Hook, Yarn, Sinker

+ Питер немного разочарован в себе за то, что не воспользовался возможностью, представившейся ему. Дом детства Стайлза. Его отец. Места, где он вырос. Столько всего можно было узнать, пока они ехали, столько смущающих секретов выведать, столько нового понять о человеке, сидящем за рулем своего "мама-мобиля". Вместо этого он сидит на пассажирском сиденье с пустым пакетом из-под сока Лоры в руке, ненавидя каждую секунду, которая приближает их к Бикон-Хиллз. К Талии. К необходимости объяснять троим детям, почему он, по сути, собирается «убить» их мать. Стайлз занял детей игрой в «Желтую машину». Только вместо того, чтобы бить друг друга, они получают мармеладного мишку за каждую замеченную машину. Поначалу они не особо включились в игру, но в итоге сахар и скука сделали свое дело. — Я первый заметил! — Нет, это была я! — Какашка! — Придурок! — Осел! — вмешивается Стайлз, прежде чем предложить: — По мишке каждому. А теперь сосредоточьтесь, у вас ничья. Питер, который особо не следил, но всё же успевший заметить, что Лора зарабатывает как минимум вдвое больше очков, чем Дерек, приподнимает бровь. — Правда? Стайлз подмигивает ему. Сопровождающая это улыбка почти стирает напряженные линии вокруг его рта. — Почему ты знаешь так много дорожных игр? — спрашивает он, когда Стайлз снова возвращается к дороге. До «Желтой машины» была игра с номерными знаками, а до нее — игра «Кто дольше молчит», а что было до этого, Питер даже не знает. Стайлз слегка вздрагивает. — Однажды, — говорит он мрачно, — когда я был молод и глуп, я отправился в поездку с Скоттом и Айзеком. Скоттом. И Айзеком. — Как много вы проехали, прежде чем ты начал подумывать об убийстве? — Мы доехали до Вегаса, — отвечает младший мужчина и делает паузу. — Едва-едва. И только потому, что они отсыпались после вечеринки в честь отъезда и спали до самой границы. Краем глаза Питер замечает вывеску «Добро пожаловать в Бикон-Хиллз». Население: завтра станет на одного меньше, чем сегодня. — Мы приехали! — вопит Лора, запихивает горсть мармеладных мишек в рот, а затем машинально передает пакет Дереку, чтобы его успокоить. Не то чтобы он жаловался. Кроме того, что он объявлял о своих победах, он не разговаривал уже несколько часов. — Почти, — предупреждает Питер. — Скоро мы встретимся с отцом Стайлза — С шерифом? — спрашивает Лора с восхищением в голосе. — Когда я вырасту, я хочу быть шерифом. С клыками, когтями и русалочьим хвостом. Возможно, в розовой пачке и космическом костюме. С волшебной палочкой в руках. Она также хочет быть русалкой-принцессой на Хэллоуин, и Питер понятия не имеет, как это устроить. Талия бы знала. Она бы от души посмеялась, потрепала бы свою безумную дочку по голове и смастерила бы самый потрясающий костюм, о котором только могла бы мечтать десятилетняя девочка с буйным воображением. «Могла бы». Это самое ужасное слово в английском языке. — Ну, — отвечает Стайлз, пока Питер тонет в жалости к себе, — он ушёл на пенсию год назад. Но он всё ещё довольно крутой. Для родителя, знаешь? И он обещал сходить за покупками, так что дома будет куча вкусных закусок, а на ужин пицца, потому что папа готовит ужасно. Всё будет круто. — А потом мы увидим маму? Захлебнуться. Не утонуть в жалости к себе, а захлебнуться ею. Это глупо, правда. Он думал, что справился с этим горем почти девять месяцев назад, но, похоже, он просто отложил его в сторону. Сейчас дети справляются с этим лучше, чем он. Но они пока не до конца понимают, что происходит. Он говорил им, но видит, что до них это ещё не дошло. По сжимающимся пальцам Стайлза на руле видно, что он тоже это заметил. Они оба перестали слушать после «Мы навестим маму». Бог знает, как они отреагируют, когда реальность настигнет их. Нахуй Талию за то, что оставила Питера разбираться с этим. Нахуй её за то, что не могла просто лежать там и продолжать держаться. Нахуй за то, что не смогла умереть сама. Просто. Пошла нахуй. — Я позвоню