Отныне

— К моему удивлению это было довольно увлекательно. — Дверь общего номера открывается с характерным звуком. — Люциус, ты здесь? Белая голова появляется в гостинной только спустя пол минуты. Фигура медленно подходит легким шагом, слишком легким для этого человека. В Северуса врезаются чужие губы и тот час соскальзывают, кажется он даже не остановился для нормального поцелуя в пути к дивану. Если бы Малфой поцеловал по настоящему, мужчина бы узнал вкус коньяка на губах. — Как тебе научный мир Швейцарии? Удивил чем-то? — Не сказать что я хоть раз был удивлен, но меня заинтересовали некоторые нюансы. Ты как всегда, начинаешь без меня? — Снейп сразу заметил в чрезмерной легкости аристократа определенные промилле хмеля. — Каков повод? — Успешная встреча. — указательный и большой палец потерлись друг об друга, а это могло означать только одно — он бессовестно врал. Зельевар заметил, но допытываться не стал. Начатая бутылка в компании с двумя бокалами медленно подплыли к столу, утратив нужду скрываться. Люциус поднял свой бокал с уже налитыми тридцатью шестью граммами коньяка и обмочил губы. — Стоит уменьшить количество алкоголя в наших жизнях, а то я решу что наше общение держится на нем. — Только благодаря ему я хоть сколько-нибудь экономлю свои запасы успокоительного. Ты хочешь работать на меня одного в три смены? — Я считаю идею работать на твое психическое здоровье априори провальной и отказываюсь на это подписываться. — Ты сам ответил на свою же претензию. — Посмеивался Малфой, пока в окно стыдливо не стукнула клювом сова. — Еще решаешь какие-то дела? — кивнул брюнет на птицу. — Это к тебе. — уведомил Малфой, наполняя напитком второй бокал. Сова передала глухо звенящий мешочек и мигом упорхнула, Северус поднял не понимающую и скептическую бровь. — Я сказал Линарду купить все, на что ты посмотришь или что возьмешь в руки на аллее зельеваров. — Ты знаешь, я не люблю подарков. Это провокация или это твой обычный фетиш на заботу? — откинул он мешок с фиалами как злобный артефакт. — С тобой я могу признаться во всех своих фетишах. — требовательная улыбка заставляет Северуса странно хмыкнуть, специально закатив рукава и расстегнув четыре верхних пуговицы своей сутаны. "Исповедуйте меня, отец, ибо я согрешил..." — проносится в голове Малфоя и он улыбается своим мыслям, заканчивая: "...с вами". Второй бокал честно остается нетронутым до спонтанного вопроса: — Как ты думаешь, кому исповедуются магловские священники? — Полагаю, другим священникам. — Сказал профессор в некоторой растерянности. — А я похож на священника? — Не оскорбляй священников, Малфой. С чего вопрос и откуда ты обознан в чем-нибудь магловском? — Я читал что магглы оправдывают магию чудесами Богов. Богов же? — Да. — Глупые люди. — Все мы в чем-то глупы, а в чем-то нет. Невозможно знать все. — Странно слышать это от тебя, который все свое существование пытается доказывать обратное. Северус странно улыбнулся, сглотнул обволакивающий гортань коньяк, долго смотря в глаза с сапфировым отливом. Повисла добрая тишина, Снейп откинулся на диване не спешил говорить. Малфой же наблюдал за мужчиной будто был на выставке произведений искусства. Очерчивал взглядом форму, читал мазки эмоций, что были скорее фоновыми за общим спокойствием. Кто автор этой скульптуры? Сам Снейп, не иначе. Только автор может быть так безжалостен к своему творению, только автор может быть так придирчив к себе и прожигать дни и ночи за бесполезным самобичеванием, даже когда его творение возьмет все награды этого мира, даже зрители будут смотреть с трепетом и благоговением. — Зачем тебе в Берн? — ожил