Бойфренд моей мамы

Сладко позёвывая, Чонгук сидел в вестибюле гостинцы, залипая в телефоне. Он ждал, когда спустятся из номера Тэхён с матерью. Они только что завершили свой ранний завтрак, так как собирались к девяти в купальни Геллерт — ведь уже часов с одиннадцати там начиналось если не лежбище котиков, то что-то близкое к этому. Потому, если хотелось насладиться роскошью полежать в термальном бассейне аки морская звездочка, нужно было приходить примерно к открытию (то есть в шесть утра, именно так и поступали местные, чтобы не тесниться с сонями-туристами). Хорошо, что сейчас был не сезон, так что они могли позволить себе поспать пару-тройку лишних часиков. Быстро покидав в спортивную сумку, с которой он обычно ходил на на дзюдо, мыльно-рыльные принадлежности и плавки со шлепками, Чонгук уже в половину девятого просиживал штаны на бархатном диванчике возле стойки ресепшена. Неподалеку от него импозантного вида дедуля-швейцар, разодетый в малиновую униформу, в задумчивости подкручивал указательным пальцем один из своих роскошных усов, пока степенно расхаживал перед главным входом. Чонгук уже устал исподтишка подсматривать за его монотонным движением туда-сюда, потому нашел своё отвлечение в скроллинге соцсетей. Совершенно неожиданно его потревожил смутно знакомый голос: — А ты, я погляжу, ранняя пташка. Сверху на него с улыбкой смотрела вчерашняя знакомая. Чонгук поспешил отложить телефон, в замешательстве запуская руку в волосы. Ему было не очень комфортно смотреть на девушку снизу-вверх, но подрываться на ноги ни с того ни с сего тоже было странно. Потому, для большей опоры, он поудобнее уперся локтем в широкий подлокотник дивана. — И тебе привет, — все-таки отозвался он. — Уже позавтракал? Половина моей семьи ещё даже не вытащила свои задницы из-под вороха одеял. Она говорила громко и эмоционально, как делали обычно актеры в западных ситкомах, которые довелось смотреть Чонгуку. Её экспрессивная мимика, уверенно-раскрытая поза и присущая английскому демократичность в выборе слов — всё смотрелось органично, но Чонгук все-равно чувствовал себя немного не в своей тарелке, будто он и сам стал героем какой-то экранной истории. — Куда пойдете? — девушка явно вела в их беседе. — Мы собираемся в Геллерт. Это тут неподалеку. — О, Геллерт? Мы уже ходили туда два раза, зачетное место! Я тут уже почти неделю, а ты только вчера приехал, верно? Кстати, я Ноя. — Она дружелюбно протянула ему руку. — Чонгук, — он учтиво ответил на рукопожатие и даже улыбнулся в ответ. — Э… да, мы приехали только вчера. Это был тяжелый перелет. — Ты японец? — Вообще-то кореец. — Прости, я не слишком хорошо угадываю этничность по лицам. Но ты симпатичный, а это главное! Я из Нидерландов. — Заметив, его замешательство, она решила добавить: — Это на западе от Германии, если что. Через пролив от Соединенного Королевства. — А… У вас еще столица Амстердам? — Верно, я уж подумала, что ты вообще ничего про нас не слышал! Все-таки Азия довольно далеко, а мы не самая большая страна на карте. Но раз ты добрался аж до Венгрии, это о чем-то да говорит. Кстати, у тебя неплохой английский, гораздо лучше, чем у многих других азиатов, что я встречала раньше. Вы, ребята, обычно не шибко разговорчивые. Это, конечно, не касается ABC и подобным им. Я сяду? Не дождавшись его реакции, она опустилась на диван подле него, тут же с комфортом закидывая ногу на ногу. — Не самый лучший, но сойдет, — отшутился Чонгук, немного вжимаясь в подлокотник сбоку от себя, но в итоге, чтобы не казаться каким-нибудь нёрдом, заставил себя повернуться к ней корпусом. — Ты болтаешь куда шустрее меня. Какой у тебя родной язык? — Голладский, но знаешь, на нем никто кроме нас в Европе не