут ждать вас у первого наблюдательного пункта! Следуйте по этой тропе… — солдат махнул себе за спину. — И сможете добраться до туда за четверть часа!   Поклонившись юноше ещё раз и дождавшись, когда Кираль пристроится рядом, Лаэртиус последовал в указанном направлении, а страж врат, козырнув, вернулся на свой пост, где его уже ждал его напарник — такой же высокий молодой солдат в точно такой же чёрной форме Чёрной Стражи с костяной маской, закрывающей половину лица, и накинутым на голову капюшоном, оттеняющим глаза.    В очах Тэйлор при взгляде в сторону представителей «чёрной» касты полыхнула неприязнь, но чем она была вызвана — нелюбовью к Чёрной Страже в принципе, или же готовностью второго хранителя расстрелять «чужаков» на месте, если личности тех не подтвердятся, — тут сыну Джека оставалось только гадать. В любом случае, ему не понравилось то, как Кираль подала себя. Не понравилось, что она наплевала на правила приличия и не поприветствовала стражей хотя бы кивками. Это было неприемлемо, а в Белой Гвардии — недопустимо настолько, что такое поведение могло стать поводом для отказа во вступление в касту. Капитан Мокс определённо разбаловал свою протеже, и её скверное самочувствие не могло быть смягчающим обстоятельством. Не будь Лаэртиус в чешуе дракона, он бы непременно осадил свою напарницу, а так пришлось ограничиться всего лишь тяжёлым взглядом, на который Кираль отреагировала собственным надменным взором. Да только выиграть молчаливую дуэль ей было не суждено — девушка прошла по заросшей травой тропе не больше пары метров, как нога её подвернулась из-за неровности в земле, и спустя мгновение Тэйлор растянулась посреди нефритового ковра, неловко взмахнув руками и утонув в нём лицом.    Выглядело это презабавно, и Лаэртиус не смог отказать себе в удовольствии и легонько хмыкнул — так, чтобы этого не услышала Кираль, но слух у девушки оказался отменным.   Тэйлор вскинула голову и злобно зашипела, чётко давая понять, чтобы Лаэртиус не приближался и даже не пытался помочь ей подняться. Тот здраво рассудил, что ему же проще и не придётся исполнять роль живой опоры, но сердце против воли обожгло горечью — Кираль изменилась с их последней встречи, стала наглее и ядовитее. И осознание этого факта было Лаэртиусу неприятным.   Ведь он запомнил девушку другой…   ***   Полгода назад.   — Профессор Дарлинг, успокойтесь… — тонкий писклявый голос лаборантки потонул в гулком непрерывном топоте чьих-то внушительного размера ног, с тяжёлой поступью которых не справлялись даже передовые, блокирующими шум, устройства, что тут и там располагались в Зале Обработки и Модификации Икстерия.   — Вопиющая наглость и абсолютное неуважение к нашей работе… — с каждым выплюнутым словом шаг становился громче, пропорционально возрастая раздражению в почти рычащем тоне. — Здесь — нестабильные образцы! Очень тонкие процессы! А военные прислали эту… эту невежу! Богиня, да как вообще им в головы пришло посылать на отработку солдата в помещение, где базовые процессы уборки были доверены и отработаны до автоматизма машиной!   На последних словах пылкой тирады шаги резко стихли, и мужчина уже напрямую обратился к нарушительнице спокойствия:   — Бестолковая, криворукая и абсолютно невоспитанная девчонка, неспособная даже швабру держать правильным концом!   На одно тягучее мгновение воцарилась тишина, но уже в следующее голос подала та самая «невоспитанная девчонка»:    — Профессор Дарлинг, я попрошу Вас не разговаривать со мной в подобном тоне…   — Поправочка: горделивая, бестолковая девчонка! Пф! Кошку, взращенную исключительно на дорогущих сливках и мясе желторотых цыплят, видно сразу!    Лаэртиус, переступив порог одного из многочисленных оплотов знаний, был крайне удивлён, когда до его чутких ушей долетел полнящийся негодованием голос профессора Скотта Дарлинга. Этот высокий молодой мужчина с аккуратным льняным ёжиком волос и утончёнными чертами лица был одним из самых спокойных людей, каких лейтенант встречал в своей короткой жизни, и, чтобы вывести его из себя, нужно было приложить просто дюжину усилий. А потому в бирюзовых глазах Лайта, обрамлённых шоколадом длинных ресниц, полыхнули огоньки интереса.   