Сердце Матери

1

      Сейчас       Лимб спал глубоким, почти летаргическим сном, укутанный покровом ночи. Тёмное небо горело тусклыми огнями, лишь отдалённо напоминающими о звёздах. Этот свет заливал дюны и редкие островки растительности призрачным сиянием. Песок сверкал, точно алмазная пыль, рассеянные каменные выросты, выстроившееся ровной шеренгой, приобрели несвойственную им хрупкость и стеклянную остроту; словно выкованные из чёрного железа торчали обнажённые, во всей своей красоте остатки некогда несокрушимых гор, изъеденные кислотными дождями, но всё ещё держащие оборону. Пустыня наступала на пятки всему живому, точно желая стереть саму жизнь с лица первого круга ада, и даже камни уступали ей по силе.       Вергилий не сводил глаз со спин Данте и Ахании. Холодный ветер блуждал, гнал зыбкий воздух, обжигал лёгкие манящей прохладой. После душного и знойного дня в пещере, раскалённой, как сковородка на огне, это было особенно приятно, но расслабляться было рано. До утра оставались считанные часы.       Тишина была бы гнетущей: если бы не Данте, который явно не привык к таким условиям. Идти пришлось без продыху почти восемь часов, и все восемь часов младший сын Спарды трещал без умолку, жалуясь то на одно, то на другое.       Вергилий не хотел знать: выделывался ли охотник перед новой знакомой или просто не был готов к тому, что придётся растрясти заплывшие бока в изнурительной прогулке по бескрайней адской пустыне — он просто хотел, чтобы тот наконец-то заткнулся и дал ему подумать.       Ахания — фальшивое имя, как и весь образ в целом. Он чувствовал в женщине подвох, но не мог пока раскусить её, в отличие от брата, который проникся к ней искренней симпатией, словно ничего не вынес из своего горького опыта. Может быть, потому, что она отвечала на большинство его бесконечных дурацких вопросов.       — Мы не заблудились? — Данте скучающим взглядом окинул серые однообразные песчаные барханы. Эту фразу он повторял постоянно начиная с того момента, как пейзаж перестал меняться.       — Видишь те каменные глыбы? — на линии горизонта под облаками маячили два особо крупных очертания скал, пронзающих небо острыми гребнями и затянутых сизой дымкой. — Это часть горной гряды Энеиды, опоясывающей лимб. За ними Каньон Ветров, а следовательно, второй круг ада.       Ахания и бодро прибавила шагу, взбираясь по пологому склону к вершине. Казалось, ей были нипочём ни холод, ни жара. Во всяком случае, она старательно делала вид. А ведь Вергилий видел, как в пещере она отплясывала.       — Это ещё минимум часа четыре. До рассвета не успеем, — заметил он.       — Это правда. До гор еще далеко.       — Но ведь вот они, совсем близко, — возмутился Данте.       — Мираж. Придётся сделать остановку, — ответила женщина, развернувшись на ходу и продолжив идти спиной вперёд. Её лицо почти не меняло выражения, до тех пор, пока их взгляды не пересекались.       Вергилий не понимал причины этих перемен. Ответ определенно лежал где-то на поверхности и всё-таки ускользал от мужчины, как и многие другие.       Почти двадцать лет он был заточен. Как он выбрался? Как нашел путь в мир людей? Он помнил кусками события последних месяцев, но более ранние воспоминания, словно заперли на замок, разбросав ключи по свету. Не то чтобы это сильно беспокоило Вергилия, но эта женщина… Она смотрела на него, как на старого знакомого — мягко, снисходительно, даже с тоской.       Так кто же ты?       Вергилий остановился и осмотрелся, понимая, что они добрались до вершины песчаной горы.       — Песок, песок, везде песок, — в очередной раз посетовал Данте.       Ахания улыбнулась, развернулась и перепрыгнула острый, чётко выраженный гребень и заскользила вниз по крутому подветренному склону бархана. Ветер дул ей в лицо, трепал длинные черные волосы, в плечо женщины вцепилась передними лапами крыса и повисла, лысый хвост колыхался на ветру.       — Не ной, — осадил брата Вергилий, прыгнув следом за женщиной.       Гладкая подошва сапог хорошо скользила по серому песку. Без особых усилий они спустились вниз.       Таким образом они преодолели ещё несколько спусков и подъёмов. Но ветер стал сильней, и было не просто продвигаться с прежней скоростью.       — Почему здесь так чертовски холодно? — поинтересовался Данте. Молчал он, как ожидалось, недолго. — Мы же в пустыне. Разве не должно быть жарко?       Ахания закатила глаза.       — В любой пустыне, ночью холодно, а днём так жарко. Настолько, что можно варить в песке яйца.       — Чьи?       — Кочевники предпочитают яйца ражей. Но твои тоже сойдут.       — Я бы не отказался сейчас что-нибудь пожрать, конечно, если это не будет результатом членовредительства.       Женщина усмехнулась и пересадила крысу с плеча на макушку, открыла сумку на поясе и выудила оттуда шоколадный батончик в яркой обёртке.       — Смотри, почти не растаял.       — Разве демонам нужна еда?       — Может, я использую еду ради чувства комфорта. Шоколадный батончик ещё ни разу меня ни в чем не обвинил.       — Выкрутилась, — щёлкнул пальцами Данте. — Но почему тебе просто не признать, что ты не демон или не совсем демон.       Ахания пожала плечами.       — Он может стать твоим, если помолчишь хотя бы…       Ахания замолчала. Крыса, сидевшая на темечке, ощетинилась.       — Это не хорошо… — пробормотала женщина.       Вергилий обратился в зрение и слух. Порыв ветра налетел и запутался в полах плаща, принеся шаркающие, глухие, с сильным металлическим оттенком звуки.       Видимость оставляла желать лучшего. Но впереди вырисовался лабиринт причудливых скал и каменная россыпь — очередной «островок надежды», почти уступивший пустыне права. Гранитные скалы-защитники настолько были изъедены, что, казалось, камни легко можно растереть руками в пыль. Покрытые «щепками» и трещинами, вздутые по середине, они рассыпались на мелкую гальку, укрывая плато плащом острых ребристых камней. Было трудно разглядеть происходящее внизу сквозь песок, заполняющий все пространство, но звуки боя то поднимались, то падали, пропадая как будто в землю — эту песню смерти полудемон хорошо знал. То жалостливо, то резко пела внизу сталь — кто-то из последних сил сражался за жизнь.       — Наконец-то! Хоть какое-то развлечение.       Данте поспешил на шум. Его не остановил ни внушительных размеров склон, резко переходящий в зияющий кратер, куда предстояло спуститься, ни возмущённый крик женщины:       — Стой, куда!       Ахания покачала головой. Вергилий подошёл и остановился рядом с ней плечом к плечу, наблюдая, как Данте, перепрыгивая через камни, летит навстречу целому гнезду рептилоидов, о чем говорили рассеянные по периметру плато зарытые в песок яйца.       — Он когда-нибудь слышит, что ему говорят?       — Только когда ему этого хочется.       Ахания взяла в руки крысу, которая не находила себе места, и посадила в сумку на бедре, наблюдая за тем, как столб песка взметнулся вверх, раздался рёв и из-под земли выкатился хаос. Острые, как бритва, шипы сверкнули, отразив тусклый свет, и лезвия молниеносно покатились к Данте.       — Самка. Наверняка защищает кладку.       — С чего ты взяла? — просто так между делом спросил Вергилий.       — Ты знал, что Ярость и Хаос — это представители одного вида? Вопреки распространённому мнению Ярость — самцы, а Хаос — самки. В обычное время их не встретишь в пустыне. Преимущественно они обитают в Долине смерти, но после сезона спаривания самки перебираются на восток, чтобы отложить в тёплый песок яйца. Для созревания им необходима температура выше пятидесяти градусов, чего самостоятельно рептилии не в силах обеспечить. Они защищают их до тех пор, пока молодняк не вылупится, после чего возвращаются в долину.       — Спасибо за увлекательную лекцию. Всегда мечтал узнать особенности поведения ящеров в период размножения.       Ахания сделала вид, что не уловила в его голосе сарказм, проворно развернула и запихнула в рот шоколадный батончик, тщательно прожевав с блаженным выражением лица, спросила:       — Правда?       — Нет.       — А зря. В этот период самки особо агрессивны, но при этом ослаблены за счёт того, что им нечем питаться в пустыне. Они сворачиваются вокруг своего яйца клубком, чтоб защитить его от вредоносных лучей и перепадов температуры, из-за чего их шипы становится далеко не такими хрупкими, а как раз наоборот. Именно поэтому в такое время кочевники открывают сезон охоты. Всё ради того, чтобы заполучить острые, крепкие, ценные костяные выросты, из которых делают весьма неплохое оружие и украшения.       — Хочешь сказать, Данте следует применить в отношении Хаоса обратную тактику, нежели привычную?       Ахания кивнула, пряча обёртку в карман штанов и облизывая сладкие губы.       — Но ведь ты тоже это слышал? Рептилоиды могут оказаться не самой большой проблемой.

