𝔳𝔢𝔯𝔢𝔬𝔯 𝔫𝔢 𝔪𝔢𝔞 𝔭𝔞𝔯𝔲𝔪 𝔞𝔢𝔤𝔢𝔯 𝔢𝔰𝔱.

      «Я ненавижу ваши мёртвые лица —

      Смотрю на вас и хочу удавиться.

            Я ненавижу ваши мёртвые глаза,

      Если бы я могла, я бы всё тут сожгла.»

      ©IC3PEAK «ненавижу».

      Разумовскому, словно никудышному танцору, мешало всё: в театре все отвратительно громко перешептываются и смеются; костюм не удобный — Серёжа впринципе не понимал как их носить можно, предпочитая пиджакам да галстукам более свободные и удобные вещи. Возможно, всё кажется таким раздражающим из-за проведённого в отшельничестве времени, а возможно просто непереносимость высокомерных взглядов, которые мелькают то тут, то там, вызывая лишь отвращение и желание, чтобы...       «...всё сгорело к чертям, — он вздрагивает. Собственные мысли пугают, а внутренний голосок будто сам не свой — более злорадный, пронизанный ненавистью и гневом. Ощущение, что и вовсе звучал не в голове, а где-то рядом. — Трудоголизм до добра точно не доводит», — Серёжа мотнул головой, дабы отвести дурные мысли куда подальше, а самому хотелось развернуться да уйти обратно домой и не выходит от туда ближайшее столетие.       Мысли оставили на задворках разума неприятный осадок, даже казалось, что этот голосок вновь злорадно хмыкнул на его непонимание.       — Серёж, ты меня вообще слушаешь? — Кира щёлкает перед отрешённым и пустым взглядом Сергея, что сверлит одну точку. — Тебе плохо? — обеспокоенно спрашивает она. — Может, воды?       — Нет... — мотает он головой. — Всё в порядке. Я просто задумался, — в ответ Вознесенская щурится, словно пытаясь понять правду ли он говорит, а после приподнимает уголки губ в мягкой улыбке.       — Расслабься, а то лицо как у великомученика, — она поправляет столь ненавистный, туго затянутый, галстук. — Тебя же никто есть не собирается, Серёж, — добавила Кира, тихо смеясь, из-за чего Разумовский сам невольно усмехается. — Так лучше? — девичьи пальцы отпустили галстук, который ощущался ошейником на шее, давая чуточку свободы.       — Определённо, — кивает Серёжа. Всё же, неудобный костюм — меньшая из многих пыток, которые могло придумать человечество. По крайней мере, потерпеть чуть-чуть можно. Тем более, портить вечер своей кисло-недовольной физиономией он не собирался. Было бы весьма эгоистично, ибо Кира же для него старается. В люди сам Разумовский выходит только на какие-то особо важные корпоративы и деловые встречи, хотя будь бы его воля, то он и на них тоже не ходил. Дома, как ни крути, все равно лучше, спокойнее и тише, а ещё не надо продумывать каждый свой шаг, дабы журналисты не успели запечатлить — в большенстве случаев притянуть за уши — новую «сенсацию».       Хотя сейчас этих стервятников только одна мишень — Гречкины. Старшего журналисты заваливают провокационными вопросами, ожидая не мение острые ответы, а маладший... про него и говорить нечего. Все соцсети только и завалены новостью о том, что это нажравшиеся чудо сбило ребёнка на смерть. Хочется верить на справедливость и правосудие. Но его нет. Конечно же, Гречкин сделает и отдаст всё, дабы его сынок не оказался за решёткой, а местный судья... от взятки никогда не откажется. И на кого вообще простым людям надеяться? Только на Божью помощь? Укол несправедливости за всех униженых и оскорблённых кольнул сильно и глубоко. Разумовский вновь мотает головой. Ему нужно расслабиться. Постоянно быть в тонусе — уже вредная привычка, из-за чего он вечно кажется нервным и дёрганым, что нередко подмечали журналисты, а некоторые не церемонясь записывали в наркоманы.       А Сергей до сих пор помнит гаркующий, совсем не тот, что привык слышать, смех Киры, который больше напоминает звуки задыхающийся чайки или что-то около того, когда она наткнулась на данную новость. Ничего непонимающий Серёжа хотел сказать Марго, чтобы она вызвала скорую, ибо посчитал, что у Вознесенской начался какой-то истерический припадок... или в неё бес вселился. Сейчас этот момент воспоминается с улыбкой, а в его телефоне с тех пор Кира именуется чайкой. Не только же она имеет право давать смешные прозвища, из-за собственных странных сравнений. То называет крокодилом души своей, то сравнивает с козодо́ем — если не знать манеру речи и характер Киры, то запросто и обидеться можно.