в больницу и спрошу, пустят ли нас так поздно. Возможно, придётся подождать до завтра. (Боже, пожалуйста.) — Папа собирался позвонить Мелиссе, когда мы говорили. Если она работает сегодня вечером, мы можем пойти в любое время. — Для пользы публики Стайлз добавляет: — Мелисса — это мама Скотта. Она медсестра. А затем, прежде чем Лора успевает решить, что хочет быть медсестрой, а также шерифом, машина резко сворачивает на подъездную дорожку. + Входная дверь открывается ещё до того, как Питер успевает распутать детей на заднем сиденье. Стайлз ловко удерживает их, чтобы они не выбежали на дорогу, одновременно с этим выгружая багажник. Его отец, облокотившись на перила крыльца, наблюдает за ними, и вдруг, внезапно, Стайлза поражает, насколько домашней выглядит эта картина. Он, Питер, трое детей. Они как настоящая семья. Как будто так и должно быть, хотя прошло всего несколько месяцев. Только месяц свиданий. Но именно так это и ощущается. Это кажется правильным, и это слишком страшно, чтобы обдумывать прямо сейчас. (Как будто Стайлз не всегда осознавал, что быть с Питером означает быть и с его детьми, что свидания означают семью в большей степени, чем романтические ужины при свечах. Как будто он не хотел именно этого.) По-своему (насколько он способен на эти эмоции), Стайлзу стыдно за то, что он так сильно любит это, за то, что принимает это и бежит с этим. Но, глядя на себя глазами шерифа, ему часто бывает стыдно. — Привет, пап, — здоровается он, взваливая на плечо сумку для подгузников Коры и рюкзак с самым необходимым, подталкивая Дерека по слегка заросшей дорожке к ступеням крыльца, где его отец ждёт с короткими, неловкими объятиями. Тот пытается взять сумку, но Стайлз качает головой, мягко толкает Дерека вперёд в качестве примирительного жеста. Пытается их представить, но получает лишь удар лицом в пах от маленького мальчика. Он шипит от боли и осторожно разворачивает его в сторону, извиняясь взглядом. Его отец переводит взгляд с Дерека на Стайлза и обратно, что-то непонятное читается в его глазах. Затем подходят Питер и девочки. Взрослые пожимают друг другу руки. — Питер Хейл. Слышал, ты вырос хорошим человеком, — поддразнивает шериф, и ах да, история с бассейном. — Мне нравится так думать, — тут же отшучивается Питер. Стайлз — единственный, кто слышит в этом напряжение. Но, к счастью, Лора тут же перехватывает инициативу, представляясь и болтая обо всём на свете: о пистолетах, поделках, вязании, русалках, Питере, доме, Дереке, Пейдж, шмелях, о том, как быть полицейской-принцессой, и Стайлзу становится её немного жаль, потому что он слишком хорошо знает, как большинство людей реагируют на детей, чьи эмоции выплёскиваются из них в виде непонятного словесного потока. Он берёт её за руку, прерывая её монолог. — Давай зайдём внутрь, прежде чем ты окончательно собьёшь его с ног, ладно? В знак уважения старший Стилински просто смеётся. — Сынок, я пережил тебя. Эта милая леди не оставит на мне и царапины. — Она воспримет это как вызов, — предупреждает Питер, но уже слишком поздно. Лора сжимает челюсти и устремляется внутрь. Дерек оглядывается, принимает решение рискнуть и идёт за ней, ведя за собой свою младшую сестру. Коре нужно пару секунд, чтобы разогнаться, но затем она обгоняет его и начинает тянуть за собой. Взрослые остаются снаружи. — Есть какие-нибудь новости? Стайлз и Питер качают головами. — Мелисса сегодня дежурит в приёмном покое. Найдите её, она сказала, что сделает вам допуск. Я подготовил твою комнату, Стайлз, для старших детей, и достал складной манеж у соседей. Они сказали, он ещё и как кроватка может использоваться, я поставил его в гостевой. Мне... что-нибудь ещё нужно сделать? — Он выглядит ужасно готовым быть полезным, и Стайлз импульсивно тянется для ещё одного объятия, на этот раз задержавшись дольше трёх секунд. — Спасибо, пап. И прости, что свалил это на тебя так внезапно. — Это не твоя вина. И мне не тяжело. Дом слишком пустой, а