2

      — Данте, целься в брюхо! — крикнула Ахания, оттолкнулась от выступа в крутом склоне и сделала сальто в воздухе. Каким чудом крыса не выпала из сумки и не полетала вниз было загадкой природы, но животное ловко покинуло убежище и перебиралось на макушку женщины в тот момент, когда она приземлилась на один из черных камней, очерчивающих неровный круг вокруг плато.       — Что ты сказала? — полудемон едва увернулся от пронёсшегося бешенным вихрем хаоса, в его руках сверкал молниями «Цербер».       — Эти шипы ты не обломаешь, целься в брюхо!       — Делай, как она говорит, — Вергилий едва успел произнести эти слова. Стоило его ногам коснуться усеянной каменной крошкой и скорлупой земли, на него покатилось шипастое колесо.       Искры полетели в разные стороны, когда лезвие Ямато, вытащенное лишь наполовину из ножен, столкнулось с острыми, как бритва, выростами, остановив яростную атаку ящера. Вергилий не стал и дальше сдерживать демона, скользящим движением вышел из блока, позволив тому завершить вращение, тем самым разорвав дистанцию между ними и обнажив клинок. Краем глаза мужчина заметил, что Данте непросто удаётся перестроить тактику боя на ходу. То и дело ему приходилось уклоняться, дожидаясь подходящего момента, что было несвойственно охотнику.       — Бездумно бросаться напролом не выйдет, Данте, — поддел брата Вергилий, избегая очередной атаки хаоса. Демон прыснул в него ядом, тем самым раскрыв уязвимое место. Мужчина увернулся и стремительно пронзил грудь ящера, оставив за собой шлейф синих искр.       Данте выждал подходящий момент и вспорол брюхо своей ящерицы. С довольной улыбкой на лице и тяжело дыша вынул окровавленный меч из туши, разбрызгав потроха по округе.       — Только двое? Я думал, их будет больше.       — Ты с одним едва справился.       — Кто бы говорил, — полудемон закинул на плечо меч. — А где Ахания?       — Была здесь.       Братья обменялись озадаченными взглядами. Спутницы и след простыл. Но прежде, чем тревога переросла в подозрения, из-за камня в их сторону метнулось две тени. Первая двигалась неуверенно, шаркая ногами, придерживая рукой окровавленный бок, вторая уже знакомая, почти бесшумная, плавно преследовала первую. Обе замерли в паре метров от Данте и Вергилия.       Жёлтые глаза Ахании сверкнули и потухли, когда первая тень пошла в атаку, пытаясь нанести урон колющими ударами обоюдоострого ромбовидного кинжала. Лезвие несколько раз просвистело в сантиметре от её головы, но не задело даже волос.       Ахания была быстрой, и противник тщетно пытался настигнуть вёрткую женщину, которая по неясной причине не желала обнажать оружие. Впрочем, Вергилий считал, что для раненного тот двигался весьма проворно. Из-под чёрной куфии, намотанной так, что лицо полностью скрывала ткань, оставив лишь узкую прорезь для глаз, торчали сплетённые в косы синие волосы. Только поэтому трудно было понять, к какому клану принадлежал кочевник, но явно не к торговцам-бедуинам.       Данте хотел было вмешаться, но Вергилий преградил ему дорогу убранным в ножны Ямато.       — Лучше не вмешивайся. Думаю, у неё все под контролем.       Демон начал сдавать спустя несколько минут. Нейротоксин, которым он наверняка был отравлен, окончательно выбил его из сил. Это была не единственная причина, по которой его рана ещё не зажила — демоническая энергия едва чувствовалась, утекая куда быстрее, чем сочившаяся жёлто-зелёная кровь.       Движения демона стали сбитыми, медленными, кинжал в руках ходил ходуном — Ахания предсказывала его без труда, решив, очевидно, взять измором.       Вергилий заметил, что на запястье кочевника красуется каменный браслет.       — Туарега, — взгляд Вергилия пробежался от головы до пят демона, которого теперь не составило труда рассмотреть, двигался он не быстрее черепахи: широкие штаны, поверх накидка синего цвета, на груди перекрещиваются две широкие ленты, сплетённые из разноцветных шнурков, кровоточащий бок — яд хаоса слизал ткань и часть кожи — покрывшейся волдырями, на спине парные мечи, босые выгнутые когтистые лапы из последних сил упираются в землю.       — Кто? — переспросил Данте.       — Наёмники. Одно из племён кочевников, — это знание всплыло само по себе в голове Вергилия в ответ на полученную информацию. — Но где остальные?       Кочевники старались держаться группами, крайне редко пересекая пустыню в одиночку. То, что остальные до сих пор не показались, напрягало мужчину. Это могла быть засада.       Туарега совершил свой последний выпад и повалился на колени. Короткое противостояние, больше похожее на стычку не равных по силе ученика с учителем, было окончено.       Проигравший склонил голову.       — Добей меня, госпожа, — просипел надрывистый голос из-под платка.       — Давай лучше поговорим, — Ахания присела. — Ты пария?       Демон поднял глаза на женщину, Вергилий был готов поклясться, что видел, как тот моргнул несколько раз чешуйчатыми веками, явно удивившись вопросу.       — Да.       — У тебя есть имя?       — Джоконда.       — Давно твои сородичи ушли?       — Несколько часов назад. Ящеров оказалось больше, чем мы ожидали.       — Тебя ранили?       Джоконда кивнул.       — И они тебя бросили? — влез в разговор Данте.       Зелёные глаза с продолговатым зрачком, утопленные в костистом хребте, уставились на него.       — Таков закон их племени. Раненые, больные, проклятые — это обуза. Если ты приносишь больше убытка, чем пользы, ты становишься пария — изгоем. Тебя либо бросают, либо ты сам добровольно покидаешь племя.       — Госпожа много знает о нас.       Ахания вздохнула.       — Ваш брат порядком насолил мне в прошлом.       — Теперь моя жизнь принадлежит госпоже, — Джоконда протянул на вытянутых руках кинжал, на серебре клинка сверкала гравировка.       — Громкое заявление.       Манера речи демона резала слух не только Вергилию, который предпочитал молчать, но и Данте. Он, разумеется, язык за зубами держать не стал:       — Давай завязывай, парень, со своим «моя госпожа». Тошно.       — Джоконда — женская особь, — рептилоид сняла с головы платок, синие косы рассыпались по плечам, брови сошлись на переносице. У неё было узкое, вытянутое лицо, местами покрытое чешуёй, там, где её не было, темно-коричневую кожу покрывали татуировки, а изо лба торчали два изогнутых рога.       — Джоконда, я ценю твой дар, но ты всё ещё на грани жизни и смерти. Скоро яд парализует тебя. У тебя есть антидот?       Рептилоид кивнула.       — Я успел обработать рану. Но если бы не вы, колючие распри разорвали меня. Моей энергии едва ли хватило бы, чтобы справиться с ними. Как воин я должен вернуть долг крови.       Ахания в очередной раз вдохнула.       — Если хочешь вернуть долг, то помоги добраться до переправы. У тебя есть путеводный глаз — насколько я знаю, он позволяет перемещаться днём.       — Ты ведь говорила: ничто не может выжить в пустыне после рассвета? — возмутился Данте.       — Ничто, если не обладает этим бесценным артефактом туарега, которым они не намерены делиться с кем бы то не было. В сезон охоты проще застать врасплох сонных ящеров днём, нежели ночью. Поэтому туарега создали артефакт, позволяющий отслеживать безопасные тропы между островками. Сомневаюсь, что мы доберёмся к переправе до утра нашими темпами. Я не самоубийца, чтобы пытаться вслепую пересечь меняющуюся ежесекундно пустыню без камня, которого у меня нет, ведь даже мёртвые туарега не расстаются с каменным браслетом, он буквально врастает в их кожу и со смертью рассыпается в прах. Путеводный глаз охотники получают наравне с такоуба — это вон тот кинжал, олицетворяющий честь воина. Передача этого кинжала равна по силе сделке крови. Ты обязуешься служить тому, кто им владеет, до конца его дней.       Данте подвис. Сведений, поступивших в его голову, было слишком много, мозг пытался их обработать, но по всей видимости, безуспешно.       — Сложно, — он озадаченно почесал затылок.       — То есть, нам нужно просто следовать её указаниям, и мы сможем безопасно пройти через пустыню днём, не теряя времени? — Вергилий посмотрел в глаза Ахании. Они сверкали, как два медных диска, точно излучая свой собственный свет.       — Моя госпожа…       — Ахания, — поправила женщина и разорвала затянувшийся зрительный контакт, убирая кинжал в сапог. — Пожалуйста, зови меня так, — теперь она смотрела в глаза туарега уже совершенно другим взглядом. В зрачках не было сверкающего золота, они потемнели и потухли.       Джоконда взглянула на Вергилия, затем на Аханию, сделав одной ей известные выводы, и робко закончила оборванную мысль:       — …приближается буря. Нам следует укрыться.       Вергилий ощутил очередной порыв ветра. Уже не слабый, хотя едва ли его можно было назвать разрушительным, но видимость стала почти нулевой. И без того тусклый свет закрыли клубы пыли, поднятые в воздух образующимся вихрем. Он едва видел своих спутников, которые находились от него меньше чем в ста метрах.       — Насколько всё плохо? — спросил Вергилий.       — Через четверть часа ветер станет сильным, через час — невыносимым, засверкают разряды. Я уже чувствую едкий привкус электричества в воздухе. До ближайшего укрытия всего около двух сотен шагов. Мы и ваши спутники вполне можем переждать там, моя госпожа.       Ахания посмотрела на Данте и Вергилия, ожидая их решения. Оба мужчины кивнули. Женщина помогла встать Джоконде, та оперлась на её плечо. Камень в браслете сверкнул белым светом, надвигающуюся тьму разрезал путеводный луч. Все четверо последовали за ним, чувствуя, как усиливается ветер.