Отряхнув невидимые пылинки с рукавов форменного белого пальто, полы которого утопали в серебряном пламени вышитого на спине дракона, и по новой привычке проведя по аккуратно выбритому виску, Лаэртиус хищной походкой прошествовал в сторону всё ещё доносящихся голосов.   Очевидно, «вскормленная на цыплятах кошка» была в корне не согласна с, обрушившим на неё гнев, учёным, а потому их «диалог» перешёл на ещё более высокие тона.   «Куда уж выше-то?»   Лаэртиус ускорил шаг, опасаясь, что спорщики перейдут от слов к тактильному решению вопроса. Это было вполне возможно, ведь судя по тяжёлой поступи профессор Дарлинг частично перешёл в звероформу, и данное обстоятельство не сулило ничего хорошего.    «Хищник» даже в неполной своей второй ипостаси представлял угрозу — пытливый  человеческий ум в сочетании с порочными звериными желаниями составляли тот неповторимый, опасный коктейль, что начинал своё воплощение, как только в Потомке Кровавой Луны пробуждался его внутренний Зверь. И если Контроль Сознания, как умение, не был достаточно развит, чтобы держать животную личину в ледяных тисках самообладания, то можно было не сомневаться — кровь обидчика застынет у «хищника» на «устах».    В Ночи Кровавой Луны обуздать Зверя было особенно тяжко, ибо Красноликая Госпожа  чёрного звёздного полотна требовала жертвенных даров в свою честь. И если умудрённые опытом представители старшего поколения упрямо стремились сохранить здравый смысл и лучшие человеческие черты, проявляющиеся в сострадании и нежелании навредить, то «едва оперившиеся птенцы» в противовес им зачастую сразу же отдавались во власть внутренних хищников.   И тогда кровь лилась неизбежно. Случалось и так, что кто-то умирал, а кто-то — убивал. Жестоко. Беспощадно.   Лаэртиус едва не убил. В свою первую Ночь Кровавой Луны в его драконьем огне горели деревья и плавились камни, и в этой неистовой печи, в ловушке из неукротимого пламени оказался Люка Вейгер — мальчишка-оборотень, что возомнил себя зверем достаточно матёрым, чтобы тягаться с потомком крылатого ящера…   «Наивный!» — пронеслось в голове серебряного дракона за мгновение до того, как он обрушил на некрупного серо-зелёного игольчатого волка поток из золотого пламени. Это воспоминание, пришедшее на смену спасительному забытью на следующий же день после Ночи Алого Пира, до сих пор отдавалось глухой болью в душе Лаэртиуса. Он, как ученик генерала, продержался дольше всех, прежде чем жажда охоты заставила его уступить бразды правления внутреннему хищнику. И «хищник», вырвавшись на свободу, сполна воздал своему «пленителю» за долгое ожидание!   Лаэртиус не помнил, что творил, однако узреть осколки памяти ему всё же было суждено, а даже если и нет, жестокая истина всё равно бы его настигла. Мастер не стал бы утаивать от него подобный проступок — Лэартиус должен был помнить эту горечь, чтобы учиться не допускать её вновь.   — Ммм… «Золотая девочка» отчего-то считает, что имеет право подавать голос! — флегматичный с лёгкой хрипотцой тон, неожиданно вклинившийся в словесную дуэль между двумя спорщиками, вызвал в сознании сына Джека внутреннюю дрожь. Уж кого-кого, а эту персону он не ожидал услышать так скоро, ведь её отослали в одно из самых дальних угодий Лазурных Хранительниц Юга на отработку. Но, тем не менее, Неллидара Вейгер сейчас была здесь, и, очевидно, её экскурс по самым грязным и «ароматным» стойлам Амарильской ручной фауны был завершён, хоть в это и сложно было поверить.    «Возможно, и у неё есть покровитель!» — двойных стандартов, каждый раз тончайшим подтекстом мелькающих в личном отношении к представительнице чёрной касты, Лаэртиус нисколько не стыдился, ибо более несдержанного и конфликтного человека, чем Неллидара Вейгер, лейтенант Лайт ещё не встречал. Ох, и какими же красочными описаниями расправы она сыпала ему в лицо при попытке отыграться за обожжённую плоть её младшего брата! И, видит Богиня, Лаэртиус до сих пор не мог до конца осознать того, что Вейгер нисколько не шутила и собиралась совершить в отношении него всё то, что озвучила.   