говорит, поэтому пришлось нормально выучить английский. Без него ни работать, ни учиться в другой стране ЕС было бы невозможно. Я, кстати, собираюсь поступать на бакалавриат в Лондоне, а сейчас взяла промежуточный год, чтобы попутешествовать. Знаешь, я… — Чонгук-а? — позвал его голос матери. Обернувшись, он увидел её и Тэхена спускающихся по главной лестнице. Чонгук тут же подорвался на ноги. Мама и хен не стали приближаться к ним, а остановились неподалеку от входа о чем-то советуясь. — Тебе надо идти, да? — Ага, — он неловко обернулся на девушку. — Тогда не буду тебя задерживать, — блондинка поднялась следом за ним, тут же сравниваясь с ним в росте. — Знаешь, может, обменяемся никами в инстаграм? Если что, можно было бы как-нибудь пересечься, вместе сгонять в клуб или что-то типа того. — Эм… давай, я не против. — Чонгук подумал, что в местный клуб его вряд ли пустят, но в том, чтобы обменяться контактами не видел ничего необычного. В конце концов при всей сбивающей его с толку непривычности происходящего ему тоже было немного любопытно. Они быстро взаимно подписались друг на друга в социальной сети, и Ноя, ярко улыбнувшись и не забыв позвать его напоследок по имени, пожелала ему хорошего дня. — Все-таки зазнакомились, — сказала мама, когда они все вышли на прохладную и немного ветренную улицу, и, поглубже кутаясь в опушку своей дубленки, мечтательно вздохнула: — Эх, молодость! Горячая кровь! Кстати, она все ещё смотрит на нас через стекло. Чонгук, закатив глаза, фыркнул и поудобнее устроил на плече спортивную сумку, мельком оглядывая старшего. Но тот был в солнечных очках, потому невозможность прочитать выражение его лица порядком разочаровывала. — Мы идем или нет? — раздраженно поторопил он, дергая маму и Тэхёна за рукава и таща их на буксире вперед.

***

Банный комплекс Геллерт встретил их воздушным атриумом, выполненным в стиле ар-нуво, вобравшим, правда, в себя немного османской эстетики: высокое стеклянное перекрытие, изгибалось аркой, перетекая в яркие витражи и украшенные растительным орнаментом стены, пол же был выложен лазоревой мозаикой. Пока мама и Тэхён покупали в кассе входные билеты, Чонгук покружил немного возле декоративного фонтанчика, хозяйкой которого была белоснежная статуя прекрасной нимфы. Далее следовали раздевалки. Встретившись с Тэхёном на выходе из своей кабинки, Чонгук оцепенел, а спустя мгновение стушевался под лукавым взглядом старшего. Тэхён тогда ничего не сказал, лишь вразвалочку прошаркал к локерам. — Решил купаться в футболке? — наконец бросил он из-за плеча, запирая свой шкафчик и проверяя тот на надежность замка. — Весьма неожиданно. Мне казалось, последнее время тебе полюбилось обнажаться на публике. Он обернулся на Чонгука, складывая руки на груди и наблюдая за тем, как уже Чонгук укладывает свои вещи в локер. — Я… просто… — Чонгук уже понял, что сглупил, нацепив по азиатскому обычаю хлопковую футболку в общий бассейн. — У нас же не принято, так чтобы совсем голышом… Тем более тут нет деления на женские и мужские купальни… В отличие от него Тэхён без всякого стеснения щеголял обнаженным торсом, так что в первое мгновение количество его голой кожи, которое атаковало зрение Чонгука, немного сбило с толку. В конце концов это было впервые, когда он видел хена настолько… открытым. До этого им не доводилось ходить куда-то типа общественных саун, и Чонгуку пришлось напомнить себе о правилах приличия, чтобы поумерить любопытство и не пялиться на старшего настолько в упор. — Мы в Европе, тут так принято. Если ты боялся лишнего внимания, то так ты, напротив, вызовешь только обратный эффект. Но, как я говорил, обнажаться перед кучей незнакомых людей в интернете и реальности — разные вещи. Стесняшкам