3

      Не успели они добраться до безопасного места, небо озарилось вспышкой. Это наэлектризовались песчинки. Изредка мгновенным зигзагом сквозь накатившую темноту прорезалось что-то похожее на обычную молнию. Вспышки были похожи на нее, но в них не было ослепляющего света, а с неба ни упало ни одной капли дождя.       Лагерь туарегов представлял собой закрытое каменным барьером углубление в скале, которое язык не поворачивался назвать пещерой. Всем четверым пришлось сидеть близко друг к другу настолько, что можно было почувствовать кожей биение сердца соседа. Сами туарега обычно сворачивались, как змеи, в клубок, сплетаясь руками и ногами, чтобы сохранить тепло и укрыться от бури.       Вергилий подумал, что лучше останется снаружи, чем прибегнет к подобным извращениям в компании Данте, а тот, похоже, жалел, что вынужден сидеть подле ящероподобной Джоконды подальше от жмущейся, буквально вдавившейся в стену Ахании.       В глазах женщины был неподдельный ужас, она уставилась на бурю, набирающую силу, словно не могла представить себе ничего хуже, и дело было не в песке, который застилал собой буквально всё пространство — песчинки неслись горизонтально в воздухе за пределами пещеры, не касаясь земли, — а в том, что, ей это о чем-то напоминало; о чем-то ужасном и сокровенном — таким не делятся с другими, но это всегда видно по лицу. Ахания была не здесь, а где-то глубоко в своих кошмарах.       Через час их укрытие вышло из «ветровой тени». Ураганный ветер пробивался через камни-защитники, и путешественникам пришлось потесниться в глубину, согнувшись в три погибели. Вергилий устроился с краю, наблюдая за фиолетовым заревом, слева от него сидела Ахания, на её плече, привалившись и подобрав ноги в замысловатой позе, лежала Джоконда, цепочку замыкал Данте.       Углубление было крайне узким и низким. Они едва успели уместиться, когда наступил рассвет и буря окончательно овладела пустыней.       Вергилий подался вперёд, пытаясь вдохнуть. Сделать это было непросто. Песок засыпал глаза, забивался в нос и рот, скрипел на зубах. Казалось, медленная смерть от удушения — это лучшее, что их ждало, не успей они добраться сюда и окажись в эпицентре стихии. Их наверняка занесло бы с головой.       Ветер разбивался о каменный барьер, но забрасывал песок, который был раскалён и обжигал не меньше, чем воздух, разогревшийся в считанные секунды. Рот и глотка почти мгновенно высохли и саднили так, точно покрылись струпьями, а в груди, казалось, спалились лёгкие. О количестве пыли и песка, которое приносил ветер даже сюда, можно было судить хотя бы по тому, что невозможно было сделать ни единого вздоха, чтоб не закашляться.       Ещё через час буря переросла в настоящий ураган. Они разместились кругом, прижавшись друг к другу плечами и накрывшись плащами с головой. Джоконда разделила куфию с Аханией, по телу которой то и дело пробегала нервная дрожь, дышала она сбивчиво, несмотря на то, что обе женщины оказались в дальней части пещеры.       — Госпожа, не волнуйтесь. Всё будет хорошо, — шептала демон.       Волны песка и ветра были схожи с валами в море. Вергилий ощущал себя так, словно оказался на хлипкой лодке посреди шторма, в любой момент угрожающего потопить и его, и эту лодку. Но если он ещё держался на плаву, то Ахания, сидевшая рядом, шла ко дну с камнем на шее.       Он посмотрел на женщину. Сейчас женщина не казалась ему опасной и подозрительной, как прежде. На минуту ему даже стало жаль её. Вергилию было знакомо чувство, которое терзало Аханию на его глазах — так из подсознания вырывались кошмары. Ему захотелось спросить, всё ли в порядке. Даже сквозь мрак он заметил, как побледнело лицо женщины, а по щекам от рези в глазах катились слезы. Она держалась, хотя определённо была на пределе.       Взвыл ветер. Ахания дёрнулась и прижалась к его боку, уткнувшись носом в жилет и дрожа всем телом, явно не отдавая себе отчёта в том, что делает.       Вергилий посильнее натянул плащ на расставленных в стороны руках, чувствуя, как очередной порыв треплет подол и жарит спину, решив, что можно в принципе потерпеть и даже простить женщине эту вольность.       Он испустил дрожащий вздох, сам не понимая, почему начал проникаться сочувствием, хотя ему стоило держать ухо востро, раз уж на Данте рассчитывать не приходилось. А затем он услышал в своей голове голос Ви, впервые за всё время с того момента, как сражался с Неро на вершине Клипота.       «Разве ты не догадываешься, почему?», — спросил тот и умолк.       Он ждал, что Ви продолжит, приоткроет ему завесу тайны, почему она так смотрела на него. Вергилию казалось, что Ви, а значит, и ему, известна причина её кошмаров, но тот не собирался продолжать, прикусив язык. С другой стороны, он даже был рад, что его альтер-эго предпочло промолчать, возможно, тем самым сделав ему одолжение. В последние время ему и так хватало потрясений. Вергилий не горел желанием распутывать очередной гордиев узел.       Терпение — добродетель. Правда рано или поздно всплывет сама.       Вслушавшись, как быстро стучит сердце Ахании, и ощутив, как тонкие пальцы впиваются в ткань жилета, Вергилий подумал, что Данте наверняка припомнит это, когда они выберутся отсюда, но не пошевелился, ловя себя на мысли, что тепло женского тела ему скорее приятно, чем наоборот. Это отвлекало и скрашивало время ожидания, а буря могла продлиться долго.       Время тянулось, ветер бушевал, а усталость нарастала. Первой отключилась Джоконда — в той же позе, что и сидела. Следом на колени Вергилия легла голова Ахании. Он и Данте держались, как два атланта, закрывая могучими спинами вход в расщелину. Обсуждать что-либо не хотелось и не было смысла. В горле пересохло, а ветер свистел так, что вряд ли они смогли бы докричаться друг до друга, хоть их и разделяло расстояние меньше чем в ладонь.       Буря поутихла пару часов спустя. Братья смогли расслабиться. Данте привалился к стене, выставив длинные ноги наружу и уперев массивные подошвы сапог в каменный барьер, с усмешкой наблюдая, как на коленях Вергилия всё ещё дремлет Ахания, посапывающая, как маленький ребёнок. Крыса, которая все время пряталась то ли в сумке на бедре, то ли в декольте, выбралась и, свернувшись клубком, почивала в волосах женщины.       — Только попробуй что-нибудь сказать.       — А я что? Я молчу, — Данте поднял руки перед грудью. — Мне вот интересно почему ты, а не я?       — Может, потому что я был ближе?       — Хорошая теория.       Вергилий фыркнул.       — А тебе идёт, — заметил Данте, пытаясь перекричать шум стихающего, но ещё беснующегося ветра.       — О чем ты?       — Не всё человеческое тебе чуждо, как я погляжу.       — Это просто стечение обстоятельств. Не более.       Данте закатил глаза, а Вергилий посмотрел сверху вниз на растрёпанную женщину: губы были слегка приоткрыты, дыхание выровнялось — усмехнулся.       Было странно ощутить, что кто-то искал в нём поддержку, даже пускай малознакомая женщина. В отличии от Данте, который брал под крыло всех обиженных и обездоленных, Вергилий сторонился тех, кто мог стать обузой. Но сейчас он смотрел на Аханию без обыкновенного презрения. Его впервые привлекла слабость, а не сила. Может, потому, что вся сила мира уже была у него в руках и он отчаянно желал найти ей применение? А может, потому, что совсем недавно сам был беспомощен и искал союзников?       Крыса ощутила взгляд Вергилия и подняла на него мордочку. Какое-то время они смотрели друг другу глаза, затем зверёк вернулся в прежнюю позу, не обнаружив угрозы. Женщина поёрзала, устраиваясь поудобней. Дышала она тяжело, явно не находя себе места.       Вергилий знал, каково это, когда мучают кошмары, но не стал её будить. Иногда необходимо столкнуться лицом к лицу со своими страхами, вскрыть нагноившуюся рану, чтобы наконец-то справиться с ними и двигаться дальше.              Серая грязь вместе с отходами, липкая, мягкая, словно ил, достает ей до подбородка, то и дело брызгая в лицо. Вода холодная, чуждая, слишком плотная, дышать трудно, будто кинули на лицо мокрую тряпку, а вокруг лишь старые канализационные стены, уходящие в две стороны широкого коридора. Мимо проплывают крысы, полчища крыс, пищащих, копошащихся, разевающих свои беззубые рты. Алая лампа в конце туннеля, одна-единственная лампа аварийного освещения мерцает: красный — тьма. Вновь красный. И снова тьма. Вода прибывает. Незначительное воздушное пространство сокращается вдвое, коридор сужается вместе с ним, и вот это уже труба. Ещё немного, где-то впереди туннеля должен быть выход, но ползти тяжело, каждое движение даётся огромными усилиями. Где-то снова завыла сирена. Оглушающая, настойчивая, резкая, разрывающая голову на части. Свобода так близко, но на другом конце трубы оказывается металлическая сетка. Крысы засуетились, начали тонуть, лезть через прутья, перебирая лапками темно-коричневую грязную воду, лезть на голову. Тупик. Отчаянье и приступ паники накатывают волной. Вот и всё, вот он, пресловутый свет в конце туннеля, но ей не выбраться. Единственная лампа гаснет. Вода, крысы, ты и твои страхи вокруг. Мрак…

