Hook, Yarn, Sinker

+ Глаза, решает Стайлз. Если он действительно собирается совершить убийство с помощью вязальных спиц, которые держит в руках, то лучше всего целиться в глаза. С сонной артерией слишком много мороки, а об анатомии он знает недостаточно, чтобы повредить какие-либо жизненно важные органы. Значит, глаза. Только вот... чёрт. Он же пообещал отцу ещё в старшей школе, что никого не убьёт, не так ли? Они даже закрепили это на бумаге: "Я никого не убью, даже если они меня взбесили, причинили боль Скотту или, вообще-то, этого заслуживают. Бла-бла-бла. Если я всё же убью, мой отец, шериф, не поможет мне скрыться, а привлечёт меня к ответственности по всей строгости закона." Что? Стайлз был злым подростком. — Мэм, — пытается он прервать её монолог примерно в шестьдесят седьмой раз. — ... и вы хоть представляете, какие аллергии могут вызывать эти волокна? Химические вещества в красителях наносят больше вреда, чем год... Что если целиться в нейтральное место? Это бы её заткнуло, но не убило. Правда, свидетелей останется полно. Магазин в данный момент достаточно заполнен. Другими клиентами. С другими вопросами. На которые он не может ответить, потому что ЯЖеМать всё ещё продолжает. Блять. Говорить. Он понимает. Большинство людей не любят использовать искусственные волокна для своих детей. Они предпочитают натуральные. Это нормально. Хорошо. В магазине есть целая стена, посвящённая хлопковой пряже, и ещё одна полка с пряжей, специально предназначенной для детей. Потому что искусственные волокна могут быть вредны для вашего ребёнка. Лично Стайлза в младенчестве заворачивали в одеяла из акриловой пряжи, потому что денег на модное дерьмо не было, и ничего — вырос нормально. Но да ладно. Эта женщина хочет укутать своих детей в шёлк и атлас? Её дело. Но было бы лучше, если бы она перестала болтать! — Мэм, — начинает он снова, и на этот раз, когда она продолжает болтать о токсичных красителях и нежной коже её малыша, он повышает голос. — Я не заставляю вас покупать то, что вам не нужно. У нас есть все виды натуральных волокон. Уверен, вы что-нибудь подберёте. А теперь, извините, у меня есть другие клиенты. Он оставляет её стоять там с открытым ртом, полностью осознавая, что, вероятно, только что потерял клиента навсегда, но ему уже наплевать. Этот день и так слишком затянулся. К сожалению, эффектность его ухода рушится буквально после трёх шагов — что-то маленькое и быстрое врезается ему в ноги и чуть ли не сбивает его. Он уже готов накричать на того, кто привёл сюда чёртову собаку, но, глядя вниз, видит самую очаровательную двухзубую улыбку, которую когда-либо встречал. — Ха, — выдыхает он. Маленькая девочка хихикает, обхватывает его ноги руками и начинает прыгать на месте, снова чуть не сбивая его с ног. Что было бы немного неловко. Он убирает спицы в карман, наклоняется, освобождает её захват и спрашивает: — Чья ты, Пуговка? Она выглядит очень маленькой. Настолько маленькой, что Стайлз удивляется, что она вообще умеет ходить. Кудрявые коричневые волосы, такие же глаза и куча веснушек. — Чёрт возьми, ты такая милашка, — говорит он, поднимая её на бедро. — И всё-таки, чья ты, Пуговка? Через мгновение встревоженный мужчина лет тридцати, с двумя детьми постарше за спиной, появляется из-за стенда с вязальными иглами. Увидев Стайлза, он одаривает его двухсмысленным взглядом, но быстро берет себя в руки и спешит забрать девочку на руки. — Кора, чёрт возьми, — упрекает он её, всё ещё немного паникуя. Она хихикает и хлопает его по щекам, издавая писклявые звуки. Стайлз наблюдает за всем этим с внутренним возгласом