лучше остаться в футболках. — Я пойду без! — решительно оборвал его Чонгук, неловко стягивая через голову футболку и тут же ёжась от объявшего его холодка — купальни, хоть и отапливались, но помещения были просторными, так что тут все равно было зябко. — Как знаешь, — мягко согласился Тэхён, будто не он только что брал его на слабо, и протянул ему один из сложенных халатов, которые они арендовали при входе. — Держи, ты весь в мурашках. Чонгук принял его не глядя. Несмотря на то, что комплекс громко именовался банным, с банями он ни коем образом связан не был. У венгров вообще нет традиции париться в бане. Когда они говорят бани, то подразумевают термы — просто отмокать в горячих ваннах часами, вот что они любят. Это пошло от римлян, империя которых дошла и до Венгрии еще в 3-4 веке нашей эры. Но ради приличия стоило признать, что тут имелось несколько финских саун, несколько паровых комнат, инфракрасная сауна и аромакомната, а также купели с ледяной водой, куда можно было окунуться после сауны. Для начала они решили сконцентрироваться именно на термах внутри. Встретившись с мамой у плавательного бассейна в самом сердце купален (тут температура воды составляла 26 градусов, и здесь люди именно плавали, а не расслаблялись), они направились в термы, что располагались в правом крыле здания. Внутренний декор Геллертских бань развивал тему, в которой был оформлен вестибюль — тот же стиль ар-нуво, те же многосветные пространства, стеклянные перекрытия, колонны, античные статуи, мозаичная плитка всевозможных оттенков голубого, синего, зеленого и коричневого, которая устилала не только стены и потолок, но и бетонные лавки, на которых было приятно остывать после горячих ванн или саун. Как они и хотели, в термах практически не было людей. Расставшись со своим халатом, Чонгук вслед за старшими проскользнул в душевые. Когда он закончил обмываться, то обнаружил, что мама с Тэхёном уже отправились в воду. Ему, чтобы наконец присоединиться к ним в купели, пришлось в одиночку преодолеть довольно долгое открытое пространство, показавшееся ему вечностью. На своем пути он ощутил на себе с десяток чужих взглядов, и ему стоило немало внутренних усилий, чтобы сохранить хорошую осанку и держаться естественно, особенно когда он встретился взглядом с веселым хёном, уже удобно устроившимся вместе с мамой у дальнего бортика полукруглой термы. Тот сидел по грудь в воде, вальяжно закинув руки за голову, гордо являя миру свои мужские подмышки. Пока Чонгук двигался под его взглядом, то уже успел скопить достаточное количество напряжения в теле. Благо температура терм тут была целых сорок градусов, так что после погружения в укромные пучины, даже если очень хотелось напрячься, то не получилось бы — горячая вода способствовала принудительному расслаблению мышц. Чонгук пристроился с другого бока от матери, прячась таким образом от приставучего хёна. Тот же все равно нашел способ его достать. — Сиа-щи, если бы не вы, узнал бы ли я когда-либо о существовании такого райского места? — С блаженным стоном Тэхён откинул голову на бортик, с влажной поволокой смотря в световые окна под куполом, а затем наискось поглядывая на Чонгука, которого отлично мог рассмотреть с такого ракурса из-за плеча его матери. — Как водичка, Чонгук-а? Эта чеширская самодовольная улыбка порядком выбешивала. — Улет, — отозвался недружелюбно Чонгук, отпочковываясь от их дуэта и подвигаясь немного вбок. Тэхён с матерью заговорили об истории банного комплекса, как он был разрушен в период Второй мировой войны и как долго впоследствии отстраивался, чтобы вернуться в былом великолепии. Чонгук же, которого история никогда особо не прельщала, смотрел все больше по сторонам: рассматривал, конечно, и