А поражаться было чему…   — Я буду ломать тебя медленно, чтобы наслаждаться твоими криками! — голос Неллидары Вейгер полнился рыком взбешённого до предела хищника, а в глазах неистовство мешалось пополам с одержимостью. — И когда на твоём теле не останется живого места, а из глотки будут доноситься одни лишь хрипы, я заставлю тебя перекинуться в зверя…   Деревья распадались за её спиной, и тьма сменялась рассветом.   —…чтобы вырезать твой кишечник! — проекцию джунглей медленно поглощал бетон мёртвых домов — многоуровневых исполинов, первые этажи которых были утоплены в пепельных песках пустыни. Булава Вейгер с противным, режущим слух «визгом», метила одну из крыш длинным, подобно отпечатку звериных когтей, следом. Сама же хозяйка «жезла с шарообразным утолщением» брела в сторону своей жертвы с таким видом, будто кто-то дёргал её за невидимые нити, заставляя идти.   — И когда, я сделаю это, я вновь заставлю тебя превратиться в человека… — эти слова были произнесены с такой убеждённостью, будто после второго этапа пыток было возможно выжить, хотя сам Лаэртиус очень сомневался в этом, и даже легендарная живучесть представителей его «двуликого» вида не вселяла в юношу хоть каплю уверенности.   Регенерация у оборотней была невероятно быстрая, но это вовсе не значило, что она делала её обладателей бессмертными. Кроме того, она была крайне расточительной и требовала регулярного восполнения сгораемой силы. Лаэртиус же уже трое суток был на воздержании и сытное многообразие яств заменил на постную, сваренную на воде кашу.   Разумеется, звериной личине подобный рацион не очень-то нравился, ведь она слабела. И именно тогда, когда «хищник» присмирел настолько, что природная регенерация почти сошла на нет, в передовую Тренировочную Залу, в которой сын Джека проводил самостоятельную тренировку, ворвалась Неллидара. И стоило отдать ей должное, момент, чтобы осуществить своё возмездие, она подгадала идеально и даже локацию выбрала на смену джунглям одну из тех, что Лаэртиусу не особо нравилась.    Лейтенант Лайт в досаде поджал губы — отменить настройку проецирования с мобильного устройства он не мог, поскольку этого самого устройства на руках у него не было, а прошлую локацию он сгенерировал с помощью консоли, что располагалась в серверной комнате на втором, отгороженном бронированным стеклом и барьером, уровне. И судя по тому, сколь уверено себя вела Неллидара, техники так и не появились на своём служебном посту, и серверная до сих пор оставалась пуста.   «Что ж, придётся отбиваться!» — подумал Лайт, обнажая меч и занимая боевую стойку, и в этот же момент проецирование локации внутри Тренировочной Комнаты завершилась полностью, и за спиной Лаэртиуса разверзлась песчаная бездна.   —…чтобы потом удавить тебя твоими же кишками! — последние слова разрезали воздух громким неистовым визжанием, обрубившим длинную нить тишины, что вплелась в жестокую угрожающую речь Неллидары. Сама же девушка, как только последняя «нота» голоса отзвучала в пространстве, сорвалась с места и, заключив рукоять булавы в кольцо из пальцев обеих рук, воздела своё грозное оружие над головой, желая обрушить на противника всю его мощь.   Со стороны это выглядело очень странно. Странно и нелогично настолько, что Лаэртиусу ничего не стоило уклониться от этой смехотворной атаки. И затем атаковать в ответ…   …В тот день сыну Джека даже не потребовался Дар Крови, чтобы предугадать действия  своей оппонентки, — она была настолько безумна в своей ярости, что не смогла ни разу поразить свою цель. И, разумеется, ушла ни с чем.   «Ну, это было не совсем так!»   Лаэртиус хмыкнул — в назидание за длинный поганый язык и отсутствие понятия честного поединка он знатно подправил Вейгер лицо, и даже исцеляющая магия не смогла убрать некоторые последствия знакомства белой, будто мел, кожи с кулаками ученика генералаСтефирона.   — Твоего мнения никто не спрашивал, Вейгер! — голос «золотой девочки» вырвал Лаэртиуса из омута нахлынувших воспоминаний. Лейтенанту оставалось всего несколько шагов до нужного поворота, когда на смену дерзкому девичьему тону пришёл болезненный стон.   Лаэртиус появился из-за угла в тот самый миг, когда Вейгер, с нечеловеческой силой вывернув «обидчице» руку, повалила несчастную на пол аккурат туда, где посреди белоснежного пола была разлита чёрная пенящаяся лужа, что брала своё начало от опрокинутого ведра.   — Капрал Вейгер, отпустите рядового немедленно! — приказ сына Джека стегнул, будто кнут, но должного эффекта не произвёл — Неллидара в ответ всего лишь вскинула тонкую, будто вытесанную из камня, розовую бровь.   — Я всего лишь провожу воспитательные меры, лейтенант, по невысказанной просьбе профессора Дарлинга! — с невозмутимым видом изрекла Вейгер, не скрывая в голосе ехидства.   — Меры, применяемые вами недопустимы! — добавив в тон больше льда, отбрил Лаэртиус. — Отпустите её! Живо!   — Или что? Снова поднимите на женщину руку, лейтенант? — тонкие, синюшные губы Вейгер исказились в ядовитом оскале.   — На женщину я и не поднимал! — теперь уже бровь Лаэртиуса в неприкрытом вызове поползла вверх.    Неллидара хищно облизнулась, но её следующую реплику нагло пресекли.   — Капрал Вейгер, я не давал вам никакого права прибегать к подобным действиям! Да и никто бы его вам не дал! И не надо выдавать ваши порочные желания за мои! — профессор Дарлинг, на присутствие которого «сцепившиеся» юные воины всё это время не обращали никакого внимания, решил напомнить о себе. — И я согласен с лейтенантом! Немедленно отпустите рядового Кираль Тэйлор и покиньте помещение!    Неллидара фыркнула, но подчинилась. Частично. С пренебрежительным видом девушка выпустила тонкое запястье из широких шершавых пальцев и отступила на несколько шагов назад, не спеша выполнять вторую часть указаний учёного.   — Напоминаю вам, профессор, что я здесь по приказу командира! «Ресурс», предназначенный ему, должно забрать мне!    Профессор Дарлинг сощурил карие, рассечённые вертикальным зрачком, глаза в недоверии. Он всё ещё был на взводе. Об этом свидетельствовали часто вздымающаяся грудь и так и не вернувшие человеческий вид ноги, исказившиеся по образу и подобию лап алкхайских чешуйчатых кенгуру.   — Пусть ваш командир явится за «Ресурсом» сам! Такой непредсказуемой особе, как вы, я  его не доверю! Свободны! — спустя полминуты молчания вынес вердикт учёный и обратился к пришедшей в себя Кираль. — Что касается вас, рядовой Тэйлор! Вы сейчас же уберёте всё то, что разлили, и сделаете это быстро, и настолько тихо, чтобы ни один хлюпающий звук не долетел до моих ушей!   Как воплотить подобное распоряжение, было загадкой даже для Лаэртиуса, и он искренне посочувствовал несчастной девушке, вина которой была лишь в том, что она оказалась не в то время и не в том месте. Сын Джека мог поручиться, что свою работу Кираль выполнила качественно, и пол был идеально чистым в той его части, что не была поражена грязной водой из опрокинутого ведра. Металлическая пустая ёмкость лежала на боку чуть в стороне от того места, где полминуты назад стояла Вейгер, и в том, что именно Чёрная Стражница поспособствовала нарушению только-только воцарившейся чистоты, лейтенант Лайт не сомневался.   «Испортила чужой труд ради забавы? Что ж, вполне ожидаемо! Как и то, что всю вину она свалила на невинную!» — Лаэртиус внутренне содрогнулся от неодобрения. Он и подумать не мог, что кто-то будет вызывать в нём столько отторжения, и, очевидно, реальность решила «даровать» ему такого человека. Зачем? Ответа на этот вопрос Лаэртиус не знал, но вот, что он знал точно — это то, что Неллидаре Вейгер он ни за что не доверит прикрывать себе спину. Та скорее всадит ему нож меж лопаток, стоит только отвернуться или прикрыть глаза, но уж никак не окажет поддержку или спасёт от вражеского клинка.   — Грейс! Верните «Ресурс номер 157» обратно в камеру хранения! Его получателю предстоит прибыть за ним самостоятельно! — этот приказ учёного достался лаборантке, попытавшейся унять «бурю» в самом её начале.   