4

      Фортуна, почти 30 лет назад       Небо затянуло свинцовыми тучами за какие-то полчаса. Дождь грозил хлынуть очередным залпом в любой момент. Мина лежала на полу, раскинув руки, вдыхая полной грудью сырой, затхлый, с запахом плесени воздух, наблюдая через окно под потолком, как плывут грозовые облака, и никак не могла поверить в простую истину: «Выбралась. Я действительно выбралась».       — Я выбралась, — повторила она уже вслух.       Полуподвальное помещение недавно закрытой после наводнения мастерской оказалось неплохим вариантом переждать, набраться сил, а главное — просто поверить в то, что удалось найти выход из этого кошмара, которым для неё стал путь на волю.       Сезон дождей на острове всегда наступал в конце июля — начале августа. Канализационная сеть Фортуны не справлялась, когда плохая погода приобретала регулярный характер.       В этом году было всё хуже, чем всегда.       Муссон накрыл остров и не отпускал, попеременно то заливая ливнем, то душа зноем. Это приостановило поток туристов, что стало не только угрозой для малого бизнеса, но и причиной того, что многие подвальные магазинчики оказались брошенными на произвол судьбы, так как не могли окупить затрат по своему содержанию. Город рисковал уйти под землю, если насосы наравне с ливневыми каналами не справятся.       Мина предпочитала не думать о том, что ей предстояло пережить, если бы не удалось вскрыть тот несчастный проржавевший замок канализационной решетки.       Оставаться дальше под землей было плохой затеей хотя бы потому, что вода неумолимо прибывала с каждым последующим ливнем. А ведь ей без того добрую милю пришлось проплыть под водой, лишь изредка имея возможность набрать в легкие воздух, чтобы незаметно покинуть здание больницы, которое возвышалось над подземной лабораторией.       Она рисковала утонуть не раз и не два. Вероятность этого увеличивалась по мере того как сужались коридоры. Ещё столько же пришлось ползти сквозь зловоние одной из канализационных труб, которое до сих пор стояло у неё в носу. Мина не могла понять, как узкий, тесный проход и клаустрофобия не свели её с ума в течение ужасных двадцати минут, которые ей приходилось протискиваться вперёд подобно червю, каждый раз рискуя застрять и остаться там навсегда.       В мастерской девушка оказалась намного позже, после мучительных часов, потраченных на то, чтобы найти выход из полуразрушенных коридоров верхнего яруса бывших катакомб, служивших отчасти городской канализацией, как крыса в лабиринте без конца и края.       Крыс, кстати говоря, было много. Очень много. Проведи она там ещё пару часов, и можно было бы сказать, что они породнились.       Мине действительно повезло. Не только в том, что демон не убил её, но и в том, что она смогла преодолеть весь этот путь, что не отключилась где-нибудь по дороге, что люк в мастерскую поддался, будучи не наглухо заваренным, как в большинстве домов.       Никто из жителей не рисковал спускаться в подземную часть города, так как заблудиться и остаться навсегда в бесконечных хитросплетениях туннелей было проще простого, не считая ловушек, оставшихся с древних времён. Если это не говорило о том, что судьба благоволила ей, то она не знала, как ещё объяснить столь удачное стечение обстоятельств.       Ливень начался как раз тогда, когда Мина заставила себя встать и закрыть разбитое окно первой попавшейся под руку деревянной панелью, которая, по всей видимости могла стать изящной столешницей, но не стала. Вряд ли бы та могла спасти её от дождя, но, по крайней мере, заливало теперь меньше.       Так как помещение обещало остаться сухим на какое-то время, девушка позволила себе осмотреться. Мастерскую покинули недавно: ещё не убрали станок, часть мебели, на полу попадались следы опилок, а в уборной нашлась аптечка, что оказалось весьма кстати.       Мелкие порезы уже затянулись. Этому не мог помешать даже антикоагулянт в крови. Лаборанты объясняли это повышенной регенерацией тканей, спровоцированной активизацией даймония, которая мешала им проводить забор крови, поэтому Мину пичкали препаратами, нарушавшими свёртываемость регулярно. Но если незначительные царапины все ещё зарастали спустя несколько часов, то рана на бедре, в которой ко всему прочему торчал осколок стекла, могла стать большой проблемой, если не наложить швы.       Мина села на потрёпанный диван в дальнем углу, поставила перед собой коробку с красным крестом и разложила все необходимое. Для начала нужно было извлечь инородный предмет. До этого момента осколок служил вполне конкретной цели — стоило его вытащить, и кровотечение невозможно было бы остановить. Затем следовало как можно скорее промыть, а лучше нейтрализовать действие антикоагулянта, но в скромной аптечке наверняка не было антагонистов.       Просто несколько стежков, чтобы остановить кровопотерю. Ничего страшного. Ты ведь умеешь шить.       Первым делом девушка взяла упаковку аспирина. Высыпав щедрую горсть на ладонь, Мина закинулась таблетками, прожевала и проглотила, морщась от горького послевкусия. Переведя дух и дождавшись, когда обезболивающее немного подействует, взяла пинцет и рывком извлекла осколок, который наполовину торчал снаружи, а другая, по всей видимости, перебила какую-то артерию.       