Нефритовая фея

      Вдали что-то неестественно булькало, елозя по песку. При этом потянуло букетом смешанных запахов: моря, сырой древесины, пота, крови и чего-то сладкого. Едва уловимого, но… определенно знакомого. Хотя последние нотки шли не от самого человека, а от вещи, которая была на нем.       Ирен тут же поспешила вперед, вслушиваясь в тихое бормотание мальца. А тот очень уж «лестно», с небольшими речевыми ошибками отзывался о ком-то и о ситуации, в которую попал. Обещая управу на «татуированного малолетнего дегенерата».       Обогнув здоровенные валуны, часть которых утопали в воде, не стесняясь шлепая в холодной воде, перед Ирен предстал смуглый малец со светлыми волосами. Тот пыхтя вытаскивал с тонущей лодки вещи и, матерясь, на придурошных детей (причем маты у него — идеально правильные обороты). На его плече висела тряпка со скудным орнаментом, и… от этой тряпицы пахло до зуда в носу ванилью. Запах Симона. У них с Кагуей вообще запах очень схож, только у девочки он тонкий, в то время как у её брата он насыщенный до слез. У старшей Белсерион частенько от Симона чесался нос.       Удивительно, но пока малец бранил известных ему личностей, не заметил прихода Ирен, вплоть пока не выпрыгнул из практически затонувшей лодки с небольшой мокрой котомкой и обломком весла. Он замер как вкопанный, удивленно таращась на Белсерион. При этом эфир в его теле ощущался слабо — на уровне не волшебников, хотя энергия текла хаотично. Будто, сила только-только пробудилась… — Эй, ты знаешь Симона Миказучи?       Тот вздрогнул от её голоса и шлепнулся назад, в ледяную воду. Он таращил свои темно-зеленые, почти черные глаза. А кожа бледнела мгновенно. Его рот задрожал, сердце в панике затрепетало, отчего из мальца стали вырываться рваные вздохи и выдохи. Более того, он стал несвязно выдавать звуки.       Ирен цыкнула. — Где находится Райская Твердыня?!       Тот дернулся, чуть не завалившись назад, и дрожащей рукой указал в сторону. А следом сбивчиво стал объяснять: — В… два… дни… пути…. На… лодке…       Ирен посмотрела в сторону, куда указывала трясущаяся рука мальца. Два дня пути на лодке? Значит, где-то день-полдня на корабле? В полете же, значит, где-то несколько часов. — Ты никуда не сворачивал? — Н-не знау… я греб… и греб…       Женщина выдохнула, малец даже не спал и при этом не знал, куда грести? Возможно. Расспрашивать не особо хотелось. Но про Симона она обязана вызнать.       Ирен пошла к ребенку. Тот весь сжался, а от него повеяло страхом. Реакция чем-то напоминала… Сану. Только этот-то чего её испугался? Судя по тому, как хаотично в нем течет эфир, пользоваться им и ощущать он не умеет. А значит, полноценно ощутить силу Белсерион не мог. А сама женщина её не выпускала особо сейчас. Хотя, если он с Райской Твердыни, то… испугался её напору?       Подняв ребенка за плечо, женщина оттащила его на берег и, содрав с плеч тряпицу, тряхнула ею перед бледным лицом мальца. — Откуда у тебя она? Кто дал?       Малец судорожно сглотнул, покачнулся, чуть не упав, но Ирен удержала его и испытующе посмотрела в темные глаза. — …Симон, когда придурок ударел… — Значит, ты знаешь Симона?       Тот кивнул и до крови прикусил губу, с правой стороны, у уголка, имелась будто пожеванная кожа — ещё достаточно свежий шрам, определенно ожог, который мелкий получил не позже полугода назад. И он тянулся вплоть до середины щеки. — …Симон обо мне заботился… когда я… эт-то… короча заботился!       Ирен кивнула, не имея особого желания впадать в подробности, что там в этом проклятом месте происходило. Ей достаточно и того, как от восстановленных воспоминаний Роксана отреагировала, что даже заболела.       