Hook, Yarn, Sinker

+ Вот что Стайлз видит, вернувшись домой после закрытия смены: Не меньше пяти коробок с китайской едой, разложенных по всему обеденному столу, наполовину пустая бутылка вина, Тейлор Свифт на стереосистеме, и Эллисон, лежащая в центре всего этого в спортивных штанах и одной из его футболок с принтом, мрачно уставившись в свой ноутбук. Он бросает бейджик, ключи и кошелек у двери, стаскивает обувь и плюхается на стул рядом с ней, хватая первую попавшуюся коробку с торчащими из нее палочками. — Кого я должен убить? — спрашивает он, легонько пихая ее бедро своими потными пальцами ног. Она шлепает его по лодыжке, показывает язык, а потом подтягивает пнутую ногу, чтобы положить подбородок на колено и состроить жалостливую гримасу. — Что мы делаем не так, Стайлз? Он замирает, держа кусочек курицы на полпути ко рту, и хмурится. — Мне стоит взять водку для этого разговора? Она делает паузу. — Да. Кивнув, он поднимается, идет на кухню, берет бутылку и рюмку. Возвращается, опрокидывает две стопки подряд и наполняет рюмку в третий раз, подвигая ее к своей соседке, прежде чем вернуться к своей украденной коробке с едой. Эллисон выпивает водку и начинает сначала: — Я искала свадебный подарок для Скотта и Киры. Стайлз морщится, потому что, как бы мирно ни прошли их расставания — все четыре раза, — выбирать свадебный подарок для своей первой любви это довольно неприятно. — И это было ужасно, потому что... мне им подарить соковыжималку? Или это слишком обезличено? Или, например, одеяло? На одном сайте есть потрясающие одеяла, но это как будто намек на их сексуальную жизнь, а это уже слишком лично. А потом я увидела детские вещи и вспомнила про Эрику. — Она хмурится и берет предложенную рюмку, деля водку пополам со Стайлзом. — Все женятся и заводят детей, Стайлз. Почему мы одиноки? — Потому что мы наслаждаемся жизнью и нам не нужен партнер, чтобы чувствовать себя полноценными? На этот раз она пинает его. — Перестань цитировать Лидию, Стайлз. — Она вообще-то тоже одна. — Она планирует мировое господство. Конечно, она одна — она не станет делиться троном. Аккуратное избегание какого-либо упоминания тех двух недель на первом курсе, когда Стайлз и Лидия наконец-то стали парой. Это был полный провал. Стайлз поднимает рюмку с остатками водки, которые оставила Эллисон. Наполняет снова. Эллисон и Стайлз оказались соседями случайно. Изначально он переехал в эту квартиру вместе со Скоттом и Айзеком, когда они начали учиться в колледже. Эллисон часто тусовалась у них, потому что встречалась тогда со Скоттом (в очередной раз). Когда они расстались, она переключилась на Айзека (тоже в очередной раз), а когда Скотт съехал, чтобы жить с Кирой, Эллисон заняла его комнату. Потом она рассталась с Айзеком (снова), и он тоже съехал, чтобы путешествовать по миру. К тому времени бизнес Эллисон начал приносить доход, и Стайлз тоже работал, так что они смогли оплачивать аренду вдвоем. Третью спальню они превратили в офис для нее и мастерскую для него, с одинаковыми столами. И так все и осталось. А теперь, три года спустя, они как старая женатая пара. Эллисон работает из дома, Стайлз пропадает в магазине весь день, а вечерами они валяются вместе перед телевизором. Это стало уютной и привычной рутиной. И, похоже, в этом-то и проблема. — Ты же не несчастна, — наконец говорит он, глядя ей в глаза. Это даже не вопрос. Она счастлива. Он это знает, потому что, если Эллисон Арджент несчастна, она делает вещи вроде походов на стрельбище, где пугает сотрудников, или занимается сексом с Айзеком так громко, что слышит весь этаж, или звонит отцу и тихо плачет в