интерьер, но больше — людей. Раз все тут этим занимались, почему ему нельзя? Особенно, конечно, его взгляд задерживался на молодых девушках и женщинах. Таких форм и объемов ему раньше в живую видеть не доводилось, и, в отличие от его матери, одетой в закрытый купальник, они выбирали более открытые фасоны. Мужчины тоже были куда более крупными, высокими и… волосатыми, нежели он привык наблюдать. С одним из таких он случайно пересёкся взглядом — это был мощного телосложения лысый здоровяк, с густой растительностью на лице и на всем теле, на вид — лет тридцати пяти. От чужого пристального взгляда, который будто ожидал встречи с ним, Чонгуку стало жутко не по себе. Тот застал Чонгука за подглядыванием. Чонгук все бросал любопытствующие взгляды на парочку голубков, которые изначально просто миловались в укромном углу бассейна, а потом вот пристроились у небольшого мраморного фонтана, располагавшего в центральной нише, где можно было подставить под теплые массажные струи спину и шею, чем молодые люди изначально на пару прилично и занимались, а потом их как затянуло в страстный французский поцелуй. Чонгук никогда не видел, чтобы кто-то с такой животной жадностью ел рот друг друга, поэтому явно превысил лимит времени, когда его наблюдение могло остаться незаметным. Пойманный врасплох, он тут же потупил взгляд, ближе прибился к матери, и больше глаз старался не распускать. Но все равно будто продолжал чувствовать на себе фантомное ощущение чужих глаз. Это закончилось только когда чуть погодя Тэхён начал дурачиться и, загородив собой вид на противоположную сторону термы, навязчиво предлагал «покачать Чонгука на ручках». Чонгук, оскорбленный таким предложением, естественно, отказался. Зато вместо него с радостью согласилась мама, и Тэхён, деликатно приобняв её за плечи и подхватив под коленями, позволил ей мягко лечь на воду. Они продрейфовали таким образом с несколько минут, и он вернул её, уже окончательно разморенную, на место. — Это такой релакс! Спасибо, Тэхён-а. Думаю, мне пока хватит. Пойду полежу на шезлонге, а потом — на процедуры. Мне очень нравится, как тут делают массаж. Проводишь меня? — И затем сказала, уже обращаясь к Чонгуку: — А ты, сынок, что скажешь? Не хочешь на массаж? Помнится, у тебя было небольшое растяжение плеча, тогда на соревнованиях… — Мама ласково зачесала его влажную челку с глаз, любуясь чистотой его черт. — Я… наверное, нет, — отозвался он, мотнув головой и топя взгляд на глубине купели. — Плечо давно не болит, так что я тут пока побуду, а потом… Потом, может, в сауну. И я ещё не был в уличном бассейне… Так что мне ещё есть, что здесь посмотреть. Мама не стала настаивать, и уходя, предложила ему снять пирсинг, чтобы отнести в локер, раз он собирается затем в сауну, пообещав отдать его позже, на выходе. Так и решили. Когда мама уже поднималась потихоньку по ступенькам из воды, Тэхён, внимательно оглядев его теперь девственное и разрумяненное лицо, сказал: — Ты тоже долго не засиживайся, чтобы плохо не стало. Выходи из воды отдохнуть. Я провожу Сиа-щи и вернусь. Буквально минут десять, не больше. Хорошо? Чонгук нечленораздельно угукнул согласие себе под нос, и ещё глубже притопил себя в воду, едва ли не пуская из носа пузырьки. — Сердце устанет, не надо так, — пожурил его старший, качая головой и наконец уходя вслед за его матерью. Чонгук проводил его ладную фигуру взглядом до самых дверей, и наконец вынырнул, присаживаясь на бортик, чтобы немного остыть. После ухода старшего он испытал странное облегчение, но оно продлилось недолго, тут же замещенное новым напряжением. Поводом к этому стал тот самый бородатый здоровяк, с которым он пересекся ранее взглядом. Тот, преодолев путь от противоположного