Сердце Матери

1

      Фортуна, почти 30 лет назад       Спуститься в лабораторию под больницей Святого Антонио можно было двумя путями: через закрытое служебное помещение внутри самой больницы или через два дополнительных туннеля, один из которых тянулся к замку, а другой уходил загород. По обыкновению оба туннеля были замкнуты на герметичные автоматические двери, открыть которые можно было вручную, имея код доступа или блестяще владея навыками программирования, чтоб взломать центральную систему комплекса. И если тот туннель, что тянулся к замку, использовался регулярно для сообщения между ним и лабораторией, то о втором вспоминали исключительно когда утверждали свежий план эвакуации. Однако сегодня тёмный, всеми позабытый туннель, встречал своего гостя радостным треском и скрипом открывающейся двери.       Она чётко услышала, как поворачивается замковый механизм, как щелкают засовы и как отъезжает в сторону полукруглая металлическая дверь. Она почти поверила, что на самом деле чувствует, как спёртый воздух туннеля разбавляет ветерок, принёсший запах свежей листвы и только что прошедшего дождя.       «Я сплю», — догадалась девушка. В её воображении лес всегда пах, как сок из свежевыжатого лайма и мяты. Но сон не отпускал.       На пороге за дверью стоял человек. По нечеткому, точно окутанному туманом, силуэту невозможно было понять, мужчина это или женщина. Человек сделал шаг, и вместе с этим пол под ногами девушки ушел из-под ног. Она провалилась в темноту с ярким ощущением — что-то не так.       Спицей в воспалённое сознание врезалось понимание — это не сон, но навязчивое прозрачное видение было вытеснено действительностью. Предчувствие беды точило девушку, посылая сигналы тревоги под скорлупу в миндалевидное тело, вынуждая пошевелиться. Но шевелиться удавалось с переменным успехом.        В памяти всплыли рассечённые и обескровленные вены. Слабость накатила дурнотой, и Мина попыталась заставить себя повернуться на бок.       Это очередной эксперимент? Как далеко в своей изобретательности зашёл Орден?       Мягко говоря, подъём был неприятный: голова раскалывалась, как орех между стальными челюстями щипцов, тело казалось ватным, ноги онемели настолько, что Мина не могла поручиться, что они всё ещё были на месте. Она бы не удивилась, если в один прекрасный момент, очнувшись, не досчиталась какого-нибудь более или менее важного органа, например, почки или селезёнки (конечности числились в этом списке далеко не последними).       «Однажды они разберут меня на запчасти, даже глазом не моргнув», — подумала она.       Самое жуткое было в том, что это было не самым жутким и даже казалось неплохой альтернативой тому, что входило в ежедневные обязанности младшего персонала лаборатории. Её вполне могли скинуть на холодный пол и избить ногами, как мешок с дерьмом, откачать из камеры воздух или резко понизить температуру настолько, что произойдёт моментальная остановка дыхания.       Мина поёрзала, убедилась в том, что где-то там у неё по-прежнему на месте ноги и даже пальцы, которые зудели, будто их свело судорогой. Она попыталась открыть глаза, но тут же всё поплыло, закружилось, отдалось в затылке тупой болью и ощущением, будто на голову надели пакет. Девушка тяжело и часто задышала, ожидая, пока в мозг поступит достаточное количество крови, хотя бы для того, чтобы сесть, не потеряв сознание.       Какое-то время она лежала и думала о том, что головная боль была чем-то незначительным, пусть и досаждала, как надоедливая мошка. Впрочем поэтому она не сразу поняла, что в лаборатории тихо.       Мина подождала ещё с минуту, как человек, который спускается в тёмный подвал ожидает, что из темноты выпрыгнет маньяк с топором или, по крайней мере, коварная ступенька уйдёт из-под ног в последний момент, в результате чего он непременно свернёт себе шею. Но ничего не происходило. Давящая необходимость узнать в чем дело, вынудила её открыть глаза.       Девушка уставилась на стол, который разместился в центре правильного шестиугольного помещения таким образом, чтобы наблюдатель всегда имел возможность видеть подопытных, камеры которых располагались строго по кругу между гладкими бетонными колоннами, подпирающими высокий потолок. Всего восемь штук.       Стол был пуст, хотя обычно минимум три человека всегда находились рядом (не считая санитарной бригады на кнопке экстренного вызова): две медсестры и старший лаборант, чьё острое лицо малюсенькими глазками было похоже на мордочку хорька и в большинстве случаев не выражало ничего, кроме смятения и недовольства. Даже привычного стука, печатной машинки, которая, казалось, работала без остановки просто потому, что любые изменения состояния подопытных обязаны были фиксироваться в протоколе, не было слышно.       «Это странно».       За столом, где обычно царил порядок, сейчас был настоящий хаос. Колбочки с пробами были разбиты и валялись рядом, в печатной машинке торчал начатый лист, брошенный на середине, стул лежал на боку, словно с него кто-то резко подскочил.       И тут шум ворвался в мир, лишённый до этого момента каких-либо звуков, превратившись в настоящую какофонию. Мина услышала, как бьются колбы и пробирки, чьи-то крики и стоны, а в конце, точно финальный аккорд, надрываясь, заорала сирена, и яркий красный свет резанул по камере ослепительной вспышкой.       В глазах побелело. Ничего лучше, чем надавать себе по щекам, девушка не придумала. За это короткое мгновение, пока она приходила в себя, тишина вернулась. Её нарушал только рёв сирены.       