В твоей "тени" я вижу свет...

      Он волочил Альбериха по улицам Мондштадта, слушая его пьяный бубнёж. Не особо было понятно, что говорил Кэйа своим заплетающимся языком, но по тому, как часто проскальзывало «Дилюк», можно было догадаться, что это снова о их сложных взаимоотношениях с виноделом.       До нужного дома они добрались достаточно быстро. Увидев, как Кэйа не попадает ключом в замочную скважину, Дилюк аккуратно забрал его из чужих рук и сам открыл дверь. Спустя долгих десять минут, пару опрокинутых стульев и нескольких нецензурных выражений капитан кавалерии был уложен в кровать. Благо он не особо сопротивлялся.       Уходить Дилюк не стал, не теперь, когда Кэйа в таком состоянии. Будет лучше, если он останется и присмотрит за Альберихом, да и завтра для разговора не придётся снова того искать. Он скинул свой плащ, сапоги и прилёг на диване в гостиной, накрывшись тонким пледом, что лежал тут же. Только заснуть не получилось: слёзы снова душили его, и он не мог успокоиться.       Он ужасен, отвратителен, ничтожен! Потому что Кэйа так плохо себя чувствовал, так сильно напился из-за него. Из-за Дилюка. Почему другой он продолжает причинять любимому боль? Неужели это всё и правда его (их!) проклятая судьба?       Сейчас он ненавидел себя больше, чем когда бы то ни было, во всех вариациях. За всю причинённую боль всем вариациям Кэйи. Он был готов сгореть в этой ненависти.       Дилюк сильнее закутался в плед и тихо, беззвучно плакал, прокручивая всё это в голове, пока тяжёлые мысли и желание вновь себя истязать не отступили. Он ещё немного полежал, шмыгая носом, потом вышел покурить, а по возвращению в постель почти сразу забылся тревожным сном.       Ночь прошла относительно спокойно. Лишь пару раз он подрывался от кошмаров, где что-то случалось с Кэйей, а он не мог его спасти. Подчиняясь навязчивому чувству страха, он шёл в соседнюю комнату, чтобы проверить состояние Альбериха, и облегчённо выдыхал, видя, что с ним всё в порядке.       Проснулся Дилюк утром от громкого стука, как если бы кто-то хлопнул дверцей тумбочки или шкафа. Пара секунд ему потребовалась, чтобы вспомнить, где он находится, а спустя ещё мгновение из комнаты вышел помятый после сна Кэйа. Он резко застыл, увидев неожиданного гостя, а потом неуверенно произнёс:       – Привет.       – Привет. – Дилюк принял сидячее положение и протяжно зевнул. – Как ты?       – Как будто меня переехала телега. – капитан привалился к дверному косяку и потёр виски. – Вероятно, я должен сказать тебе спасибо, за то, что отвёл домой, да? Что ж, позволь угостить тебя чем-нибудь в знак благодарности. Чай или кофе?       – Вино. – выдохнул он быстрее, чем успел подумать. Спохватившись, хотел добавить, что пошутил, но Альберих лишь хмыкнул: «Вино, так вино» и ушёл на кухню.       Сам Дилюк первым делом поспешил на улицу, чтобы покурить. За дверью его встретило тёмно-серое небо и северный, пробирающий до костей ветер. Он нёс в себе предупреждение, что зима будет холодной, если только Анемо Архонт не сжалится. Дилюк еле подпалил сигарету в такую неприветливую погоду.       Он спешно затягивался дымом, а в голове крутилось только одно – что здешний он сказал Кэйе? Самобичевание отошло на второй план. На первый же вернулась тихая злость: Рагнвиндр может как угодно относиться к нему. Пусть подозревает, клеймит и угрожает. Ему плевать на это. Но задевать Кэйю он ему не позволит. Дилюк сжал челюсти и резко зашвырнул окурок в мусорку. Вдохнув и медленно выдохнув, он вернулся в дом.       На кухне капитан, уже переодевшийся и заметно посвежевший, жарил яйца и варил себе кофе.       – Прошу, присаживайся, Тобиас. – сказал он и махнул рукой на небольшой обеденный стол, со стоявшей на нём бутылкой вина и всей остальной необходимой посудой. – К вину ничего приличного нет, извини. Я редко ем дома и ещё реже принимаю гостей. Яичницу будешь?       – Не откажусь. – Дилюк сел за стол, открыл вино, налил немного в стакан, поболтал и выпил, отмечая, что оно совсем лёгкое. На самом деле, пить алкоголь сейчас не очень-то и хотелось, но он всё равно сделал пару глотков, после которых ему стало немного легче на душе. – Спасибо.       – Пожалуйста. – улыбнулся Кэйа.       Он выложил яичницу на тарелки, налил себе кофе и опустился на стул напротив Дилюка, а после пожелал ему приятного аппетита и принялся за завтрак.       Но тот не услышал Альбериха. Он нервно вертел стакан в руке, и всё что его сейчас волновало:       – Что вчера сказал Дилюк?       Вилка в руках Кэйи скрипнула по тарелке. Он остановился, явно не ожидая такого вопроса, а затем улыбнулся как ни в чём не бывало:       – Розария сболтнула? Не бери в голову, это не важно. Он иногда ляпает что-то, не подумав.       – Важно. Что он сказал? Я должен знать.       Кэйа молчал, и Дилюк, подняв на него взгляд, добавил:       – Ты вчера много о нём говорил, пока мы шли. Знаешь, я просто не хочу…чтобы ты был один…со всем этим.       – Спасибо за беспокойство, но тебе не о чем переживать. Дилюк просто вчера был не в настроении. Да и я тоже, так что… – капитан прочистил горло. – Честно тебе говорю, ничего такого он не сказал.       Он не верил Альбериху. Он смотрел на него, пытаясь передать, что чувствует его ложь. Он не знал повлияло ли это на Кэйю или нет, но тот в конце концов сдался и, сделав вид, что еда в тарелке интересует его больше собеседника, ответил:       – Ладно. Я удовлетворю твоё любопытство. Он сказал, что я создаю в его жизни слишком много проблем. И что она была бы легче, если бы меня никогда в ней не было. Но он это не серь…       Хруст стекла заполнил комнату. Капитан дёрнулся и взглянул на Дилюка, что яростно сжимал в кулаке осколки, ещё недавно бывшие стаканом.       – Охуевший ублюдок! – взревел он и вскочил на ноги, роняя стул. – Я разобью ему ебало, чтобы следил за языком!       Спохватившийся Кэйа настиг его на выходе из кухни, схватил за запястья, и, скрутив, прижал лицом к стене.       – Успокойся, Тобиас. Не нужно тебе никуда идти.       Но тот продолжал вырываться и орать:       – Пусти меня! Я выбью из него всё дерьмо! Может тогда до него дойдёт!       – Уймись! Ну же. – Альберих сильнее заломил его здоровую руку, и Дилюк перестал дёргаться.       – Да почему же всё так? – проговорил он уже спокойней и так же продолжил. – Почему, блядь…? Почему я везде веду себя как мудак? Ты не заслужил всего этого. А он… Я…       – Тише, приятель. Я тебя совсем не понимаю.       – Пусти. – тихо севшим голосом произнёс Дилюк и почувствовал, как его отпустили. Он развернулся и подхватил свою поражённую руку. Перчатка вся была залита кровью, и с неё то и дело капало на пол. Но это совсем не волновало его сейчас. Он даже не чувствовал боли.       Он поднял голову и встретился взглядом с Кэйей, тот, весь взведённый и напряжённый, ждал объяснений всему произошедшему. Дилюк отвернулся, глубоко вдохнул, чувствуя, как глаза снова мокнут, и выдохнул:       – Это я, Звёздочка.       Вновь подняв взгляд, он столкнулся с непониманием на лице собеседника, но после паузы в несколько долгих секунд увидел, как расширяется звёздный зрачок напротив.       – Это невозможно. – ошеломлённо мотнул головой Альберих. – Этого просто не может быть. Это и правда ты, Огонёк?       – Да. Это и правда я.       Кэйа разглядывал его ещё немного прежде, чем кивнул и проговорил растерянно:       – У меня к тебе куча вопросов, но… Давай сначала обработаем твою рану.       Они направились в ванную.       