Сдержав злость, женщина осмотрела мальца, тот выглядел уставшим и худощавым. Одежда старая, с частыми стежками и парочками заплатками, грязная и со следами запекшейся кровью на горловине и целом рукаве. На запястьях имелись более свежие круговые ссадины. Кожа там местами была стерта, но не глубоко, так что шрамов и заражения не будет, ноги босые с синяками и ссадинами. Но… этот малец один из заключенных того места. — Как тебя зовут? — Сё…       Один из детей в окружении дочери такое имя носил. — Знаешь Роксану Белсерион?       Тот удивленно моргнул, и его тело немного расслабилось. Сё медленно кивнул и тихо произнес, что он и ещё несколько детей прибились к группе аловолосой девочки. — Симон, он жив? — с тенью грубости спросила Белсерион.       Малец замешкался, что очень не понравилось женщине. Та испытующе смотрела на него. А эфир вокруг закружил четче, чуть потрескивая, отчего маленькое тельце в руках задрожало. — Жив… н-но… он сильна… ранен.       Эти слова стали спусковым курком.       Злость за молочного брата дочери вспыхнула. А эфир усилился, начав придушивать юнца, отчего тот захрипел и с ужасом уставился в потемневшие карие глаза. — И ты его бросил? — прорычала женщина.       Хрипя, мальчик пытался оправдаться, цепляясь мозолистыми пальцами за руку женщины. Но та смотрела, будто прожигала изнутри. По смуглым щекам бежали слезы, а по подбородку слюни и сопли. Но маленькие пальчики упорно цеплялись за конечность взрослой, говоря уже не только оправдания, так ещё и фактически объясняя, за что Симона избили и кинули в темницу, повесив смертельно опасные кандалы.       И, пожалуй, последнее произвело выстрел.       Не церемонясь, Ирен сдавила до хруста плечо мальца, отчего тот захлебнулся собственными слюнями, став кашлять и поскуливать. Женщина переместила себя с мальцом прямиком в кабинет мастера, отчего последний подскочил на месте. Белсерион швырнула мальца на диван и сказала Макарову, что напала на след Твердыни, и исчезла.       В кабинете зависла пауза, и легкое покусывание эфира, но оно выветривалось практически мгновенно. А осознание того, что мисс Ирен притащила с собой ребенка пришло быстро. Старик тут же кинулся к нему, тот закусывая искусанную губу до крови, со слезами и соплями смотрела на Макарова, не шевелясь.       Макаров не сразу сообразил, что делать. Очень уж перемещение Ирен было неожиданным. Он хоть и давно живет и многое повидал, но… Белсерион очень уж его удивляет. Как своей силой, так и наглостью. И Дреяр очень надеялся, чтобы Эрзочка такой же чересчур наглой не выросла. Стойкость характера, упёртость и жесткость — хорошо, но умерено.       Выдохнув, старик спросил про самочувствие мальца. Тот проскулил про плечо и замолчал. Пришлось брать на руки и нести к Полюшке, перелом очень свежий. И Макарову не хотелось думать, кто конкретно сломал ему плечо.       В гильдии народ удивленно таращился на мастера, который на себе нес ребенка, которого до этого не видели, и даже то, как он заходил в гильдию. Кто-то особо умный кинул глупую шутку, мол, ещё один внучок, отчего тут же получил разряд молнии. Причем Макаров на незадачливого шутника даже не посмотрел, а вот его законный внучок — да.       Ух, как снова ворчала Полюшка, нужно было слышать и видеть. Но свою работу выполнила первоклассно. Мальца осмотрела, отметив все возможные повреждения, задала парочку вопросов и, получив необходимое, зафиксировала перелом бинтами, обработала раны и ссадины; залила в глотку необходимые зелья и отвары, отчего ребенок отрубился. — Тц, умеешь же ты находить мелюзгу! — ворчала старая подруга, вымывая руки.       