края бассейна, подплыл к злополучному мраморному фонтанчику, будто чтобы помассажировать себе шею. Таким образом расстояние между ними сократилось в половину от прежнего, и если ранее Чонгук мог списать все на то, что лишь додумывает себе, что тот на него странно поглядывает, то сейчас сей факт стал очевиднее некуда. Мужчина не просто поглядывал, он смотрел на него в упор. Это осознание заставило рухнуть его внутренности в какую-то невесомость, а самого его ошеломленно оцепенеть. В голове загудело. Все-таки успокоив себя, что они вообще-то в общественной купальне и опасаться ему нечего, Чонгук принял максимально естественный вид и, строго контролируя свой взгляд (чтобы даже краешком не коснуться им мужчины), ненароком покинул купель. Стоило ему завернуться в халат и осесть на лавке, которая была хорошо скрыта от взоров всех, сидящих в бассейне, Чонгук окончательно уверился в своей безопасности. Но гадливое чувство от своей пугливости заставило его почувствовать острую досаду. Он, конечно, справедливо понимал, что ни в какое сравнение по своим габаритам не шел с этим волосатым громилой-европейцем, но он же мог не ощущать себя настолько уязвимым? Он далеко не неженка, вон, нарастил мышцы, занимается борьбой… Почему же он все равно чувствовал себя чей-то добычей и, аки пугливая лань, тут же унес свои ноги подальше? Тэхен-хен, вот не самый накаченный парень на свете, но всегда держит себя так, что понимаешь — с ним шутки плохи. Ему не нужны были вздутые мышцы, чтобы держать себя вольготно и уверенно. Все в нем: от угла подбородка до расслабленной текучести движений, — говорило о тотальном контроле. Над собой. Над окружающим пространством. Это делало его гораздо мужественнее, чем большинство мужчин в купальне, пускай это даже были плотно сбитые европейцы, и разумеется, куда мужественнее самого Чонгука. Почему он так не может? Почему стоило ему оказаться в непонятной ситуации, лишь самую малость покинуть зону комфорта, как он вновь ведет себя едва ли ни как слепой котенок? И ведь тот мужик почувствовал в нем какую-слабину, раз решил… Блять! Пока он злился и накручивал себя подобного рода размышлениями, реальность продолжала свое течение. Мимо него, в сторону душевых прошел его здоровяк. Вернее будет сказать, грузно проковылял, двигаясь словно огромный медведь-гризли. Минуя его лавку, он опять задержался взглядом на Чонгуке, и юноша постарался зыркнуть в ответ, но вышло хреново. Желудок скрутило от нервного напряжения, и Чонгук резко отвернулся, прячась за влажной челкой и резко выдыхая. Когда он опять осмелился посмотреть перед собой, здоровяка уже не было видно, зато из зоны душевых раздавался шум текущей воды. Ему не хотелось опять пересекаться с этим мужчиной, потому Чонгук наскоро освободился от жаркого халата и, хотя сам ещё не успел до конца остыть, нырнул за дверь турецкой сауны, в надежде на то, что когда здоровяк будет покидать душевые и увидит, что его нет на прежнем месте, то решит, что он уже ушёл. Густой влажный пар приятно обволок тело и забрался ментолом в ноздри. Потолок сауны был красиво подсвечен иллюминацией, которая в темном пространстве напоминала меняющие свой цвет далекие звезды. Помимо него в сауне было двое пожилых женщин, они о чем-то переговаривались время от времени. Успокоенный этим мерным шумом, мягким влажным жаром и темнотой, Чонгук ушел в приятное пространство безмыслия. Потому не сильно акцентировал внимание на том моменте, когда две женщины поднялись и покинули сауну, разминувшись с кем-то при входе. Он сидел на нижней ступеньке, прикрыв веки и склонив голову вперед, так что ощутил чужое присутствие лишь по обдавшей его правый бок волне более сильного жара. Разлепив ресницы, он увидел в