Кровотечение не заставило себя ждать.       «Здесь должен быть жгут», — Мина извлекла из аптечки резиновый шнур и перетянула ногу выше раны.       Плеснув антисептическим раствором и корчась от неприятных ощущений, она сомкнула края раны, предварительно убедившись, что в ноге не осталось фрагментов осколка. От одного вида иглы ей стало плохо. Но другого выбора не было. Мина наложила неумелые стежки и, несмотря на нервную дрожь в руках, ей удалось затянуть узлы достаточно туго, чтобы шов не разошёлся до того, как она доберётся до дома.       Наложив повязку и сняв жгут, девушка выдохнула.       Главное, кровь остановилась. Самое сложное позади.       Оставшееся время Мина беспокойно спала, свернувшись на полу калачиком и укрывшись тряпкой, которой накрыли оставшийся бесхозным станок. Она, конечно, могла разместиться на диване, который определённо манил её мягкими подушками, но должный комфорт лишил бы бдительности, а жёсткий холодный пол не позволит провалиться в сон до конца — так рассуждала девушка.       Едва голова коснулась пола, она провалилась в сон, несмотря на неудобства.       Засыпая, Мина упрекнула себя, что следовало бы провести более тщательное обследование своего тела, но сил не осталось даже на то, чтобы собрать бинты и инструменты, или хотя бы просто убедиться, что она в безопасности. Оставалось только снова положиться на удачу и чутье, которое говорило — какое-то время её никто не хватится.       Проснулась девушка от очередного раската грома и того, что вода добралась уже до её импровизированной лежанки. Рывком сев на месте, потому что встать сразу было слишком трудно, точнее — непосильной задачей, Мина не сразу поняла, где находится.       Загремело во второй раз. Этот звук пронзил окружающую тьму, заставив вздрогнуть.       Сколько я спала?       Первым делом сквозь слипшейся от пота и грязи упавшие на глаза волосы Мина посмотрела на свои руки. Веки словно замочили в гипсовом растворе, она с трудом проморгалась. Голова ужасно гудела, казалось, от того, чтобы расколоться пополам, её удерживает тугой обруч боли. Руки, которые казались чем-то очень далёким, были в крови, но запёкшейся. Но больше всего ей досаждала одеревеневшая шея. Следы пальцев демона на ней буквально горели. От неприятных воспоминаний сжало грудную клетку. Горло саднило — она не могла отдышаться до сих пор.       Едва ли она сделала это сознательно, но прежде, чем подняться, Мина с опаской осмотрелась по сторонам. Ее накрыло дурное предчувствие, и оно росло, подогревая желание как можно скорее убраться отсюда. Она решила, что не стоит пренебрегать шестым чувством, буквально кричащим об опасности. Оно обладало поразительным свойством «быть правым» в последнее время.       «Когда жизнь катится в пропасть, подтолкни её», — всплыла в голове девушки нараспев строка из какой-то песни: «Когда реальность выворачивается наизнанку, пошли её к черту»       Тишина давила. Замолчал даже дождь. Мина коснулась магнитного ключа, который сняла с тела лаборанта — ключ все ещё болтался на шее как напоминание о том, что ей пришлось пережить, хотя этот кусок пластмассы и открыл путь к свободе, — потянула, и тонкий шнурок лопнул.       Следовало ли ей избавиться от него? Кто знает, какими технологиями располагет орден? С другой стороны, если бы её отследили, она бы здесь не сидела.       Глаза уже привыкли к темноте, когда, запихнув универсальный ключ в карман некогда белых, а теперь красных от крови и черных от грязи больничных штанов, Мина невероятным усилием воли заставила себя подняться, опершись на очень кстати расположившийся рядом диван.       Идея была плохой. Резкая боль пронзила от головы до кончиков пальцев, заставив её скрючиться и прокусить губу. Рукой она нащупала затылок и убедилась в том, что предполагала все это время: кожи под волосами почти не осталось — сплошная запёкшаяся рана, наверняка гарантирующая сотрясение.       Мину качнуло. Повалившись на диван, она ощутила, как вкус крови вызвал приступ тошноты. Кое-как его удалось подавить, прежде чем рот наполнился желудочным соком. Пришлось сделать над собой усилие и проглотить комок. Если её сейчас вырвет, то она определённо отключится, а времени на это у неё не было: возможно, рыцари уже прочёсывали город. Только чудом её не нашли до сих пор.       Девушка уставилась на белую стену. Застывшие подтеки говорили о том, что дождь, во всяком случае, на время, закончился. Пора было подумать, как выбраться отсюда, не привлекая внимания. Для начала Мина оценила своё состояние: двигаться стало проще, сознание прояснилось, рана на бедре перестала кровоточить. Задрав рубашку, девушка убедилась в том, что жуткая на вид фиолетовая гематома, пересекавшая бок, частично рассосалась, обнажив очертания сломанных рёбер. Скривившись и напряжённо задержав дыхание, Мина ощупала перелом, попыталась надавить, смещения вроде не обнаружилось, зато боли прибавилось. К счастью, у неё осталась добрая половина пачки аспирина.       Разжевала-проглотила. Снова горький, отвратительный привкус лекарства во рту и ожидание. Если так дальше пойдет — это войдет привычку.