Пэрриш постоянно выгоняет меня из участка, когда я там задерживаюсь. — Его отец самоуничижительно улыбается, и Стайлз знает, что увидел бы такую же в зеркале. — Тебе нужно хобби, — говорит он. Это звучит приятнее, чем сказать собственному отцу, что ему нужно начать жить свою жизнь. Они заходят внутрь вслед за детьми, и Стайлзу кажется, что он проходит через портал времени. Он не был здесь... много лет, правда. В прошлом году его отец приезжал вместе с Крисом, чтобы провести Рождество с ними. В предыдущие годы он работал, а Стайлз не утруждался возвращаться домой, слишком увлёкшись магазином и друзьями. Они разговаривали по телефону, созванивались по видеосвязи. Иногда отправляли друг другу фото по электронной почте. Но физически Стайлз не был здесь, в своём родном городе, в доме, где он вырос, как минимум четыре года. Ничего не изменилось. Ни фотографии на стенах, ни старый ковёр в гостиной, ни даже пятно на диване, где он пролил кока-колу в возрасте двенадцати лет, устроив щекотливую битву со Скоттом. И Стайлз знает почему. Знает, что это его мать развесила те фотографии, выбрала тот ковёр и купила этот диван. Знает, что после того, как её запах выветрился, а её одежду съели моли, это всё, что осталось у его отца. В конце концов, Стайлз стал жить дальше, плохо, с яростью. Но он смог. А его отец — нет. Не стал. Не хотел. Заметил ли Питер, как резко обрывается галерея фотографий детства Стайлза? Он не спрашивает, просто шаркает к лестнице, начинает расставлять сумки по местам, резко останавливается на полпути между дверями спальни. Лестничная площадка свежевыкрашена. Да, она всегда была такого же желтого оттенка, но это новый слой краски. Он выдыхает, медленно, с глупым облегчением. — Ну как? — раздаётся за спиной голос отца. Он подпрыгивает так, будто кожа с него слетела. — Нельзя сказать, что это смелый выбор, — огрызается он. — Умник. Краска начала облезать. Я подумал... ну, может, постепенно приведу дом в порядок. Времени-то у меня теперь полно. Звучит так, словно старик спрашивает разрешения. Стайлз просто кивает, бросая сумку Лоры в свою старую комнату. Она точно оценит постеры с Годзиллой (теперь уже настоящую винтажную редкость). Затем он достаёт телефон, размахивая им. — Надо позвонить Скотту. У нас завтра была запланирована встреча по поводу свадьбы, а так как я свалил, ему придётся идти самому. Все прекрасно понимают, что это проблема. Кира каждое утро отправляет Скотту список его дел, и он всё равно умудряется забыть хотя бы одно в месяц, эта огромная, забывчивая картофелина. Отец кивает: — Может, потом обсудим, что подарить на свадьбу? У меня вообще идей нет. Теперь кивает Стайлз. И сбегает, набирая номер Скотта. Телефон звонит, но никто не берёт трубку. Он сбрасывает вызов и отправляет сообщение с деталями встречи и просьбой перезвонить. Ответ приходит, когда они уже сидят за столом с обещанной пиццей. Чувак, я разберусь. Не переживай за нас. Не могу сейчас говорить. Потом. Передай привет предкам. Это странно, потому что Скотт из тех людей, которые предпочитают говорить, а не писать сообщения. Но Кора тем временем успела схватить кусок ветчины и теперь использует его, чтобы отвешивать пощёчины брату. Так что Стайлз решает пока не зацикливаться на этом. + Больница не изменилась. Всё та же чёрная воронка горя и отчаяния, наполненная мёртвыми, умирающими и скорбящими. ... А может, Стайлз просто предвзят. Хотя судя по выражению лица Питера, он, похоже, думает так же. Они направляются к ярко освещённому входу в отделение неотложной помощи и проводят добрых десять минут, стоя как статуи, пока кто-то ищет для них Мелиссу. Вечер тихий, и она только начала свою смену, поэтому ее улыбка ярче, чем будет через несколько часов. Она обнимает Стайлза, кивает Питеру с узнаванием в глазах, а затем мгновенно приседает перед детьми и заводит с ними дружбу на всю жизнь, вытащив из какого-то кармана вишнёвые леденцы и протянув их малышам. Кора пытается