обожемой, потому что у этого Испуганного Папы очень голубые глаза, на нём двое из трёх элементов костюма — воротник расстёгнут, манжеты закатаны до локтей — и у него такая шея... Это просто преступление против приличий, окей? Блядский боже. А ещё, ребёнок на руках? Если бы у Стайлза были яичники, они бы взорвались. — Извините за неё, — извиняется папа с обаятельной улыбкой, и ебать. Его. Это нечестно. Стайлз улыбается в ответ рефлекторно. — Она ещё не научилась ни тормозить, ни поворачивать. — Он поудобнее устраивает ребёнка на бедре. — Да и ходить, по сути, тоже. Она освоила только одну скорость. Этот голос. О, Боже. Стайлз пожимает плечами и пытается придумать что-нибудь лучше, чем “Красивый. Нравится.” — Она слишком милая, чтобы быть обузой, — наконец выдавливает он и строго приказывает себе перестать пялиться. На папу. На ребёнка. В целом на всю эту чёртову картину. — Могу я чем-нибудь помочь? — спрашивает он, и это звучит так профессионально, что он даже гордится собой. А заодно он проверяет, перестала ли ЯЖеМать кудахтать. Перестала. Теперь она бродит по детскому отделу. Хм. Он возвращается к действительно милым клиентам. Глаза Папы опускаются к бейджику на груди, а затем снова поднимаются к его лицу. — Вообще-то, да. Он разворачивается вбок, ухитряется освободить руку и практически вытаскивает из-за своей ноги маленького мальчика за волосы. Для карапуза у этого ребёнка впечатляюще мрачный взгляд. Он скрещивает руки, зарывает лицо обратно в штаны своего отца и издает недовольный хныкающий звук. Его сестра тут же пинает его по голове. Третий ребёнок, ещё одна девочка, лет девяти или десяти, закатывает глаза и локтем толкает мальчика. — Дерек хочет научиться вязать крючком, — заявляет она Стайлзу, ничуть не смущаясь. — Но ведёт себя как задница, потому что считает, что рукоделие — это для девочек. Он уже несколько дней ноет об этом, поэтому дядя Питер заставил нас прийти сюда. Чтобы подчеркнуть своё недовольство всей ситуацией, она хмурится на своего дядю — не отца, упс — и снова толкает своего младшего брата локтем. По крайней мере, Стайлз предполагает, что Дерек — её брат. У мальчика другие волосы, потемнее, и глаза посветлее, но нос, веснушки и подбородок у них одинаковые. Стайлз смотрит на дядю Питера, который пожимает плечами, откидываясь назад, чтобы избежать попытки младшей, Коры, исследовать его ноздри. Дерек тем временем снова прячется за его бедро, пинает старшую девочку, которая толкает его в ответ, и вся семейная куча чуть не валится с ног. Дядя Питер едва успевает поймать их всех, бросает взгляд на девочку и кусает язык, не договорив ругательство, которое звучит слишком грязно, чтобы его услышал кто-то младше двадцати одного. Несправедливо красивый или нет, он выглядит измотанным. А на бедре у него Пуговка, нижняя губа которой начинает угрожающе дрожать. Стайлз поднимает руки, подходит к кассе и нагибается за корзиной с рандомными проектами, которую он держит внизу. Сегодня между покупателями он весь день вязал мягкие мячики, и сейчас вытаскивает из кучи ярко-жёлтый, сжимает его, встряхивает и проверяет, тот ли это, в котором внутри горох. Он приятно гремит, и Стайлз размахивает игрушкой перед лицом Коры, сразу привлекая её внимание. Она вскрикивает, тянется за игрушкой, и, как только он отдает её, девочка начинает бешено трясти мячик, издавая смешные "буп-буп-буп" звуки. Питер смотрит то на неё, то на Стайлза, то снова на неё. Через несколько секунд он решает довериться временной тишине, ставит малышку на пол, и та остаётся сидеть, гремя своим новым сокровищем о колени. — Лора, — приказывает