Беспокойство возрастало с каждой минутой. Мина не понимала, что происходит. Лаборатория охранялась хуже замка, но точно лучше, чем городская тюрьма. Бежать было невозможно — она пробовала десять или двенадцать раз, во многом став самым проблемным заключённым, а со временем единственным. Можно сказать, ей было чем гордиться: теперь к Мине приставили личный отряд рыцарей, который дежурил посменно в трёх примыкающих коридорах лабораторного комплекса, на случай если каким-то образом она ухитрится обмануть персонал и вскрыть замок камеры, оборудованный по последнему слову техники.       Если побег, как причина и даже его потенциальная возможность — не подходили, так почему подняли тревогу? Причин могло быть только две: нарушение целостности самого комплекса или проникновение извне.       Внезапно в стеклянную стену впечаталось уже не живое, но ещё не остывшее тело старшего лаборанта. Мина облизнула тонкие губы, села и опустила босые ноги на выложенный плиткой пол, встряхнув головой.       «Отлично. Просто замечательно», — подумала девушка, запоздало осознав, что следовало хотя бы ради приличия удивиться. Не имело значения, было ли это побочным эффектом сильнодействующих седативных и снотворных препаратов или просто истощённого пытками организма, но Мина, казалось, утратила способность нервничать по пустякам — а труп с выпущенными наружу кишками хоть и был необычной деталью на фоне унылого, белого помещения, но всё-таки оставался не главной её проблемой.       Она поморщилась, разглядывая тело старшего лаборанта: в ровном ряде зубов отсутствовало как минимум два передних резца, а лицо напоминало кровавое месиво — в целом он напоминал муху, которой не посчастливилось столкнуться с машиной на полной скорости и оставшись сомнительным трофеем на лобовом стекле. К несчастью, у этого старого козла не хватило ума упасть и умереть возле биометрического замка камеры, что было бы весьма неплохо, ибо у Мины не было идей, как выбраться из непробиваемой стеклянной коробки своими силами.       Топот множества ног отвлёк её от созерцания трупа. Перед глазами по-прежнему всё плыло и напоминало сюрреалистическую картину Сальвадора Дали. Тела младшего персонала распластались в лаборатории нечёткими окровавленными пятнами, пол, выложенный шахматной плиткой, и яркие красные лампы лишь усиливали ощущение какой-то фантастической реальности — ужасной, отвратительной и все-таки фантастической.       Может, я всё ещё сплю?       Мина ущипнула себя за тощую бледную руку, сконцентрировалась на ощущениях — она не спала и даже не бредила. Девушка прокрутила в памяти всё, что уже знала: кто-то, возможно, даже хорёк-старший-лаборант, за что и был обезображен, успел дотянуться до кнопки тревоги. Причины у этого, как уже было сказано, могло быть две, но одна исключалась автоматически — не может ни одна утечка газа или техническая поломка методично вырезать персонал лаборатории, а значит, кто-то проник, устроил резню, и теперь сюда наверняка спешила охрана.       Помещение наводнилось рыцарями через минуту после того, как Мина пришла к этому выводу. Их было около дюжины — в два раза меньше, чем предполагала девушка. Во всяком случае, её уверял в этом главный алхимик.       Мина вспомнила Агнуса. Он любил бормотать себе под нос, шаркал ногами, заикался и говорил всегда заискивающим тоном человека, который привык пресмыкаться. Агнус редко приходил в возбуждение из-за чего-то, кроме своих исследований и экспериментов, а также гипотез, строить которые ему доставляло истинное удовольствие. Кроме его записок, Агнуса не интересовало определённо ничего. Власть, женщины, деньги — всё это было чем-то незначительным и не вязалось с тем впечатлением, которое производил этот коренастый, больше похожий на шкаф, человек.       Редкий интеллект — пустая душа. Этим он напоминал Мине отца - Иешуа Валериуса, инженера-генетика, историка, филолога, ученого, гения. Все эти эпитеты вполне ему подходили, и все же ни один из них не мог бы дать точное представление об этом человеке. Они не могли отразить доброту и силу, за которые она любила отца, равно как и жестокость и безжалостность, за которые она его ненавидела.       Удивительно, но будучи чужаком с больше земли, Иешуа приняли в Ордене Меча. С другой стороны невозможно было найти на свете второго человека, который знал о Спарде больше Иешуа и посветил этому всю свою жизнь. Орден стал для мужчины возможностью не отвлекаться по мелочам на такие вещи, как работа ради пропитания. Здесь он смог посвятить себя любимому делу, обрёл дом и семью.        Мина до сих пор не понимала двух вещей: как такой человек, как её отец, смог покорить сердце ее верующей до мозга костей матери, которой пророчили блестящую карьеру в рядах Ордена, и чем Ревекка привлекла Иешуа, смыслом жизни которого были только его исследования.       «Мама», — при одной мысли о матери у Мины сжималось сердце.        Ревекка Валериус стойко пережила потерю мужа, который однажды просто не вернулся, но болезни не было до этого никакого дела. Сознание женщины трещало по швам с тех самых пор, и с каждым днём реальность ускользала от неё. Врачи в Фортуне разводили руками, а Ревекка продолжала ждать мужа, веря, что он вернётся однажды.       Он не вернулся. Ни через год, ни через два, ни через пять лет. В конце концов Иешуа Валериуса объявили без вести пропавшим, что, по сути, было тоже самое, что «мёртв». Самые ценные экземпляры его коллекции взял под охрану орден, а Мине позволили работать в архиве, где хранились труды её отца.       И все-таки не смотря на это, жизнь не казалась Мине плохой. Девушка беззаботно полагала, что Фортуна если не лучший, но во всяком случае не самый худший город на земле. Так было до тех пор, пока Солемнис был жив. Но стоило три месяца назад его святейшеству скончаться, а Санктусу — главе рыцарей в отставке — прийти к власти, девушка оказалась здесь. Даже панихида не успела отгреметь.        «Не доверяй никому. Есть те, кто жаждет нашей крови. Они не успокоятся, пока не выжмут всё до последней капли», — эти слова были последним, что сказал Иешуа дочери, жаль, смысл дошёл до Мины только сейчас.       Острая боль выдернула её в реальный мир, отдалась в онемевших конечностях разрядом молнии. Мина стиснула зубы. Раны заживали медленно, слабость накатывала мгновенно, но она не могла отключиться сейчас и упустить шанс выбраться отсюда.       Мина поднялась на ноги и те едва не подогнулись, но разглядеть происходящее с её местоположения было сложно. Она сделала шаг и прилипла к стеклу: рыцари замерли кругом в дальнем углу, словно каменные статуи с обнажёнными мечами. Там за ширмами находился пульт управления, стеллажи с отчётами и тот, кто стал причиной происходящего.        За гулом затихающей сирены Мине показалось, будто что-то щёлкнуло, а следом синим свечением среди рассеянно мигающих ламп сверкнули молниеносные лезвия. С гулким свистом разрезая пространство, точно кончик хлыста, преодолевший звуковой барьер, они пронеслись в воздухе, и два рыцаря упали с грохотом на пол. Они уже не поднялись, оставшись лежать в неестественной позе. И никто толком не успел понять или заметить, что произошло за эту долю секунды, но со стороны это выглядело так, будто двое мужчин резко решили прилечь.       Мина провела сухой и холодной ладонью по пылающему лицу. Странное чувство, похожее на возбуждение, поднималась откуда-то из глубины души, где-то там же затерялась нарастающая тревога. Она не замечала за собой этого прежде и подумала, что несгладимый отпечаток времени, проведённого в качестве подопытной крысы, заставил её рассудок помутиться. Во всяком случае, до этого момента смерть и всё, что с ней связано, не вызывали у неё никакого трепета и даже интереса.       Оставшиеся рыцари рассеянно смотрели куда-то в центр разорванного круга на того, кто без труда уничтожил две боевые единицы ордена в одно мгновение, и по какой-то причине Мина была уверена, что где-то там за ширмами стоит тот самый человек — человек ли? — который снился ей десять — а десять ли? — минут назад.       Вообще хорошее это дело — думать. Достойное. У Мины давно не выдавалось времени на то, чтобы привести в порядок мысли, так почему бы это было не сделать сейчас, когда до неё явно никому нет дела?       А ведь всего лишь месяц назад в добровольно-принудительном порядке она и как минимум ещё шестьдесят пять человек оказались здесь под предлогом дополнительного медицинского обследования. По словам Ордена в их крови нашли какой-то опасный мутаген. Хотя это была достаточно честная версия, Мина заподозрила неладное в тот момент, когда за ее ухом выбили цифру «66».       Даймоний — так называлось вещество, которое нашли у небольшого процента населения в ходе регулярного обязательного профилактического осмотра. Из общего количества подопытных первую фазу пережили трое, вторую — только она.        Мина поняла, что осталась одна, по тишине — жуткой, расползающейся, оглушительно громкой, окутывающей её по вечерам и всё чаще днём. Никто больше не кричал, кроме нее самой…       Как выяснилось потом, реакцию даймония в крови запускал адреналин. Без этого он был вроде простого неактивного белка, наподобие группы крови или резус-фактора, отличающего таких, как она, от остальных — без него, и никак не проявляющего себя в повседневной жизни. Однако, стоило его активизировать, он запускал цепочку странных, порой необъяснимых реакций, делая организм носителя более сильным, выносливым, ловким, что с успехом глушили транквилизаторами после того, как галлонами откачивали кровь. Они служили одной цели — снабжать орден даймонием, до тех пор пока взять с них будет нечего.       А что происходит с коровой, которая больше не может давать молоко?       Ответ на этот вопрос служил ответом и на другой, не менее прозаичный — почему смолкли крики?       Неудачников вывезли в закрытых контейнерах, чтобы продолжить истязать уже мёртвые тела, а над ее все еще живым, но истерзанным телом обманчиво мягкий голос, повторял раз за разом: «Вы особенная. Вы нужны ордену. Ваша кровь — это ключ ко всему. Ваша жертва не будет напрасной».       Мина ненавидела Агнуса даже больше, чем старшего лаборанта, в обязанности которого входило регулярное подключение её к адской вакуумной машине, откачивающей кровь взамен на убойную дозу транквилизаторов.       «Сволочь!» — дикий вопль ужаса раздался и смолк в одно мгновение. Отрезанная рука с зажатым в ладони мечом осталась лежать на земле. Она напоминала свиную рульку в лавке мясника с обнажёнными ошмётками мышц и сухожилий. Из ровного среза всё ещё сочилась кровь.       Мина вздрогнула, глубоко вздохнула и зажмурилась. Ей не было жаль рыцарей, но было тяжело смотреть на то, как в луже собственной крови, захлёбываясь в слюне, выкрикивая самые непристойные ругательства, мечется в человек. Подобное зрелище было по меньшей мере противно.       Среди проклятий, лязга металла и отборной брани девушка разобрала несколько слов:       — Не стойте столбами! Любой ценой остановите его, щенки!       Мина знала того, кому принадлежал этот голос. В Фортуне так или иначе все друг друга знали. Рихард Кортес — про этого человека говорили, что у него стальные нервы.       Удивительно, но сейчас голос капитана Кортеса дрожал, как и руки, что было совершенно неестественно и пугало само по себе больше, чем дрыгающееся в луже крови тело.       Капитан совершил серию размашистых ударов, но ни один не достиг цели. Кто-то взвился в воздух стремительным прыжком и приземлился с противным звуком ломающихся костей под увесистым сапогом, вбивая в череп мужчины нос, а затем отскочил к дальней стене лаборатории, затерявшись в слепой зоне между двумя колонами.       Кто же ты?

