Огонь, что в пурге горит

На ее памяти в Снежной всегда было холодно. Ветер почти никогда не замолкал, и Сандроне была ему за это благодарна. Его песни помогали ныне Шестой Предвестнице лучше понимать свои эмоции. Иногда напевы студеных порывов пронизывали отчаянием, иногда звали на мятеж, торопя иллюзорно жить… Прямо как сейчас. Вечерело. Сандроне остановилась перед широкими окнами своих покоев и устремила взгляд на лихой огонек, что-то забывший в бешеной пурге. Вот только, несмотря на нечастые певучие дуновения, снежинки ложились на мерзлую землю неспешно: никакой бури не было. И уж тем более никто не стал бы жечь костерок на внутреннем дворе Медного Айсберга – замка Крио-Архонта Царицы. Пурга, о которой думала Шестая, на самом деле бушевала внутри. То была сама жизнь для Фатуи. Их история. «Не верьте переводу с мертвого языка. Фатуи – вовсе не дураки, Фатуи – производное от фатума. Злого рока, что калечит души, как чужие, так и собственные – души тех, кто исполняет его волю… Ведь верно, Чайльд?» Огонек, будучи волосами не так давно поднявшегося до номера Девять Тартальи, стал настоящим спасением для глаз, утомленных мелкими деталями сложных механизмов и пятьюдесятью оттенками замерзшей воды. Сандроне всегда любила наблюдать, как он тренируется, следить за отточенными смертоносными движениями. Даже отсутствие нитей ее контроля не омрачало картину. И это было прекрасно. Рука Сандроне коснулась прохладного стекла. Наверное, ей просто не хватало тепла. И она всегда невольно искала его в окружающих. Но правда была в том, что ее окружением стали те, кто не был способен согреть безболезненно и безвозмездно. У Фатуи вообще не было горячих сердец – лишь тлеющие угли. И даже самый юный из них – Небесный Кит – не стал счастливым исключением. Бездна пометила его, выпустив из своих объятий лишь тело, но не сущность. Тарталья Чайльд был обречен сеять Хаос, жгучий и едкий, словно аммиак. Однако такой притягательный… Настолько манящий, что сама великая и непревзойденная Путешественница раз за разом покупалась на его лисье обаяние, картинно широкие жесты и лукавую улыбку тонких губ. А Чайльд же… будто и сам не до конца понимал, что ему нужно от жизни и той странной волшебницы. И это раздражало. Сандроне зло усмехнулась. Пальцы второй – до этого висевшей плетью – руки сжались, и изящный кулак встретился с оконной рамой. Шестая моргнула и выдохнула. Крови и трещин, крошки и щепок не было – девушка не прикладывала силу. Механические движения производились скорее по старой памяти. Внутри Сандроне все еще болела. Больше, чем его пренебрежение к исключительной возможности контроля над самым загадочным действующим лицом пьесы, больше, чем отсутствие желания правильно распорядиться дарами Царицы и стать равным Богам, Сандроне бесило, что она сама попала под влияние этого мальчишки. И что теперь он обладал странной властью над ней, так, что девушку невольно тянуло к нему, к его теплу… Добровольно присягая на верность Царице и принимая титул Предвестницы, она стремилась разорвать связь своего настоящего с прошлым, сбежать от прежней жизни. Но Повелительница Кукол так и осталась Марионеткой. Сандроне не любила. По крайней мере, правильно – так, как, по ее мнению, любят обычные женщины. И знала, что не сможет полюбить, будучи уверенной, что ее способность чувствовать напускная и завязана лишь на ветра Снежной. – Прелюбопытнейшее зрелище, Дрона! – Второй Предвестник возник словно из воздуха. Несмотря на то что подобное происходило далеко не в первый раз, Сандроне вздрогнула. – О, можешь быть спокойна, я пока не решил, кто из вас выглядит более нелепо: Девятый, который за бессмысленным