он старшей, — присматривай за ней. Стайлз почему-то уверен, что этот человек не особенно опытен в обращении с племянниками и племянницами, но дети воспринимают его недостаток навыков с поразительным терпением. Лора присаживается рядом с сестрой и начинает что-то ей рассказывать. Дядя Питер разворачивается обратно, с ещё одним «прилипалой» всё так же приклеенным к его бедру. — Зачем вы это сделали? Стайлз немного сжимается. Мужчина вдруг звучит как-то враждебно. — Клиентоориентированность? — предполагает он. Возможно, ему следовало сначала спросить разрешения, прежде чем дать ребёнку игрушку. Некоторые родители особо тщательно относятся к тому, что трогают их дети. Или, может быть, не-папа думает, что Стайлз осуждает его родительские методы. Что он мог бы сделать, будь это его дело. Господь знает, его собственный отец не был особенно «традиционным» родителем после смерти мамы. Но Стайлз вырос нормально. Наверное, у этого парня есть свои причины таскать за собой кучу детей с синяками под глазами размером со Стайлзову сумку для пряжи, и Стайлз знает, что не должен лезть в это. Он точно знает поэтому ничего не спрашивает. Чтобы отвлечься от семейной драмы, которая его не касается, он наклоняется на уровень Дерека. Этот момент он точно припомнит в следующий раз, когда Скотт назовёт его бестактным. — Привет, молодой человек. Не хочешь выйти из укрытия? Тот отрицательно мотает головой. — Он стесняется, — поясняет Лора, перебрасывая игрушку Коры из одной руки в другую, чтобы отвлечь малышку. — Он даже в классе ни с кем не разговаривает, только со мной и дядей Питером. А дети в школе даже думают, что он отсталый или что-то типа того. — Она улыбается Стайлзу и щекочет сестру. Стайлз может сказать, что она вырастет ужасающей. И всё же, отвратительная формулировка, детка. Дерек выглядывает всего на секунду, чтобы снова насупиться. Впечатляюще, для такого малыша. Стайлз решает сменить тему. — Ты правда думаешь, что рукоделие — это только для девочек? Пауза. Кивок. — Можешь взглянуть на меня на секунду? Взгляд из-под ресниц. Питер просто стоит и внимательно наблюдает, позволяя Стайлзу поучать своего не-ребёнка. Глаза у Дерека серовато-голубые, ближе к цвету глаз его дяди, чем к глазам сестёр. Красивые. Стайлз улыбается ему. — Я выгляжу, как девчонка? Ответ — очевидное «нет». Он сам себе нравится: худощавый, но с двухдневной щетиной, пирсингом в губе и двумя видимыми татуировками, не говоря уже о его наряде. Кому-то это кажется хипстерством, но Стайлз называет это комфортом и собственным стилем с двенадцати лет. Дерек быстро мотает головой. Стайлз поднимает палец, покручивает его в воздухе. — Ты знаешь, кто владеет этим местом? Я. Потому что я обожаю вязать, и шить, и делать кучу «девчачьих» вещей. Потому что это весело и классно. А ты, дружище, стереотипизируешь. Это сложное слово, но по сути, оно значит, что ты думаешь, будто есть вещи для мальчиков и вещи для девочек. На самом деле есть только весёлые вещи и невесёлые. Делай, что хочешь, и... забей на тех, кому это не нравится, ладно? Питер поднимает брови почти к самой линии волос, но его слегка кривоватая ухмылка говорит о том, что он скорее забавляется, чем сердится на незнакомца за такую «лекцию» для его ребёнка. И Стайлз предполагает, что раз он сам притащил детей в магазин рукоделия, то, вероятно, в этой речи проблем не видит. Лора тоже смотрит на него, но с откровенным обожанием. Судя из того, что на ней ярко-оранжевые кеды, джинсы с травяными пятнами и футболка с Капитаном Америкой, Стайлз понимает — они с ней на одной волне. Дерек всё ещё