Лишь его продолжение. Тирис Гортензия Бэтт.

      — Добрый вечер, — голос Дамблдора был хриплым и надтреснутым, словно брошенная в костер сухая ветка.       В следующее мгновение послышался тихий скрип приоткрывшейся двери, и в полутемный директорский кабинет просочилась худая фигурка в черной с зелеными лацканами мантии.       В плотно набитых, оттянутых к полу карманах ученицы звенели и скрежетали небольшие флаконы и пробирки с разноцветными, еще горячими зельями. Из одного из карманов мантии нелепо торчал кончик подпаленного орлиного пера и небольшой потрепанный блокнотик, в котором скрупулезно были вписаны названия каждого снадобья и текущие пропорции ведущих ингредиентов.       Тирис не боялась быть застигнутой врасплох ненароком встреченными профессорами, а тем более учениками — все они… бы больше удивились увидев ее БЕЗ зелий, нежели с ними.       Слизеринку часто можно было встретить в гулких коридорах Хогвартса, с левитирующим рядом с ее плечом железным подносом, заставленным различными склянками или пышущими паром и жаром кубками, — одни зелья предназначались для Больничного крыла, другие для многочисленных аптечек, расположенных в учебных комнатах, в том числе в некоторых коридорах и санузлах, раздевалках команд по квиддичу и даже в штабе членов игры «Плюй камни». В основном это были различные отвары и настойки, но иногда и баночки со всевозможными мазями.       — Что там у вас, мисс Бэтт? — спросил бы как и всегда профессор Флитвик.       — Зелья, профессор. — ответила бы она как и всегда.       — Будьте аккуратнее, мисс Бэтт.       Или…             — Смотрите под ноги, мисс Бэтт.       — Надеюсь, они плотно закрыты, мисс Бэтт?       — Надеюсь, у вас там не яд, мисс Бэтт?       Иногда «левитирующие» на подносе зелья предназначались и для личных нужд сотрудников Хогвартса. Все начиналось с того, что преподаватели, нервно оглядываясь, подходили к Снейпу с личной просьбой либо слали тому письменные заявки, которые приходилось разбирать… а в последствии и варить, разумеется, — его личному верному подмастерью. Ни для кого не было секретом, что именно Тирис их варит, а не сам Снейп, но каждый раз, словно в первый, принимая из рук девушки драгоценные снадобья, преподаватели краснели и донельзя смущенно лепетали благодарности.              Дамблдор…              Поджав губы, Тирис торопливо прошла мимо старика, оставляя за собой легкий шлейф трав и копоти. Взгляд выхватил из полумрака резкую, сгорбившуюся, подсвечиваемую парящими свечами, фигуру.       Директор выглядел совсем дряхлым… и даже не потому, что на его лице было столько морщин. Изможденное лицо с выступающими скулами, тусклые, некогда искрящиеся бирюзовыми переливами глаза…       Но вот он улыбнулся ей своей обычной доброй улыбкой. Этот добродушный старик.       Защемило сердце.       — Вы как? — спросила Тирис. Глупый вопрос. Ему хуже. Это очевидно.       Директор кивнул, едва ли повернув голову в ее сторону, продолжая взволнованно просматривать пыльные затертые корешки книг за стеклянными створками шкафа.       На рабочем столе Дамблдора в беспорядке лежали небольшие хрустальные флаконы с «уже такой привычной» жемчужной сияющей жидкостью, а в открытом буфете ярко блестел и переливался наполненный до краев Омут Памяти.       Тяжело вздохнув, Тирис вытащила из карманов мантии и поставила на стол директора склянки с зельями, а затем, присев на подлокотник кресла для посетителей, аккуратно достала волшебную палочку из складок мантии.       — Вам нужно отдохнуть, — тихо сказала она, указывая на кресло перед собой.       