трубку. Ничего из этого в последнее время не происходило. Она выплевывает ткань спортивных штанов, которые грызла, и бросает на него полупьяной взгляд, полный обиды. Он протягивает ей спринг-ролл. — Нет. — Жует. — Так в чем проблема? — Мне кажется, что должна быть? Потому что мне ближе к тридцати, чем к двадцати, а я не достигла ни одной жизненной цели? Он пожимает плечами. — Не знаю. Мы пережили школу. Это уже достижение. Потому что школа была настоящим адом для них обоих. У Стайлза отец все глубже уходил в алкоголь, дружба со Скоттом все больше трещала по швам, а сам он попадал во все новые неприятности из-за злости, бессилия и одиночества. Потом его отца подстрелили, и дела стали еще хуже, прежде чем начали налаживаться. Эллисон потеряла любимую тетю, мать и жуткого дедушку практически одновременно и полностью сорвалась. Стайлз думает, что для них все вполне нормально, потому что, пока их друзья строили планы на взрослую жизнь, они с Эллисон просто боролись за то, чтобы выжить и держаться. Так что они немного отстают от графика. И что? Но Эллисон знает его так же хорошо, как когда-то Скотт, и она прищуривается. — Ты сам в это не веришь. — Конечно верю. Я прям воплощение веры. Посмотри на меня, я главный фанат веры. — Ты скорее фанат Бибера. — Это был один раз, Арджент. Заткнись. Она ухмыляется. — Никогда. — Ты не имеешь права говорить. Мы сейчас слушаем ранние работы Тейлор Свифт. Ты вообще не имеешь права что-либо говорить. — Тейлор крутая. — Да. Теперь. А вот этот, — он указывает на стереосистему, — этот её этап "платья и кудри", нет. — Для хейтера ты слишком много знаешь о Тейлор Свифт. — Ненавижу тебя. — Нет, не ненавидишь. — Нет, не ненавижу. Ладно, давай, пьяница, в кровать. — Ненавижу тебя. — Нет, не ненавидишь. — Нет, не ненавижу. Я не хочу спать. — Ты ноешь, а это значит, что ты хочешь спать. — Я все еще не выбрала подарок. — О, да ладно. Я уже давно собираю старую одежду Скотта. Сделаем из нее лоскутное одеяло, и ты поможешь. Это будет потрясающий подарок. Он поднимает Эллисон и направляется к её комнате. — Это бабушнинский подарок. Такие подарки дарят только бабушки. — Это заботливо. — Это нелепо. Они останавливаются у кровати, он стягивает спортивные штаны с её ног и ждёт, пока она выберется из них. Потом роется в её ящике достаточно долго, чтобы найти майку, и передаёт её Эллисон. В ответ он получает свою футболку, брошенную ему в лицо. Затем укладывает её под одеяло, потому что она — чёртова слабачка, когда дело касается алкоголя. Целует её в лоб, говорит, чтобы она не переживала, а сам идёт доедать китайскую еду и допивать вино. И, может быть, немного поразмышлять о детских вещах, пока его не начнёт заносить в собственный кризис четверти жизни. Чёрт. Теперь она втянула его в это вместе с собой. — Ненавижу тебя, — говорит он ей, закрывая за собой дверь. Бормочущий ответ, возможно, очередное: — Нет, не ненавидишь. Ну и ладно. + Утро приходит слишком быстро. Хотя, на удивление, оно не приходит в виде орущего младенца или болтающего десятилетнего ребёнка. Сегодня утро приходит в виде Дерека, тыкающего его своим крючком для вязания, пока он не просыпается. Для округлого предмета эта штука на удивление острая. Питер хватает мальчишку за талию и перекатывает их обоих на другой край кровати, где будильник весело показывает время: 5:57. Он тяжело вздыхает. Четырёх часов сна недостаточно, чтобы справиться с накопившейся за последние шесть месяцев усталостью. Дерек немного ёрзает в его объятиях, освобождая лицо и хмурясь. Питер решает, что ещё не достаточно проснулся для этого, и снова укладывает племянника, пока тот не