Макаров сидел рядом с кроватью, где спал ребенок. Старик задумчиво смотрел на мальца. Он определенно ровесник Каны, разница между ними должна быть небольшая.       Вытерев руки об тряпку, Полюшка повернулась и с раздражением посмотрела на мастера шумной гильдии. — Так, где этого нашел? Или он сам пришел? — Привели… — как-то заторможено произнес старик.       Полюшка нахмурилась, вглядываясь в старого друга. Слишком уж он задумчивый, как когда он привел Эрзу и ещё парочку. Тогда каждый из них проживал что-то ужасное. — У этого тоже что-то нехорошее случилось? — чуть сдерживая недовольство, спросила она. Всё же дети не виноваты, когда с ними происходят насильственные события. — И сам не совсем понял. — Чего? — Изогнулась одна розовая бровь. — Его… мисс Ирен привела.       В помещение повисла тишина. В ней было слышно сопение ребенка и бульканье нескольких отваров.       Про необычную новенькую плешивый в тот же день, как принял, прожужжал ей все уши. Да так, что об его голову была сломана метлу. Пусть Дреяр старший и пришел больше поделиться информацией про очень сильную и странную волшебницу, и, естественно, подобным предупредить, но… Макаров в любом возрасте любил почесать языком!       Однако гильдейский врач выгнала его больше от имени женщины. Точнее по описанию внешности очень уж напоминало двойника из её мира. Ту особу звали Айрин, а не Ирен, и внешне она была точной копией Эрзы, как бы намекая, что местная Айрин — Ирен Белсерион, мать Скарлет. Что странновато, ведь временные линии их миров схожи, поэтому, по идее, Айрин-Ирен жить сейчас не должна. Если только она не драконоубийца.       Хотя… вполне. Ведь в её мире знала она Айрин. И крутилась она возле Белсерионы (К тому же местная Ирен-Айрин, носит имя знакомого Полюшкой дракона как фамилию, отчего и местная могла иметь с ним связь). Выполняя любые его прихоти. При этом являясь его ученицей. Об этом ясно говорил запах её магии, и запах плоти — запах был не человеческий, драконий.       Сейчас уже Полюшка и не скажет, чем эти двое пахли, но сама мысль в голове осталась — что запах их был похож.       Да и по их взаимодействиям было очевидно, кем они приходились друг другу…       А Полюшке в своё время приходилось наблюдать за ними, так как Белсерион многое знал, но не особо жаловал сородичей. К людям он был чуть снисходительней. Но лишь на уровне: есть не стану, но и дружить тоже. Отчего в те времена всплывал очевидный вопрос: «Как эти двое сошлись?». Но Полюшке тогда была глубоко наплевать, как они сошлись. Уже тогда она интересовалась другими мирами и перемещениями. А когда люди стали рассматривать драконов, как источник большей силы, пришлось в срочном порядке готовить сырой ритуал. Наброски которого дал Белсерион. Ведь он все же дракон Энергий. Сами энергии пронизывают его, наделяя знаниями в магии.       Самое забавное буквально за полвека до полного сумасшествия человечков — он со своей пассией пропали со своих территорий. И кто знает, выжили ли они?       И хоть когда перед ней в этом мире предстала Эрза — дитя столь похожая на Айрин из её мира, был не показатель. Полюшка даже не придала этому значения. Ведь и она сама имела значительно измененную внешность, которая отличалась от её, когда она будучи ещё драконом, превращалась в этих человечков (не часто, все же плоть людей тогда была неудобна). Конечно, дело было в ритуалах и факта отказа от своей расовой принадлежности.       