2

      Разум Мины, прочно зажатый между физической усталостью и действием снотворного, начинал постепенно анализировать ситуацию. Теория о том, что причиной резни послужила она, была бредовой. Ждать героя девушке не приходилось. Больная мать на грани безумия и громкое имя отца — вот всё, что было у неё, не считая пары друзей в городе, которые наверняка решили, что она в очередной раз погрязла с головой в работе.       «А если демон?» — мысль окатила холодной водой, отрезвляя сознание. Это было логично. Никто в здравом уме не сунулся бы в лабораторию ордена и уж тем более не выстоял против вооружённого отряда рыцарей в одиночку.       Тут же схлопнулась мимолётная надежда на спасение. Скорее всего, когда демон покончит с рыцарями, то добьёт и её — в лучшем случае. В худшем бросит здесь, и всё вернётся на круги своя.       Мина сжала кулаки, взглядом проследила за кончиком меча, беснующимся в своей неповторимой пляске смерти. Рыцари падали один за другим, летели отрубленные конечности. Белобрысая голова прокатилась по полу и замерла недалеко от ножки письменного стола, обескровленные губы остались полуоткрыты, точно пытались прошептать что-то, на лице застыло выражение предсмертного ужаса.       Мина знала и этого парня. Исаак жил по соседству и поступил на службу в орден на год раньше, чем она сама. Закончив академию почти с блестящим результатом, он быстро дорос от рядового до лейтенанта. Мине он казался хорошим парнем, впрочем, она, как и все, считала, что орден — это оплот добродетели. (Все, кроме ее отца). Она ошиблась, как и большинство людей в Фортуне, которые жили в придуманном мире. Конечно, изначально Орден Меча задумывался как возможность сохранить мир, щедро подаренный Спардой человеку, но, как известно, благими намерениями вымощена дорога в ад. Всегда найдутся те, кто захочет большего, как и те, кто будет выполнять их приказы, а все оставшиеся просто закроют глаза.       «Человек так устроен», — подумала Мина, — «едва ему стоит познать суровую реальность, он тут же опускает руки. Проще жить иллюзией, чем попытаться что-то изменить».       Происходящее окончательно стало напоминать кошмар, когда оставшиеся трое рыцарей за секунду были добиты призрачными клинками, растворившимся, стоило телам соприкоснуться с полом. В то же мгновение всё прекратилось, и на ногах остался стоять только он — демон. В этом девушка уже не сомневалась.       Десять рыцарей ордена лежали, раскиданные по периметру, как на картине. В центре золотого сечения стоял мужчина и его всё ещё горели синим. Зрачки медленно скруглялись, будучи продолговатыми, как у ящериц или кошек.        Взмах. Тихий щелчок. Тонкое, острое лезвие катаны вошло в ножны. Мина сосредоточилась, наблюдая за демоном, который сохранял поразительное хладнокровие на вполне человеческом лице.Сердце замедлило своё биение, дыхание стало размеренным, точно притаилось в предвкушении. Холодная капля пота выступила и скатилась по виску.       Она никогда не питала слабости к потустороннему. Во всяком случае, не была одержима демонами, как отец. И всё-таки Мина не закрывала ставни, не забивалась в дальний угол и не дрожала, когда в городе объявляли угрозу нападения. Страх не парализовал её, как других. Слишком много она знала о тех, кого называли дьяволами, и это давало ей преимущество. Богатая библиотека, пестрящая древними альманахами, трактами и бестиариями — сокровище Иешуа Валериуса — позволила ей знать врага ордена в лицо.       «Шмяк-треск-шмяк».       Это хрустело стекло и хлюпала жидкость под сапогами демона. Свет падал таким образом, что лицо оставалось в тени. Девушка едва смогла разглядеть общие черты. Навскидку лет восемнадцать-двадцать (наверняка обман зрения), одет непривычно изысканно, хотя и строго. В Фортуне это было редкостью. Жители предпочитали неброскую одежду: туники, капюшон, безликие костюмы на один фасон — ничего кричащего, вульгарного, яркого. На демоне же был плащ насыщенного голубого цвета, расшитый золотой тесьмой, тёмно-синие штаны, переливающиеся чешуёй, заправленные в высокие из грубой кожи сапоги. Искусной работой портного можно было только любоваться. Мина была уверена — такой костюм стоил целое состояние и шился на заказ. Забавно, что среди дьяволов можно было встретить пижонов.       Взгляд девушки зацепился за непробиваемый хитиновый панцирь, покрывающий руки демона, точно перчатки рыцаря, которые таяли на глазах. Это был незначительный отголосок истинного облика незнакомца, который отличался от того, что Мине приходилось видеть, однако язык не поворачивался назвать его исчадием ада — этот демон выглядел, как умывшийся кровью врагов ангел.       Если Спарда был хотя бы вполовину так хорош, то не было ничего странного в том, что вокруг него созрел культ.       Брезгливо пнув мыском сапога голову, преградившую путь, демон уверенно направился к столу, где было разбросано множество исписанных мелким почерком листов, книг, выписок и даже копий древних манускриптов, которые рыцари Ордена собирали по всему свету уже на протяжении многих лет. Вскользь просмотрев отчёты и результаты исследований, демон отодвинул их в сторону. Его волновали лишь древние свитки. А точнее, единственный, который где-то неделю назад принёс Агнус и с которым регулярно сверялся. По всей видимости, документ являлся основой его изысканий.       Свет всё ещё продолжал мигать, хотя сирена заглохла. В красном цвете всё казалось зловещим, особенно пунцовые блики, окутавшие демона с ног до головы, но было в этом что-то по-своему завораживающее.       Заранее жалея, Мина постучала по стеклу, чтобы привлечь к себе внимание. В ней говорило отчаяние, о последствиях можно подумать позже. В течение месяца она жила в настоящем аду, и теперь, когда судьба предоставила ей пусть сомнительную, но возможность вырваться, она не собиралась её упускать.       Демон на секунду поднял голубые, холодные, как два осколка льда, глаза, рука непроизвольно опустилась на рукоять меча. Ему не составило труда найти источник звука — девушку в белой больничной робе, запертую в стеклянной тюрьме. Не найдя в ней явной угрозы, он продолжил разбирать бумаги на столе, пытаясь сосредоточиться исключительно на своей цели и сделать вид, что её не существует.       — Пожалуйста, выпусти меня.       Демон не отреагировал на неё — подняв стул, он опустился на него и принялся изучать бумаги.       