Можно сказать, Дилюку повезло: осколки застряли в его перчатке, так что рана была не очень серьёзной. Он закатил рукав своей чёрной рубашки, обнажив руку по локоть, и протянул её Кэйе. Тот, лишь на секунду задержав взгляд на шрамах, молчаливо промыл его ладонь над раковиной. А потом они так же, не проронив ни слова, переместились на диван в гостиной, где Альберих обработал и перевязал рану.       – Схожу попить. – бросил он, когда закончил.       – Мне тоже принеси.       Через минуту капитан вернулся с деревянной кружкой, наполненной водой, и, глядя на нервно глотающего из неё Дилюка, тяжело вздохнул:       – Я всё ещё не могу поверить, что это ты.       Он не ответил, а вместо этого принёс свой плащ, нащупал в нём здоровой рукой потускневший Глаз Бога и небрежно бросил Кэйе. Вероятно, это было весомым доказательством, ведь тот так часто рассматривал божественный дар, которого у него не было, что, наверное, знал его лучше хозяина. Интересно, о чём он тогда думал?       Сейчас Альберих так же, как и в прошлом, вертел его в руках и пристально разглядывал, пока не сказал наконец, возвращая Глаз Бога обратно:       – Во имя Архонтов. Я ничего не понимаю.       Рассказ о том, как Дилюк сюда попал, опуская детали, даже с пояснениями о «тенях» и душах, занял не так много времени.       – Хорошо. – выдохнул Кэйа, прикрыв лицо рукой. – Значит Барбатос. Другой мир или «тень». Я подумал бы, что это очень странная дурацкая шутка, если бы не знал тебя.       – Ты не всё знаешь обо мне. События в «тенях» отличаются. – Дилюк звучал сипло. Кажется, момент, ради которого он пришёл, наступил. Но даже этот полунамёк было сложно выдавить из себя. Так как же рассказать Кэйе всё?       Альберих выглядел напряжённо: он явно тщательно обдумывал новую информацию. Лишь через минуту, вспомнившись, он ответил:       – Конечно. Я только одного не пойму, зачем тебе понадобилась другая «тень»? Ты так и не сказал этого. И почему ты выглядишь так…? – он, кажется, хотел ещё что-то добавить, но сам себя оборвал.       – Паршиво? – грустно усмехнулся Дилюк и отвёл взгляд. Вдохнув побольше воздуха, он продолжил. – Я пришёл к тебе.       – Ко мне? – голос Кэйи сквозил удивлением. А потом его осенила догадка. Дилюк узнал это по судорожному вздоху. – Что-то произошло там…со мной? Люк, неужели…?       – В мой день рождения… – к горлу подступил ком, он чувствовал, как руки холодеют и вновь начинают дрожать. – В тот день, когда отец…       Не то. Ближе к сути.       – Вечером, когда он пришёл поговорить… – пришлось взять перерыв: голос так и просился предательски дрогнуть, да и болезненные всхлипы просились наружу. Он стиснул зубы, чувствуя, как влага выступает на глазах помимо его воли. – Я его…       Кажется, Кэйа понял всё без слов, потому что вдруг неожиданно он подвинулся ближе к нему и обнял. И Дилюк не выдержал. Он кинулся в объятия, захлёбываясь слезами. Он плакал навзрыд и повторял:       – Прости, прости меня, Кай… Я не должен был. Я не хотел… Прости. Кай, прости…       – Тише, тише. – шептал Кэйа. И голос его тоже дрожал от слёз.       Так они сидели какое-то время, пока Дилюк окончательно не успокоился. Потом он поёрзал в крепко держащих его руках и отстранился: Кэйа легко выпустил его.       – Я схожу покурить. – сипло проговорил он и прочистил горло.       – Если хочешь, можешь здесь курить, в окно.       Дилюк согласно кивнул. Они оба молчали, пока он спешно дымил, а в комнату по полу пробирался морозный воздух.       На кухне остыл завтрак.       С оглушительным в густой тишине хлопком закрылось окно, а Дилюк вернулся на диван, сделал пару глотков воды из кружки и опустил голову. Кэйа тут же взял его за холодную руку.       – Я должен был хотя бы дослушать, попытаться понять… Всё произошло так быстро… – продолжил он, и его снова начало трясти. – Мы клялись быть как один… Я должен был пойти за ним, но…       Он почувствовал, как Кэйа крепче сжал его руку. А потом поднял голову и, глядя тому в глаза, произнёс:       – Моего «Прости» никогда не будет достаточно, я пойму если ты не простишь, или если захочешь ранить меня, или убить.       Кэйа замотал головой, будто не веря, что Дилюк может такое предложить.       – Нет, Люк, нет. Как я могу? – его покрасневший глаз снова остекленел от слёз. – Но и простить я тебя тоже не могу, ведь я не он.       Оба тяжело вздохнули.       Не этого Дилюк ожидал, но он давно уже решил, что примет любой ответ.       – Тебя не узнать. – выдавил Кэйа, глядя в его бледное лицо. – Никогда не замечал за тобой склонности к саморазрушению. А сейчас ты совсем себя не бережёшь.       – От выпивки становилось легче, первое время. От сигарет тоже. А потом я не смог остановиться. И не хотел. Мне больше незачем было себя беречь. Не для кого.       – А ожоги? – он провёл ладонью по предплечью и вновь вернул на место, переплетаясь пальцами с Дилюком. – Неужели, ты сделал это сам?       – Это наказание за мой грех. Я сжёг… – он сглотнул. – По сравнению с тем, это мелочь.       – О, Люк. – Кэйа закусил дрожащую губу и шмыгнул носом.       Теперь уже Дилюк прижал его к себе в объятиях. И пока тот сотрясался от рыданий, приговаривал, гладя его по спине:       – Кай, не плачь. Я не заслуживаю твоих слёз.       – Дурак. – бормотал Кэйа.       Вскоре он успокоился. Отстранившись, он подхватил со стола кружку с водой и сделал пару глотков.       – Можно спросить? – Дилюк дождался его кивка и продолжил. – Что произошло в тот день и после? Здесь, с вами.       – Думаю, события до того вечернего разговора схожи, а потом… Он схватился за меч, и мне пришлось защищаться. Но уже через пару секунд его огонь был остановлен моим льдом.       Так вот как Кэйа получил свой Глаз Бога. Дилюк крепче сжал его руку и вздохнул.       – А потом он ушёл. И мне было так страшно…так страшно за него. – его руки и голос задрожали. – Я боялся, что с ним может что-то случиться…а меня не будет рядом, чтобы помочь и защитить.       Он вновь уткнулся в Дилюка, давая волю своим чувствам. Тому и самому было больно всё это слышать, он тоже плакал и судорожно выдыхал через сжатые зубы.       Когда Кэйа немного успокоился, он утёр с лица солёные дорожки и продолжил:       – Каждый раз, когда я доставал его Глаз Бога, я боялся увидеть, что он потух. Слава Архонтам, что он вернулся живой. Я знал, что так, как раньше, между нами не будет. Мы оба уже не те, кем были пять лет назад… Это тоже было страшно – не видеть, как он меняется. И осознавать, что сам меняешься без него.       Дилюк хотел что-то сказать, но Кэйа не дал ему это сделать.       – А ещё в тот вечер он всё же успел меня ранить. – он красноречиво дотронулся до своей повязки и после небольших колебаний снял её. Он щурился, не открывая правый глаз полностью, потому что тот не привык к свету.       А Дилюк снова затрясся, когда увидел: шрам рассекал бровь, верхнее и нижнее веко. Он дёрнулся, но сдержался и тихо попросил:       – Можно?       Только после того, как Кэйа кивнул, он медленно приблизился и, положив здоровую руку тому на щёку, бережно, только кончиком большого пальца погладил самый краюшек шрама.       – Щекотно. – поморщился Кэйа и улыбнулся робко, совсем как в юности. – Смелее, Люк, он уже не болит.       Но пальцы Дилюка были так же нежны. Он проследил шрам сверху-вниз и снизу-вверх, а потом переместил руку обратно на щёку и заглянул в сам глаз.       – Ты видишь им?       – Вижу. – Кэйа потёрся о его ладонь. – Только он об этом не знает.       