Вдохни белёсый дым воспоминаний. Не бойся жить.

Слегка мутноватая жидкость льётся из носика чайника в деревянную миску. Чуть горькие всполохи аромата смешивались с сладковатыми брызгами и обращались в горячий пар, кружащий над мисками с отваром и перед лицом девушки. Пушистый мох, на котором она занималась приготовлением снадобья, был усыпан мелкими веточками и редкими пожухлыми листьями. Работать на свежем воздухе всегда было приятно. Ветер в преддверье лета скользил мерными шагами в пространстве на краю бедной деревни, огибая хиленький дом и редкие деревья, среди которых стояло жилище. От леса веяло трепетом сомнительного шепота и чутким спокойствием, ограждающим от чужих забот. Такое время года, когда весна уже доходила последнюю часть своего пути под руку с летом, когда тепло кружило в воздухе, но нередкие дожди плели беседы о легкой прохладе, словно открывало человеку глаза на то, сколь природа таинственна в своей двойственности и сильна в расплывчатой туманности дня. Мира жила в неприметном домике вместе с пожилой женщиной. Другие жители совсем небольшой деревеньки прекрасно знали о девушке у самого леса в доме старушки Норико, были знакомы с ней. И пускай этот дом считался полноправной частью скромного поселения, всё же стоял он особняком. Местные давно привыкли жить прямо у леса, свыклись они и с опасными шалостями ёкаев, неизменно перенимая от предков страх перед этими созданиями и уважительное уклонение от возможных встреч. Те особо не трогали людей, и лишь изредка доводилось видеть нехорошие случаи, но обыкновенно жители деревни просто избегали столкновений с ними. От мисок с горячим отваром веяло насыщенным ароматом травяных узоров. Мира неспешно поднялась с колен, прихватив с собой обе миски. Отвар стоило отнести в дом, поэтому она оставила чайник на прежнем месте. Сегодня не мешало бы сходить за хворостом, ведь сухие ветви нужно держать в доме всегда. Но уходить надолго девушка не собиралась — зайти должен был приятель один из деревни да дров принести. Хорошо было иметь в знакомстве такого добродушного человека как Иоши. Тот частенько помогал Мире с заготовкой древесины, с ним же они с Норико отправлялись в город за травами да прочими вещами. В деревне Мира значилась ученицей местного целителя, потому принимали её в нужде да беде, а без них и не трогали, что девушку очень устраивало. Называть себя многоопытной во врачевании она не могла — не так уж и много за свою недолгую жизнь занималась этим. Однако то, чему её уже выучили, знала хорошо, умело помогала, пробовала совершенствовать лекарства, которые ей передавались от учителя. А старушка Норико была действительно мудрой и знающей. Старый деревянный пол в небольшом доме кое-где скрипел, но всегда держался в чистоте. У лекарей по-другому дела не ведутся. Мира далеко отвар не убирала, ему просто необходимо было дать остыть, чтобы вязкий пар опустился незримым сугробом на поверхность жидкости. Норико разбирала травы, раскладывая те для просушки. Казалось, сейчас её ничто не могло отвлечь от занятия, но от глаз этой пожилой женщины ничто не скрывалось. Захватив веревку, девушка направилась в лес, минуя неизвестно откуда взявшееся сонное состояние и желание вздремнуть. Прежде дела — потом и прилечь можно будет. Земля проглатывала шум шагов, лишь изредка шелестящих травой и растениями цвета зелёного камня. Конец весны обнимал вечерней прохладой, щекотал слегка озябшую кожу и целовал румянцем увядших цветов женские щёки. Тишина разбегалась в перекличках шороха ветвей деревьев и бурном шепоте ветра. Хворост набирался быстро, пока в беспорядочной мгле сознания одна мысль вспыхивала чуть ярче другой, угасая и уступая место следующей. Спокойствие кутало сердце в уютные одежды безмятежности, и это вызывало улыбку. У хилой калитки дома уже нетерпеливо проходилась фигура молодого человека, в ногах которого лежала весомая охапка дров. Всё-таки девушка немного задержалась, блуждая в собственных мыслях. Мира неспешно вышла из леса, наблюдая за Иоши с легкой улыбкой. Когда же юноша заметил девушку, тут же вытянулся и мигом подбежал к ней. — Здравствуй, Мира! Я сперва и не разобрал, где ты запропастилась, — его приподнятые брови и блестящие глаза искрили теплой радостью. Он немедля перехватил ветви, с позволения занося их на участок у самого дома. — Рада видеть тебя, Иоши. Извини, что ждать заставила, да уж вышло так. — Ничего, ты не беспокойся, я сейчас еще пару телег привезу, разложим их быстренько — и готово. Мира кивнула, собираясь уложить уже принесенные дрова, а юноша направился обратно. Иоши с самого их знакомства радовал глаза своей ребячливой улыбкой и милой застенчивостью. Девушка прежде не водилась с жителями деревни помимо её прямых обязанностей в помощи лечения — не было потребности и желания. В то время её разум всё ещё был скован режущими путами тоски по родному дому, а сердце пугливо озиралось в ожидании подвоха, вреда, опасности. Единственным затишьем в бури её покалеченного душевного состояния была старушка Норико. Именно она приютила бездомную девушку со странным разрезом глаз, столь несвойственным землям империи. Она же наставляла Миру во врачевании, взяв испуганную девушку себе в ученицы. Многое уже успела дать Норико, а Мира безоговорочно отдавала все силы на помощь