выглядит неубеждённым. Ну, по крайней мере, тот кусок лица, который можно разглядеть. Ладно, пора переходить к тяжёлой артиллерии. Буквально. Стайлз выпрямляется, резко разворачивается и орёт через весь магазин: — Бойд! Подойди ко мне! Через несколько мгновений шесть футов четыре дюйма чистой, мощной мускулатуры приближаются к ним. В руках у Бойда корзина с пряжей самых нежных пастельных оттенков. Стайлз наклоняет голову и спрашивает: — Плед? Бойд кивает, затем уточняет: — Ты звал? — Нужен товарищ в борьбе с сексизмом, — торжественно заявляет Стайлз и указывает на лицо своего друга. — Этот парень выглядит как девчонка? Дерек мотает головой быстрее, чем до этого. И это уже прогресс. Никто не может назвать Бойда «девчачьим» даже в шутку. В школе одна его тень пугала соперников на поле. — Бойд, дружище, для чего эта пряжа? Бойд, ухмыляясь, ловит нить разговора: — Для одеяла. У моей девушки скоро подходит срок родов. Лицо Дерека выглянуло уже больше, чем на половину. — Правда? — скептически спрашивает он. — Дети глупые. Он разговаривает! — Ты был ребёнком, — произносит Лора до того, как успевают вмешаться взрослые. — Не был! — Дети! Они замолчали. Бойд оглядел сцену, остался доволен выполненной работой и вернулся к отделу с пастельной пряжей. Скорее всего, он пробудет здесь еще полчаса и уйдет, нагруженный покупками. На данный момент Стайлз почти уверен, что половина магазина фактически принадлежит Бойду, ведь тот оставляет здесь целое состояние. Стайлз снова повернулся к Дереку. — Ну что, хочешь попробовать? — Да, наверное. — Я веду детский класс по вторникам днем. Хочешь присоединиться? — он посмотрел на дядю Питера, но Дерек немедленно перебил: — Нет! — Значит, никакого класса, — догадался Стайлз. — Я сам справлюсь! Для ребенка, который почти не разговаривает, Дерек вдруг оказался довольно… разговорчивым. Стайлз прикусил губу. — Дереку разрешают пользоваться интернетом? — поинтересовался он. Питер нахмурился: — Зачем? — У меня на сайте магазина есть куча обучающих материалов. Вы можете купить крючок и моток пряжи, чтобы он попробовал дома. Если понравится — вернетесь за новым, если нет — вы не потратите впустую тридцать баксов на стартовый набор с книгой, которая потом будет валяться в углу. Питер задумался, потом посмотрел на племянника: — Дерек? Тот кивнул. — Отлично, следуйте за мной. Стайлз повел их к стенду, где перед ними предстала радуга цветов. — Выбирай. Дерек выбрал бледно-голубой цвет после почти двух минут тщательных раздумий. Стайлз быстро подобрал крючок нужного размера — достаточно большой, чтобы не было слишком сложно, но и подходящий для детских рук — и повел их к кассе. Там он передал дяде Питеру визитку с адресом сайта. — В боковой панели есть раздел с обучающими материалами. Найдите ссылку «для начинающих», затем «основы одиночного вязания», и этого будет достаточно. Если возникнут вопросы — приходите, я всегда рад помочь. Последнюю фразу он адресовал Дереку, который застенчиво улыбнулся, крепко сжимая пряжу и крючок. Стайлз пробил покупку, помахал вслед Лоре и Дереку, которые поспешили к выходу. Питер поднял Кору на руки и забрал у нее мячик, который та уже успела погрызть, оставив его слегка влажным. Малышка тут же начала кричать, как сирена. Стайлз покачал головой. — Оставьте себе, — сказал он мужчине. — Я их делаю от скуки, ничего страшного. Обычно он продавал их по два доллара за штуку, но Питеру необязательно знать, что его красивое лицо Стайлз посчитал достаточной платой. К тому же ребенок был милым, а Стайлз падок на милых. На мгновение показалось, что мужчина собирается возразить, но