silent spring

в каком-то смысле, подумал я, мы с ним два сапога пара. нами движет не то, что у нас есть, и даже не то, что мы собираемся обрести, а то, что мы утратили, то, чего у нас теперь нет.

«убийство командора»

      — Где вы вообще были? Я чуть не умерла от скуки… И что вы забыли в Лондоне?       — Извини, не было лишних нескольких тысяч в кармане. Я, блядь, никогда такого не видел, — ругается Гоуст, крепче сжав пальцы на руле. — Ты совсем, чёрт тебя дери, голову потеряла? Наглухо отбитая?       — Са-а-аймон… Ну и какого вы, лейтенант, скрывали своё настоящее имя? По-моему, вам даже идёт.       — Замолчи, — переключив передачу, Райли пролетает на красный.       — О-о, только отъехали от тюрьмы — и уже нарушаем? — Элис усмехается, обняв себя руками. Она почти ничего не соображает, закрывает глаза и нервно мается, будто её на гвозди посадили. — Прайс вам задницу надерёт, если увидит такую езду.       Гоуст терпеливо вздыхает и молчит. Элисон не волнует ни то, что несколько честно заработанных им тысяч ушли на её залог, ни то, что произошло в тёмном переулке недалеко от бара. А произошло там…       — Ты вообще видела, что сделала? — раздражённо спрашивает Гоуст, в этот раз останавливаясь на светофоре. — Разукрасила лицо какой-то шлюхи так, что мать родная не узнает.       — А чего это вы такие слова используете, лейтенант? Она ведь тоже женщина.       — Я её видел в соседней камере. Уж поверь, после твоих побоев она на женщину не похожа.       — А мне даже понравило-о-сь… Никогда никому морду не хотели набить, что ли?       — Не поверишь, если я сейчас скажу.       — А вы скажите! — Элис наконец с трудом стягивает ботинки и закидывает ноги на сиденье, подтянув к себе колени.       — Поставь ноги назад.       — Вы вообще ничего не рассказываете, даже ваше имя я узнала спустя несколько месяцев. Ну как так можно? А второе имя? Какой-нибудь «Уильям» или «Эдвард», как у того министра в США? Мне кажется, какое-нибудь необычное… Мне вот моё имя не нравится совсем. Звучит так, будто мои предки — чёртовы гунны… Знаете, я вообще планирую сменить и имя, и фамилию…       Гоуст резко тормозит. Элис казалось, что говорила она быстро, но на деле они ехали уже больше десяти минут и выехали на пустынную трассу. Опешив, она поворачивает голову, но лейтенант уже выскальзывает из машины. Обойдя автомобиль, он открывает дверь со стороны Элисон и резко, грубо вытаскивает её из машины за капюшон худи.       — Какого хера вы творите?! — вопит она, пытаясь ухватиться за скользкое от дождя окно. Гоуст рваным движением толкает её к капоту и прижимает за оба запястья, потянув их вниз, и наклоняется, всматриваясь в глаза таким тяжёлым взглядом, что сердце ухает куда-то в желудок.       — Я?!       Элисон качает головой, словно не веря, что Гоуст действительно кричит ей прямо в лицо. Плохое предчувствие давит на грудную клетку и сжимает горло, заставляя сглотнуть.       — Если в тебе дури больше, чем, блядь, кокаина на столе итальянского мафиози, — лезь на купола церкви и стреляй, чёрт возьми, оттуда со снайперской винтовки по пролетающим уткам, только прекрати заниматься тем, чем ты сейчас занимаешься!       Ливень заглушает крик Гоуста, но Элисон его прекрасно слышит. Внезапно мутная пелена перед глазами отступает, и по спине пробегает такое неприятное-неприятное чувство. Хватка на её запястьях усиливается, но Элис усмехается, когда понимает, что Райли прерывисто дышит.       — Чего это вы так запыхались, лейтенант? — спрашивает она елейно, склонив голову вбок. Элисон всматривается в проблески света фар в его глазах и не может понять, действительно ли Гоуст злится именно на неё.       — Мне не нужен, блядь, Чарльз Уитмен в команде, — шипит Райли, переместив ладонь с запястья на её плечо и крепко сжав. — Стреляй в идиотов на заданиях, если так хочется дурость свою выплеснуть. Лихорадка в голову ударила?       — Может быть, — уклоняется Элис и мажет ладонью по его груди, стараясь оттолкнуть. — Ну чего вы застыли как статуя?       — Приди в себя, — Гоуст толкает её обратно, прижав к капоту. Она хмурится и смотрит на него с такой злостью, что даже челюсть сводит судорогой. — Что с тобой такое? Почему ты так стремишься вляпаться в неприятности?       — Да какого хрена я должна вам что-то объяснять? — возмущается Элис, поморщившись. Она совсем не чувствует боли от резкого рывка, с которым Гоуст возвращает её на своё место. — Боже, я только что вернулась с грёбаных похорон, посмотрите на мои штаны, лейтенант! Я была, блядь, в таком дерьме, что вам даже и не снилось. Если вы так беситесь из-за той пары тысяч, что внесли за меня, — не переживайте, верну с первой же зарплаты.       — Я не бешусь.       — Беситесь.       — Я, мать твою, спокоен!       — Тогда прекратите орать! — кричит Элис и ругается, когда, ступив на скользкую грязь, почти падает. Гоуст хватает её за плечи, убедившись, что она стоит ровно. Стыдливо отведя взгляд, Элисон взъерошивает волосы и, мягко толкнув лейтенанта в плечо, наклоняется.       — В чём дело? — он кладёт ладонь на её предплечье, всматриваясь в лицо. — Смотри в ту сторону.       — Зачем?       — Чтобы тебя не стошнило на мои ботинки.       Прошло около десяти минут, прежде чем Элисон смогла выпрямиться и, согнувшись, сложить руки на коленях, сплёвывая на землю. Почувствовав щекочущий ноздри запах дыма, она заторможенно оборачивается, осматривая курящего Гоуста.       — Поделитесь, — вытерев губы рукавом худи, она подходит ближе. Лейтенант кидает ей пачку, которую Элис чуть не роняет, и вновь отворачивается, облокотившись на капот. В практически полной темноте, не считая света фар, Гоуст кажется ей ещё выше.       — Салфетки в бардачке, — бросает непринуждённо он, выпуская кольцами дым.       — Ого. Есть что-то, чего вы не умеете, лейтенант? — прочистив нос и вернувшись назад, Элис пристраивается возле Гоуста и закуривает, чуть не застонав от приятной тяжести в лёгких. Она не обращает внимания на усилившееся от курения головокружение.       — Я в ужасе, — хмыкает Райли и щелчком пальцев кидает бычок в сторону. — Служба в состоянии полного пиздеца, я потратил несколько тысяч, чтобы вызволить пьяную подчинённую из женской тюрьмы, стою хрен знает где и не понимаю, какого чёрта здесь делаю. Ты удивляешься, что я выпускаю кольца сигаретного дыма, — наклонив голову в её сторону, он сощуривает глаза, — и я удивляюсь твоему удивлению.       — Как романтично, — тараторит Элис, выдыхая дым. — Всего пару дней назад вы чуть голос не сорвали, обвиняя меня в работе на испанский синдикат, а теперь заботливо предлагаете мне салфетки и даже сигарету даёте? Такими темпами и ад замёрзнет, лейтенант.       — Меня всё достало, — внезапно произносит Гоуст и становится напротив Элисон, уложив руки на капот по обе стороны от неё. Она приоткрывает рот, чуть не роняя сигарету, и замирает. — Весело тебе, да?       — А чего мне грустить? Я чертовски пьяная и хочу спать.       — Не разделяю твоих желаний, — качает головой Райли. — Похоже, в твой незакрывающийся рот попало что-то помимо алкоголя, Элисон. Твои зрачки огромные, — замечает он, неодобрительно хмыкнув.       — О, вас так беспокоит мой рот, сэр. И то, что в него попадает. Но это моё дело. Не твоё, Гоуст.       — Сбавь тон, чёрт подери, — рычит он ей в лицо и подаётся ближе, не давая сдвинуться с места. — Ты забываешься, когда говоришь со мной.       — И тебе это не нравится? Что же ты тогда притащился хер знает куда, лишь бы вытащить меня из той сраной камеры? Прячешься за этой нарочитой маской, строишь из себя Бога, считаешь, что все вокруг должны подчиняться тебе и только тебе, — отодвинув его ногу бедром, Элис делает шаг вперёд. — Но я не собираюсь плясать вокруг тебя, как ёбаная шавка, особенно сейчас, когда ты думаешь, что всё обо мне знаешь. Ты ни хуя не знаешь, Саймон. Ни обо мне, ни о том, через какой ад мне приходится проходить каждый день.       Гоуст толкает её в плечо, забирает из руки сигарету и кидает ту в сторону, шумно выдохнув.       — Ты? Ты проходишь через ад? — вторит он, схватив её за воротник. — Радуйся, Элисон, что о настоящем аде ты знаешь ровно ничего.       Элис перестаёт дышать. Ей не больно, даже когда Райли сжимает ткань её худи с такой бешеной силой, что стягивает кожу на шее. Ей страшно. Её страх окрашивается алыми пятнами в глазах Гоуста — рана за раной, шрам за шрамом, и она всё это видит. Сказать нечего — всё тело сковывает мелкой дрожью. Она не верит, что злость лейтенанта направлена на неё. Он устал. И Элис — всего лишь удобно попавшаяся вещь, на которую можно сорваться. Именно это её успокаивает.       — Бесишь, — вымученно произносит она. — Так сильно, что я бы убила тебя здесь и сейчас.       — Это вполне взаимно.       — Почему ты не можешь оставить меня в покое? Зачем ты цепляешься ко мне? Зачем, Саймон?       Гоуст ничего не говорит, долго-долго, кажется, вечность смотрит на неё, пока не успокаивает дыхание и ослабляет хватку на воротнике. Он отпускает Элисон и даже поправляет пальцами складки на её свитшоте, шмыгнув носом. Она запоздало понимает, что лейтенант почти поднял её над землёй. Молчание длится невыносимо долго, пока Гоуст разворачивается и подходит к водительской двери. В этот момент на бешеной скорости по трассе пролетает автомобиль, проносясь прямо по грязной луже и пачкая одежду лейтенанта.       — Чёрт, — ударив по крыше авто, хрипит он.       — Салфетки в бардачке, — навеселе говорит Элисон и слышит, как Гоуст хлопает дверью. — Идиот…

▲△▲△▲△▲△▲

      Ехали они долго. Дождь глухо стучал по окнам автомобиля, когда Элис вышла из состояния полудрёмы, протёрла глаза и скривилась, почувствовав такую сильную головную боль, что в глазах заплясали искры. Она тихо выругалась и сперва не поняла, где вообще находится и кто сидит на водительском сиденье. Рассмотрев Гоуста, Элисон закатила глаза и громко вздохнула.       — Вы как ночной кошмар, лейтенант, — пробормотала она и, прижав к себе колени сильнее, уткнулась в них лбом.       — Возьми, — Райли протянул ей бутылку воды и кивком указал на таблетки, лежащие на передней панели.       — Отравить меня вздумали?       — Ты и сама прекрасно справляешься.       — Успокойтесь уже. Я в себе.       В окне пролетали фонари один за другим, пустая трасса казалась бесконечной. Элисон совсем не хотелось спать, даже несмотря на ушедшее напряжение.       — Что в коробке? — поинтересовался лейтенант спустя некоторое время. Элис нахмурилась, покосив взгляд в его сторону. — На заднем сиденье. Забыла?       