Девушка с негодованием фыркнула. Он чётко дал понять, что её персона мало интересна.       «Как же тебя привлечь?».       Сев на корточки, Мина запела так громко, насколько ей позволяли осипшие голосовые связки.       — «You’re just too good to be true, I can’t take my eyes off of you…». — Мину не особо волновало, что более неподходящей песни в её положении просто представить было нельзя. Но какая разница?       Девушка выдала бит, стуча правым кулаком в стену, а левой щелкая в лучших традициях блюза:       — «I love you baby…»       — Прекрати. Мешаешь, — прошипел демон, снова пытаясь вчитаться в текст свитка.       Давалось ему это с трудом. В своих поисках он совершенно не заботился о том, чтобы должным образом изучить древние руны или хотя бы терминологию, которой пестрел буквально каждый абзац. Это упущение он всерьёз планировал исправить в ближайшее время, но документ казался несвязной абракадаброй в тех местах, где лучшие умы Ордена Меча удосужились дать перевод, а там, где трактат приводился в оригинале, все было куда хуже. Шансов разобраться с этим без посторонний помощи почти не было. Наверстать необходимые знания в кратчайший срок — тоже. Особенно когда жутко раздражающий женский голос сбивает с мысли, действуя на нервы, как заевшая на одной ноте пластинка.       Каждый удар кулака по стеклу, заставлял его закипать. Искоса он бросил очередной, полный ненависти взгляд на девушку.       — «…And if it’s guite alright, I need you, baby, to warm a lonely night…»       Должен ли он заткнуть её или продолжить игнорировать? Что он обещал тому незнакомцу?       Стоило демону поднялся со своего места, в ту же секунду Мина умолкла.       — Молчи и дальше, если жизнь дорога.       — Я могу быть полезной.       Мина не знала, что может предложить и зачем демон вообще ворвался сюда, кроме своих догадок, но то, что у него возникли сложности, читалось по сдержанному, но напряжённому выражению лица.       — Я многое знаю об этих свитках и могу добыть нужную тебе информацию, — это был блеф, но не ложь. Наверняка его интересуют те свитки о древних временах, когда адские врата не были запечатаны, а тёмный рыцарь оставался верен своей природе.       «Я должна его убедить в собственной исключительности».       — Я владею языком рун. Могу сделать перевод или научить тебя. Только выпусти.       Девушка закусила нижнюю губу. Справочники, исследования, документы, архив. Все, что было для неё важно, стало незначительным. Она работала с древними текстами: сверяла, переводила, систематизировала. Приносило ли ей это радость?       Нет.       Она просто старалась быть как все. Даже начала посещать утренние проповеди его святейшества Солемниса, пока тот окончательно не слег в постель и не сгорел в короткий срок. Мина даже не пыталась посещать собор после того, как Санктус занял место первосвященника. Нашлись даже те, кто были с ней солидарны, но предпочитали делать вид, что их всё устраивает.        Туманное стремление обеспечить собственную жизнь влиться в общество, разбилось вдребезги в тот момент, когда она поняла, что орден далеко не совершенен, если в его главе смог оказаться такой фанатик, как Санктус.       «Надеюсь он сдохнет».       Однако всему своё время. Проблема номер один — стеклянная стена.       Мина обнаружила, что демон снова сел, вернувшись к изучению свитка. Похоже, таким образом она ничего не добьётся. Края бездны сомкнулись.        «Нужно срочно раскачать ситуацию».       Мина облокотилась на стекло, пристально окинула взглядом дьявола. Кое в чем алхимики действительно не ошиблись — сил и упорства у неё оказалось много. Сначала для того, чтобы не загнуться, как большинство других на первом этапе, затем для маленьких и с первого взгляда незначительных диверсий вроде того, чтобы оборвать какой-нибудь шланг, или разбить пяткой нос лаборанту. Был, конечно, второй, третий. С каждым разом они повышали уровень боли, словно пытаясь узнать, насколько её хватит. Она даже не предполагала, что сможет так долго продержаться на одном единственном желании выжить. А затем Мина поняла, что будет бороться, потому что мама говорила никогда не сдаваться, потому что желание выбраться отсюда — это единственное, что у неё было, потому что дайте человеку цель, ради которой стоит жить, и он проломит лбом стенку, если понадобится. Главное — устранить преграду, а каким методом — дело десятое.       Она снова начала барабанить по стеклу с пущим остервенением, заставляя демона побледнеть от злости. Укреплённому, цельнолитому стеклу от её выходок было, как слону от рогатки. Конструкция была рассчитана даже на выстрел в упор, при условии, что в ордене брезговали огнестрельным оружием, что говорить о том, чтобы пробить хотя бы трещинку голыми руками.       — «Oh, pretty baby, don’t bring me down, I pray», — она не пела, а уже кричала, стараясь быть более невыносимой, чем когда либо. От этого зависела её жизнь.        Демона перекосило. Всё, что произошло в следующие полторы секунды, она не успела даже осознать: точно от взрывной волны стекло осыпалось, когтистая лапа, на месте которой секунду назад была обычная человеческая рука, сомкнулась на горле ледяными шипами.       Мина издала сдавленный стон, когда чудовищной силы удар припечатал её к стене, как будто поезд сошёл с рельс и врезался в неё на полной скорости. Она попыталась найти ногами опору, но ничего не вышло. Собственное глухое сердцебиение отдалось в медленно уплывающем сознании тупой болью.       Голова и тело налились тяжестью.       Не паниковать. Успокоиться. Отключишься и всё — конец, — стучало в висках.       Раз демон не убил её сразу, значит, в этом был какой-то резон.       Мина открыла рот, попыталась что-нибудь сказать, но голосовые связки утратили свою функцию — она лишь беззвучно шевелила губами. Боль не была хуже той, что ей уже пришлось испытать, но точно вырвалась из кошмаров, надёжно спрятанных в подкорке, заполняя всё пространство собой и отдавая горечью во рту.       «Ты выдержишь. В нескончаемых пытках есть несомненный плюс — уже трудно чем-то удивить».       Выраженное давление на горло поубавило спесь. Казалось, что ещё мгновение, и её шея сломается, как соломинка. Но вместо того, чтобы думать о спасении, она наиглупейшим образом уставилась на демона полупустым взглядом, точно вся ситуация являла собой катарсис.       