сизо-молочной дымке массивные волосатые бедра и большие ступни. Он поспешно распрямился в спине, и его качнуло в сторону, стоило ему увидеть весь, пускай и мутноватый сейчас, но знакомый медвежий силуэт целиком. Страх впрыснул в его кровь адреналин, пустивший его сердце в бешенный скач. Так что когда он подскочил на ноги и бросился к выходу, то не смог толком разобрать сказанных ему в спину на английском слов. Яркий свет и ощущавшийся на контрасте прохладным воздух купальни стали его благословлением. Чонгук едва не запутался ногами в оставленных при входе сланцах, едва успев ухватиться за стену — иначе бы точно поскользнулся и размозжил себе затылок о плиточный пол. — Эй, вот и ты! — воскликнул откуда-то сбоку родной голос. — Ты чего носишься, как угорелый! В обморок захотелось свалиться? В следующее мгновение Тэхён уже придерживал его за локоть, не давая скатиться вниз по той самой стенке. — Э, парень! Кажется, кто-то пересидел в парной. Давай-ка, идем со мной. Тэхён уже приобнял Чонгука за плечи, дав возможность опереться на свою грудь, когда из сауны показалась медведеобразная фигура. Чонгуку было слишком дурно от всего — от паники и от перегрева, — чтобы заметить, как скрестились их взгляды и каким сурово-мрачным сделалось выражение лица старшего. Тэхён крепче прижал к себе Чонгука, медленно буксируя его к ближайшей лавке. — Пойдем, Гук-а. Положим тебя отдохнуть, — успокаивающе ворковал он у него над ухом, взгляд же его буквально испепелял спину поспешно ретировавшегося мужчины. Он аккуратно усадил Чонгука на лавку, а затем, подложив под него свой махровый халат, и вовсе заставил лечь. Проверяя его лоб, он обеспокоенно спросил: — Не тошнит? — Нем-немного… — вяло отозвался Чонгук, перекатывая затылок и туго сглатывая. — Я сейчас. Не отключайся. Чонгук очень хотел, попросить, чтобы Тэхён не отступал от него больше ни на шаг. Чтобы не смел больше покидать его. Оставлять его одного. Ведь рядом с ним всегда было так хорошо, так правильно, так безопасно. Он был готов расплакаться от облегчения, когда ощутил его присутствие на выходе из парной. Чонгук вытянул руку в сторону метнувшейся от него прочь фигуры: — Хён… х-хён… — предательская слабость не давала позвать его громче. — Ч-ш-ш, я здесь, — старший вернулся, когда на глаза все-таки уже навернулись слезы. — Ч-ш, все хорошо. Дай-ка я тебя оботру. Должно стать полегче. Его лба коснулась льдистая влага, и Чонгук замычал от удовольствия. — Это из купели с холодной водой… Вот так… Все хорошо… Его лоб, голову и виски заботливо гладила идеально-холодная рука. — Ну как? Стало полегче? — спросил Тэхён спустя пару минут таких обтираний. Чонгук кивнул и, наконец сфокусировав расплывавшийся до этого взгляд на обеспокоенном лице старшего, склонившегося над ним, виновато попросил: — Можно… можно мне попить? Тэхён, вооружившись тем же ковшом, в котором до этого принес ему воду для обтираний, сбегал к фонтанчику неподалеку и вернулся, чтобы напоить его теперь уже питьевой водой. Тошнота и пульсация внутри головы постепенно отступила, на замену им приходила осоловелая тяжесть и что-то сродни опьянению. — Пойдем на шезлонг или еще пока полежишь, отдохнешь? Чонгук мотнул головой, и Тэхён остался сидеть у него в ногах, задумчиво и хмуро буравя взглядом стену перед собой, так что и Чонгук мог вдоволь поглазеть на него без опаски быть замеченным. Да и его мутное сейчас сознание едва ли действительно было озабочено риском быть замеченным. Чонгуку просто хотелось смотреть, и он смотрел. Мысли в голову лезли хаотичные, временами совсем уж странные. Думалось, что он самый настоящий дурак, раз пытается постоянно препираться с хёном. Ведь Тэхён такой хороший. Самый лучший. Ему так нравилось быть рядом