Снейп, — Ты мог решить все меньше чем за пол дня. — Мог, а зачем? — пьяно заметил мужчина, — Мне нравится Швейцария. Тут я не дома и этого хватит. — Мэнор тебе чем-то неприятен? — Искреннее удивление было для Северуса не природной эмоцией. — Как тебе сказать... Там я Малфой, вне мэнора я Люциус, понимаешь? — Нет, не понимаю. — резко ответил собеседник, — Ты всегда стремился быть Малфоем, горел этим, даже признавался мне что это твоя заветная мечта. — От мечты тоже нужно отдыхать, от того, кем ты являешься, от идеальных будней, от любого явления на Земле. Перенасыщение ведет к апатии. Тот кто это отрицает законченный идеалист, а значит своего рода фанатик. Я презираю подобных. — на язвительный взгляд Северуса пришлось ответить, — Не смей вспомнить сейчас Лорда. Я его поддерживал, пока нам с его идеями было по пути, после я просто не мешался. Он, кстати, яркий пример, что идейники ни к чему хорошему мир не приведут. — Ты счастлив, Люциус? Мужчина подвисает в раздумьях, встает, бессознательно отмеряет три шага, возвращается, ставит бокал и очень громко молчит. Хмурит брови и приземляется уже рядом с зельеваром, по его немому приглашению. Слова подобрать нелегко, тяжелее только произнести надуманное вслух. — И да и нет. Я счастлив в целом. Все мои сокровенные желания исполнены, но тревога за будущность накрывает с головой. Не могу ощущать себя счастливым, зная, что когда-то придут призраки твоего прошлого и потребуют по векселям. — отвечал аристократ с долгими заминками и подбором подходящих выражений, — А ты счастлив, Северус? — Нет. — он не задумался ни на секунду, не отвел глаз. — В твоих силах это исправить? — после некоего раздумья спросил блондин. — Нет. — ни секунды раздумий, как в заготовленной дуэли. — Тогда зачем себе задавать этот вопрос? — Ты умеешь подбирать формулировки. — посмеялся зельевар позволяя себя обескуражить. — А ты все равно подменяешь их на приемлемые тебе. И так из года в год. — Мы пол жизни не общались. — Вот видишь, снова. Ты ненавидишь, когда тебе лезут в душу, и делать я этого не буду, просто знай что мои уши свободны на случай твоей честности. — Какой например? — Той, что ты пожелаешь озвучить. Особенно касательно чувств. Давай, давай же! Скажи это не в интимный момент, повтори это сейчас, если правда так думаешь, и объясни как ты к этому пришел, очерти каждый изгибчик тех нейронных связей, что принесли тебе эту мысль. Давай же, Северус чертов Снейп! Тонкие губы изгибаются на этих словах, теперь мужчина понимает с чего это Люциус так напился, видит скрываемую истерию и улыбается этому. Сращивать между собой факты зельевар всегда умел. — Вот в чем дело... Хочешь добавить официоза? Ладно. — серые зрачки очерчивают потолок, а после упираются в сапфировые радужки. — Мне начинает казаться, что я влюбляюсь в тебя, Малфой. — Мы... Мы не так долго... — Ты не обязан ничего отвечать на это, ни сейчас, ни когда либо еще. — Северус перебивает трясущийся голос, чтобы платиноволосый не наговорил лишнего с переживаний, — Я боюсь любви, как и ты, и именно поэтому я сказал тебе об этом, чтобы вновь не поддаться чертогам моего разума и не уйти туда одному. — Разве ты не хочешь услышать чего-то подобного в ответ? — Даже если я услышу, то не поверю, сам знаешь. А теперь иди проспись, может, на утро мысли будут легче. Малфой считает аргумент про утро весомым и встает с дивана. Легким шагом идет в комнату, попутно снимая с себя верхнюю часть одежды. — Ты пойдешь со мной? — вдруг оборачивается он. Голос ломается от непривычных слов и интонации. — Все еще идиот. — смеется Северус, допивая свой бокал, и следуя за мужчиной в спальню.