Бойфренд моей мамы

      Это мог бы быть объятый мирным золотым багрянцем солнца угасающий день. Только вот скула с наливающимся на ней свежем кровоподтёком противно ныла, а Джинрёк, в свою очередь обзавёдшийся разбитым носом и с трудом скрывающий рвущийся на губы оскал, явно вознамерился сделать сегодня всё, чтобы Чонгука-таки выперли из школы. Его папаша-коп сидел сложив руки на груди и горделиво задрав подбородок, из-под его форменной светло-голубой полицейской куртки демонстративно выглядывала кожаная кобура со служебным оружием.       — Так кем, говорите, вы приходитесь Чонгуку? — пожилой директор задумчиво постукивал по лакированной деревянной поверхности своей дорогой перьевой ручкой, с плохо скрываемым осуждением скользя по Тэхёну взглядом поверх приспущенных на кончик носа очков.       Трудно было определить, что возмущало мужчину в Тэхёне больше: предполагаемый (а для всего мира подтверждённый статьями в жёлтой прессе) статус любовника его матери, или та вольготная поза, которую держал Тэхён, почти полностью скопировав её у полицейского — те же широко расставленные ноги и переплетенные на груди руки, но в общем более расслабленный, почти скучающий вид; или же странный аутфит — старые-добрые прилично вытянутые в коленях красные спортивки, в которых он обычно щеголял по дому, белые кеды и дутый черный пуховик поверх тонкой футболки, на вороте которой болтались солнцезащитные очки, которые он снял лишь зайдя в кабинет.       Чонгук пришёл в выводу, что вероятнее совокупность этих вышеперечисленных факторов.       — Госпожа Хан Кахи сейчас является временным опекуном Чонгука. Но она очень занята, так что я нахожусь здесь от её имени. Если вам принципиально обсуждать вопросы именно с ней, я вызвоню её и мы дождёмся её прибытия.       Услышав имя, которое последнее время не сходило со страниц светской хроники и новостей из мира большого бизнеса, директор нервно пожевал губы и, выудив из внутреннего кармашка пиджака хлопчатый платок, протер им взопревшую шею. А страж порядка не при исполнении на это только пренебрежительно хмыкнул, процедив:       — Даже у самых больших денег есть свои ограничения. Не думайте, что вам удастся отмазать вашего малолетнего шалопая и в этот раз. Мне известно, что он был замешан в деле, в котором фигурировали наркотики. Уж не знаю, какими правдами или неправдами вы его тогда отмыли, но в этот раз коса нашла на камень — за своего сына я буду стоять до конца.       — Вы имеете право отстаивать своего ребенка, как считаете нужным, — вежливо, но с холодком в голосе отозвался Тэхён. — Надеюсь только, что вы, как человек, в первую очередь стоящий на страже закона, не забудете чем отличаются факты от сплетен и пересудов, и что несет за собой их распространение.       Вокруг хёна витала та самая «биг дик энерджи», которую так частно стремятся изобразить неуверенные в себе носители «У»-хромосомы, поклонники рэдпилл движения и иже с ними, каким Чонгук и сам, по своему осознанию, был совсем недавно. На фоне такой флегматичности и самообладания краснеющий от гнева и устрашающе вращающий глазами полицейский смотрелся почти комично. Чонгук же, которому невольно передалась расслабленность своего покровителя, сидел подле с абсолютным штилем в душе и даже немного млеющий от чувства защищённости, которое не испытывал уже много лет. Его глаза с изумленным восхищением, которое он, разумеется, не был способен у себя отследить, ловили любое мельчайшее выражение лица хёна, каждый его даже самый незначительный жест.       — Вы не в том положении, чтобы мне угрожать, если до вас это ещё не дошло. Сегодняшние факты заключаются в том, что не мой сын кидается на одноклассников посреди урока и не у моего сына нашли в рюкзаке охотничий нож, — выплевывая слова, ещё сильнее подобрался офицер Чхве.       — Да, господин Ким, видите ли, у нас действительно серьезная проблема… — перестав мять свои глазные яблоки и вернув очки на нос, директор сплел пальцы между собой и подался вперед. — Чонгук не первый раз демонстрирует антисоциальное поведение, школа не может так просто это оставить…       Тэхён, слегка повернув голову в сторону, нашел глаза Чонгука своими. Юноша еле заметно помотал головой. Во взгляде Тэхёна, который тот вернул директору, сверкнула льдистым холодом сталь.                     «Хен, я помню, что обещал не встревать никуда, но не мог бы ты подъехать прямо сейчас в школу? Я подрался… Не знаю, как так вышло, точнее знаю и, наверное, зарядил этому придурку ещё раз, если бы меня вернули в прошлое… — пробормотал Чонгук в трубку, когда стоял один в тёмном коридоре больничного крыла. — Хён, мне жаль, правда жаль…»       «С тобой всё в нормально? Как себя чувствуешь?» — Тэхён проигнорировал все его оправдания, явно обозначив свои приоритеты.       «Ничего криминального,» — на выдохе отозвался Чонгук. Голос хёна был настороженным, но не злым. — «Так ты приедешь?»       «Уже обуваюсь,» — хмыкнули ему в трубку. На фоне действительно слышалось суетливое копошение, в раздавшемся вскоре пиликанье, он узнал звук разблокированного смарт-замка на двери в прихожей.       «Хён, есть ещё кое-что…» — Чонгук облизнул пересохшие губы. — «Дело в том, что…»              Всё случилось на очередном уроке физкультуры, хотя имело свои предпосылки заранее. Вероятнее всего, как предполагал Чонгук, он в очередной раз стал жертвой благотворительности Ли Сонми или же просто поводом для того, чтобы внести перчинки в свою личную жизнь.       Почему только за его счёт?       Девушка, хоть и находилась подле Джинрёка, но то и дело воротила от него нос, а крайним почему-то опять оказался Чонгук. По нему так, жутчайшая несправедливость.       Чонгук, конечно, замечал на себе периодически взгляды обоих, значение которых теперь даже не пытался угадать, ведь с некоторых пор так преисполнился, что сам удивлялся тому, как искренне ему стало плевать на школьные склоки или что там про него думают одноклассники — не так, как раньше, а взаправду. Наверное, бывает в жизни опыт, после которого трудно остаться неизменным.       Наверное, его внутреннее состояние транслировалось и в манеру держать себя. Хотя от пирсинга и многочисленных гвоздиков в ушах на время уроков его заставлял избавляться школьный устав, но их фантомное присутствие и, плюс, открывшая лоб рваная чёлка вместе ослабленным узлом галстука полностью позволили ему стереть из своего сознания образ старого себя — предающегося самообману неудачника, скованного по рукам и ногам дурацкими комплексами. Вместе с ними ушла пассивная агрессия, сделав его более словоохотливым и простым в общении. Неудивительно, что некоторые одноклассники и ребята с параллели с большим желанием начали его привечать. Особенно, когда он начал демонстрировать сильно улучшившиеся навыки игры баскетбол — ежедневные тренировки с Тэхён-хёном не прошли даром. Так что теперь его частенько звали погонять в мяч в зале на обеденном перерыве и с радостью зазывали в команду, когда играли на уроке.       В один из таких разов, когда после сдачи нормативов физрук дал им отмашку занять себя чем-нибудь до конца занятия, они в компании с ребятами с параллели разыграли баскетбольный матч.       Занимались в зале, удары мяча и визг подошв эхом улетали под самые своды. Вокруг их площадки собралось немало зевак, и до определённого момента всё шло очень даже неплохо: Чонгуку часто удавалось завладевать мячом и даже несмотря на то, что по комплекции он уступал некоторым другим игрокам, благодаря новообретённым приёмам и вообще большей сосредоточенности, которую ранее так трудно было достичь из-за извечного улия мыслей в голове, он закидывал в сетку один мяч за другим.       