Раз за разом она видела, как Дамблдор сопротивлялся, был полон решимости жить. Сражаться. Но Альбус Дамблдор не мог сражаться. Не мог даже выжить без таких необходимых ему снадобий. Словно оборотень боящийся луны, необратимо меняющей сознание к полнолунию, так и он не мог долго жить без зелий и заклинаний, моментально угасая и слабея, как только их действие в организме подходило к концу.       Но в этот день, что-то явно было не так. Не так как всегда. Дамблдор был взбудоражен и излишне активен. Он метался по кабинету, подходя то одному шкафу, то к другому. Что-то искал. Его фигура трепетала в свете дрожащих огоньков левитирующих и перемещающихся вслед за ним свечей.       — Мисс Бэтт, Северус…?       Его надтреснутый глухой голос был совершенно неуместным в этой обстановке. По высоким сводам круглого потолка беспокойно скользила длинная черная тень директора.       — Его нет в замке. — хмуро ответила девушка. Если бы был, она бы не пришла.       — В-вот как, — голос Дамблдора дрожал все сильнее, а на лбу собралась испарина.       — Выпейте, пожалуйста, зелье. И… сядьте, в кресло.       — Д-да, — кивнул тот. — секунду.       Но Тирис лишь покачала головой. Проклятие овладевало им, но она не могла помочь, если он не успокоится.       — Профессор… ! — громко позвала она, но дальнейшие слова оборвались на полуслове.       Дамблдор вдруг резко покачнулся, как-то вытянулся, попытался схватиться за край стола, а затем упал на пол. Со стен послышались вскрики и взволнованные возгласы бывших директоров и директрис Хогвартса. Феникс на насесте жалобно вскрикнул и забил огромными крыльями, вызывая горячие обжигающие потоки воздуха, сбившие со стола перья и пергамент.       Тирис, издав растерянный вскрик, бросилась к волшебнику, преодолевая горячий воздушный водоворот Фоукса. Дамблдор лежал на спине, раскинув длинные руки в стороны, полы длинной пестрой мантии трепетали, вздымались вверх. Прежде левитирующие вокруг директора свечи, посыпались на пол, словно огненный дождь — некоторые гасли прямо в воздухе, некоторые искрами разбивались о каменный пол, прожигали ковер. Обугленная рука волшебника ходила ходуном, точно он дирижировал оркестром, при этом его пальцы сжались в кулак так сильно, что если бы костяшки пальцев могли побледнеть, они бы напоминали мел.       — Профессор Дамблдор! Профессор! — срывая голос, кричала Тирис, склонившись над пожилым волшебником и пытаясь привести его в чувство. — Профессор?!       Грудную клетку сдавило в невидимых тисках, сердце захлестнула волна ужаса, страха, непонимания. Что делать? Что делать?!       Тирис попыталась поднять голову Дамблдора, но он не поддавался. Тогда она подняла его за плечи и встряхнула, словно тряпичную куклу— безуспешно…       Неожиданно директор распахнул глаза. И ее расширенные от паники зрачки встретились с его. Взгляд… от которого перехватило дыхание — безумный, помутневший, полный усталости, измученный. Пугающий до усрачки.       Тирис резко отпрянула.       — Ариана? — глухо спросил Альбус. Голос был хриплым, вязким, как вспененная слюна в уголках его губ, удивленным и каким-то чужим, словно принадлежал не ему. — Что ты здесь делаешь?..       Тирис не ответила. Сбросив с себя оцепенение, она подняла голову, нашла глазами флаконы с зельями и быстро приманила их к себе один за другим, затем открыла, не обращая внимания на то, что одна из крышечек отлетела и упала на пол. Дрожащими руками насильно влила содержимое нескольких бутыльков в рот дрожащему директору. Его глаза закатились, послышался неприятный, булькающий стон.       — Ну давайте же, — в ужасе шептала она, прижимая флакон за флаконом к его губам. — Давайте же, глотайте! Пожалуйста, пейте!       Но вряд ли старик понимал, что она говорила. Его лицо было уже бескровным, даже синюшным, да и Тирис выглядела не лучше. Ее захлестнула настоящая паника. Резко отбросив от себя опустошенную колбу, она впилась зубами себе в ладонь, чтобы не закричать. Совершенно не контролировала ситуацию. У нее оставалось в запасе всего несколько зелий. Нужно было срочно что-то предпринять!       