Он совсем не был похож на дьявола, скорее наоборот. Мина изучала дьяволов в основном по книгам, с которыми она возилась с утра до ночи, как младший архивариус. Большинство демонов были отвратительны; их анатомия представляла настоящий кладезь мутаций, порой ставя в тупик даже опытного анатома, заставляя задуматься, кто и за что их так изуродовал. Но этот. Он был красив даже по человеческим меркам. Голубые глаза, почти смазливые черты лица, прямой нос, белые, как снег, волосы, зачёсанные назад, высокий лоб с залёгшей между бровей складкой. С таких рисуют иконы. Похоже, отец не шутил, говоря о том, что высшие демоны куда ближе к людям, но и во многом совершеннее их. Простой человек рядом с ним казался наброском неумелой руки.       «Ты нормальная?» — прозвучал в голове закономерный вопрос. «Еще немного и он сломает тебе шею».       Несмотря на глас рассудка, Мина продолжала разглядывать лицо демона, и ловила себя на том, что восхищается им. А ведь интроекция, насколько девушка знала, крайне редко развивается так молниеносно!       Их взгляды на секунду столкнулись. Мина буквально растворилась в холодных, бледно-голубых, выцветших глазах, на дне которых словно среди потухших углей, все ещё вспыхивали одиночные искры ярости и чего-то ещё, что девушка была не в силах понять. Она никогда прежде не видела таких глаз. В глубине точно сталкивались свет и тьма, радужка сияла маленькими серебряными огоньками.       Но стоило демону сжать сильнее ладонь, мысли испарились.       Мина закрыла глаза, понимая, что не желает тратить остаток сил на то, чтобы противостоять презрению демона в его безразличном, но хищном по-звериному выражении глаз. Если она не могла сбежать из лаборатории, то пусть хотя бы так. Смерть — своего рода тоже освобождение.       — Убей меня, — Мина едва выдавила слова из горла, сжатого жуткой рукой. Страх перед неизвестностью поднимался из глубин сознания, но она не собиралась просить пощады, умолять. Она просто хотела, чтобы всё это наконец-то закончилось.       «И почему он тянет?» — эта мысль прочно укрепилась в голове и продолжила трепыхаться на поверхности в подкорке пытающегося работать мозга, как выброшенная на берег рыбёшка. Она не боялась умереть, только жалела о том, что не успела сделать. А затем подумала, что никогда за всю жизнь человек не совершит столько дурного, сколько не успел сделать хорошего. Не исключено, что только за это её ждёт ад. С другой стороны, она уже прошла геенну огненную, и дьяволу нечего было ей предложить.       Мина почувствовала, как вырвались на свободу потаённые страхи, сдерживаемые до этого остатками силы воли. Демон забирал её жизнь медленно, точно высасывая моллюска из раковины, наслаждаясь моментом, утекающего сквозь пальцы тепла. Если он не упивался этим, то Мина не имела представления, зачем ещё он тянул, стреляя в камни.       «Сомневается?»       Она ещё пыталась дышать, когда тело превратилось в болтающуюся тряпичную куклу. Легкие выжимали из альвеол, как из губки, последние крупицы кислорода. Веки Мины резко распахнулись. В них бился расфокусированный взгляд в тщетной попытке найти хоть что-то в бесстрастных глазах демона, зацепиться за это, но ничего, кроме её собственного отражения, в стальном омуте не было.

3

      Воздух обжёг дыхательные пути кипятком резко. Из груди вырвался глухой кашель, раздирающий горло, точно в него залили раскалённое железо. Вернувшаяся способность дышать отдалась болью в рёбрах, пара которых наверняка была сломана.       «Отпустил?»       Она почувствовала, что лежит на осколках. Не предпринимая попыток подняться, не помня, как сползла на пол. Пыталась осознать, насколько патовым было состояние тела, она все ещё не верила в то, что жива. Каждое лишнее движение приближало её к очередной потере сознания. Боль то отступала, то накатывала, пальцы свела судорога, а щеки горели от слез. Но главное было то, что стены, которая удерживала её, больше не существовало.       «Я смогла».       Но даже если так, её жизнь всё ещё висела на волоске. Необходимо было сделать хоть что-то, ведь как знать, что творилось в голове демона и почему он не добил её.       — Спасибо, — прохрипела Мина, не в силах узнать свой голос, звучащий приглушённо, точно издалека (таким хорошо было вещать из могилы), и попыталась разогнуть колени.       Мерзкой горячей волной по телу прокатился импульс, похожий на удар током. Половина нервов оцепенела от ужасной боли; ни один мускул не желал слушаться, как следует. Ей пришлось значительно попотеть, чтобы заставить непослушное тело перевернуться и встать на четвереньки. Найдя глазами фигуру демона, Мина пыталась понять, насколько вообще хорошая идея вставать. По его непроницаемому выражению лица невозможно было понять что-либо.       Не удержав равновесие, девушка пошатнулась и приземлилась на пол, получив очередную порцию битого стекла. Осознание того, что она выглядит жалко, не добавляло уверенности. Слабые вспышки боли возникали там, где кровь сочилась через порезы, усугубляя анемию, давшую о себе знать шумом в голове и расплывающимся пространством.       Я должна встать.       Демоны воспринимали и уважали единственный язык — язык силы. Любое проявление слабости могло быть достаточным поводом, чтобы тебя сожрали с потрохами. Это она усвоила, когда впервые столкнулась с адской гончей в лесу Мистис восемь лет назад. Тогда она сбежала, а сейчас у неё не было другого выбора — она намеревалась доказать, что не такая слабая и трусливая, какой её наверняка считает демон. Разочаровать его — значит умереть.       «Отец, чтобы ты сделал на моем месте?»        Иешуа наверняка легко вышел из сложившейся ситуации, но в действительности, он просто в неё не попал бы.        Девушка часто гадала, что случилось с отцом. Он сбежал или его просто убили, потому что он знал слишком многое о подноготной ордена?       Укол сожаления и даже разочарования, заставил девушку попытаться снова. Ноги не слушались, но ведь она никогда не сдавалась: даже когда мать помешалась, когда их сбросили с вершины пирамиды общества в самые низы, заставив трястись из-за дня в день за хрупкость и недолговечность положения. И ей хватит мозгов убедить демона в том, что она самое ценное приобретение в его жизни!       