Отныне

У Люциуса мутится сознание, а перед глазами бегущая строка. Мысли не имеют начала и конца, они единой пленочной лентой струятся в черепе и запутываются в множество узлов и комков. Диктуемые здравым, и не очень, смыслом, слова и выражения мелькали в разуме настолько часто, что уже распались и морфологически, и синтаксически на несвязные единицы и потеряли какой-либо смысл: «Он сказал правду? Он действительно так думает? Когда он это понял? Почему сказал так? Он всегда был тугим опоссумом, а тут такое признание… Не сходится. Может он перепутал? Сказал ли он это для особого настроения процесса?.. Мэрлин, что ты несешь? Он мог просто посчитать подобное уместным. А если он так сказал, так как думает, что я хотел это услышать? А я хотел это услышать? Какая разница, не о мне сейчас речь! А что если он…» — Мистер Малфой, вы принимаете условия? — сальный голос вытягивает блондина из пыточной своей головы, — Мистер Малфой? — Простите. — аристократ переводит взгляд на банкира в лучшем воплощении своей профессии, — Будьте добры повторить. — По договоренности выплаты будут происходить частями, что будет более удобным обеим сторонам. Последний из пяти равных платежей осуществится к пятнадцатому июля… Он даже не дослушивает, лишь многозначительно косится на Георга. Распорядитель утвердительно опускает веки. Люциус понимает это по-своему и в тот же момент изрекает: — Да, думаю, нам подойдет данный вариант. — Малфой встает со своего кресла, поднимая своим жестом остальных. Долгий обряд пожимания рук и прощаний, после которого банкир падает на свой магловский крутящийся стул с мысленными причитаниями на счет чужих причуд и богатеньких тупых отпрысках. — Вы не заболели? Я думал, вы выжмете этого растовщика, как вы умеете. При таких малых процентах, да при уровне… — Не захотел. — отрезает аристократ. Дошли они до самого президенского в полном молчании. Росфор обеспокоенно поглядывал на начальника, но не решался сказать и слова. — Как себя чувствуют графики? — Малфой сам нарушает молчание. Георг быстро достал палочку и движением от головы в сторону извлек и расширил в целую картинку невесомую серебристую нить. На картинке полосы разного направления струились красным, белым и зелеными цветами, Люциус смотрел на них и думал. Вот только не о том, о чем полагалось. — Предлагаю перекинуть активы с Бразилии в Азию, не столь важно какую. Сейчас неплохо себя чувствует островная экономика. Магическое сообщество Латинской Америки сейчас нестабильно, политические огрехи правящей партии… — Отложим это. — в голове только Северус в утреннем экстазе, и лучше бы ему прекратить это представлять, пока не стало неудобно. — Неплохо бы было закрыть этот вопрос побыстрее, так как… — Я доверяю тебе. — блондин в который раз не дает распоряжителю договорить, что последнему явно не нравится, — Делай как считаешь нужным. — С вами все в порядке, мистер Малфой? — аристократ наблюдает, как Георг перебирает в голове причины такого поведения начальника, а после неуверенно, почти со страхом остаться без работы, изрекает: — Может все-таки стоило ехать в поездку одному? — Субординация, Росфор. — шипение подобно Василиску, взгляд на грани этого подобия, — Для моралей у меня есть жена. — Я не лезу в вашу личную жизнь, исключительно в работу. — быстро оправдывается он, — Вы совсем не сосредоточены на делах в деловой поездке. — Это ты так решил? — Люциуса это даже немного смешит. — Смел наблюдать и предположить. — Я не запросил всю сумму у банка, что бы он не обанкротился к чертям. — гоомкий вздох выражает ничего кроме раздражения, Малфой бы не умничал, но его задели, его особенно хрупкое эго, — Разделив выплаты на более мелкие части я позаботился о себе в первую очередь, но это не означает, что в любой из месяцев я не смогу поставить их в неудобное положение бóльшим запросом чем обычно и не стянуть эту же компенсацию малой кровью. На счет Латинской Америки ты прав и хоть бы я направил их в более стабильные страны чем островные, согласен на счет их резкого подъема и твоего желания рискнуть. А теперь не беспокой меня по пустякам и… — Не спорить с вашими решениями. — Росфор всегда был понятлив, иногда даже слишком, — Простите. — Не за что. Я плачу тебе деньги, чтобы ты переживал о моей работоспособности, но я требую обсуждения со мной тех выводов, что ты о ней делаешь. Можешь быть свободен, завтра с утра карета в Берн. Георг будто расстворился в воздухе, но оставленное беспокойство не последовало за ним. Оно засело в платиновой голове противной цитатой: «Может все-таки стоило ехать одному?». Люциус пытался понять как Снейп дошел до сказанных им слов лишь по одной причине, но все отказывался ее принимать. Признание в любви всегда требует ответа, желательно взаимности, а Люциус попросту не знал, что чувствует. Он любил одну даму в далекие года, любил сильно и беспричинно, как это бывает в молодости, но сейчас даже не помнил ее лица, не помнил себя с ней, лишь размытый силуэт в его спальне и пышные русые кудри. Плотские наслаждения были важной частью его жизни, как и платоническая близость, в те года, когда он еще хоть сколько-нибудь доверял людям, но у него ни разу не было такого, чтобы это сочиталось в одном человеке. Ни разу Малфой не встречал кого-то, полностью противоположного и настолько похожего одновременно, кого-то кого он просто не может не понять. Это любовь? Мог ли он сказать что любит Северуса? Он не знает. Он не знает можно ли этим словом обозвать Снейпа. Если пойти от обратного, если Северуса вдруг не станет рядом? Платиноволосый завоет волком, и возможно, уйдет в запой, не исключенна попеременность. А если копнуть глубже? Люциус, без сомнений, станет собой до первого субботнего вечера. Станет прежним прохвостом, ведь он — Малфоева совесть: ненавязчивая, молчаливая, холодная, но совесть. Без него он вновь превратится в напыщеного аристократишку, глубиной с лужу и фальшивой ухмылкой, одиночкой среди светской толпы, с багажом тихой тоски по одной грозе подземелий. Этого нельзя допустить. Их отношения стали более хрупкими, с приходом в них страсти, как обычно это бывает, и Люциус боялся, животно боялся что романтика может пасть, а дружбу уже не вернешь. А он ему нужен в любом качестве, главное что рядом. Северус не про любовь, а про чертову необходимость, про одержимость. Это — нездорово, значит точно не любовь. Он это знает, но знает ли об этом его драгой профессор?