5

      Спустя четверть часа, когда эффект обезболивающего стал ощутимым, а дурнота отступила, Мина выбралась наружу. Дверь легко открылась изнутри, влажные, ржавые скобы лестницы вяло стонали. Ступая с большой осторожностью, с каждым шагом норовя поскользнуться, она пыталась не шуметь.       Выбравшись из подвала, девушка осмотрелась. Приближалась ночь, на улице не было ни души. Скорее всего, ввели очередной комендантский час, а нарушителей отпугнул ливень. Тем проще.       Крадучись, избегая освещённых широких улиц, она отправилась в сторону своего дома. Разумеется, там бы её стали искать в первую очередь, но Мина все ещё надеялась, что демон и резня в лаборатории волновали рыцарей больше, чем она, а взрыв кислородного баллона, который она предусмотрительно устроила, оставлял возможность, что часть лаборатории погребена под обломками, и люди были нужны для разборки завалов. Об этом говорило количество патрулей, которых она пока не наблюдала.       «А вдруг засада?»— эта мысль стучала в висках, не давая покоя.       Мина беспокоилась о матери. И хотя женщина узнавала дочь через раз, а иногда пребывала в каком-то аморфном состоянии, неся несвязный бред, рыцари могли убить её или, хуже того, использовать в своих целях. Она должна была забрать мать из города, и как можно скорей.       Мина глубоко вздохнула, уставившись в лужу. В тусклом свете фонарей девушка едва узнала себя в отражении: тонкие бескровные губы, впалые щеки, бледная сухая кожа и странным образом посветлевшие волосы. Больничная роба только усиливала эффект. Похоже, люди не ошиблись, когда прозвали её белой вороной. Сейчас под это описание Мина подходила, как никогда прежде.       Это было плохо. Первый же отряд рыцарей заметит её за версту. Даже если у них нет ориентировки, бродяжничество во Фортуне было преступлением.       Она взяла некогда каштановую прядь и поднесла к носу, чтобы убедиться. Они действительно стали светлее. Точно кто-то капнул растворителем.       Неужели я седею?       После пережитых ужасов это было вполне закономерным явлением, хотя самым болезненным потрясением стало то, как она была слепа. Даже привычный мир, трещащий по швам, готовый лопнуть, как стеклянный шарик, не сводил нервы так, как осознание собственной наивности по отношению к ордену. Мина доверяла им, верила, что их стремления во многом абсурдны, но благородны, пусть и не разделяла их методов. Разочарование стало ударом, которого она не ожидала.       Знала ли она, что орден способен сотворить такое?       Знала. Но не думала, что он может сотворить такое со своими людьми.       Девушка поняла, что запуталась в собственных суждениях. То, что прежде было очевидно — кто друг, а кто враг, подверглось сомнению. Границы размылись. Природа, от которой некогда отказался Спарда, нашла себе пристанище в его последователях. Мина уже не знала, кто хуже: демоны, один из которых всё-таки освободил её, или орден, который посадил её в клетку. Её отец верил, что и демоны, и люди имеют одно начало. Что их различия — это чей-то замысел ради какой-то единой великой цели. Он верил, что Спарда знал это, поэтому искал его. Но орден пошел дальше. Что-то подсказывало Мине, что Санктус хотел уподобиться своему богу. Иначе зачем все эти эксперименты? Зачем им даймоний?       Едва перебирая босыми ногами по лужам, она добралась до поворота, прислонилась к стене дома и выглянула. Убедившись, что на пустой улице никого, двинулась дальше, стараясь не шлёпать, а идти на цыпочках. Боль ощущалась слабыми всполохами с каждым шагом. Она упорно игнорировала это чувство, но правую ногу почти приходилось волочь.       В сумерках Фортуна выглядела иначе, особенно когда люди сидели по домам, оставив улицы во власть безмолвия: величественные здания казались зловещими гигантами, в тенях чудились гримасы, а узкие улицы давили, точно готовые схлопнуться в любой момент, как хитроумная ловушка, и раздавить тебя как жука.       «Дырявая утопия», — подумала Мина.       Девушка поёжилась, всматриваясь в зияющие пустотой и красными бликами глазницы окон. Днём город сиял, точно новенькая отполированная монета, но сейчас перед ней предстал истинный облик Фортуны. Закат слизывал плотный слой помпезности, заставляя проступить сквозь слои штукатурки алым светом всю ту кровь, которую они видели и впитали. Целые этажи сложных, архаичных, склонных к излишеству фасадов в действительности были свидетелями того, насколько несовершенна община, живущая по примитивным законам и деградировавшая на глазах, топчущаяся на одном месте без права двигаться вперёд.       Никакой научный прогресс не исправит того, что заложено, буквально вбито в головы жителей Фортуны — в этом Иешуа Валериус был прав. Сейчас Мина понимала отца, как никогда прежде. Даже если допустить, что Ордена Меча не станет, пройдет много лет, прежде чем жители оправятся и прозреют. Ей самой понадобилось для этого немало времени, хотя она и без того отличалась от других.       Мина остановилась, тяжело задышала, жадно глотая воздух. Недолгая прогулка стала для неё настоящим испытанием. Её бросало в жар, словно в лихорадке, ломило кости. Девушка попыталась вспомнить первые симптомы заражения крови, но сознание лениво отказывалось думать в нужном направлении. Зря она не выпила антибиотик. Это было очень глупо с её стороны.       Поворот, ещё одна улица. Шире предыдущей где-то в полруки. Ни одного патруля. Все шло даже очень хорошо, а значит, что-то непременно произойдёт. Этот закон всегда работал: если не к чему придраться с самого начала, в конце обязательно жди подвоха. Мина предпочла бы неизвестности непрерывную погоню. От рыцарей, по крайней мере, она знала, чего ждать.       До дома удалось добраться без происшествий, хотя и с трудом. Под конец она шла из последних сил на голом энтузиазме. Она вынырнула из тёмного переулка, пересекла улицу и в очередной раз ощутила тревогу, а затем и чей-то взгляд на себе.       В окне чердака соседнего дома выступила фигура в плаще и мягко спрыгнула на асфальт, подняв несколько брызг. Тяжёлая рука легла на плечо девушки, пальцы впились в ключицу всего через секунду после того, как капли коснулись земли.       — Что ты здесь делаешь? — Мина не отстранилась, сразу узнав его. Мурашки пробежались от основания черепа до седьмого позвонка. Шея помнила эти сильные пальцы, услужливо подсказывая, кто перед ней стоит, но сарказм был вынужденной и в какой-то степени защитной реакцией организма.       — Жду тебя, — демон источал пугающую мощь, а в его обманчивом спокойствии, улавливались нотки гнева.       Он был почти готов рычать от злости, но заглянув в глаза девушки, которые удивительным образом не выражали ничего, скрыл все эмоции за маской безразличия.       Усилием воли сохранив спокойствие, демон убрал руку, гордо выпрямив спину.       — Как ты нашёл меня?       — Я могу всё.       — Ты следил за мной?       — Много чести.       Повисла леденящая тишина. Уже не поражаясь тому, как легко и быстро её выследили, Мина поняла, что в действительности хотела спросить: зачем он здесь? Осознание нахлынуло в паре с тревогой — он не нашёл свитки. Следом пришёл испуг, на секунду заставивший девушку дрогнуть и потупить глаза, как провинившуюся школьницу.       Неужели он думает, что она соврала? Хотя многим приходилось делать вещи и похуже ради спасения собственной жизни. Наверняка сам демон лгал, и не раз, не считая того, сколько крови было на его руках, даже если брать в расчёт только сегодняшний день.       Секунду спустя Мина подняла взгляд с прежней невозмутимостью. В её словах не было не капли лжи. Если он не умеет искать — не её вина.       Замок Фортуны был главной достопримечательностью города, попасть в него мог любой желающий, купив билет. Конечно, маршрут экскурсии не предполагал закрытых секций и даже посещения архива, но все-таки это было отличной возможностью, не привлекая внимания, проникнуть внутрь, осмотреться, понять, как устроена крепость. Демон наверняка выбрал более простой способ, но это не меняло сути: он стоит здесь, потому что ни черта не нашёл.       В какой-то степени Мина знала, что так и будет. За пять лет работы в архиве ни ей, ни кому другому не удалось обнаружить даже упоминаний о шестой секции, кроме одного штампа и кучи слухов, но слабая надежда, что демону повезёт, теплилась в душе девушки. Каким-то образом он узнал о секретной лаборатории, мог бы найти и шестую секцию, чтобы сейчас не сверкать глазами с недовольным лицом, как будто она задолжала ему. Хотя, наверное, так и было.       У Мины снова закружилась голова.       Пекло, стоявшее в это время года в Фортуне, только ухудшало самочувствие девушки. После дождя наступила прежняя духота, несмотря на сумерки. Небольшие домишки в два-три этажа заполняли всё пространство, разбросанные с виду хаотично, они пребывали в своём специфическом порядке, оплетённые живой изгородью дикого винограда; между ними петляли узкие тёмные переулки и лёгкий бриз, который нёс с моря тепло и тяжёлый, влажный воздух.       На самой окраине города, буквально на отшибе недалеко от городской стены, стоял дом Мины. Здесь жара чувствовалось более ощутимо. Каменное ограждение, нагретое за день солнцем, остывало, создавая эффект парилки. Пар поднимался на глазах и оседал испариной.       Мина почувствовала, как жар внутри расползался, предательски окрашивая бледные щеки пунцовым цветом. Ноги чудом держали её, гул в ушах напоминал, что риск отключиться прямо здесь и сейчас увеличивается с каждой минутой.