Видимо, чужой успех выводит людей из себя куда сильнее, чем та же убогость, потому что игравший в этом матче против него Джинрёк в какой-то момент не выдержал и очень грубо, в нарушение всех возможных правил, схватил его за бока, тем самым лишая возможности контролировать мяч — тот был потерян и уведён командой противника. Джинрёк был настолько очевиден в своей подлости, что даже пробегавший мимо него товарищ по команде ощутимо хлопнул его по спине, дав знак, чтобы тот не дурил.       Первый раз Чонгук всё проигнорировал. Но когда то же повторилось и во второй, и в третий раз — уже не выдержал.       — Ты не обалдел ли? — Чонгук, хмуро обернулся на зло ухмылявшегося одноклассника, по-прежнему держащего его сзади за ткань олимпийки. — Грабли свои убери.       — Упс, — тот изобразил фальшивую невинность, поднимая руки перед собой — якобы капитулировал, хотя у самого на лице капслогом было написано, что на этом домогательства явно не закончатся.       Надо было разбирать полёты на месте.       — Какого хрена ты меня лапаешь? Больше некого что ли?       С лица Джинрёка в мгновение ока соскоблило напускную весёлость, а на дне глаз зажёгся недобрый огонёк:       — Думаешь, уши продырявил и сразу Гигачадом заделался? Ты как был сладеньким малышом, так и остался.       — Столько пристального внимания моей внешности, — Чонгук сухо прыснул: — Мне начать опасаться? У тебя что, спермотоксикоз? Девушка перестала давать?       Джирёк опасно щелкнул шеей, скалясь:       — Завидуешь, что не ты её трахаешь? Тебе-то она так и не дала.       — Однако, в отличие от тебя, я справляюсь вполне неплохо и никого втихомолку не домогаюсь. Воспользуйся своим же советом — подрочи. На себе проверил — помогает. Think about it, — Чонгук саркастично покрутил пальцем у виска и, отвернувшись, хотел вернуться к игре.       Эта перепалка показалась ему даже забавной. Он был вполне спокоен и доволен собой, пока в спину ему не прилетело:       — Матери своей посоветуй подрочить, а то прогибается под каждого встречного-поперечного как течная кошка по весне.       Тут-то в его мозгу и коротнуло. В следующее мгновение Чонгук обнаружил себя отряхивающим руку от удара, который пришёлся Джинрёку прямёхонько в переносицу. Вспышка агрессии длилась лишь миг, его тут же отпустило. Вместо неё накатила усталость.       Джинрёк оклемался быстро и тоже накинулся на него, повалив на пол. Теперь прилетело уже ему, во рту разлился железный привкус. Послышались девчачьи визги, а потом и оглушительный свисток учителя. Сплевывая кровь в сторону, пока парня пытались оттащить от него подальше одноклассники, Чонгук прошипел:       — Язык прикуси, озабоченный. Женщины не мясо и не трофеи, чтобы такие мудилы самоутверждались за их счет.       Так-то всё и закрутилось-завертелось. Было в этом водовороте лиц и голосов лицо Сонми, она смотрела пристально, но Чонгуку уже было не до разгадывания её загадок. Уже в медкабинете, когда ему обрабатывали ушибы и ссадины, туда заявилась завуч по учебной части, в руках она почему-то несла его рюкзак. Джинрёк при виде этой картины вид имел крайне довольный, Чонгук поначалу был немного сбит с толку, но когда из недр рюкзака выудили незнакомый нож, изогнутое лезвие которого было явно куда длиннее его ладони, он начал кое-что подозревать.       Ему не было волнительно из-за перспективы быть исключенным или ещё чего подобного, скорее было горько от того, что он опять доставляет проблемы людям, которым дал обещание вести себя достойно.                     