прожиганием времени не замечает развернувшуюся вокруг него драму, или ты, которая откровенно жалко фонит этими бессмысленными флуктуациями эмоционального поля. Дрона. Коротко, легко и естественно. Только Дотторе девушка позволяла использовать это странное прозвище. Между Марионеткой и Доктором не было светлых человеческих чувств в привычном понимании, однако с самой первой встречи их соединяла прочная связь. Они были умны и саркастичны. Сандроне властвовала над куклами, вкладывая в механизмы каждого своего творения живую магию, редкие материалы и дух. Дотторе поступал так же, собирая по кусочкам новые тела и затем вдыхая в них жизнь. Его сегменты тоже были отчасти куклами. Обоих Предвестников вели исследовательские устремления и жажда познания. Оба могли пойти по головам ради достижения своих целей. Они разрушали и созидали, пытаясь сделать мир совершеннее. Они обожали контроль. – Дотторе, будь проще, – Сандроне закатила глаза, но не от негатива, а скорее потому что от нее этого ждали. – Говори: не флуктуации эмоционального поля, а чувства: это же совсем не сложно! Доктор ответил не сразу, тоже перевел взгляд на открывающийся в широком окне вид. Но смотрел мужчина отнюдь не на Чайльда – на серо-бирюзовую рябь неба. Не то в бесконечную высь, не то на грань, до которой было обманчиво легко дотянуться. Во всяком случае, если ты Бог. Второй Предвестник бился над решением загадки небес уже очень и очень давно. И, кажется, наконец нашел ключ. Сандроне видела, как в подступающем сумраке поблескивают рубиновые глаза собеседника. Жуткие глаза, которые в свое время произвели на нее неизгладимое впечатление. Но это было очень давно. Как Предвестница Фатуи Марионетка прошла через кровь и кости, став хладнокровной, и теперь эти грешные глаза не пугали ее. Наоборот. Можно было по пальцам пересчитать людей, которым довелось увидеть Доктора без маски и уйти живыми. Дотторе доверял ей, насколько это было вообще возможно для него, и Сандроне это очень ценила. – Ты права, – ровно произнес мужчина. Однако отсутствие всякой эмоциональной окраски выдавало, что на самом деле он не согласен. – Это очевидно для меня ровно в той же степени, что и для тебя, Дрона. Однако я буду называть этот нелепый человеческий атавизм так, как мне захочется. Не иначе. – Дотторе продолжил мысль, а Сандроне подумала, что он никогда так просто не отказывался от возможности подискутировать. «Чего ты добиваешься, Дотторе?» – Туше, Доктор, – нейтральная реплика заслуживает нейтрального ответа. Сандроне решила подождать, пока Второй сам не расскажет, зачем явился. – Еще кое-что. Я просила не входить в мои покои без стука. – Мне ты никогда не говорила подобного! Почему обсуждаешь такие важные вещи со мной, но без моего личного участия, а, Дрона? – картинно возмутился Дотторе. Только сейчас он обратил жуткий взор на Сандроне. И все равно она едва не поежилась. – Мои сегменты – лишь малая часть истинного великого меня… – Нет, ну каков показушник! – девушка воскликнула чуть громче, чем предполагал этикет. В душе она не успела определиться, шутит ли или ей действительно немного обидно. – Я думала, ты достаточно уважаешь меня, чтобы не посылать ко мне клонов, а приходить самому. – А тебе не помешало бы просто ходить, – ухмыльнулся Второй. Ее реакция явно позабавила его, но резкий тон он не прощал даже Марионетке и потому вернул шпильку. – Уже слишком многие уверены, что ты не способна передвигаться без помощи своего стального друга. – Титанового, – машинально поправила Сандроне. – Металл, из которого отлит Руби, более термостоек и менее токсичен, чем сталь. Дотторе скрестил руки на груди, посчитав ответ удовлетворительным. Сандроне кивнула. На какое-то время оба замолчали. Медленно падающие снежинки были что звездочки из резного перламутра. – Говорят, ты пошел на сделку с Кусанали, - Сандроне все же решилась задать по-настоящему интересующие ее вопросы. – Сначала рассказал ей про фальшивое небо… А потом пообещал уничтожить своих… кхм, братьев по разуму, – голос все-таки дрогнул. И это не укрылось от Дотторе, который тут же повернулся к ней и сократил разделявшее их расстояние на шаг. Сандроне нечасто задавала вопросы. Разговор обещал быть любопытным! – Весьма вероятно… И? – Не слишком ли… радикально? Предвестники бесспорно были похожи, но кое-чем все же отличались. Например, отношением к своим творениям и восприятием своих подопечных. Сандроне трепетно относилась ко всем плодам своих экспериментов и трудов, словно к родным детям. Дотторе же был беспринципен и непредсказуем. – Только не говори, что тебе видится это жестоким, – Второй закатил глаза, отчего рубиновая радужка сменилась мертвой белизной. Жутко. Сандроне незаметно пошевелила лопатками. – В последнее время ты отвратительно сентиментальна. Ни один из клонов не является полноценной личностью. Сегменты – лишь слепки моего гения… Тени. Я легко избавлюсь от них как создатель и хозяин. И ты понимаешь меня, Сандроне, Повелительница Кукол, – последнее обращение всегда подкупало ее. Даже сейчас. А Дотторе продолжал: – И знаешь, что еще любопытно? Поясняю. Так называемая ненавидимая всеми жестокость – не всегда препятствие для зарождения диаметрально противоположных ей чувств. У Сандроне, похоже, только что сломался шаблон. Рот приоткрылся от удивления. Постановка подобных гипотез была последним, чего она ожидала от Доктора. Девушка была совершенно уверена, что тот считал ниже своего достоинства поднимать тему чувств. «О Бездна, он даже слово «эмоции» старается не использовать… Какого Чурла здесь происходит?» – пронеслось в блондинистой голове. – Да ну? Доказательства? – все-таки смогла произнести девушка, будучи не в состоянии выбрать, насторожиться ей или съехидничать. – Желание Кукловода – закон, – Дотторе театрально поклонился, явно довольный произведенным эффектом. – Я уже выбрал объект для своего нового эксперимента, – Сандроне вопросительно подняла бровь. – Путешественница, Дрона! Исключительная и неповторимая. Уверен, в нашей игре она сослужит мне хорошую службу. Она, со всей своей уникальной силой, станет хорошим козырем и в решающий момент отправится в отбой. Второй Предвестник маниакально широко улыбнулся, как перед очередным исследовательским прорывом. Сандроне же продолжала смотреть на товарища по оружию с недоверием. Доктор демонстративно вздохнул и улыбнулся ещё шире, что минуту назад казалось невозможным. – Поясняю дополнительно. Ты слишком часто смотришь на Девятого так, словно хочешь убить, – Второй Предвестник цокнул языком. – Уже сама причина твоей слабости начинает что-то подозревать, несмотря на свою недалекость. Мой эксперимент освободит тебе дорогу к твоей… кхм, мирской цели… Хоть мне как человеку рациональному смысл твоих устремлений не слишком ясен. – Но… – Сандроне почувствовала, как загораются уши. – О, этот эксперимент обещает стать прелюбопытнейшим изысканием! Вольной бесконечности, Дрона. Иль Дотторе, довольный собой, соединил ладони и исчез под покровом вступающей в свои права ночи. Уголки губ Сандроне раздвинулись в полуулыбке. Это будет интересно. Да и приятно, что мальчишка Девятый наверняка поумерит свой пыл. И даже феерический прокол, связанный с тем, что ее чувства расшифровал тот, кому в принципе плевать на это явление, отчего-то не омрачал конец сегодняшнего дня.