утихает. Когда Дерек перестаёт двигаться, Питер подхватывает одеяло с конца кровати и накрывает мальчика. Вот до чего дошла его жизнь: вместо шёлковых простыней он теперь держит в постели запасные одеяла для детей-оккупантов. Они дремлют ещё полчаса, прежде чем Дерек снова начинает ёрзать. Он поднимает свой вязальный крючок в кулаке, а другой рукой демонстрирует кривоватый кусок шарфа бледно-голубого цвета. У куска ткани свисают два конца ниток. Сев, Питер берет изделие у Дерека и осматривает его. Он абсолютно ничего не понимает в рукоделии, но даже ему ясно, что стороны должны быть параллельны, а не сходиться. Полоса начинается шириной около четырёх дюймов и сужается до менее чем трёх на протяжении менее фута. Кроме того, некоторые ряды настолько дырявые, что через них можно просунуть палец, а другие такие тугие, что вот-вот порвутся. Очевидно, Дерек не мастер в этом деле. Но это первая вещь, которая его заинтересовала с тех пор, как его родители сгорели из-за неисправной проводки в старом, проклятом доме. Поэтому Питеру всё равно, будто это сделали ногами. Возможно, пьяными. — Молодец. Когда ты это закончил, Дерек? — спрашивает он, потрепав мальчишку по растрёпанным волосам, потому что знает, что иначе тот подумает, будто он сердится. Тот пожал плечами. — Вчера? Ещё одно пожатие. — Сегодня утром? Дерек слегка краснеет. — Он снова проснулся посреди ночи, — отзывается Лора из дверного проёма. Она уже одета, её волосы убраны в кривоватые хвостики, а на её костлявом бедре сидит только что одетая Кора. Питер переводит взгляд с одного ребёнка на другого. — Надо было меня разбудить, — говорит он им. — Ты был таким уставшим, — переводит взгляд брата Лора. — А вязание помогло. Он закончил это и снова уснул, да, Дер? Кора хлопает в ладоши и весело булькает: — Дрдрдрдр! Питер машет девочкам, усаживает Кору к себе на колени и подтягивает Лору рядом. Старшая девочка уютно устраивается у него под боком и засыпает почти мгновенно. Питер снова смотрит на будильник. Полчаса до звонка. Он возвращает Дереку его "шедевр". — После школы пойдём за новой пряжей, договорились? Затем он поднимает Кору выше на грудь и ложится обратно, крепко держа её, пока она не успокаивается. Ещё двадцать восемь минут сна. Пожалуйста, боже, пожалуйста. + Он успевает поспать всего пятнадцать минут, прежде чем маленькие желудки гонят его из постели. Он разогревает еду для Коры и оставляет Лору кормить её, пока сам быстро принимает душ и помогает Дереку собрать вещи для школы. Их ланчи уже готовы, так что он раздаёт их и высаживает Вещь №1 и Вещь №2 по пути в детский сад Коры. На полпути она начинает ту же истерику, что и последние три недели. Ей ненавистен детский сад, она терпеть не может женщин, работающих там, и кричит, требуя, чтобы он вернулся, часами напролёт. Питер ненавидит себя, когда оставляет её, всё ещё рыдающую, в руках Марлен — измученной на вид владелицы этого места. Она желает ему хорошего дня поверх воплей его покинутой племянницы. Нахуй его жизнь. Он успевает на встречу с запасом в пять минут, проводит её без серьёзных ошибок, а затем направляется прямиком в офис Кали. — Это не работает, — заявляет он, и выражение лица его партнёрши говорит о том, что хорошо, что он сам поднял этот вопрос, потому что она как раз собиралась это сделать. — Няня? — предлагает Кали. Питер качает головой. — Они только что потеряли родителей. Я не могу сбагрить их кому-то ещё. Она кивает, будто и не ожидала другого ответа, и постукивает своими, честно говоря, устрашающими ногтями по столу. — Тебе придётся сократить рабочие часы, — наконец сообщает она. — Я поговорила с