Смуглая, миловидная девушка в бирюзовом комбинезоне учёного, поджав искусанные в кровь губы, несмелой походкой проследовала в сторону хранилища, откуда всего несколько минут назад был извлечён «Ресурс-157», что на деле был бледно-розовым кристаллом икстерия, мирно покоившимся в руках помощницы профессора всё то время, пока длилось выяснение отношений между учёным и военными.    Лаэртиус хотел получше рассмотреть причудливый минерал, оттенок которого ему ещё не доводилось видеть, но стоило ему сосредоточиться на руках Грейс, как на его внутренний взор обрушилось предсказание…   Розовые осколки кристалла осыпаются у ног лаборантки и исчезают, преобразуясь в дым. Дым клубится и разрастается густым пурпурным туманом, и поглощает сразу троих — Неллидару, Грейс и Кираль. Девушки заходятся в крике, но Лэартиус не успевает метнуться им на выручку — лейтенанта, схватив за плечо, останавливает профессор Дарлинг.   — Если там окажешься и ты — остановить беду будет некому! — глаза учёного расширяются в испуге, когда к доносящимся воплям и стонам добавляются хруст ломающихся костей и хлюпанье разрываемой плоти. Миг спустя разрозненные звуки стихают, сменяясь грудными тяжёлыми вздохами.    Туман начинает пропадать — втягиваться в раздувающиеся шарообразные тела, что некогда были фигурами трёх красивых девушек.   Когда дымка исчезает полностью, пред Лаэртиусом предстаёт гроза алкхайских войн — морганитовые великаны Хайкла и коралловый голем Клайах…   Плотный клубок воздушной магии, сформировавшийся в руке Неллидары, вернул сына Джека обратно в реальность, заставив собственное магическое ядро лейтенанта откликнуться на пробуждение чужих чар, однако выставить барьер навстречу крохотному невидимому жгутику, отделившемуся от этого клубка, юноша не успел.    Прут из воздуха стегнул Грейс по руке с невероятной точностью, впившись болью в наиболее чувствительную к ней точку. Чаша ладоней распалась, когда девушка рефлекторно разжала пальцы на своей ноше, и розовый минерал устремился к полу.    Лаэртиус попытался создать подушку из воздуха, чтобы смягчить удар, но его чары разбились о новый невидимый жгут.    «Синерова Бездна!»   Тело среагировало на автомате. Лаэртиус метнулся к девушкам, схватил двух из них за руки и сильнейшим рывком завёл обеих себе за спину за миг до того, как гранённый кристалл ударился о белую плитку кафеля.    Розовые осколки преобразились в пурпурные щупальца тумана, которые устремились к лейтенанту Лайту и всё ещё стоящей в зоне поражения Неллидаре, но достичь юноши им не позволила стена из золотого пламени.    Ядовитые сгустки, «обжёгшись» о неприступную защиту сына Джека, обратили свой губительный эффект на единственную, доступную цель — Неллидару.    Обличённая в звук боль достигла даже самых отдалённых уголков Залы Обработки и Модификации Икстерия, и никакие шумопоглотители не смогли её заглушить. От знакомого, меняющего обличье «гимна», что доносился из-за всё ещё не опавшего огненного заслона, к горлу лейтенанта подкатила тошнота. Однажды Мастер заставил его смотреть, как преображалось его тело, когда он принимал обличье зверя, и зрелище это было не для слабонервных. Потому Лаэртиус сейчас был искренне благодарен Богине за то, что он не видел того, что происходило с Неллидарой Вейгер.   Туман, ожидаемо, втянулся в тело девушки, а сама она обратилась в нечто, чему названия Лайт не знал. Первое, что бросилось в глаза ещё до того, как пламенная стена пала, были упирающиеся в потолок рога, что закручивались в широкую чёрную спираль, увенчанную алыми шипами, будто гранёными гранатами. Затем, когда сын Джека развеял магическую защиту, его взору предстала поистине огромная для остального тела морда — сплющенная с широкой выпирающей нижней челюстью, она напоминала гибрид аскайского бульдога и иденского носорога из-за большого двойного нароста на носу и длинных складок кожи, что имитировали верхнюю губу. Туловище было дугообразным, и у него отсутствовала шея, а голова врастала в широкие, остроконечные плечи, грубо переходящие в «цепляющиеся» друг за друга гири передних конечностей. Пальцев на «руках» не было, только толстый кожный нарост, имитирующий копыта, и эти копыта удерживали на себе наибольшую часть веса существа, ибо истончающаяся по мере приближения к ногам нижняя часть тела и нереалистично маленькие и тонкие, как обломанные жердины, задние конечности просто сломались бы под давлением тяжёлой головы.    