Вот таким образом он и нашёл себя в кабинете спустя полтора часа со знаменательного события в компании директора, Джинрёка, его папаши-полицейского и Тэхёна. В минуту, когда напряжение в помещении, казалось, достигло отметки «максимум», в дверь неуверенно постучали. После директорского приглашения войти та, будто стесняясь, медленно отворилась, и внимание всех присутствующих обратилось к нежданному визитёру.       Глаза Чонгука округлились, когда он столкнулся взглядом с толстяком До, бледное рыхлое лицо которого пошло некрасивыми пятнами — видимо, от сильного волнения. Сглотнув слюну и потупив взгляд, он пробормотал:       — Директор… мне надо вам кое-что рассказать. Это имеет отношение к произошедшему…       — Ты не посмеешь, — еле слышно зашипел из своего угла Джинрёк.       — Молодой человек, попрошу вас не перебивать, — одернул его директор и, переведя дружелюбный взгляд на До Донсу жестом пригласил его подойти ближе: — Заходите-заходите. Вам есть, чем с нами поделиться? Мы будем рады вас послушать.       Джинрёк, закрыв лицо обеими руками и тихо матерясь себе под нос, сполз вниз по спинке топкого кресла, чем тут же заслужил оплеуху от отца.        — Дело в том, что это я… это я подложил Чонгуку нож. Он не виноват. Джинрёк попросил меня это сделать. Все были в зале, а у меня освобождение… Я очень сожалею, просто я слишком боялся… Джинрёк угрожал мне. На самом деле, я давно уже устал от того, как он со мной обращается: вымогает карманные деньги и постоянно унижает. Я бы так и продолжил молчать, но мне стало слишком совестно, ведь Чонгук был единственным, кто когда-либо заступался за меня… Я просто не мог так поступить с ним, понимаете?              Чонгуку пришлось хорошенько так поднапрячь извилины, чтобы выудить из памяти воспоминание, которое можно было бы трактовать как заступничество с его стороны. И оно-таки нашлось, но таковым его, по мнению Чонгука, можно было назвать лишь с большой натяжкой.       В первый год обучения, когда происходило первичное становление их «иерархии», он как-то не дал подпевалам Джинрёка вымочить сумку До Донсу в школьном унитазе, сославшись на то, что те по ошибке схватили его собственную. Ему было просто мерзко от подобного зрелища и это не требовало от него особых усилий, поэтому получив их жиденькие извинения и даже восполненный купюрами бумажник, который они успели прежде распотрошить, он забрал её с собой в класс, молча поставив на парту перед Кёнсу.       Кто же знал, что этот его единичный жест доброй воли сделает его в глазах одноклассника едва ли не супергероем?              — Я так и знал, что наш Чонгук-и всегда был хорошим парнем. — Они спускались по парадному крыльцу, зимнее солнце грело слабо, но сияло ярко. Тэхён, опять спрятавшийся за стеклами очков, прижимал его к себе, закинув руку на шею и мурча куда-то в ухо: — Хёну угостить тебя вкусняшкой в качестве небольшой награды? Что хочешь? Пиццу? Или, может, что-нибудь из мексиканской кухни? Точно! Что насчет жареных куриных крылышек?       Чонгук, начинавший привыкать к подобному скиншипу почти не сопротивлялся. Напротив, улыбка сама собою лезла ему на губы. Его хён был такой клёвый, он видел подтверждение своим чувствам в заинтересованных взглядах учеников, которые не успели разбрестись по домам и толпились сейчас на переднем дворе. Подростки с жадным любопытством следили за ними, пока они с Тэхёном направлялись в сторону стоянки.       — Хён, что даже не пожуришь меня для приличия? Я всё-таки подрался… И скажи, ты правда собирался защищать меня, хотя всё говорило против меня? Твой взгляд был весьма устрашающим…       Тэхён на это довольно хмыкнул и, взъерошив ему на виске волосы, отстранился, вытаскивая из кармана пуховика связку ключей от автомобиля.       — Да, бился бы за тебя голыми руками, а как же ещё?       Машина, к которой они приближались, мигнув габаритами, со щелчком разблокировала двери.       — Почему? — всё допытывался Чонгук.       Глаз Тэхёна не было видно за бликующими стеклами, но глядя на ломкую линию его улыбки, воображение Чонгука дорисовало то самое их пронзительное выражение, которое он уже видел у него раньше.       — Кто, если не я? — слова отозвались неожиданной вспышкой в груди, отчего у Чонгука перехватило дыхание. Губы беззащитно распахнулись сами собой. — К тому же я доверяю тебе. Ты мне всё честно рассказал, и я посчитал, что ты поступил правильно. Сейчас принято осуждать применение физической силы, но порой она необходима, чтобы отстоять свои границы. Особенно, если ты мужчина. Ты это и сделал. Было бы куда хуже, проглоти ты эту обиду или злость. Главное, чтобы на сердце осталась тишина, понял?       Чонгук кивнул, заторможенно смаргивая и глядя своими влажно-мерцающими глазами в пустоту. Тэхён не удержался и опять потрепал его по волосам, будь он, Чонгук, ей-богу какой-нибудь девчонкой из сёзде-манги, но, чёрт возьми, внутренне именно так он себя и ощущал. Чонгук теребил зубами нижнюю губу, в которой не находилось привычного колечка пирсинга, чувствуя себя странно. Не то, чтобы ему хотелось плакать или ещё какой-нибудь сопливой ерунды, но, наверное, он был бы не против, чтобы хён как-нибудь помог ему облегчить, как умел только он, то состояние, что не давало ему как следует вздохнуть…       Тэхён на то и был Тэхёном, чтобы всегда читать его без слов. Он приобнял его, похлопав по спине:       — Хён принимает, твою благодарность, Чонгук-а.       Чонгук беспомощно фыркнул ему в ворот приятно пахнущей одеколоном куртки и, немного погодя оттолкнув, всё-таки буркнул:       — Спасибо, хён.       — Всегда пожалуйста, обращайся. — Тэхён вернул голосу непринужденность и, подкинув в ладони всю ту же связку ключей, неожиданно выдал: — Чонгук-а, тут, кажется, с тобой хотят поговорить. Я пока подожду в машине.       Чонгук с непониманием обернулся в ту сторону, куда указал лёгким кивком головы хён, и шумно выдохнул через нос: Ли Сонми двигалась на встречу к нему, пересекая парковку. И, по правде сказать, не то чтобы он прямо-таки горел желанием с ней сейчас что-либо обсуждать.       — Привет, — одноклассница улыбнулась одними губами, не став подходить слишком близко. Чонгук явственно ощущал её неловкость и, разумеется, мог превратить для девушки их беседу в сущий ад, но почувствовал бы себя глупым ребенком, если бы действительно повелся на поводу у былой обиды. Вместо этого он ответил простым:       — Привет. Давненько не болтали.       — Д-да, кажется, уже целую вечность… — тут она замолкла, будто натолкнувшись на невидимое препятствие, и нервно заправила прядь за ухо. Но, не найдя в его выражении ни презрения, ни враждебности, смогла продолжить говорить: — Я рада, что для тебя всё обошлось. Джинрёк повёл себя как настоящий мудак. Не знаю, исключат ли его, но отец теперь с него глаз не спустит…       Чонгук всё молчал, и девушке приходилось выкручиваться самой:       — То, что ты сказал тогда в спортивном зале, когда заступился за меня и женщин в общем… Особенно после того, как я с тобой поступила. Это было очень благородно, спасибо тебе за эти слова…       — О нет, — усмехнулся Чонгук, — прошу, не вздумай теперь думать обо мне лучше, чем я есть. Это была машинальная реакция, не надо наделять всё таким глубоким смыслом!       — А что тогда вообще наделять им? Тогда всё становится бессмысленным. — Сонми резко перебила его. Она строго хмурилась. — Просто прими мою благодарность. Разве это так сложно? И мои извинения…       — Если тебе угодно, — Чонгук спрятал руки в карманы брюк и пожал плечами.       — Знаешь, — вновь начала девушка, — я всегда знала, что Джинрёк дерьмовый человек, но всё равно согласилась встречаться с ним. Тебе не любопытно почему?       — И почему же?       — Потому что мы стоим друг друга. Я ничуть не лучше него. Я привыкла к грязи и я знаю, как думают люди наподобие него, но ты всегда был другим… И знаешь, можешь не верить мне, но я была искренне влюблена в тебя. Мне нравилось то, как ты идеализировал меня, не ты один, конечно, многие обманываются моей оболочкой, но получать восхищение от тебя было особенно приятно… Ты был единственным, кто настолько трепетно со мной обращался, ты был слишком хорошим, и ты должен был оставаться таким всегда… Кто угодно мог быть эгоистичным, грязным и отвратительным, но только не ты. Ни на мгновение, ни на самую малость. Ты не должен был поддаваться искушению, Чонгук, понимаешь? — Сонми горько улыбалась.       — Не совсем… Может, немного? — Чонгук выглядел огорошенным и потерянным. Ему было странно смотреть на такую незнакомую Сонми: дерганную и мрачную, но по-странному решительную — будто она отстаивала известную только ей одной истину.       — Но ты всего лишь человек… — почти прошептала девушка, мечась взглядом по его лицу.       — Да, всего лишь человек, — он невесело хохотнул. — Не простишь мне этого?       — Не знаю… Но, в любом случае, ты хороший человек.       — Спасибо? — неуверенно скорее спросил, чем в самом деле поблагодарил Чонгук.       — Ты не держишь на меня обиду? — задала последний мучавший её вопрос девушка.       — Нет, — Чонгук мотнул головой. — Я… можно сказать, уже почти забыл обо всём…       — Это большое облегчение для меня, — Сонми удовлетворённо кивнула себе и начала медленно пятиться назад. — Тогда до встречи на занятиях?       — Ага, до встречи. — Чонгук махнул ей в ответ и ещё какое-то время в замешательстве провожал её ударяющуюся фигуру взглядом.       Эти девчонки кого угодно могут свести с ума. А когда это хорошенькие и адски замороченные девчонки — тут уж беды точно не миновать. Хорошо, что он обошелся лишь малой кровью.                     — Дама твоего сердца? Симпатичная, — попытался, шутя, поддеть его Тэхён, когда Чонгук всё-таки забрался в салон и уже пристёгивал ремень безопасности.       — Не состоявшаяся, — хмыкнул Чонгук. — Я зарёкся влюбляться до конца школы уж так точно. Судя по смыслу, который я прочитал между строк директора, они ждут не дождутся, чтобы я завалил семестровые экзамены. Тогда они-таки смогут меня отчислить за неуспеваемость — теперь, когда моя бабушка перестала их спонсировать, им незачем больше идти мне навстречу. Я для них сплошная головная боль. Так что придётся сосредоточиться на учебе, чтобы утереть администрации нос.       Тэхён, который задрав очки на лоб, забивал в этот момент адрес в навигатор, ухмыльнулся себе под нос:       — Ну, пофлиртовать на перемене никому в твоём возрасте не помешает. Общество, конечно, ожидает, от тебя включения режима временной импотенции, но это так абсурдно. Что может быть естественнее для старшеклассника, чем любовная горячка?       — Судишь по собственному опыту? — с кривой ухмылкой решил не уступать в подначивании хёну Чонгук. — Поделишься?       Старший, оторвавшись на миг от печатания, бросил на него обескураженный взгляд, будто его застигли врасплох, но буквально через долю секунды Тэхён уже сумел скрыть растерянность за непринужденной улыбкой. Чонгук с некоторых пор начал замечать у него этот защитный механизм — улыбаться и ловко уводить тему каждый раз, когда не хотел отвечать напрямую, и наблюдая повторяющийся паттерн сейчас, мысленно сделал у себя в голове пометку.       Возможно, не одному ему разбили в нежном возрасте сердце?       — Мне пришлось в своё время многое на себя взвалить, так что я, считай, растратил свою юность на взрослую суету: подработки, забота о сестре и больной матери, походы с ней по врачам… Так что ничем в особенности похвастаться не могу. Я лишь хотел поддержать тебя, если тебе показалось это лишним, то прости.       