Лишь его продолжение. Тирис Гортензия Бэтт.

      Продуваемая такой знакомой розой ветров открытая каменная площадь с балюстрадой в верховье одной из десятков башен. Искрящий всполохами огоньков еле заметный дверной проем, ведущий в теплый, просторный, украшенный цветами зал полный огней. Неясные тени за высокими витражными окнами в разноцветных мантиях и платьях, двигающиеся в мерцании свечей, плавно покачиваясь и танцуя. Веселый гомон и звон бокалов. Колонны, арки. Красота и размах… Смех, топот десятков ног.       А снаружи — темнота и тишина.       Последняя полная звезд чернильная ночь перед тем самым днем, когда знаменитая школа Чародейства и Волшебства вновь распахнет свои двери для студентов, но на этот раз уже повзрослевших, оперившихся птенцов, готовых выпорхнуть из-под его крыла во взрослую жизнь.       Экзамены сданы, вещи собраны, остались последние часы, минуты… буквально мгновения. В последний раз загудит Хогвартс-Экспресс, наступит последняя битва за купе и толкотня в тесном тамбуре вагона…       Вся жизнь — просто мгновенный обрыв плавного, текучего. Все, но только не Хогвартс — он по-прежнему будет молча стоять на таком знакомом холме над озером в терпеливом ожидании новых преемников.       Снаружи — привычно безлюдно. Пусто. Прохладно. Спокойно. Лишь из-за приоткрытой двери доносятся приглушенные переборы виолончели да ритмичной музыки из магловской стереосистемы, каким-то непостижимым образом в последнюю ночь умудрившейся заработать в зачарованных стенах. Там за сияющей расщелиной танцевали, кричали, плакали и веселились десятки пар глаз — размытые взгляды, поддернутых пеленой ни то слез, ни то текущей рекой медовухи и эля.       Наконец, спустя столько лет — слившийся в единую волну водоворот цветов всех четырех факультетов, впервые за долгие годы непримиримых соперников, если и не простивших друг друга, то теперь в последнюю безумную ночь — снисходительно терпящих.       Ночь примирения. Ночь прощения.       Расставания, слезы, боязнь будущего. Ночь первая и единственная, но наступающая каждый год для разных поколений оперившихся птенцов, вот-вот готовых вылететь в новую жизнь уже на рассвете.       Долгожданная ночь грез, отчаяния, вакханалии и буйства — всего того, что впервые было позволено в родных несокрушимых стенах. На то, что дежурившие всем составом профессора впервые снисходительно закрывали глаза. Грустно улыбаясь и старательно делая вид, что их нет, безмолвно следили из-за скрытых тенями углов. Их ночь тоже наступит, но уже завтра. Когда драгоценные птенцы четырех факультетов впервые самостоятельно взмахнут крыльями и отправятся в путь.       Последняя ночь в стенах замка. Дорогого ей замка! Последняя ночь в родном Доме.       На пронизанной обжигающим холодным ветром площади, в полном одиночестве покачивалась и кренилась под порывами ветра фигурка — одинокий затерянный остров в ночи ветров, оставивший гавань буйства красок и огней, устремившись в тишину и покой.       Приоткрыв влажные от слез, холодные ресницы, Тирис скользнула взглядом к покачивающейся на петлях приоткрытой двери, из-за которой с новой силой лился теплый оранжевый свет и еще неистовее замелькали длинные тени — как по команде начавшие нестройным хором горланить какие-то нелепые пьяные песни. На мгновение захотелось присоединиться к ним. Но только на мгновение.              Легкая едва заметная улыбка.       Тирис неловко покачнулась, затем неуклюже поерзала, сильнее прижимаясь спиной к ледяному отрезвляющему камню. По щеке скатилась холодная слеза, проложив соленую дорожку по скуле, затем по порозовевшей неровными пьяными пятнами щеке, а после устремившись в уголок закушенной чуть ли не до крови губы.       — Мисс Бэтт…       Тирис перевела затуманенный взгляд на фигуру в такой знакомой, развивающейся под порывами ветра, мантии. Такой знакомый гордый корабль, как и всегда составляющий компанию маленькому, одинокому, затерявшемуся островку.       Она сглотнула, почувствовав на своих губах соленый привкус и открыла было рот, чтобы заговорить…       И в этот момент мир покачнулся.       Неуклюже дернувшись, Тирис потеряла равновесие, соскользнув рукой с каменной широкой балюстрады. Вторая рука с початой бутылкой медовухи покачнулась, едва не выпустив из своих объятий скользкое мокрое горлышко.       Черная тень, такая знакомая худая клякса с выправленной осанкой, быстро шагнула вперед, схватив за готовый уехать в сторону локоть и утащить за собой опьяненное безвольное тело вниз. Не даст ей упасть. Как и всегда.       Кривая пьяная улыбка, легкий взмах просоленных, влажных, пушистых ресниц.       Тирис плотнее подтянула колени к животу — для большей устойчивости с ногами неловко взобравшись на шершавый каменный поручень, скользнула бессмысленным взглядом по расстилающимся внизу величественным каменным стенам, искусной черепице, парапету, башням с горящими, словно звезды, окнами и бойницами, внутренним таким знакомым дворикам, истертыми сотнями ног, теплицам мадам Стебель, невидимому в ночи Запретному лесу, подступающему к замку и чуть ли не вплотную к округлому домику Хагрида.       Огни Хогсмита вдали разрывались яркими вспышками шутих и зачарованных фейерверков, подбадривающих выпускников в Древнем замке на холме.       Год пронесся стремительно и беспощадно. Первый спокойный тягучий год. Полный ленивого безделья и подготовки в ЖАБА.       Горло готов был задушить очередной поток слез и Тирис, даже не взглянув на Снейпа, без зазрения совести снова сделала крупный, шумный глоток из пыльной бутылки.       — Мисс Бэтт. — спокойных голос, напрочь игнорирующий медовуху, зажатую в ее руке. — Сидеть на самом краю в таком состоянии…       Та покачала головой и, с трудом подняв голову, посмотрела на своего мужчину. Ладонь оторвалась от холодной каменной балюстрады и скользнула в длинные распущенные волосы.       — Завтра… — Тирис влажно фыркнула, — всего этого не будет.       Едва выговаривая слова, невнятно бормоча, с тоской и нежностью глядя на величественные шпили башен, черными пиками темнеющие над ними в непроглядной густой ночи.       Он понял. Просто не мог не понять.       Не будет гостиной Слизерин и уже ставшего таким родным — пугающего гигантского кальмара за окнами; высокомерной, вечно ворчащей Паолы; не будет Большого Зала с зачарованным небом и вкусными завтраками; не будет занятий, контрольных; не будет напыщенных речей из-под моржовых усов Слизнорта, посверкиваний очками Маконагалл; не будет… Тирис нехотя перевела дрожащий взгляд на черную расплывающуюся кляксу. ЕГО. Его тоже больше не будет в ее жизни.       ЕГО. Никогда. И какая разница — была у нее любовь к нему или нет. Как она будет жить дальше? Мечтать о нем, травя душу? Никого не останется в мире — кроме нее самой, вся ее жизнь, ее любовь, и все ее мысли…       Резко отвернувшись, девушка с силой втянула ноздрями воздух, невольно уловив привычные нотки костра и камфоры, — сердце болезненно ударилось о ребра, подрагивающая рука скользнула к мокрому лицу.       — Тирис… — тихо сказал Снейп. — Жизнь только начинается. У вас она вся впереди…       Нет! Он не понимает. Не понимает!       — П-профессор… я… — наконец, едва ли решившись, запинаясь пробормотала девушка, с отчаянием глядя на гордый, подчеркнутый светом огней пирушки и холодных звезд, профиль.       Но… тут же смутившись… замолчала. Постыдно всхлипнув, Тирис крепко зажмурилась, прикусив зубами, измазанный в слезах и медовухе, кулак.       Даже сейчас, она так и не смогла признаться ему в своих чувствах. Никогда.