✵☬✵

      Сцена рождает истории, умертвляет их, создаёт новые и возрождает старые. Она подобна реальности, в которой не всегда осознаёшь, что происходит — стоит моргнуть глазом, а в мире творится сущие безумие. Если бы Месси́я пришёл на землю во второй раз, то в Рай он отправился с посттравматическим расстройством, ибо люди неисправимы. Сильные будут пожирать слабых, а если опираться и на Библию, то даже утренняя звезда, самое прекрасное из творений Всевышнего, может поддаться гордыне, то о людях и говорит нечего.       Танцоры бодро, но в тоже время плавно, как и подобает балету, двигались. Красиво, но непонятно. У балета есть свой язык и, дабы понимать хоть толику — надо знать хотя бы базовые жесты. Кира как-то пыталась объяснить всё Серегею, но ничего не вышло. И проблема даже не Разумовском, а в её ораторском навыке: Вознесенская запросто может перескочить с одной темы на другую, попутно начиная дискуссию под названием «есть ли у воды вкус?» с самой собой и только в конце спохватиться о том, что совсем забыла о сути! Обычно на всё это Серёжа смотрит с нескрываемой улыбкой, пока девушка по-итальянски и крайне комично активно жестикулирует руками, гарантируя нечаянно дать по носу. Пребольно, что удивляет, ибо... откуда столько силы может взяться в такой хрупкой девушке?       Или такой нежной кажется она только Сергею, а возможно сама Кира не знает какой сильной может быть.       Разумовский подпирает щёку рукой. Всё же, постановка сильно отличается от книги, ибо Дон Кихот по балетным меркам занимает пантомимно-пешеходную роль. Основной сюжет завязан лишь на одном из приключений хитрого идальго — история о несостоявшейся свадьбы богача Камачо с красавицей Китерией, которая также является возлюбленной деревенского юноши Басилио. Подобные любовные треугольники берут своё начало ещё с шестнадцатого века от комедии Дель-арте, где Пьерро безответно влюблён в прекрасную Коломбину, которая отдала своё сердце весёлому Арлекино.       Такая ситуация в жизни не смешная, в отличие от комедии.       Сергей переводит взор на свою ненаглядную. Кира редко бывает чем-то полностью заинтересована или сосредоточена, ибо обычно быстро переключает своё внимание на что-то более интересное, поэтому эти немногие моменты кажутся особенными. С таким интересом она смотрит только передачи про маньяков, поэтому совсем непривычно видеть вечно гиперактивную Вознесенскую, которой надо успеть везде и всюду, такой спокойной. Кира из тех людей которые умеют всё, но... это «всё» очень плохо. В чём она только не пыталась себя найти — лепка из глины, рисование, танцы, готовка, актёрское мастерство, музыка, пыталась даже с понедельника начать заниматься спортом и понимать математику, просила Серёжу обучить основам программирования... увы, ни одно из увлечений так и не смогло укорениться, потому что резко перестало быть интересным. Удивительно, что она колледж смогла закончить со своими вечными перепадами.       А ещё удивительно то, что сам Разумовский никогда бы и не смел предположить, что незнакомка из музея, которая случайно попала в поле его зрения будет в его жизни кем-то важным. Да и не заметить её было бы трудно: совсем, казалось, неземная дева, любящая рубашки с пышными рукавами, напоминающие те, что были в далёкой Викторианской эпохе. Кира сама выглядила как экспонат, предназначенный, дабы на него смотрели и восхищались. Наверное тогда, она кого-то ждала или уже совсем отчаялась, что этот «кто-то» придёт. Хотелось к ней подойти, но Сергей не решился — то ли из-за своей стеснительности, то ли потому что боялся навязаться к человеку и вообще... может у неё есть парень? В общем, много тогда сомнений терзали разум.       А как произошла их вторая встреча — Серёжа совсем не помнит. В голове лишь размытая картина: вечер и обеспокоенное лицо девушки, которая спрашивала всё ли с ним в порядке, а ещё извинялась за то, что именно по её вине он попал в... весьма неприятную ситуацию. Возможно, по голове в тот день сильно ударили, поэтому Сергей ничего и не помнит... Олег нередко отмечал, что у Разумовского были, ещё в далёкие детдомовские времена, провалы в памяти, особенно, если нашкодил. Как бы Сергей не старался, ничего подобного вспомнить не может, если, конечно, слова друга не учитывать.       — Ки-и-ир, — тянет Серёжа. Во время антракта он предложил мирно уйти, ибо среди огромного скопления людей совсем не уютно. Такое бывет, когда лишь по праздникам выходишь на улицу, так ещё и тахикардия началась. Он прикрывает ладонью собственное лицо, пока в другой рукой держит каблуки, которые эта мадам решила снять, понимая теперь что такое испанский стыд. Смена обстановки, конечно, ситуацию улучшила, но... мало того, что они забрели непонятно куда, — живя в больщом городе одни районы можно не посещать годами, а о существовании некоторых совсем не знать — так и к этому Вознесенская решила покрутиться вдоль оси фонарня. — Пожалуйста, перестань...       — Тебе не нравится? — Кира смотрит на него удивительно невинно, но улыбается бесновато и хитро щурит свои глазки, а в глубине зрачков пляшут на своём шабаше черти.       — Ты точно не пила? — в ответ бесноватая девчонка заливисто смеётся, престав домогаться до несчастного фонарного столба и направляется в сторону мужчины. Кира кладёт одну руку на плечо Разумовского, а другой убирает ладонь и встаёт на носочки, дабы поцеловать его в краешек губ.       — Пьяна я только от любви к тебе, — молвила Кира. Порой кажется, что Серёжу она знает всю жизнь и была влюблена в него всегда — ещё до их встречи. Может Вознесенская просто перечитала романов и пересмотрела сериалов, а может и правда сама судьба связала их, а может воля Всевышнего иль самого дьявола — совсем не важно.       Разумовский лишь отводит взгляд. Должно же быть всё наоборот..! Он должен был заставлять Киру краснеть, а не его. Но Сергей будет ужасным лжецом, ежели скажет, что это совсем ему не нравится. Шутливый флирт Киры отметает тревоги о том, что любит он её недостаточно сильно или как-то неправильно. Трудно дарить любовь, когда сам никогда её не получал. Это ведь не то же самое, что и дружба... любовь каждый толкует по разному. Для одного она слабость, а для иного — сила, но на странице каждой книжке — детской иль взрослой — будет написано, что это чувство нельзя купить ни за какие деньги и оно дороже любого брилианта.       Кира ничего особенного не сказала, но в груди начало пылать тёплое, даже горячие, чувство, обжигая сердце. Если бы она сказала, что слышит как оно бьётся, то Серёжа поверил — и даже уверен, что Кира просто тактично молчит.       — Мы так до утра бродить будем, — роется он в кармане брюк, пытаясь нащупать телефон. — Я такси вызову, а то вечером, сама знаешь, не безопасно, — на улице стало холодно, а желание укутаться в тёплый плед значительно выросло. Так ещё и дождик начался.       — Самый главный маньяк стоит перед тобой, — Кира гордо задирает подбородок. Сергей усмехается, зная, что Кира шутит... а может и нет. Порой её юмор выходит за грань разумного и становится совсем непонятным. Граница между серьёзностью и шуткой совсем тонкая да расплывчатая.       — Тогда в место такси мне придётся вызвать полицию, — в той же шутливой манере произносит Серёжа. — А ещё я не хочу заболеть, — уже серьёзно продолжил он.       — Неплохая ведь перспектива, — начала Вознесенская. — Я тебе чаёк с малинкой заваривать буду... — тянет она.       — Заманчиво, но нет.       — Ну и ладно, — Кира в ответ шутливо фыркает. — Сам себе будешь делать.       — Это была угроза? — спрашивает Сергей, приобнимая девушку за плечи и улыбается, точно ребёнок. Эта улыбка особенная, потому что кроме Киры он никому так не улыбался. Только для неё. Так искренне, с любовью, из-за чего сердце в груди замирает, а потом начинает биться с невероятной скоростью.       — Предупреждение, — как бы Кира не старалась, её голос звучит вовсе не серьёзно, а наоборот. Ей самой смешно лишь от одного представление того насколько её лицо сейчас выглядит наигранно-чо́порно. — А если серьёзно, то нам надо выходить чаще, — выносит вердикт Вознесенская. — Ты ведь знал, что на работе можно умереть? Может случится инсульт или инфаркт! А я не хо... — Кире договорить не дают. Разумовский прерывает её поцелуем, дабы много не говорила. Сергей нежно касается девичих скул, словно Кира — вековой фамильный сервиз из фарфора, который разобьётся от неправильного действия. Киру целовать приятно. Губы у неё мягкие, слегка обкусаны, из-за дурной привычки.       — Я ещё не видел, чтобы за компьютером умирали, — говорит он. — У меня, скорее всего, сердце остановиться от ещё одного похода в театр.