Но вместо этого Тирис схватила директора за здоровую руку и, глядя ему в глаза, дрожащим срывающимся голосом пробормотала:       — Профессор, только не засыпайте! Пожалуйста, только не засыпайте… Все в порядке, профессор, все хорошо…! — успокаивающим голосом с полубезумным видом твердила она, на деле пытаясь успокоить лишь саму себя. Получалось слабо.       Не обращая внимания на его слабые попытки сопротивляться, Тирис заставила Дамблдора выпить еще несколько флаконов. Тот пил и все время останавливался и пытался что-то сказать, но его слова тонули в захлебывающемся кашле. На секунду в голове слизеринки даже мелькнула мысль, что Дамблдор скорее захлебнется ее зельями, чем умрет от проклятия. Волан-де-Морт бы явно оценил ее экстравагантный метод — утопить директора школы в собственной слюне!       Картины на стенах продолжали взволнованно гудеть. Но Тирис их даже не замечала. Она была вся в поту, тяжело дышала, как будто только что без остановки пробежала через весь замок, мантия давно стала мокрой, противно липла к коже, а волосы вздыбились и свесились на вспотевший лоб. Феникс наоборот встревоженно замер, стараясь не мешать.       — Успокойтесь, пожалуйста, успокойтесь… — приговаривала девушка, гладя дрожащими пальцами старого волшебника по седой голове, как ребенка. Пушистые, словно пух, серебристые волосы прилипли к мокрым от слюны и пролитых зелий пальцам.       — Я не могу… — прошептал он, прижавшись виском к ее ладони. По его щекам побежали мутные слёзы.       Тирис ничего не ответила. Сил удерживать его у нее уже не было, да и времени ждать пока зелья подействуют в полную силу тоже.       Волшебная палочка ходила ходуном, когда она начала накладывать заклинание, направляя острие то на грудь старика, то в сторону горла, то в сторону иссушенной руки. Она придвинулась ближе к его голове, и ее колено с хрустом раздавило опустошенный стеклянный флакон на ковре. Порванная осколками штанина тут же пропиталась кровью.       Казалось бы, прошла целая вечность, прежде чем Дамблдор, наконец, затих, а его руки перестали хаотично дергаться. Наступила оглушающая гробовая тишина. Мир вокруг замер. Звуки стихли.        И наконец, когда ей стало казаться, будто старый волшебник уже не дышит и вообще перестал существовать, директор пошевелился.

***

             Уронив волшебную палочку на пол и обхватив голову дрожащими руками, она рухнула на пол рядом с обездвиженным Дамблдором и зарыдала от бессилия и пережитого ужаса. Горько. Безутешно. До тошноты. Вздрагивая всем телом.       Это слишком! Слишком! Черная метка на левом предплечье нестерпимо жгла, вновь напоминая о себе. Не давая забыться. Все это казалось кошмарным сном. Но это был не сон — это реальность!       Что будет, если они узнают, что она — кровная Бэтт помогает знаменитому непобедимому Дамблдору выжить? Что он был буквально у нее в руках — такой слабый, беззащитный, беспомощный, и она не просто сохранила ему жизнь, а спасла?!       Дамблдор… Настоящий дурак! Знал, что у него не получится осуществить свой план! Знал, что не он доживет до конца. Что шансы тщетны. Но, несмотря на это, пытался что-то сделать. Этот мир изменился! Изменились правила игры. И они были вынуждены играть по этим новым правилам. А этот старик, как упрямый баран, по-прежнему делал то, что считал верным, обрекая других вслед за ним нести его тяжелую ношу. Потому что так, по его мнению, так было правильно. Только там можно было выиграть эту игру! И только бы дотянуть до конца…       Ей было так жалко себя. До колик. Тирис разрыдалась еще отчаяннее. Не могла остановиться. Ревела уже навзрыд — воя, захлёбываясь, крича изо все сил. Из глаз и горла словно вываливались все те эмоции, напряжение и непосильная ноша, которая копилась из дня в день, из месяца в месяц. Страх, отвращение, безвыходность. Слезы, лились по щекам, смешивались со слюной, сочились из-под длинных дрожащих пальцев, заливали испачканный кровью, осколками и зельями ковер.       