со старшим, нравилось чувствовать на себе его заботу и внимание. Почему он так противится опеке старшего? Почему вечно строит из себя противного тонсена? Он такой дурак. Надо быть выше своей детской жадности и ценить то, что есть. Еще вдруг неожиданно подумалось, что его хен на самом деле идеальный. Во всем. Буквально. Даже в облике. Идеальнее всех этих греческих статуй, которые понатыканы в каждый угол этого чертового банного комплекса. — Уже улыбаешься, значит оклемался. Помочь тебе подняться? Чонгук молчал и лишь заторможенно смаргивал влажными блестящими глазами. Тэхён, так и не дождавшись от него ответа, тяжко вздохнул и помог принять ему сидячее положение, затем мягко прошелся ладонью по его всклокоченным вихрам. — О чем с таким мечтательным выражением размышляешь? — тихо поинтересовался он, и уже ехиднее добавил: — Или ты заработал размягчение мозгов из-за перегрева? Чонгук с гигантским усилием перестал описывать взглядом треугольники по лицу Тэхёна, постепенно возвращая себе ощущение реальности происходящего, в которой у него противно ныла подвернутая лодыжка, все ещё немного кружилась голова, а лопатки начал едва заметно покусывать прохладный воздух. Нет, насчет идеальности это, конечно, его сильно занесло.

***

Облачившись в халаты и заказав себе легкие бутерброды к чаю, они сидели с Тэхёном в местном кафе у бассейна, дожидаясь возвращения матери с массажа. Принимая во внимание недавний инцидент с его перегревом с водными процедурами было решено на сегодня закончить. Чонгук машинально помешивал ложечкой единичные чаинки, наблюдая, как их затягивает в небольшой ураган, который он создавал внутри своего прозрачного стакана, помещенного в красивый латунный подстаканник, когда Тэхён решился прервать повисшую между ними недосказанность: — Так ты мне расскажешь, отчего ты так убегал, что едва не заработал себе сотрясение мозга? — Я ни от кого не убегал. Чонгук оторвал взгляд от танцующих на дне стакана чаинок и нарочито медленно увел его в сторону, наблюдая, как идёт по противоположной стороне бассейна, то и дело пропадая за колоннами, группка новоприбывших посетителей — двое мужчин в коротких плавках и трое женщин в ярких бикини. Грудь и бедра последних слегка потряхивались в такт шагам, чем-то напоминая Чонгуку фруктовое желе. А он уже начал адаптироваться к местной толерантности к обнаженному телу, и почти полностью голые и в таком множестве люди перестали вызывать в нем былой шок. Лишь натуралистический интерес. Почему только у него по-прежнему не получается смотреть с тем же спокойствием на… — Мне так не показалось, — вкрадчиво, но серьезно заметил Тэхен. — Не понимаю о чём ты. — Ты избегаешь смотреть мне в глаза? Чонгук едва заметно сглотнул слюну, и в следующее мгновение самоуверенно воззрился на старшего, удобно устроившегося напротив него в плетёном ротанговом кресле. — Разве? — для пущей убедительности он вскинул бровь. Тэхён подозрительно сощурился на него из-под падавшей на глаза челки, которая из-за влаги сейчас сильно вилась, действительно делая его похожим на одну из античных статуй. Ну просто Давид Микеланджело. А разъехавшийся на груди белоснежный халат — вовсе не халат, а тога. И поза… сам Зевс Громовержец позавидовал бы. В ней только приказывать, а тех, кто не подчиняется — карать и наказывать. Почему Чонгук так не может? Почему его взрослое тело не помогало ему встать на одну ступеньку с Тэхёном, тот будто все равно был выше. Увереннее. Почему так сложно выдерживать его взгляд? И… зачем смотреть так, будто он в чем-то и в самом деле виноват! — Ты хочешь сказать: нет? — хмуро усмехнулся Тэхён, все так же цепко вглядываясь в него. Чонгука начало взвинчивать. — Хочу — смотрю, не хочу — не смотрю. Знаешь, ты