Но, когда старый друг примчался к ней и стал трещать об необычайно сногсшибательной (во всех смыслах) аловолосой красотки — подкралось подозрение. Со слов Макарова — эта женщина напоминала Айрин из Эдоласа, а простой вопрос: «Насколько она с Эрзой похожи?», друг выдал фактически одно лицо. Дало понять, что это местная Айрин… Вызывал толику… усталости? Все же Айрин из её мира импульсивна, кровожадна, но при этом боготворила Белсериона, сильно надоедая. Но в целом проблемная личность.       Конечно, это тоже не показатель. Да, двойники будут внешне похожи, возможно, будут иметь что-то общее в характере, но в целом всё равно будут иметь отличия во всем. В характере, в предпочтениях и мировоззрениях. В истории жизни. Даже силы могут иметь незначительные отличия (но основа будет одна — общее одно и то же). И запах тоже, хотя этого Полюшка уже не проверит. Чутьё уже не такое. Не драконье. Да и плевать на это. Оно ей больше проблем принесло, ведь её драконий род полностью искоренили из-за их силы…       Эдолос изжил себя. Повезет, если мир полностью не самоуничтожится.       Полюшка сморщилась. Об родине даже вспоминать не хотелось. Ей и тут вполне неплохо живется.       Взгляд впивается в маленькую сгорбившуюся фигуру старого друга. Сколько по молодости он за ней бегал… С Робом и Бобом. Макаров даже беззлобно шутил, мол, в то, во что «превратился» Боб, когда основал Синий Пегас, — её вина. Якоб, виновата, что отказала ему в свидании, теперь он одевается в черте что и красится ничуть не хуже среднестатистической женщины и очень уверено ходит на каблуках.       Пожилая женщина скривилась. То, во что себя превратил Боб, вызывает рвотные позывы. Это выглядело мерзко, и она честно в лицо при первой встрече ему сказала об этом. А тот лишь широко улыбнулся и пригласил в свою гильдию. Естественно, она отказала, ей и в Магнолии было уютно, да и… Макаров, как друг и человек, её полностью устраивал. И его вырвиглазная гильдия тоже.       Только не любила она, когда этот глава нарушений правил и норм грустит. Лучше уж пусть шутит и веселится.       Полюшка швырнула тряпку, которой вытирала руки в Макарова. Тот дернулся и повернул голову, в непонимании поднял брови. — За что? — Рожа у тебя кислая. — Эх, Полюшка, ты как всегда… — он тяжко вздохнул, и грустно улыбнулся, — лучше бы пожалела. — Зачем? — Ты в меня тряпку кинула, ещё и шишку оставила на голове на той неделе…       Она скрестила руки на груди. Что ему удар метлы? В особенности, когда твоё тело в постоянной готовности. — Ой, бедный несчастный, — съязвила она, усмехаясь. — Может, ещё сиську дать?       Макаров моргнул, поскреб затылок, задумчиво осмотрел подругу, кинул на ребенка беглый взгляд. И вновь посмотрел на подругу, ухмыляясь в усы, чуть щуря глаза. — А дашь?       Розовая бровь была поднята, а сам мастер был одарен недовольным взглядом. — Что? Сама же предложила, — невинно произнес он.       Полюшка скривилась. — Ты не исправим, — проворчала она, и в её тоне было слышно раздражение. Более того, она пошла в сторону новой метлы. Если бы она действительно хотела чем-то тяжелым запустить в плешивого, то давно бы парочку черпаков и чашек были отправлены в полет в живую мишень.       Понимая намек, Макаров тут же попятился ко входной двери, при этом продолжая улыбаться. Подобная игра, хоть немного, но отвлекла. — В общем, я завтра в обед зайду, мальца проведаю… — Вали уже! — Кинулась в его сторону Полюшка с метлой наперевес.       Старик тут же выскочил из дома. Фыркнув, женщина смотрела ему в след. Может как человек он ей и нравится, но… его эта гребаная черта раздражала! С Макаровым было спокойно, пока он не открывал рот и не начинал всякую фигню говорить. — Тебе уже под сотню, а всё дитя дитем…       …Как дракон.       Губ коснулась грустная, но теплая улыбка.