племянница все еще визжала ему в ухо, и он сдался, беспомощно вернув мячик Коре. Быстро попрощавшись, Питер направился к выходу, крикнув: — Оставайтесь внутри! Я не собираюсь соскребать вас с дороги, черт побери! Стайлз смотрел им вслед. + День отдыха. Именно он завел Питера во всю эту чертову историю. День отдыха для Талии в качестве подарка на день рождение, потому что он напрочь забыл о нём. Он купил бутылку вина по дороге в Бейкон-Хиллзи и открытку с дешевой заправки, но их оказалось недостаточно. День отдыха от племянников. Казалось, что это просто. Забрать их, свозить в зоопарк, накормить сладким и вернуть родителям. Шаги с первого по третий прошли гладко. А потом все пошло наперекосяк. «Наперекосяк» — это значит, что, вернувшись, они обнаружили дом в руинах, а родителей — мертвыми. Что-то вроде того. Это было шесть месяцев назад, и Питер до сих пор не привык к ним под ногами. К тому, чтобы кормить их, утешать, помогать с уроками, заставлять Дерека разговаривать, останавливать Лору от болтовни и ловить Кору, прежде чем она снова выбежит на дорогу. И он постоянно проёбывается. Его отпуск закончился неделю назад, и теперь он балансирует между работой в фирме и детьми, не спал с прошлого вторника, да и не уверен, четверг сегодня или пятница. Он вымотан. Пиздец как вымотан. Если бы он хотел детей, он бы завел своих. Питер поморщился от своих мыслей. Он ведь любит их. Всех троих. Но, черт возьми, у него была жизнь. Шикарная работа, пентхаус, редкие интрижки и много алкоголя с хорошей музыкой. Спокойствие. Теперь у него дом в пригороде, забитый коробками, которые он даже не распаковал, потому что дети все равно их испортят, работа, которая больше не приносит удовольствия, и трое маленьких человечков, полностью зависящих от него. "Дорогая Талия, я ненавижу тебя, но прошу прощения за все разы, когда смеялся над твоей усталостью. Аминь." — Дядя Питер? Питер поднял голову, которую только что уткнул в руль, застегнув ремень. Дерек смотрел на него через автокресло Коры, нахмурив брови. — Все нормально, — сказал он племяннику. — Пристегни ремень. Дерек еще немного помедлил, а потом кивнул: — Хорошо. Вместе с разговором с продавцом в магазине для рукоделия, это было больше, чем Питер слышал от него за последние недели. Он наблюдает в зеркале, как Дерек снова пристегивается, затем переводит взгляд на Кору, которая счастливо грызет маленькую желтую погремушку, подаренную тем мужчиной. Лора сидит рядом с ней, одной рукой обхватив сестру за лодыжку. Но ее рот и глаза, наконец, закрыты. Она выглядит изможденной, как и все остальные. Он знает, что порой слишком сильно полагается на нее. — Мы можем ехать? — спрашивает Дерек, на этот раз послушно оставаясь в своем детском кресле. — Я хочу увидеть видео, о котором говорил Стайлз. Стайлз. Имя продавца. Того самого, кто заставил Дерека заговорить и успокоил Кору. Того, кто не осуждал Питера за его, мягко говоря, странные попытки общаться с детьми. Кто смотрел на него с откровенным восхищением, несмотря на его три прицепа. Того, у кого были, черт возьми, несправедливо красивые глаза и губы. Да какая разница. У Питера нет ни времени, ни сил, чтобы заводить роман с каким-то симпатичным мальчишкой. — Едем, — отвечает он, слишком поздно, возвращая себя в реальность и выворачивая машину на дорогу. Ужин. Время купания. Дерек за компьютером, Лора перед телевизором, Кора в кровати. Три часа, максимум четыре. И тогда он, наконец, сможет завалиться спать. Сразу после того, как еще раз просмотрит материалы для завтрашней встречи. Нахуй его жизнь. И тебя заодно нахуй, Талия. +