С картин раздался дружный сочувственный успокаивающий ропот — женский, мужской, дребезжащий, мягкий, звонкий, взволнованный…       — Вы спасли ему жизнь, дорогая, не корите себя…       — Вы сделали всё правильно, моя девочка.       — Не надо плакать.       — Ну же, утрите слезы.       — Нужно быть сильной.       — Вам нужен отдых, моя дорогая.       — Вставайте, ну же!       — Вы молодец…       — Не могу, — давясь слезами, едва слышно просипела Тирис, уткнувшись лицом в ковер на полу и с силой хватаясь за ворс пальцами, впиваясь в него ногтями. — Я не могу…       Прошло еще несколько долгих минут, прежде чем она, наконец, громко икая и всхлипывая, уселась на пол и долго сидела неподвижно, обхватив колени руками, закрыв глаза и глубоко, судорожно вдыхая воздух. Совершенно вымотана, почти теряя сознание от усталости и пережитых непосильных эмоций.       Что случилось с ней, что её захлёстывают такие сильные чувства? Она же всегда была расчётливой, умела контролировать себя, а теперь… А если бы она сдалась? Вот прямо сейчас. Призвала бы ЕГО. Что тогда? В чем ее вина? Она ведь ничего не смогла сделать для победы, лишь только пыталась помочь Дамблдору выжить. Страшный реальный сон от которого хотелось проснуться… А еще лучше забыться и заснуть навсегда.       Она разлепила глаза и сквозь режущую, переливающуюся соленую пелену, посмотрела на распластавшегося на полу старика рядом с собой, — тот лежал без движения.

***

      — Фоукс…?       Тирис устало приподнялась на локтях, прижав ладони к разгоряченной, стянутой от соленых слез, коже лица. Камин в углу почти потух, однако факелы на стенах и небольшая керосиновая настольная лампа на столе — все еще горели. Прищурившись, девушка вгляделась во мрак за окном. Пересохшую слизистую глаз жгло.       Глубокая звездная ночь, а она все еще в кабинете Дамблдора, более того в его великолепном резном кресле за его рабочим столом. Директор в кресле напротив мерно посапывал. Серебристая борода рассыпалась по пестрой вычурной мантии. Длинные руки, унизанные перстнями и браслетами покоились вдоль подлокотников.       И тишина… Тишина, тишина… И еще запах — отчасти едва уловимый. Запах ее собственного тела, пота, прожжённого огарками свечей ковра и пролитых зелий.       Тирис крепко зажмурилась и потерла руками глаза. Веки защипало от соленых кристалликов давно высохших слез. Голова невероятно тяжелая — раскалывалась, пульсировала. Совершенно вымотана, разбита.       Она даже не заметила, как уснула. Да и кто бы вообще заснул после такого? Но все же… ей как-то удалось. Вспомнив события прошедшего вечера, Тирис пробрал озноб. Сколько времени она провела здесь? В полутемном кабинете, охраняя сон Дамблдора, мерно посапывающего в глубоком кресле, в которое она перетащила его с пола. Самый настоящий престарелый младенец. И вот она уснула, а он так и не проснулся.       Как же… она ненавидела это место! Как же хотелось побыстрей оказаться в родном подземелье!       Тирис, прищурившись, еще раз внимательно посмотрела на старого волшебника. Что ж… он жив и, кажется, ему действительно лучше. Она справилась… можно возвращаться в гостиную, а потом…       Плевать. Не пойдет сегодня на занятия! Будет отсыпаться. И пусть только Снейп попробует сказать ей хоть что-то про прогул!       