съесть свой леденец вместе с обёрткой, но после этого все трое чинно следуют за взрослыми наверх. — Ты волшебница, — замечает Стайлз, наблюдая, как дети, выстроившись в аккуратный ряд, идут по коридору от старшего к младшему. Мелисса смеётся, обвивает его талию рукой и слегка сжимает, прижимая к себе. — Я сумела довести до взрослой жизни тебя и Скотта. Конечно, я волшебница. Затем она бросает длинный, не слишком скрытый взгляд на Питера и его детей и добавляет: — Знаешь, я всегда втайне желала вам таких же плохих детей, какими были вы. Для таких шуток ещё слишком рано, поэтому Стайлз щёлкает языком и парирует: — Не знаю, мне кажется, мои дети получились неплохими. По крайней мере, Лидия, да? Потому что в старшей школе в течение нескольких недель его все называли мамой в шутку. Это задевало, но одновременно странным образом грело душу. Мелисса смотрит на него, на Питера, кивает и отходит. — Подождите здесь, я посмотрю, смогу ли найти доктора Томпсона. Он говорил, что будет допоздна. Дети сосут леденцы, Питер делает вид, что изучает плакаты на стенах, а Стайлз жалеет, что давно перестал кусать ноготь большого пальца в моменты беспокойства. Через пять минут Мелисса возвращается с пожилым чернокожим мужчиной с дружелюбной улыбкой и, попрощавшись, напоминает Стайлзу, чтобы он звонил, если что-то понадобится. Она пожимает Питеру руку и возвращается к своим обязанностям. Доктор Томпсон с нежностью качает головой, а затем приглашает всех следовать за ним и ведёт их в палату Талии. Стайлз никогда не встречал Талию Хейл лично, так что он не знает, как она выглядела до пожара, но сейчас она — не более чем призрак. Тяжёлые шрамы, многие из которых всё ещё не зажили, покрывают почти всю её кожу. Её волосы коротко стрижены, ногти тоже, ключицы ярко выделяются над ночной сорочкой. Дети замирают. И кто их может в этом упрекнуть? Стайлз и Питер тоже. Затем, мягко, после очень долгой паузы, Лора шепчет: — Они сняли ей повязки. Доктор, благослови его, начинает разговор, пока Питер и Стайлз всё ещё заняты тем, что их сердца разрываются на куски. — Мы также повесили все милые открытки, которые вы прислали. Видите? — Он указывает на стену позади них, прямо напротив кровати. Она вся усыпана детскими рисунками. Какая-то добрая медсестра, должно быть, потратила часы, чтобы развесить их. Эта стена, покрытая рисунками карандашом и восковыми мелками, кажется, пробивает туман, окутавший детей. Дерек решительно расправляет плечи, снимает свой рюкзак с Бэтменом и выуживает оттуда ещё один кривоватый шарф. Красно-оранжевый, и он никому не сказал, для кого он предназначался. Он поднимает взгляд на Стайлза, с вопросом в глазах. Вместе они осторожно кладут шарф на колени Талии, так, чтобы покрывало защищало её нежные розовые шрамы от раздражающей акриловой пряжи. Дерек некоторое время смотрит на шарф, оценивая, а затем коротко кивает, давая своё одобрение. Шарф может остаться там. Кора плюхается у ног своей матери, и, о чудо, вместо того чтобы превратиться в привычный ураган, начинает тихонько ворковать. Затем Лора забирается на стул рядом с кроватью и начинает рассказывать матери обо всём, что произошло за последние шесть месяцев. И Стайлз окончательно решает для себя: Талия и Пол Хейлы должны были быть потрясающими людьми. Их дети — более чем достаточное доказательство этого. — Мистер Хейл, — слышит Стайлз тихий голос доктора, пока он бдительно следит, чтобы Кора не сиганула со стула вниз. — Мы могли бы поговорить в моём кабинете? Питер бросает взгляд на Стайлза, тот уже кивает, и двое мужчин выходят из комнаты как раз в тот момент, когда Лора переходит к рассказу о второй встрече со Стайлзом, в парке. Её повествование запинается, останавливается и снова спотыкается в тех местах, где должны быть кратеры, а затем перескакивает к шопингу с Элли и Лидией. Тем временем Дерек нашёл руку Талии под одеялом и тихо её гладит. Стайлз придвигает ещё один стул, садится и продолжает наблюдать. +