Дилюку не надо было спрашивать, чтобы понять – это попытка задеть его, сделать больно в ответ, хотя бы сыграв на чувстве вины. И он не мог это осуждать. Он уже собирался сказать: «Прости», но прикусил язык. Наверняка Кэйа хочет услышать это от него. Вместо этого Дилюк выдохнул:       – Ненавижу его за то, что он причиняет тебе боль.       – Ему тоже было тяжело, и я тоже сделал ему больно. – ответил Кэйа.       – Нет. Ты правильно тогда сказал, он дуется как ребёнок. Иначе заметил бы, как ты предан Мондштадту. И ему.       – Порой мне кажется, что я совсем ему не нужен. Думаешь, он всё ещё любит меня?       – Безусловно. Он глаз с тебя не сводит. Просто боится себе в этом признаться. – Дилюк тепло взглянул на Кэйю и убрал свою руку от его лица. – К тому же отец мне часто повторял, что в семье Рагнвиндров все однолюбы.       Кэйа как-то странно замялся, видимо, для него было очень важно это услышать, а после слегка улыбнулся:       – Спасибо, Люк.       Они взяли ещё одну паузу. Дилюк сходил покурить, а после, присаживаясь вновь на диван, сказал тяжело:       – Не отвечай мне, если не готов сказать правду, Кай. Ты действительно шпионил? Ты передавал какие-то данные о нашей семье или о Мондштадте?       Кэйа молчал, сложив ладони в замок, так долго, что он успел принять это за ответ, но тот всё же заговорил:       – Нет. Я просто должен был собирать информацию и ждать, пока со мной выйдут на связь. Прошло уже больше десяти лет, а со мной всё ещё не связались. Но это к лучшему. Я не собираюсь им отчитываться.       – Что они задумали? Начать войну?       – Не исключено, но точно я ничего не знаю.       – А если это и есть их цель? Что тогда?       – Это допрос? – едва улыбнулся Кэйа, пробуя пошутить, но его улыбка тут же пропала. – Тогда я надеюсь, что смогу быть рядом с ним и защищать его, пусть даже он будет против… Для меня всё это в прошлом. Я давно не чувствую связи с Каэнри'ах. Я выбрал Дилюка. Жаль, что он не хочет мне верить.       – Поверит, когда я с ним поговорю. А если не станет слушать, то я ему врежу.       Кэйа нахмурился беспокойно:       – Не боишься…исчезнуть?       Дилюк вздохнул.       – Ты, наверное, хочешь, чтоб я остался, но я не могу. Благодаря Барбатосу я смог повидать тебя, извиниться, но я никогда не планировал долго задерживаться здесь. Я просто не могу.       – Потому что я – не тот Кэйа?       – Потому что я – не тот Дилюк. Моё место не здесь. – он улыбнулся и провёл рукой Кэйе по щеке. – Не грусти, Звёздочка. Я подтолкну его в нужном направлении.       Тот прижался к его руке и прикрыл глаза. Наверняка ему сложно было смириться со всем этим.       – Спасибо, Огонёк.       Весь тот день они провели у Альбериха. Болтали о более приятных вещах, мелочах, обсуждали вина и орден. Кэйа помог найти несколько отличий в похожем юношестве двух Дилюков.       А сам Дилюк чувствовал необычайный подъём, он будто был опьянён, но без капли алкоголя. Он думал, что за все пропитанные болью и горечью годы уже разучился испытывать такие яркие положительные эмоции, но нет: Кэйа смог разубедить его в этом всего за день.       В обед они заказали еду из «Хорошего охотника», а вечером после короткой вылазки на рынок Дилюк собственноручно пожарил – когда он вообще последний раз сам готовил? – мондштадтские оладушки. И всё время готовки, рядом вился Кэйа, пытаясь утянуть пару штук прямо со сковородки, за что получал лопаткой по рукам – совсем как в юности, а Дилюк улыбался и смеялся поглощённый эйфорией этого неожиданного кусочка счастья.       Несмотря на то, что утром Кэйе надо было на работу (он и так взял отгул на сегодня), они ещё долго болтали, лёжа валетом на диване. В темноте всё будто становилось интимней, но и спокойней, появлялась особая атмосфера, которой не возникало в другое время. И разговоры тоже становились другими – тихими и серьёзными, а не разрывающе-болезненными.       – Ты злишься на него? – спросил Дилюк.       – Злюсь. Не так сильно, как тогда, конечно. Но он будто намерено ищет поводы для этого. Например, он продал семейный особняк, даже не спросив меня. А ведь это был и мой дом тоже. Ещё злит то, как он упрямиться и не принимает мою помощь. Всё ещё не доверяет мне. И я ничего не могу с этим сделать.       – Я завтра набью ему морду. – заверил Дилюк.       Альберих только глухо рассмеялся и погладил его по ноге.       На какое-то время установилась тишина.       – Люк, я ещё спросить хотел. Тебя судили?       – Я хотел самый строгий приговор, но меня оправдали. Джинн нашла какого-то суперадвоката и… Он сказал в суде, что я «был в состоянии аффекта» и что я раскаиваюсь…       Вновь повисла тишина. Она вовсе не давила, а лишь окутывала и укрывала, как тёплый плед. Она была уютной, но и нарушать её было не страшно.       – Я тоже хотел кое-что спросить, Кай. – Дилюк поёрзал в поисках более удобного положения и спустил затёкшую ногу с дивана. – Почему ты рассказал всё именно в тот день?       – Надо было раньше. – тяжело выдохнул Кэйа. – Но я-дурак всегда откладывал. А после смерти отца, как я мог продолжать молчать? Я знал, что он будет в ярости, но не думал, что это разведёт нас так далеко друг от друга. Момент ужасно неудачный вышел, я признаю. И прости.       – Доверие оказалось хрупкой вещью. – хотя раньше доверие между ними было так же естественно, как дыхание, но… Теперь уже Дилюк подбадривающе похлопал Кэйю по ноге.       – То, что «я был оставлен шпионить», означало «изначально у меня была цель», но цели меняются с возрастом, как и приходит понимание, что счастье здесь и сейчас важнее призрачных обязанностей и миссий.       – Для него это звучало не как «изначально у меня была цель», а как «я врал тебе всё это время». – Дилюк закусил щеку от досады. Если бы не его вспыльчивый характер, если бы он дал ему хоть секунду, чтобы объясниться, то этого недопонимания бы не случилось. – Я тоже не так понял. Прости.       Кэйа тихо рассмеялся:       – Прямо вечер извинений.       – Ага.       Они снова взяли паузу. Каждый думал о чём-то своём.       – Люк, а что случилось с твоими волосами?       – Были моменты, когда я просто не находил в себе сил за ними ухаживать. Да и вообще что-либо делать. Аделинда предлагала мне помощь, но… В итоге, как только я вышел из очередного оцепенения, я их обрезал.       Это было в первый год после… В год более прочих пропитанный болью потерь и чувством беспросветного отчаянья. Но это было там и тогда. А здесь и сейчас, рядом с Кэйей, ему было радостно и легко. Вообще весь этот день, который они провели бок о бок, был для Дилюка самым счастливым за последние годы. Разговоры и тёплые слова самого близкого человека действовали гораздо лучше любого лекарства. Но кое-что всё ещё висело на душе тяжёлым грузом, и он спросил:       – Как думаешь, Кай, он бы простил меня?       – Ох, Люк. – вздохнул Кэйа и вновь погладил Дилюка по ноге. – Как бы я хотел ответить тебе положительно, но не могу. Вероятно, даже Архонты не знают этого. Но зато могу сказать тебе точно, что если бы он видел, как ты страдал всё это время, то он страдал бы вместе с тобой. Спросишь его самого об этом…на той стороне.       Дилюк понимал. Да он спросит его, обязательно, а пока…       Он встал с дивана, и Кэйа встал за ним. Они потянулись друг к другу и крепко сцепились в таких необходимых обоим объятиях.       – Спасибо, Кай.       Как бы им не хотелось постоять так подольше, но время было неумолимо, а завтра рано вставать, так что, пожелав друг другу спокойной ночи, они отправились спать.