У твари были крылья — маленькие, жилистые и, очевидно, не функционирующие, они смотрелись смехотворно на этой туше цвета пурпурного желе, как и щёлочки обсидиановых глаз на огромной морде.   — Это… Что это? — голос Грейс за спиной дрогнул, но благодаря ему Лаэртиус вышел из ступора, навеянного столь неоднозначной метаморфозой, и призвал с помощью микро-телепорта меч.    Тэйлор бросила на сына Джека полный зависти взгляд — у неё мгновенно материализовать оружие возможности не было в виду отсутствия самого устройства материализации, а потому пришлось выбирать: отступить и позволить лейтенанту самому справляться с ситуацией или создать магические кастеты прямо на руках, нарастив на костяшках камень с помощью чар земли.    Кираль выбрала второе и сделала это быстрее, чем осознала, что выбор у неё всё-таки был. Девушка поравнялась с лейтенантом и приняла боевую стойку, и в этот же миг монстр сотряс стены залы своим громоподобным, оглушительным рёвом. Следом за ним на уши всех присутствующих обрушился сигнал тревоги, активированный профессором Дарлингом.    Его подчинённые, действуя согласно аварийному протоколу, окружили защитой хранилища с экс-минералами и отвечающие за обработку икстерия механизмы. И только потом укрылись за заслонами сами. Полупрозрачные барьеры сплошной стеной отрезали от чудища и оборудование, и людей. Но… не Лаэртиуса и Кираль.    Только сейчас профессора Дарлинга посетила запоздалая мысль, что не следовало оставлять лейтенанта и его спутницу посреди залы, ведь они могли так же, как и его подчинённые, укрыться за неприступными барьерами и дождаться прибытия настоящих воинов. А теперь выходило так, что учёный собственной недальновидностью поставил под угрозу жизни сразу двоих детей. Дарлинг не питал иллюзий: помощь не прибудет ежесекундно, ведь Зал Обработки и Модификации Икстерия находился в отдельном от основного сооружения корпусе, соединённом с главным зданием длинным коридором.    Дарлинг не снимал с себя груз ответственности за допущенную ошибку и не пытался ничем себя оправдать. Он позаботился о своих людях, об оборудовании и образцах, вызвал подмогу, помог добраться запаниковавшей Грейс до зоны, вокруг которой теперь образовался защитный заслон, но о будущих защитниках королевства не подумал и не догадался дать им в помощь проверенные экс-минералы.   «Дурак, Дарлинг! Какой же ты дурак!»   А монстр, между тем, совершил свою первую спустя минуты ожидания атаку, резким для грузной туши броском отправив правую переднюю конечность в направлении противников, и, ожидаемо, не попав по ним.    Лайт и Тэйлор метнулись в разные стороны, уклоняясь, и если у юноши получилось принять исходную стойку сразу, то Кираль этого сделать не смогла. От удара пол под ногами сотрясла сильная вибрация, которая заставила девушку завалиться на бок.    Зверюга, заметив это, грозно оскалилась и вероятно намеревалась плюнуть в Кираль чем-то не слишком приятным, но извержение неизвестной субстанции пресёк лейтенант Лайт.    Тонкий, длинный клинок Лаэртиуса, напитанный огненными чарами, обрушился чудовищу под подбородок, прорезая и опаляя мягкую ткань. И хотя разрез получился небольшим и не очень глубоким, но и этого хватило, чтобы чудище обратило внимание на ещё одну цель.   «Попробуй догони!»   Лаэртиус был быстрым и скорости ему прибавлял, встроенный в ножные браслеты икстерий, а потому, отыскать своего обидчика там, откуда он нанёс удар, зверюга не смогла. Лайт зашёл ей за спину и с разбега, оттолкнувшись от стены, отсёк открытую для атаки и, судя по всему, самую уязвимую часть массивного тела…   «Крылья-то тебе без надобности!» — с этой мыслью Лайт безжалостно отрезал одно из них и сразу же нырнул твари под ноги, поскольку та, взвыв от боли и разом накатившей ярости, крутанулась вокруг своей оси, раскинув «руки» в стороны.   