Девушка тяжело вздохнула, мазнув усталым взглядом по кабинету. И беспорядок же они тут устроили… разбросанные склянки из-под зелий, некоторые раздавлены или разбиты, поваленные книги и свитки, рассыпанные и испачканные в пролитых чернилах орлиные перья, ковер с пятнышками крови и подпалинами.       Тирис нехотя оторвалась от столешницы, служившей ей одновременно кроватью и подушкой. Голова закружилась, тело повело в сторону.       Директора и директрисы на картинах встрепенулись и оживились, некоторые все еще делали вид, что спят.       Феникс вновь негромко курлыкнул, напоминая мелодичного котенка.       — Что? — вяло спросила Тирис, поморщившись от звуков своего голоса и раскалывающейся головной боли, с силой хватаясь за край стола пальцами, чтобы не упасть. По оторвавшейся от мягкой обивки кресла спине прошел холодный озноб, девушка содрогнулась.       Фоукс величественно качнул головой, затем, грациозно взмахнув огромными крыльями, соскользнул с насеста и плавно приземлился на столешницу прямо перед ее лицом. Тирис недоуменно отстранилась. Не хватило сил на что-то еще. Она явно переоценила свои силы.       Голова гудела, была тяжелой, сонной, просто свинцовой, тело и вовсе ломило, как если бы она пробежала марафон. Поцарапанные осколками флаконов колени и ладони запоздало саднили и жгли. И все, что Тирис смогла сейчас, так это снова откинуться на спинку директорского кресла и тупо уставиться в темноту за окном. Как же она устала. Устала от всей этой борьбы…       Затуманенный взгляд невольно скользнул на копошащегося прямо перед ней Фоукса, деловито перебирающего кончиком клюва рассыпанные по столешнице перья, шкодливо сбрасывая те на пол. Тирис тяжело вздохнула, но промолчала, вновь откинув голову назад и закрыв глаза. Пустота. Ни мыслей, ни эмоций. Все выплаканы. Чувства, желания притуплены. Опустошенная и совершенно разбитая. До основания.       Наконец, Фоукс выпрямился, гордо распушил перья и не мигая уставился на девушку. Та нехотя разлепила глаза.       «И что он хочет? Так… выпроваживает ее? Что ж, мило… очень мило» — с досадой подумала девушка.       — Знаешь, твои слезы могут спасти кому-нибудь жизнь… — наконец, медленно протянула она, в упор глядя на птицу. Затылок приятно утопал в бархатной обивке кресла. — Может, хоть подарок мне сделаешь за то, что я пытаюсь спасти твоего хозяина…? Поплачешь для меня?       Но феникс не обратил на нее никакого внимания. Опустив голову, он вновь начал деловито перебирать золотым изогнутым клювом перья на столе.       Тирис опустила тяжелую голову на ладони и с наслаждением закрыла глаза. Может быть попросить Дамблдора выдавить из своей птицы пару слез для нее? Хотя… она бы и от пера не отказалась. Жаль, что фениксы их редко сбрасывают добровольно.       Наконец, девушка тяжело вздохнула и собравшись с силами оторвалась от кресла. По вспотевшей спине пробежал холодок. Поежившись, она нетвердым шагом подошла к окну.       Ночь тихая и спокойная, как будто мир замер в ожидании чего-то нового.       Тирис молча смотрела на звезды, увязшие в густой чернильной дымке. Очень хотелось, чтобы они вдруг стали символами надежды, которую она как никогда искала в своей жизни. И вдруг, так не кстати, вспомнила стайку осветительных огоньков на шоссе, ведущих в Литл-Черри, а следом те времена, когда она — маленькая неопытная волшебница, поставив ноги на свой огромный чемодан, ехала в предрассветных прохладных сумерках на автобусе в Лондон, чтобы успеть на Хогвартс-экспресс…       Дамблдор пошевелился, Тирис нехотя повернула голову в его сторону.       Старик как никогда казался дряхлым и старым, даже не смог как следует закутаться в плед, который она накинула на него.       Быстро покидав пустые колбы из-под зелий в карманы, Тирис как могла прибралась в кабинете. Феникс все также сидел на столе и смотрел на нее своим черным глазом-бусинкой.