Демон холодно посмотрел на девушку. Она почувствовала, что он ждёт от неё продолжения. Благодарности явно было мало. Но выдавить из себя хоть что-то связное Мине не удавалось. Бравада спала. Ей бы хоть одну зацепку, чтобы понять, зачем дьявол ворвался в лабораторию.       — Это не милосердие, — прогремел стальной голос. Он внимательно наблюдал за тем, как неуклюже, на негнущихся ногах, но упорно, Мина пыталась встать. И ей это действительно удалось, пусть и не с первой попытки.       — Ты знаешь, где другие свитки? — демон указал пальцем на стол.       Мина, не моргая посмотрела туда, куда ткнули, пытаясь понять, что именно требуется от неё. Думать удавалось с трудом после того, как её здорово приложили, в частности, затылком об стену. Затем, хромая и держась за бок — удар пришёлся сильнее, чем могло показаться в начале — направилась к столу, где лежал один из тех самых свитков, о которых спрашивал демон.       Он не стал мешать ей, просто проследил взглядом, как девушка наклоняется над столом, всматривается в документ, переворачивает, снова всматривается.       — Малый замковый архив. Шестая секция. Двенадцатый сейф. Комбинацию не знаю, — сказала она и села на стул, переводя дух.        — Уверена, тебе не составит труда справиться с этой проблемой, — она попыталась выдавить усмешку. Но каждый вздох ей удавался с переменным успехом, поэтому Мина ограничилась тем, что вложила в голос всю иронию, на которую была способна, запоздало спросив себя, что это было — попытка льстить?       — Откуда знаешь? — демон выглядел заинтересованным, на буквально выточенном из мрамора лице промелькнула тень удивления, сменившись на безразличие с поразительной скоростью.       Мина решила, что ей почудилось. Хотя, по всей видимости, он не рассчитывал, что за стеклянной стеной сидит сотрудник архива. Слишком это было удачно. Она бы сама не поверила в это. Её слова больше смахивали на неочень ловкую манипуляцию.       — Вот здесь — на обратной стороне свитка — стоит штамп, — девушка тыкнула пальцем. — Кстати, текст неполный, и это всего лишь копия. Причём не самая лучшая. Настоящий документ хранится в архиве. А вот здесь, — она указала на печать внизу, — пометка, что выдано для служебного пользования с разрешения главного архивариуса Сайруса.       Она запнулась и замолчала. Стоило ли ей называть это имя? Сайрус был хорошим человеком. Девушка не хотела, чтобы из-за неё у него возникли проблемы. Демон вполне может убить его.       — Не знаю, зачем, но вдруг эта информация тебе будет интересна. Хотя сомневаюсь, что он хоть что-то знает о том, где хранятся оригиналы.       — Ты поняла всё это по закорючкам на обратной стороне? — хмыкнул демон. В его глазах читалось недоверие, а затем вернулось и прежнее презрение. Возможно, потому, что на какую-то долю секунды Мина — жалкий человек, ощутила своё превосходство над ним — демоном, даже пускай в таком маленьком и незначительном вопросе, как маркировка.       — Это не закорючки, а внутренний код архива. С его помощью проще систематизировать документы, — она старалась изъясняться проще, чтобы демон понял её, но задетое самолюбие требовало реванша.       — Значит, ты… — догадался демон.       — Работала в архиве. Да…       Демон явно был недоволен тем, что его перебивают. Однако, похоже, у него остались вопросы. Он сделал вид, что не заметил выходки девушки, но в воздухе вибрировало раздражение, которое он не пытался скрыть.       Мина не исключала того, что его просто забавляет, как она отчаянно пытается убедить его в собственной значимости, и как вздрагивает каждый раз, когда видит смену настроения на его лице. Но на самом деле ей было всё равно, что он о ней думает. Только бы эта живая машина для убийства не передумала на её счёт. Хотя пресмыкаться ей претило.       Демон подошёл к столу, взял в руки свиток, скрутил его и убрал за пазуху. Затем окинул оценивающим взглядом с головы до ног девушку, словно пытаясь понять, насколько она может быть полезна ему. Их разговор был короткий, оборванный, лишённый каких-либо намёков на то, что демон собирается делать дальше. Ожидание было давящим, казалось, что её ещё душат. Кровь шумела в ушах, пульсировала тупой болью в висках. Мина не сомневалась — в этот момент он решал её судьбу.       — И ты понимаешь всё, что написано в свитке?       Мина кивнула.       — Знаешь, как попасть в архив?       Она посмотрела в глаза демона, пытаясь понять, к чему он клонит. Облизала губы. Они были пересохшие. Снова кивнула. Невзирая на то, что Мина лишь слышала о секции номер шесть и понятия не имела, где именно в архиве можно было скрыть немалое по размерам помещение, девушка была уверена в её существовании. Штамп рассеял любые сомнения, которые были до этого момента.       Демон задумчиво смотрел на неё ещё с полминуты: длинная шея, тощие руки, волосы торчат в разные стороны рваными прядями, грудь, можно сказать, отсутствует, одежда висит мешком, словно она недавно сильно похудела — больше похожая на ребёнка-заморыша, чем на взрослого человека. Учитывая это и тот факт, что она едва стояла на ногах, вряд ли ей удастся выбраться отсюда самостоятельно. А затем он просто усмехнулся, решив, что будет забавно посмотреть, что из этого выйдет.       Мина встретила его пристальный взгляд с напускным спокойствием, но по телу пробежалась волна мурашек. Демон вынул катану, взмахнул, разрезав воздух, и шагнул в образовавшийся разрыв.       Ещё несколько минут тишину нарушало только её неровное дыхание и треск ламп. Синие всполохи демонической энергии в красном свете, казались игрой воображения. Они медленно гасли, точно обязаны были исполнить свой причудливый танец до конца.       Мина перевела дух, наблюдая, как исчезают последние синие искры и окинула взглядом помещение. Гора трупов и никакого намёка на признаки жизни.       Даже удивительно, что рыцарей было так мало.       Она встала, опираясь на стул. Попробовала сделать несколько шагов. Кровь уже пропитала ткань штанов и даже каким-то чудом успела подсохнуть, неприятно тянув бедро. Неровная рана с торчащим в ней осколком беспокоила девушку больше всего.       «Это будет трудно», — Мина нашла глазами тело старшего лаборанта. Важнее всего сейчас было заполучить электронный ключ. Но даже если допустить, что ей удастся выбраться, оставался подвешенным в воздухе вопрос: демон сохранил ей жизнь, значит ли это, что она теперь у него в долгу?       «Скоро узнаем», — ей не приходилось гадать, она была уверена — это не последняя их встреча.

