Лишь его продолжение. Тирис Гортензия Бэтт.

      Практика в свободное время стала настоящей отдушиной — со временем Тирис стало мало изученного от корки до корки учебника по Заклинаниям за первый курс и, прошерстив библиотеку, слизеринка старательно выписала несколько куда более сложных, в первую очередь защитных и атакующих заклинаний. Не обошлись и вниманием более обыденные: вроде прилипающего к стенам Люмоса, который мог пригодиться в исследовании замка и его окрестностей, а также не менее, а то и более нужного — Ревелио, позволяющего, наконец, хоть с каким-то успехом находить скрытые двери и тайные проходы, и что не менее актуально — спрятанные ненавистными однокурсниками личные вещи.       Тирис сама для себя стала образцовой ученицей, поскольку понимала, что если в будущем ей и придется столкнуться с незнакомой, запрятанной в глубинах Хогвартса магией, то она должна быть готова ко всему, поэтому нужно было отточить своё мастерство настолько, насколько это возможно. И с этим она действительно справлялась на отлично, если, конечно, не считать того, насколько тяжело ей давалось всеобщее озлобленное внимание, от которого ей так нужно было научиться себя защищать.       И если теперь своим однокурсникам и отчасти второкурсникам — Тирис могла дать полноценный отпор, то ученикам постарше противопоставить по-прежнему не могла ничего.       Иногда Тирис было даже интересно, способна ли она по-настоящему защитить себя? Нет, не от этих изводящих ее преисполнившихся в собственной важности и неотразимости гриффиндорцев, величественно-надменных когтевранцев, сплоченых пуффендуйцев, а от настоящей опасности? Реальной. Смертельной? Или выученная защитная магия всё же была бесполезна? Сможет ли она защитить себя этими заумными заклинаниями в реальной жизни? Например, за пределами замка? Или эти заклинания годились лишь на время спокойной и комфортной учебы в Хогвартсе?       С каждым днем Тирис все больше погружалась в мир магии и все больше отдалялась от своих сверстников. Пути разошлись, так и не сойдясь в одну линию. Для нее это не было чем-то новым, разумеется. В конце концов Тирис уже давно привыкла и не испытывала каких-либо чувств по отношению к своему одиночеству.       А если ей хотелось поговорить, то у нее на этот случай был верный Оул, который по утрам приносил «Ежедневный Пророк» в Большой Зал и ласково ухал, а также так и не выросший во взрослую птицу и отчего по-прежнему живущий в коробке, но уже в новой просторной тумбе — желторотый несуразный птенец. Разумеется, это были лишь птицы, они не могли полноценно ответить, но не смотря на это всегда внимательно и терпеливо слушали. Да, в каком-то смысле Тирис не была одна. А помимо всего прочего был огромный полный тайн и загадок замок.

***

      А потом грянула новая трагедия. Буквально в тот же вечер после проигрыша Слизерина в квиддич команде Гриффиндора, кто-то напал на Колина Криви. Известие, что он окаменелый лежит в больничном крыле, облетела и захватила школу на следующий день.       Началась паника. Ведь напали на ученика! Не на кошку! Испуганные школьники стали избегать даже самых обычных прогулок по замку, и даже учителя не могли скрыть своего волнения — каждый день они проводили собрания, обсуждая происходящее, на одном из которых профессор Батшеда Бабблинг даже объявила, что не будет больше проводить занятия в замке и попросила выделить ей небольшой сарай на территории Хогвартса, что вызвало большое возмущение коллег.       Но несмотря на все страхи и опасения, занятия, к всеобщему сожалению, продолжались, однако свободное передвижение учеников по замку отныне стало под запретом — в коридорах и на лестницах выставили часовых, замок неоднократно обыскивался преподавателями и даже самим Дамблдором, но, разумеется, безуспешно.       Что уж говорить про учеников, которые были в шоке, каждый из них считал своим долгом высказать своё мнение, как бы они поступили и, конечно, все разговоры сводились к «девчонке Бэтт».       А той, в свою очередь, доставалось все больше, ведь этот раздражающий мальчик с фотоаппаратом, как назло, был как и она — с первого курса, да еще к тому же и… гриффиндорцем, чьему факультету накануне с позором проиграл Слизерин.       Да. Отныне любые прогулки по замку без сопровождения взрослых были под запретом, а как следствие Тирис с трудом находила себе место, чтобы хоть немного укрыться от посторонних взглядов и сплетен. Чаще всего ей вновь приходилось отсиживаться в библиотеке — непосредственно под строгим подслеповато-орлиным взором мадам Пинс или уже на добровольных началах сортировать отвратительные ингредиенты в кабинете Зелий. Но и это было не самым страшным, куда хуже были постоянные безжалостные подколки и улюлюканье, сыпавшиеся в ее сторону даже от тех, кто не знал ее лично.       Младшие курсы теперь открыто избегали ее и боялись даже находиться в одном помещении, а потому словно тени кучными группками шмыгали и сбегали при первой попавшейся возможности или прилипали и кружили вокруг первого попавшегося на глаза старшекурсника. А бедный Невилл Долгопупс с гнилым хвостом головастика на шее и вовсе, едва завидев волнующую душу слизеринку, прятался по пыльным углам, где его настигал гневный взгляд однокурсницы Грейнджер.       Сами старшекурсники разделились на два лагеря: одни стали опасливо сторониться печально известной девчонки Бэтт, а вторые наоборот с новой силой преисполнившись собственной важности пытались решить проблему своими силами. И нередко воинственной тупой магловской силой. Но никто, конечно, так и не мог найти настоящего виновника или доказать, что это была именно «она».       С самого детства Тирис всегда была тем самым маленьким, напитанным злобой, обсидиановым, гордым комочком боли. Закаленным, созданным в огне из расплавленного камня, но таким хрупким внутри. Но сейчас все было просто ужасно! Обсидиан вот-вот собирался треснуть. Раскрошиться. В труху. В пепел.       Мысли Тирис постоянно были заняты тем, что говорили о ней другие — пережевывали вновь и вновь сказанные когда-то фразы, брошенные в порыве гнева колкости и оскорбления, испепеляющие ненавистные взгляды… не только учеников, но и некоторых профессоров. И даже, когда маленькая гордая слизеринка, скрючившись и сжав руками виски сидела в библиотеке, она ненароком начинала напряженно вслушиваться в обсуждавшие ее нарочито громкие или едва слышные голоса за книжными полками. И не могла поверить, что это все происходит с ней. В конце концов, она же не делала ничего плохого. Или сделала? Может быть, она была слишком похожа на отца. Но откуда они могли это знать? Они ведь даже с ним не знакомы… как и она.              И что, если она… похожа на него? А вдруг это действительно так? Она — это он. Она — его дочь. Его копия. Его продолжение.