6

      День быстро гас, тени уже полностью скрывали их под карнизом второго этажа. Мина поняла, что едва может разглядеть лицо демона, потому что оно внезапно оказалось слишком близко от неё, но отчётливо видела необыкновенные глаза, похожие на небо в предрассветные часы, затянутое дымкой.       — Ты пришёл убить меня?        Вергилий чувствовал, как её сердце бешено колотится в груди. Светло-карие глаза поглотили случайно упавший на них лучик почти скрывшегося за крышами солнца, растворившись в глубине. Радужка сверкнула золотым ободком, точно нимбом.       — Хотел убить — не медлил бы.       — Всё-таки это странно. Мы встречаемся уже во второй раз, а я всё еще не знаю, что тебе нужно.       Вергилий хмыкнул. Ему захотелось схватить за горло нахалку, и ещё раз как следует тряхануть, выбив необходимую информацию силой, однако её мутный, расфокусированный взгляд говорил о том, что если он сделает это, то вряд ли добьётся внятного ответа.       «Проклятье».       Он ощутил чьё-то приближение. Учитывая время, это мог быть только патруль. Один или двое, наверняка вооружены, но слишком расслаблены, чтобы действовать целенаправленно или выслеживать кого-то.       Минутой позже неспешные шаги и вялый диалог можно было различить без особых усилий. Рефлекторно Вергилий прижал Мину к стене, стараясь скрыться в тени от посторонних глаз. Его лицо скрывал капюшон накидки, мощная спина закрыла девушку почти полностью, так что со стороны улицы разглядеть можно было только босые ноги, и то с трудом.       — Совсем стыд потеряли. Обжимаются по подворотням. Про комендантский час слышали? В городе демоны объявились.       — Оставь их, — ответил второй и бросил почти с завистью: — Домой идите, голубки. Иначе сообщу в отдел нравов. Замучаешься потом бумаги с вами оформлять.       Не дождавшись ответа и приняв это за согласие, рыцари отправились дальше по улице, но Вергилий не спешил отстраняться. Его притягивал этот взгляд. Как человек в её положении мог так смотреть? Как ей вообще удавалось стоять на ногах после всего того, что произошло?       Она упёрла руки в его грудь и тут же вздрогнула, понимая, что краснеет ещё больше, спрашивая несколько оживлённее, чем нужно:       — Что тебе нужно от меня?       Демон отстранился. Каждая клеточка её тела напряглась, а сердечная мышца совершала удары на порядок мощнее и яростнее.       — Пришел взыскать долг?       — Мне нужны свитки. А ты похоже знаешь, где их искать.       Мина задумчиво посмотрела на демона и прижала руки к себе.       — Имя.       Вергилий удивлённо вскинул брови, а затем сдвинул, нахмурившись. Ей хватало наглости разговаривать с ним в таком тоне, точно они были на равных, а теперь она ещё ставила перед ним ультиматумы. Иначе назвать требование девушки у него язык не поворачивался. Ему безумно захотелось впечатать ладонью в кремовую стену фасада хрупкое тело и он едва сдержался.       — Я просто хочу понять, с кем имею дело, — пояснила она. Демон пугал её, но она старалась не тараторить, хоть голос предательски дрожал.       Вергилий фыркнул, затем задумался, перебирая в голове все возможные последствия того, каким образом эта информация может быть использована против него. Но не нашёл весомых причин скрываться.       — Вергилий.       — А я думала, меня именем обидели, — сорвалось с губ девушки, и она тут же закрыла рот рукой. Но заметив, что на лице демона не дрогнул и мускул, успокоилась.       — Значит, Вергилий. А я…       — Вильгельмина Валериус, — перебил её демон, наслаждаясь произведённым эффектом: глаза девушки широко распахнулись, и она уставилась на него с непониманием.       — И не советую тебе меня обижать, — он облизал сверкнувшие в полумраке белые клыки зубов, точно зверь, приготовившийся вцепиться в добычу.       Пришло время Мины морщить нос. Она вовсе не пыталась его спровоцировать, просто не умела вовремя прикусить язык.       — А ты ранимый.       — Я злопамятный.       Повисла тишина. Одного пронзительного взгляда демона было достаточно, чтобы Мина стушевалась и замолчала.       — Я, конечно, слышала, что некоторые демоны умеют читать мысли… — Она подняла глаза, пытаясь хоть что-то понять по нечитаемому выражению лица Вергилия, но он ушёл в глухую оборону, предпочитая зловеще молчать и упиваться её озадаченностью.       — Но похоже, ты просто умеешь читать, — закончила девушка, вспомнив о том, что Вергилий перебирал бумаги в лаборатории и, скорее всего, прочёл имя в одном из отчётов.       — Сообразительная?       — Чем богаты, — девушка огляделась по сторонам. Если они продолжат так стоять, то рано или поздно патрулю покажется это подозрительным. — Идём.       — Куда?       — Предпочитаешь остаться на улице?       Мине не хотелось вести демона в дом, но других вариантов не предвиделось. Надеясь, что не пожалеет о своём решении, она развернулась лицом к саду, примыкающему к дому.       Интересно, это его истинном обличье? — подумала девушка и искоса посмотрела на него. Почти всякий человек, застигнутый с непривычного ракурса, выглядит забавно, но Вергилий производил ещё более удручающее и зловещее впечатление, чем раньше. Чересчур красивый, правильный профиль, выразительный, но холодный взгляд давали эффект маски, под которой скрывается что-то определённо жуткое. В нем удивительным образом ничто не вызывало подозрения и одновременно заставляло скрутиться нутро.       Мина выбросила эти мысли из головы и аккуратно шагнула к забору. Просунув руку сквозь прутья, она поддела замок и открыла калитку, которую было трудно заметить из-за густо разросшегося плюща. Она часто так делала в детстве, только прежде ей давалось это куда проще.       Мина свернула за угол дома, затем подошла к цветочному горшку, сдвинула его и достала ключ от задней двери. Не успела Мина повернуть его в замке, как подле неё оказался Вергилий, по-хозяйски толкнул дверь и вошёл в дом.       Девушка вздохнула. Манерами он явно не мог похвастаться, но вот скорости было не занимать. Похоже, пытаться держать дистанцию не имеет смысла, если он решит избавится от неё.