4

      Сейчас       Ахания открыла глаза. Внезапно одолевшие ее воспоминания растаяли, как сон. Она подняла к потолку голову и убедилась, что наступили сумерки, как она и предполагала. Сквозь круглое отверстие было видно, что буйство красок улеглось и теперь больше напоминает северное сияние, чем радужный калейдоскоп.       Ночь обещала быть холодной. Женщина растёрла плечи, попрыгала, пытаясь согреться. Температура упала если не до нуля, то всё равно значительно. Однако Данте всё еще спал, Вергилий не сдвинулся со своего места ни на миллиметр — похоже, их не беспокоило резкое похолодание.       Ахания поднялась на ноги, отряхнула колени, промочила горло внушительным глотком воды, убрала фляжку на место и потянулась, разминая затёкшие мышцы. Сердце всё ещё билось слишком часто, а рубашка прилипла к взмокшей спине, добавляя неприятных ощущений.       «Не ной», — приказала сама себе женщина. Конечно, во всей ситуации было мало приятного, но, с другой стороны, могло быть ещё хуже. Проблемы терморегуляции — мелочь в сравнении с тем, что их ждало впереди.       Она ещё раз попрыгала на месте под пристальным взглядом Салли, который считал этот странный ритуал особенностью хозяйки. Ахания мёрзла почти всегда — это была чистая правда. Она могла пересчитать на пальцах, сколько раз не чувствовала потребности влезть под горячий душ, чтобы согреться после сна.       Как же ей этого не хватало. Душ, махровый халат, горячий кофе с молоком без сахара…       «Рик», — Ахания тут же встряхнулась и выкинула образ мужчины, с которым жила последние пять лет, из головы. Ей не следовало расслабляться и баловать себя мыслями о теплой встрече. Наверняка Рик был вне себя из-за того, что она задержалась, а сотовая связь в аду, к слову, совсем не ловила.       Удивительно, но из них вышла весьма неплохая супружеская пара, можно сказать, образцовая. А ещё с Риком она не чувствовала себя как на пороховой бочке. Он и Хлоя сделали её жизнь осмысленной и спокойной, во всяком случае на какое-то время.       «Я обязательно вернусь».       Ахания потянулась, посмотрела на спутников, которые, казалось, уже слились с пещерой в единое целое. Женщина взволнованно покрутила на пальце кольцо. Каждый раз, когда она нервничала, ей было необходимо чем-то занять руки.       И вот как лучше объявить о том, что пора выдвигаться?       Вергилий не выглядел спящим, но почему-то не подавал признаков жизни, и, кажется, даже не дышал, а Данте храпел и спал так крепко, что разбудить его будет не менее сложно, чем вставить с похмелья трясущимися руками нитку в иголку.       — Мне потребуется твоя помощь, — обратилась женщина к крысе и лукаво улыбнулась. — Я возьму на себя этого, а ты того.       Ахания нахмурилась, приземлилась на корточки прямо перед Вергилием, помахав рукой перед закрытыми глазами, не рискуя прикасаться.       — Спишь?       В ответ её руку крепко стиснули в запястье. Выражение лица Вергилия осталось строгим, глаза распахнулись и на долю секунды сделались серыми, как хромированная панель.       — Пора, — сказала Ахания, и в то же мгновение подскочил Данте, пытаясь поймать крысу, которая успела ретироваться сразу после того, как цапнула спящего полудемона за нос.        Вергилий усмехнулся и отпустил женщину, наблюдая, как брат озирается по сторонам в поисках серого блохастого комка шерсти, посмевшего прервать его сон.       — Что за варварские методы? Нельзя было просто разбудить?       — Мне уже наглядно доказали, что приближаться к вам обоим себе дороже, — заметила Ахания, растирая онемевшее запястье. — Так что прости. В следующий раз прихвачу с собой будильник.       — Уже вечер?       Ахания кивнула. Салли выглядывал из-за её ноги, не сводя с Данте глаз. Усики крысы подрагивали.       — Испугался, маленький?       Данте фыркнул.       — Вообще-то это я здесь пострадавшая сторона. Он у тебя не бешеный часом?       — Сам виноват, что потерял бдительность. Бери пример с брата. К нему даже приближаться страшно, не то что прикасаться.       — Серьёзно? Тебе мало одной угрюмой недотроги? — Данте так забавно закатил глаза, что она невольно хихикнула.       — Кто знает, может, я тащусь от недотрог, бейби, — Ахания подхватила Салли и вышла из пещеры. Ночь уже вовсю властвовала над первым кругом ада. Ахания щелкнула по носу крысу.       — Вот скажи, я поступаю глупо, Сэл?