слишком много себе надумываешь. Тэхён потрясённо фыркнул, устало качая головой. — Я просто волнуюсь, — сказал он примирительно. — Я видел, каким взглядом ты посмотрел на того… мужчину в очереди… Я имею ввиду того, что сначала был с нами в теплом бассейне, а потом вы пересеклись в сауне… Он показался мне подозрительным, и то, как ты выбежал из оттуда… А теперь эта твоя реакция… — старший очевидно подбирал слова, чем выводил Чонгука только сильнее из себя. Кажется, Тэхёна этот громила беспокоит больше, чем его самого. И что он хочет услышать? Чего добиться? Как же бесит… — Какая моя реакция, позволь узнать? — Чонгук ершился, как мог, цепляя на губы беззаботную ухмылку. — Ты… странно смотрел на него… Вот я и подумал, что… Зачем же его так унижать? — Мне просто было кое-что любопытно… — он сделал выжидающую паузу, на которую собеседник уступчиво купился. — Любопытно? Отчаянное желание сохранить лицо, какая-то безумная бравада и ещё пока неузнанное им зудящее чувство в животе полностью захватили его. Чонгук уже плохо контролировал, куда его несло. Но чувствовал, что вот-вот куда-то сорвется. — Ты ведь знаешь, что Будапешт называют столицей порно. Мне кажется, я понял почему. Тэхён впервые за долгое время потерял контроль над собой: его глаза удивленно расширились, а губы какое-то временно беспомощно хватали воздух. Вот оно. Он тоже умеет выбивать почву из-под ног. Чонгук с пьянящим торжеством ловил на чужом лице растерянность. — И почему же? — наконец прохладно поинтересовался Тэхён, осторожно тянясь за чаем на столике. Отпив из своей чашки, он оставил её в ладонях, чтобы осторожно касаться кончиками пальцев вензелей подстаканника. — Ну… тут у всех все крупногабаритное, что у женщин, что у мужчин… Самое то, для впечатляющей визуальной картинки. Последовало несколько секунд тишины, а затем короткий смешок, сорвавшийся с чужих губ. — Хм, — Тэхён криво ухмыльнулся себе под нос. — Так вот, какие мыслишки блуждают в твоей голове… Так ты уже успел ознакомиться с эротическими фильмами местного производства? И как? Понравилось?... Он прекратил ленивое изучение чашки в своих руках, и взгляд, которым он прошил зрачки Чонгука в следующее мгновение, добрался ему до самых внутренностей, пригвождая его вместе с ними к спинке стула. От такого даже если захочешь — не сможешь отвернуться. — Н-не очень, — промямлил Чонгук, замирая на полувздохе. — И почему же? Не устроила… картинка? — поинтересовался хён, в невинном любопытстве склоняя голову к плечу. Но в его голосе была слышна плохо скрытая издевка. Чонгук все-таки вернул себе власть над собственными глазами, уводя их в бок и наконец переводя дыхание. Смочив пересохшие губы и чувствуя, как жарит кожу щёк, выдавил из себя: — Слишком много жестокости… не люблю такое… Продолжающееся со стороны Тэхёна гнетущее молчание, будто вынуждало его заполнить ширящуюся пустоту. К сожалению, кроме правды сейчас в голову ничего путного не лезло, поэтому он, сам того от себя не ожидая, пустился в откровения: — Когда… когда я был с девушкой, в которую был влюблен… Мне даже страшно было представить, чтобы сделать ей больно… Чонгуку вдруг вспомнилось, как тогда, в ссоре, он излишне грубо повел себя с Сонми. Застарелый стыд и раскаяние почему-то решили вырваться из подсознания, болезненно напоминая о своей ошибке, отчего слезные каналы опасно запекло, но он смог вовремя удержать себя от излишней эмоциональности. — Не сомневаюсь. Мягкий голос Тэхёна неожиданно пришёл на помощь, будто тоже старался успокоить поднявшуюся в нем буру. Его глаза, когда Чонгук нашел в себе смелость вновь поднять на него взгляд, тепло и утешительно сияли. И у Чонгука это почему-то вызвало величайшее облегчение и... робкую радость.