Эннисом. — Я люблю эту работу, Кал, — говорит он. — Я люблю эту фирму. Ты же знаешь. Он помог Кали и её мужу построить её с нуля после колледжа, и теперь они только начинают привлекать тех клиентов, о которых он мечтал с первого курса. — Конечно, знаю, Питер, но сейчас ты бесполезен в таком состоянии. Прямолинейно. И к сожалению, это правда. Он стискивает зубы и борется с очередным зевком. — Мы перераспределим дела. Ты возьмёшь более мелкие дела на какое-то время, будешь заниматься бумагами из дома. Приходи три дня в неделю вместо пяти. Разберись со своей жизнью. Разберись с этими детьми. Найди что-то, что будет работать, прежде чем ты всё испортишь — и здесь, и дома. Он хмурится, открывает рот, чтобы сказать что-то, о чём точно пожалеет позже. Но она опережает его: встаёт, обходит стол и кладёт руку ему на плечо, сильно сжимая. Слишком сильно. Ведьма. — У тебя есть эта работа, Питер, у тебя есть эта фирма. "Каллам, Каллам и Хейл". Это не изменится. Так что сделай паузу. — Я уже брал шесть месяцев отпуска. — И мы не обанкротились без тебя. Представь себе, — парирует она. Терпение никогда не было её сильной стороной. Кали, прежде всего, хищница. Питер когда-то был таким же, пока три маленьких создания не вторглись в его жизнь на следующие восемнадцать-двадцать лет. — Ты всё ещё можешь продолжать работать, — продолжает она. — Просто с меньшим блеском и реже появляясь в суде. Ему это не нравится. Но именно за этим он сюда и пришёл, так что он кивает, вздыхает, потирает глаза. Она хлопает его по голове. — Хороший мальчик. — Затем, с улыбкой, которую почти можно назвать доброй, добавляет: — Эннис привезёт обед. Поедим и разберём твои дела. — Да, — отвечает Питер, наполовину смирившись, наполовину облегчённо. — Почему бы и нет. + Он первым делом забирает Кору, находит её, вымотанную от плача, в руках не менее измученной воспитательницы, которая сосёт какую-то маленькую жёлтую игрушку. Он даже не помнит, чтобы давал её Коре этим утром. Как только малышка видит его, она протягивает ручки, и он забирает её себе, целуя в макушку. Запах ребёнка. Он блять начинает зависить от него. Боже, как низко он пал. Воспитательница одаривает его фальшивой улыбкой, почти швыряет сумку Коры ему в руки и быстро скрывается обратно в здании. Он смотрит на девочку. Она смотрит в ответ, пожёвывая свою погремушку. — Пойдём заберём остальных вредителей, моя дорогая? — Ба-да-сссссссс. — Именно. Они уже ждут его у ворот, Лора держит извивающегося брата с железной хваткой. Она так похожа на Талию, что в некоторые дни ему приходится прилагать усилия, чтобы смотреть на неё. Как только он подъезжает, оба спешат забраться в машину, пристёгиваются на своих местах и тут же бросаются к сестре, проверяя, всё ли с ней в порядке. После этого Дерек осторожно касается плеча Питера, а Лора пристально смотрит на него, пока он выезжает обратно на дорогу. Убеждаются, что все в порядке. Это разбивает ему сердце. Что смешно, потому что ещё полгода назад Питер бы поклялся на стопке Библий, что у него вообще нет сердца. — Еда, дом или магазин для рукоделия? Наступает тишина. Затем Дерек тихо просит: — Магазин для рукоделия. — Хорошо. Когда этот вопрос решен и дано молчаливое обещание, что он сегодня больше не потащит их в офис, Лора начинает подробный рассказ о каждом событии, произошедшем с девяти утра. Питер слушает, как она с энтузиазмом описывает новую настольную игру, которую открыла для себя во время обеденного перерыва, чувствует, как его плечи немного расслабляются, и ненавидит Кали за то, что она, как всегда, права. Или ненавидел бы, если бы она не была таким хорошим другом. +