Она обернулась, поняла, о чём говорит Гоуст, и вернула взгляд на дорогу.       — Старые вещи. Не смотрела, что там.       — Из дома взяла?       — Да. Не взлетим на воздух, не переживайте, — недовольно проговорила Элис. — Ещё надумаете, что я бомбу с собой таскаю.       — Я бы не удивился.       Она снова уснула, погрузилась в очень крепкий сон, который не очень-то и запомнила. Элисон сама не понимала, как ей удалось избавиться от чудовищного опьянения за такое короткое время. Благодаря таблеткам головная боль слегка стихла, но виски всё ещё пульсировали. Когда автомобиль остановился, Элисон приоткрыла глаза, вздрогнув от захлопнувшейся двери со стороны Гоуста.       — М-м-м… — простонала она, схватившись за голову. — Чего ещё?..       На улице в лицо сразу же ударил холодный ветер, заставив накинуть капюшон и спрятать ладони в рукавах. Переплетя руки на груди, Элис сощурилась и прошлась к капоту, где возился Райли и что-то вполголоса бормотал.       — Мы что, заглохли, лейтенант? — громко спросила Элисон, подойдя ближе. — Помощь нужна?       Гоуст ничего не ответил, прошёл туда-обратно, пытаясь завести машину.       — Обрыв ремней , — устало констатировал лейтенант, когда Элис вернулась на своё место. — Это пиздец.        Она тихо хихикнула и сразу же умолкла, столкнувшись в его недовольным взглядом.       — Вызывай эвакуатор, — привычным тоном скомандовал Гоуст. — Что там у тебя?       — Я… я, кажется, телефон потеряла, — лихорадочно порывшись в карманах штанов и худи, пробормотала Элисон. — Чёрт, лейтенант, я…       — Сам вызову, — отмахнулся он и вышел из автомобиля.       Элис так тяжело вздохнула, что рваный кашель вырвался из груди. Она зажмурилась, вскинув голову, и осмотрела Гоуста, курящего на обочине. Почему же я так часто остаюсь именно с тобой один на один в таких ситуациях?..

▲△▲△▲△▲△▲

      — Какого лешего вы там стоите, лейтенант?! — прокричала Элисон, взмахнув ладонью и щурясь яркому солнечному свету. — К земле припаяли, что ли?!       — Вали домой, я такси вызову.       — Какое к чёрту такси? — она с яростью подошла к Гоусту и вырвала у него из руки телефон. — Мало вам потраченных денег на залог, хотите ещё пару сотен отдать какому-то там такси? Идите за мной и будьте паинькой. Может быть, у меня даже найдётся для вас чай. А через пару часов, когда вашу малышку подлатают, поедем обратно. Сегодня же воскресенье, кому мы нужны на этой чёртовой базе?       Райли опешил и даже ничего не сказал, когда Элис развернулась и быстрым шагом направилась ко входу в здание, где находилась её квартира. Держа в руках тяжёлую коробку с вещами, она с трудом открыла дверь подъезда, не особенно заботясь о том, успеет ли зайти лейтенант, и пошла к лифту. Ехать на двадцать второй этаж казалось ей тяжелейшей пыткой. Хуже похмелья.       — Такая высота — гарантия успешного суи…       — Не нудите, лейтенант. Ага, конечно. Купила я квартиру так высоко только для того, чтобы выброситься из окна. Вы же в курсе, что на такой высоте они полностью не открываются? — увидев недоумённый взгляд, она удовлетворённо кивнула. — Вот и всё.       В квартире было тихо. Элис поёжилась, увидев небольшой беспорядок в зале и прихожей. Обычно она поддерживала практически идеальную, граничащую с одержимостью чистоту, но в прошлый раз что-то пошло не так. Плотные шторы не пропускали ни единого лучика в гостиную, а забытые, открытые на проветривание окна впустили достаточно холодного воздуха, чтобы стало неуютно. Быстро разувшись и пробежав по всем комнатам, открывая шторы и убирая мелкие вещи с поверхностей столов и стульев, Элис поняла, что Гоуст не прошёл дальше коридора.       — Вы издеваетесь? — выдохнула она и облокотилась на стену. — Снимите чёртову обувь и пройдите в гостиную, господин гость. Иначе я вас вышвырну за дверь.       Закрывшись в ванной, Элисон сполоснула лицо прохладной водой и с досадой подметила ужасные синяки под глазами, лохматые волосы. Почищенные зубы ситуацию не спасли. В настенном шкафчике, к счастью, нашлись расчёска и капли для глаз, которыми Элис тут же воспользовалась. Она вышла в гостиную и столкнулась с удивлённым взглядом Райли.       — Ты плачешь? — спросил он непривычным мягким тоном.       — Чего? Нет. Чай? — пройдя на кухню, Элисон поковырялась в верхних полках и достала оттуда пачку чёрного чая, мысленно смутившись: откуда она вообще взялась? — Без сахара, помню уж.       Себе она сделала крепкий-крепкий кофе в надежде спастись от невыносимого недосыпа. Поставив обе чашки на стеклянный столик возле дивана, Элис плюхнулась в кресло и, скрестив руки на груди, с выжиданием уставилась на лейтенанта, сидящего напротив.       — Как прошли похороны? — сухим тоном поинтересовался он.       — Нормально, — безразлично ответила Элисон и сделала обжигающий горло глоток, поморщившись. — Без сюрпризов.       — Ты не плачешь.       — Не плачу.       — И не поехала в ресторан, — почему-то уверенно заключил Гоуст. — Иначе не нажралась бы в стельку в глухом баре на окраине города.       — Откуда вы знаете? Может, я добраться хотела.       — Вижу по глазам, — задержав взгляд на своих руках, лейтенант продолжил: — Ты плохо скрываешь эмоции, Элис.       — Ещё немного — и я вам врежу, — уложив ноги на кресло, она закрыла глаза. — Разговор окончен, или вы хотите ещё поковыряться в моих проблемах?       Телефон Гоуста зазвонил, и он, приняв звонок, сначала вскинул брови, затем нахмурился грузнее самой тёмной тучи, и Элис поняла, что что-то не так.       — Очередь. Закончат ремонт к ночи.       — Замечательно, — посмеялась она, взмахнув руками. — Мне нужно похмелиться. Воровать здесь нечего, не трогайте телевизор и коробку. Скоро вернусь.       

▲△▲△▲△▲△▲

      Время близилось к восьми часам вечера, когда Элис зашла в квартиру. Чем бы ни занимался Райли в её отсутствие, знать ей этого не хотелось, и она показательно громко закрыла дверь и кинула ключи на тумбу, быстро стащив с ног ботинки и небрежно повесив пальто. Гоуст, как ей показалось, даже не сдвинулся с места, что-то рассматривая в телефоне. Бутылки в пакете звонко затрещали, стоило ей поставить его на кухонный стол.       — Это что, вечеринка? — спросил лейтенант недовольно.       — Скорее, как бы это сказать… суарэ , — слегка усмехнулась Элисон. — Даже не будете меня отчитывать? — взяв две бутылки пива, она зашла в гостиную и поставила одну из них на стол, открыла вторую и сделала глоток.       — А нужно? — с сомнением спросил Гоуст и прокрутил бутылку в руках, раздумывая, разделить ли выпивку. — Прайс ждёт нас завтра. В восемь утра.       Элис кивнула, задумавшись. Гостиная была соединена с кухней, но включённая только над плитой лампа не особо освещала комнату. В этой сумрачной и давящей тишине Элисон казалось, что её вот-вот порвёт на части. Она чувствовала на себе взгляд Гоуста, но сама не решалась поднять глаза. Знала, что ничем хорошим этот вечер не закончится, что последует какой-то личный, очередной болезненный разговор. Можно было встать и уйти в спальню, оставив лейтенанта разбираться со всеми рабочими проблемами самостоятельно, но и этого Элис делать не хотела. Её тянуло с ним поговорить. Неважно о чём.       — Если ты не расстроена, зачем пошла в бар? — следует очевидный вопрос. Элисон пожимает плечами и чувствует, как лёгкая улыбка режет уголки губ.       — Я должна быть расстроена, — признаёт она. — Но я злюсь. Не понимаю почему.              Гоуст неотрывно смотрит на неё. Элис делает ещё один глоток, вытирает губы рукавом водолазки и выдыхает. Стоит ли отвечать? Стоит ли вообще что-то говорить? Задумчивый взгляд Саймона подсказывает ей, что молчать — не лучший вариант.       — Мой отец, — она подмечает лёгкий кивок лейтенанта. — И что это значит? Вроде как вы всё поняли?       — Твой ответ говорит сам за себя. Я знаю немногих с нормальной семьёй.       — И вы не из их числа? Плевать. Мне уже всё равно.       — Он твой отчим?       — Уймитесь. К чему вы ведёте? — слабым голосом спрашивает Элис.       — Тебе не жаль, — Гоуст отставляет бутылку и складывает руки на груди. — Но тебе так плохо, что сердце разрывается.       — Сколько берёте за сеанс, доктор Райли? Я в порядке. К чему лить слёзы по тому, кого даже не видела полжизни?       — Тогда почему твой голос так дрожит?       Элисон слишком утомилась. Она хочет ответить настойчивее, понятнее, показать Гоусту, чтобы он, наконец, прекратил ковыряться в её душе. Держится из последних сил, чтобы не только не вмазать ему по первое число, но и самой не потерять контроль над эмоциями.       — Перестань, — просит она, прикрыв веки. — Серьёзно.       — Тебе же хочется, — Гоуст встаёт с кресла, подходит ближе, смотрит в глаза. — Тебе ведь нужен этот разговор.       — Нет, это тебе нужно вывернуть меня наизнанку. Потому что тебе страшно, что ты ничего не контролируешь, когда дело касается меня, — Элис слишком поздно осознаёт, что говорит лишнее. Она вжимается в кресло сильнее, когда Райли делает ещё один шаг. — Я ведь не одна это понимаю?       Гоуст медлит с ответом, но всё-таки добивает.       — Не одна.       Элисон знала, что он так скажет. Но почему она чувствует такой холод в грудной клетке, словно её выставили за дверь в холодную зимнюю ночь? Она хочет закрыть тяжёлые веки, хочет, чтобы всё происходящее за последние сутки оказалось дурным сном. Ей не нравится, к чему всё идёт.       Ей не нравится, что Гоуст теперь — не просто «коллега».       Коллеги так не поступают. Не остаются на ночь в одной квартире, не выслушивают проблемы прошлого, не требуют личных ответов. Не смотрят с таким сочувствием, как это делает Саймон сейчас.       — И поэтому ты не оставишь меня? Поэтому ты здесь остаёшься, пьёшь со мной, вместо того чтобы уехать на базу и наладить дела? — Элисон надеется на положительный ответ, ведь это будет означать, что не только у неё кружится голова при мысли, что Гоуст думает о ней. Что он осознанно говорит с ней и задаёт вопросы. Сознательно сокращает между ними расстояние.       Ведь всё начиналось с простого: «Если тебе не с кем поговорить, поговори со мной. Я тебя выслушаю».       И если нет — ни в одном его действии не было смысла.       — Я хочу говорить с тобой, — наконец произносит он и опускается перед ней на корточки, но не решается даже руку протянуть. Так, будто перед Элисон действительно выстраивается невидимая стена. — И не хочу, чтобы ты закончила как я.       — Как же ты закончил? — склонив голову набок, спрашивает Элис. Её руки подрагивают, поэтому она прячет их в карманы штанов.       — Тебе лучше не знать.       — Что, если я хочу?       — Поверь мне, не хочешь.       — Тогда зачем ты рассказываешь мне это? Чего ты ждёшь?       — Чтобы ты не держала это всё в себе.       — Какое тебе дело, Саймон?       Элис осекается, подметив замешательство в его глазах. Так странно. Только по одному взгляду она уже научилась понимать, чего говорить не стоит.       Но ей нужны ответы. Элисон больше не может тонуть в бесконечных сновидениях, где видит размытые очертания маски с черепом. Она больше не может мучить себя догадками. Как часто тебя называют по имени? Как часто ты «Саймон?»       — Тебе не понравится мой ответ, — Гоуст сдаётся. Он садится обратно в кресло, молча допивает бутылку пива и с грохотом ставит её на стол.       Элисон не понимает, что она сделала не так.       — Должна быть причина, — говорит он вполголоса. — Твоя ненависть не может быть необоснованной. Всему есть объяснение.       Элис сгорает. Она не может утихомирить разгорающуюся искру в груди от такого спокойного тона Гоуста. Ей чертовски надоело, что он делает вид всеведущего. Гнев пульсирует в каждой клетке. То, как быстро он охватывает всё тело, просто поражает.       И никаких границ. Гоуст их неосознанно стирает.       — Он заставил меня это сделать. Он, блядь, заставил меня сделать это. Мне было тринадцать. Ты, чёртов всезнайка, можешь дать этому объяснение?! Можешь назвать хоть одну причину, почему это произошло?!       Глаза Саймона на мгновение расширяются в немом удивлении. Элисон не хочет останавливаться. Все спусковые крючки уже давно спущены.       — Больше десяти лет прошло. Знаешь, чего я ждала? Он остался инвалидом после того, как я два года назад сломала ему рёбра и избила до полусмерти. Я, чёрт возьми, больше не могу смотреть в глаза матери, которая наверняка до сих пор винит меня в этом. Он умер, потому что выпил грёбаное обезболивающее, не зная, что оно вызовет побочный эффект. Размозжил голову о прикроватную тумбу, когда потерял сознание.       Гоуст хочет что-то сказать, но Элисон не желает слушать.       — Нет, помолчи, раз ты такой любопытный, — пригрозив пальцем, тараторит она и начинает ходить из стороны в сторону.       Элисон до сих пор слышит звук ломающихся костей и надрывный кашель. Она всё ещё видит перед глазами своё окровавленное бельё и слёзы матери, которую и обвинить-то сейчас ни в чём не может.       — Моя мать ничего не сделала. Он сказал, что убьёт её, если она ещё хоть раз заговорит об этом, — Элис не пытается унять поток слёз, холодными дорожками текущих по щекам. — Я всегда чувствовала, как он смотрит на меня. Контролирует каждое моё движение. Всё ждала, когда же он наконец выйдет из-за угла и вышибет мне мозги.       Она не замечает, как Гоуст подходит ближе. Он разворачивает её за плечо к себе и кладёт обе руки на предплечья. Элисон прерывисто хнычет, не в силах поднять голову.       — Всю жизнь жила с руками на его шее. Я счастлива, что он сдох как паршивая псина.       Она хватает его за руки, водит ладонью по груди и не может ничего сделать с бешеным темпом стиснутого оковами сердца. Оно весит слишком много — слишком, чтобы справиться с этим в одиночку. И ей ничуточки не легче, даже когда Гоуст кладёт руку на её затылок и прижимает к себе, не говоря ни слова.       Элисон кажется, что она и правда умирает.       — Больше не могу. Я больше не могу, Саймон. Смерть всё меняет.