Камнеподобный локоть рассёк воздух у лейтенанта над головой, а следом за ним просвистела и морда с разинутой пастью, из которой вперемешку с воплем лилась та самая неизвестная субстанция. Она густо пахла химикатами, а потому Лаэрт не упустил возможности проверить её способность к возгоранию и метнул в неё клубок из огненной магии.   Железа монстра вспыхнула, будто смола от одной случайно попавшей в неё искры, щедро разливая вокруг пламя и воспламеняя звериную пасть. Чудище дёрнулось от неожиданности и прекратило закручиваться в спираль. Передние конечности вновь опустились на пол, но «рот» не закрылся, продолжая пылать.   — Да закрой ты свой хавальник, дура! — кулак Кираль обрушился на монстра сверху. Девушка, раскрыв за спиной собственные прозрачные крылья, воспарила под потолком, чтобы потом камнем пасть на противницу. Удар получился сильным. Челюсти зверюги схлопнулись с гулким крякающим звуком, а от знакомства головы с полом ту спасло лишь то, что она сразу врастала в плечи.   — Монстра нельзя убивать! — сквозь вой сирены выпалил один из прячущихся за заслоном лаборантов. — Это всё ещё Чёрная Стражница!    «Ага! Знать бы ещё как остановить эту капризную даму!» — подумал Лаэртиус, рубанув мечом по правой ноге. Лезвие преодолело плоть, но перерубить кость не получилось, как и отвлечь болью существо от Кираль, поскольку задняя конечность, вероятно, была напрочь лишена чувствительности. Ох, если бы лейтенанту можно было использовать драконью железу в качестве яда! Но тогда зверюга стопроцентно отправилась бы к праотцам, а этого допустить было никак нельзя.    — И что же нам делать, умник? — в сердцах крикнула Кираль, ударяя Неллидару в правый глаз.   «Умник» стушевался, но ответил:   — Усыпить сонными чарами!   Вот только творить саботажную магию ни Кираль, ни Лаэртиус ещё не умели, и профессор Дарлинг понял это по их нахмурившимся лицам.   «Икстерий мог бы помочь!» — учёный не сомневался ни секунды. Улучив момент, когда Вейгер попыталась обрушить на возжелавшую подбить ей второй глаз Кираль мощь своих рогов, а для того раскинув передние конечности в стороны и отдав голову во власть свободного падения, Дарлинг отключил отгораживающий его от опасности заслон и устремился к одному из хранилищ, с которого тоже деактивировал защиту.    Нужный кристалл нашёлся практически сразу, заставив учёного возликовать.    — Эй! Ловите!   Тёмно-фиолетовый минерал полетел в сторону юных защитников, и поймать его выпала честь Кираль.    Девушка растерянно посмотрела на гранённый шарик в своей руке, не зная, как им пользоваться. Точнее, не зная активируется ли саботажная магия внутри кристалла так же, как и при использовании икстерия с атакующими чарами. Но думать об этом было некогда. Кираль решила рискнуть. Ей не хотелось показывать себя перед окружающими совсем уж необученным «щенком», а потому, помолившись Богине на удачу, пропустила собственную магическую силу через кристалл.    Экс-минерал воспылал ярким лиловым свечением, приободрив Тэйлор. Девушка улыбнулась, когда ощутила, пульсирующую под пальцами, энергию и попыталась направить её на противника. Та вырвалась мощным сотрясшим стены взрывом, который преобразился в густой, заполнивший всё помещение, лиловый туман.    Монстру хватило одного нечаянного вдоха, чтобы пасть в Царство Морфея. Та же участь постигла и Кираль. Лаэртиус же каким-то немыслимым чудом успел создать огненный кокон вокруг себя и не дать саботажным чарам погрузить себя в сон. Место, где юноша сотворил защиту тоже было удачным, и огромная, всё ещё перекрученная, будто пружина, туша растянулась рядом с лейтенантом.   Сквозь визг неумолкающей сирены, сын Джека расслышал гул системы очистки воздуха, которая сработала повторно, дабы теперь нейтрализовать не дым от подожжённого химиката, но разлитые в воздухе усыпляющие чары.   Долгую минуту спустя пала тишина…