этой старушке, вверила ей свою преданную любовь и уважение. Дело шло быстро и слажено — не первый раз они так работают. Вскоре Иоши уже помогал раскладывать оставшиеся дрова девушке, пытаясь как можно скорее выхватить поленья из-под её рук. — Ну что, долго ещё возиться будете, или мне себя всё-таки вытащить нужно? — пожилая женщина, выглянув из дома, оценивающе осматривала результат проделанной работы, чуть кривя поджатые губы. Мира направилась на своё место за оставленным ранее чайником, а Иоши тут же обернулся на голос. — Доброго дня, Норико! А мы как раз и закончили, — юноша приветливо улыбнулся старушке. — Чего ж встал и лыбишься тогда? Мира, подхватила его — и в дом, — женщина тут же скрылась внутри. — Я смотрю, у неё сегодня чудесное настроение? — Угу, того и гляди, — девушка удобнее взялась за чайник, подходя к Иоши, — от радости по лбу даст. Заливистый ручеёк смеха Иоши ворвался в дом, где Норико успела заварить чай, размещая на столике две маленькие чашки и одну на их фоне комично огромную. Травы ютились на подстилках в темном углу, отсортированные и разложенные в особом порядке, ведомом лишь одной Норико. Аромат согревающего уюта витал в воздухе, приглашая к скромному угощению. Молодые люди уселись рядом с Норико, привычно резкой в движениях и словах. Мира тут же наполнила маленькую чашку для старушки, следом и для юноши. Оставшийся чай она с явным удовольствием отправила в самую большую ёмкость. — И как тебе только удобно пить из такой, поражаюсь, — Иоши блаженно прикрыл глаза, вдыхая аромат горячей жидкости. — Так я руками её всю обхвачу, и она их согреет. Да к тому же, с мелких чашек чаем не напьёшься. — Да-да, и ведь надо было поэтому для тебя заказывать её, а? Хлещешь чай как воду. Лопнешь, того и гляди, — Норико расправила плечи и с невозмутимым видом сделала едва заметный глоток. Смех Иоши вновь расплескался по дому, заставляя улыбнуться даже старушку. — Нори, ну не ворчи, не в тебя вливаю этот чай, — на довольном румяном лице в одно мгновение брови свелись в возмущении от быстрого подзатыльника, — Нори? Так и подавиться не долго, между прочим! — Вот поэтому люди и пьют из нормальных чашек, а не из вёдер. Лёгкие колкости со стороны Норико никогда не воспринимались Мирой как нечто обидное. За время их совместного проживания девушка давно поняла, что ворчливость и ехидные фразы были ни чем большим, нежели частью вредной натуры старушки. Мира знала и видела, что женщина дорожит ею как собственной внучкой. Норико по собственному желанию была надежной тростью, необходимой опорой для потерянной и тоскующей души, упорно жаждущей смело встать на ноги, рванув в вихрь новой жизни. . . . Этот мир, погруженный в вязкую субстанцию замедленного времени, широкого неба, бесчисленных лесов, загадочных ёкаев и людей с особой культурой, был для Миры чужим. Прежде девушка могла называть его даже враждебным, но со временем она начала свыкаться с фактом своего существования в этой среде. Как-то раз, смотря на небо, Мира в беспечном спокойствии наблюдала за облаками. Их пышные куски, медленно перекатывающиеся по ясному весеннему небу, крошились на краях, расплываясь в причудливые фигуры. С глубоким вдохом в голову девушки тогда влетела мысль о том, что весна здесь также чудесна, как и в её мире. Наверное, в тот момент она неосознанно и приняла факт того, что теперь нужно жить здесь. Но разве кто мог остановить её разум от нескончаемого блуждания среди воспоминаний? Навряд ли. Мира бережно наматывала на стержень памяти имена близких людей, тексты песен и строчки из стихотворений, вывески магазинов и рекламы, картины ренессанса и забавные мемы, отрывки вечерних разговоров с лучшими подругами и глупые сплетни… Боязнь неизвестного пространства постепенно затихала, но теперь её не покидал страх забыть прежнее. Поначалу долгое время девушке снились кошмары, в безумстве жара которых её сердце горело от боли и рассыпалось. Однако утром оно подобно фениксу возрождалось в своём привычном состоянии тягучей тоски, укрытой слоями отрешённости и усердного погружения в новое занятие. Норико ведь действительно спасла Миру. Иначе нельзя именовать чудесный факт встречи этой пожилой женщины и испуганной девушки, незнающей о новом мире почти ничего. Неделя с момента попадания и до их знакомства казалась Мире той самой передачей на выживание, а в её арсенале надёжно держались лишь паника, голод, страх, неведение и непонимание. И эту неделю девушка с облегчением забыла бы, да только не получалось. Вот уже целый год и пара месяцев прошло с того первого месяца весны, и природа задышала летом. Неожиданно в голову пришли слова Норико. Как-то раз та сказала, что камешки серо-голубых глаз Миры поймали пушинки, рассекающие радужку едва заметными белёсыми нитями. Красивые слова тогда очень полюбились сердцу. Внешние черты Миры Норико старалась никогда не выделять, хотя её отличия от людей с восточной внешностью, проживающих в этом мире, привлекали к себе внимание, и прежде всего, именно глазами. Однако густые волосы, к примеру, были до обыкновенности прямыми и довольно длинными, не вызывая собой какой-либо заинтересованной реакции. Мира училась жить по правилам нового мира. Теперь многое зависело от её жажды жизни, разжигающейся усердности, разумности и смышлёности…