Ему явно скормили выхолощенную полуправду, и временно Чонгук собирался сделать вид, что удовлетворен ответом. Но ему всё-таки до чёртиков хотелось бы допытаться до истины: внутри поселился червячок любопытства, который ему теперь точно покоя не даст.       — Всё окей. Я правда хочу сосредоточиться больше на своем будущем, — говоря это, он всё следил за полувесёлым-полуотстранённым выражением лица хёна, внутренне задаваясь вопросом, какая недалёкая девушка так сглупила: ведь (Чонгук был в этом стопроцентно уверен), будучи старшим братом, Тэхён и в школе наверняка был таким же опекающим и заботливым, да ещё капитан баскетбольной команды. Про ещё более очевидные достоинства и говорить нечего… Разве девушки не сходят по таким с ума? Или же хён, и так обременённый ответственностью, не хотел взваливать на себя ещё больше, и именно он играл роль сердцееда и теперь ему совестно?       Нет, здесь определённо крылась какая-то любовная драма, Чонгук это чувствовал. И, разумеется, нельзя было отказывать человеку в праве на сокровенное, ведь и он не стал делиться с Тэхёном всеми деталями и подробностями. Но, чёрт, можно было бы сказать честно, но кратко: «да, сердечко мне потрепали, не хочу вспоминать» или «юный был и глупый, ничего путного не вышло», да хоть бы что! Но этот хён, что сам так рьяно призывал к откровенности, не шибко любил раскрывать свои собственные секреты. Это почти злило Чонгука. Нет, это определённо его очень зацепило!       — Выбор зрелого человека, — скрытный хён оттопырил большой палец в знак одобрения, ласковые глаза и красивая улыбка искусно прятали всё самое сокровенное. — Ну что, большой и взрослый парень Чон Чонгук, уже решил, чем будем сегодня баловать твоего внутреннего ребёнка?       Чонгук нерешительно пожимал плечами и ребячливо улыбался, прилежно отыгрывая роль послушного тонсена, и Тэхён очень скоро правда расслабился, но он не учёл одного: из глубины оленьих глаз напротив за ним теперь цепко наблюдал пока ещё не до конца, но вполне себе взрослый человек. А взрослые, бывает, куда больше детей любят разгадывать загадки, и их уже не так просто одурачить. А если загадку разгадать не получается, она может перерасти и в помешательство.                     В итоге они завалились в пиццерию, и пока ждали заказ Чонгуку пришло сообщение с благодарностями от матери за фото, что он ранее отправил ей сегодня по утру: ничего особенного, просто кадры из жизни, самые занимательные из которых он начал намеренно высматривать в своей ежедневной рутине — закаты, рассветы, первый снег в свете фонаря, его собственная физиономия слегка покрасневшим от холода носом, — всем этим он делился с ней. Мама всегда живо и многословно комментировала любой кусочек информации о его жизни, много и подробно расспрашивала. Кажется, они действительно потихоньку сближались.       В мамином ответе упоминался рождественский вечер, который устраивался в рехабе и на который пациенты могли пригласить своих друзей и родных. Так что теперь появилась новая цель — обзавестись подарками. Тэхён очень загорелся. Так что все оставшееся время они пообсуждали, куда можно за ними отправиться. А когда от двух пицц осталось лишь пару кусочков, и никто из них не был в силах прикончить оставшиеся, Тэхён принялся кормить его с рук, увещевая, что растущему организму требуется больше питания, чем заставил его страшно краснеть, особенно когда с умилительным сюсюканьем хлопал по туго набитым тестом щекам.       Но пока Чонгук чувствовал это волшебное тепло в груди, вызванное то ли надвигающимся праздником, то ли навязчивой заботой хёна или в принципе налаживающейся жизнью, а может и из-за всего разом, он был готов сносить экзекуции и похуже этой.