7

      Оказавшись в доме, Вергилий скептически оценил обстановку: деревянные панели, какие-то картины, мебели немного — стул, вешалка, шкаф, ковров нет, зато много книг и цветов, часть из которых завяла, опустив листики. Прихожая чистая, ухоженная, но точно не обжитая. Ни одежды, ни обуви. Даром что задняя дверь. Вдаль тянулся тёмный и такой же унылый коридор, обитый темным деревом, следом шёл зал с широкой массивной лестницей и одиноким, притаившимся возле стены роялем.       Хотя дом выглядел небольшим снаружи, внутри он оказался просторным. Вероятно, одному человеку было бы трудно содержать его в порядке. Вергилий не знал, сколько человек когда-то жило в этом доме, но, судя по всему, тот уже долгое время пустовал.       Демон осторожно приподнял крышку рояля и пробежал пальцами по клавишам.       — Тише! — прошептала Мина, догнав его. Он лишь усмехнулся в ответ. Кто мог услышать их здесь, в пустом доме?       — Иди за мной.       Девушка аккуратно приоткрыла третью по счету дверь в зале. Ещё в коридоре Вергилий заметил книжные полки, но когда они оказались в библиотеке, полной роскошного, но слегка поблекшего от времени убранства, он уже не сомневался — хозяин дома был страстным библиофилом. В шкафах, которые достигали самого потолка, стояли книги, бумаги, на стенах висели гравюры и карты.       Вергилий приметил, что вдоль стены расположились пустые стеклянные колпаки, под которыми когда-то, очевидно, хранилось что-то ценное. На мебели лежал приличный слой пыли, говоривший о том, что сюда давно никто не заходил, являя собой резкий контраст с остальным домом. И это было странно, учитывая, что обстановка в целом выглядела жилой, а вокруг то и дело попадались на глаза признаки того, что тот, кому принадлежала библиотека, не планировал её оставлять.       Вергилий подошёл к столу. Много неубранных, обыденных вещей то и дело встречалось на его пути. Вот лежит открытая книга. Кто-то планировал провести вечер в тишине в её компании, однако теперь она лежала забытая, открытая на середине, с загнутым уголком страницы, не дождавшаяся своего часа.       Он не удержался, чтобы не заглянуть в неё, прочитав на пожелтевшей странице последнее четверостишье вслух:       

— Победе грош цена, Коль не даёт нам радости она, Милей судьбой с убитым поменяться, Чем страхами, убив его, терзаться.

      — Шекспир. «Макбет», — произнесла девушка, стоя возле кушетки и рассматривая завядшие в вазе цветы на витиеватом столике, которые настолько истлели, что было невозможно определить их сорт. Рядом стояла разбитая фоторамка, словно кто-то в приступе злости кинул её, а затем пожалел, вернув на прежнее место. — Любишь поэзию? Я не очень, но отец любил.       —Так низость голую я прикрываю лохмотьями священных ветхих текстов и, сердцем дьявол, выгляжу святым, — вместо ответа на память процитировал «Ричарда III» Вергилий.       — И чей это дом? — поинтересовался Вергилий, захлопывая книгу и разглядывая потрёпанную обложку: старое издание, возможно, одно из первых, корешок явно не был родной.       Переплетённый заново в новую обложку сборник трагедий Шекспира, очевидно, любимый у хозяина, имеющий определённую ценность, если не культурную, то сентиментальную, окончательно уверил Вергилия в том, что дом был оставлен внезапно, во всяком случае, библиотека. Даже стакан и графин, выпитый лишь наполовину, говорил том, что библиотеку покинули неожиданно, планируя вернуться в ближайшее время. Видимо, планам не суждено было сбыться.       — Мой, — ответила Мина. — А библиотека моего отца, — она горько усмехнулась, бросив взгляд на фото в рамке.       Вергилий подошёл ближе и рассмотрел хорошо одетого мужчину в расшитом золоте белом фраке, на лацкане пиджака была вышита эмблема ордена меча. Однако эта одежда сильно отличалась от той, что предпочитали жители Фортуны.       — Это мой отец. Он не разделял большинство местных традиций, в том числе скучный и примитивный стиль одежды. Те свитки, что ты ищешь, когда-то собрал вместе и перевёл он.       «Так вот зачем те стеклянные стенды»,— Вергилий молча кивнул.       — И зачем мы здесь, если свитков уже давно… — театрально проведя пальцем, стирая пыль с гладкой поверхности стола и растерев её между большим и указательным пальцем, Вергилий выдержал паузу и закончил: — …нет?             Вергилий не хотел задерживаться в Фортуне больше, чем нужно. Все это идолопоклонничество вокруг Спарды порядком действовало на нервы. Если бы только эти люди знали, кем в действительности был их милосердный Бог.       — Поговорить, — ответила Мина. — Я хочу знать, что получу взамен своей помощи.       — Жизнь.       — Как ножом отрезал. Можешь тогда не тратить времени зря и убить меня.       Подавив в себе инстинкт самосохранения и страх, Мина вытянулась по струнке словно проглотив жердь. Давалось ей это с трудом, сломанные ребра напоминали тянущей, тупой болью.       Вергилий усмехнулся. Все-таки где бы он ни был, одно всегда оставалось неизменным: человеческая природа — заботиться о своей выгоде в любой ситуации, даже стоя на краю пропасти.       Не решив пока, что будет делать дальше, он из любопытства поинтересовался:       — И что ты хочешь взамен?       В первые за все время Мина заметила что-то похожее на настоящий интерес непроницаемых глазах демона. Искорка радости проскочила в её душе. Сделав шаг к Вергилию навстречу, упёршись взглядом в два лунных камня, сверкающих сталью и хромом, она надеялась, что ей хватит смелости требовать то, что ей было просто необходимо.       — Я хочу стать сильнее.       Вергилий склонил голову набок. С губ сорвался смешок, разрушив повисшую тишину, отдаваясь эхом в стенах и полках, наполненных книгами.       Ему определённо показалось забавным требование девушки. Он уже не сдерживался и откровенно хохотал.       — Ты серьёзно?       Мина ощутила, как защемило в груди и как расползающийся на грани бреда и реальности мозг отказывается воспринимать, что она стала посмешищем.       «В любом случае, я хотя бы подняла ему настроение», — подумала девушка, убедившись, что демон способен проявлять хоть какие-то эмоции помимо гнева и презрения.       Вергилий едва сдержал очередной взрыв хохота. Но тут же заставил себя собраться, разглядывая девушку, которая выглядела настолько слабой, что он был почти уверен — её сдует порывом ветра. Особенно сейчас, когда сбивчивые и лихорадочные движения выдавали с потрохами её состояние.       «Я уже ошибся в ней», — напомнил себе он. Однако Орден не оставит её в покое. Вполне понятно её стремление стать сильнее, чтобы выжить.       — Ты всего лишь человек. Каким образом ты хочешь, чтобы я сделал тебя сильнее? Я смею всё, что можно человеку. Кто смеет больше, тот не человек.       Вергилий не мог знать, что своим вопросом задел её, но рассчитывал на это. Мина сжала кулаки.       — Человек не сможет мне помочь, — Мина вздохнула. — Алхимик утверждал, что во мне есть сила. Я хочу, чтобы ты помог мне её раскрыть. Вы, демоны, вроде как разбираетесь во всех этих магических штуках. Или я не права? К тому же, не так уж много я прошу взамен.       Вергилий задумался. Девушка была ему нужна — она знала, где хранятся свитки, могла перевести их. И возможно, он найдёт в этой библиотеке что-то полезное. С другой стороны, ему не нравилось, как ловко Мина манипулирует им.       Он снова встретился с янтарными глазами, которые вернулись, словно внутри зажегся спасительный огонь далёкого маяка, делая простой потерянный взгляд чем-то большим. Казалось, она видит его насквозь — видит его человеческую сторону и смеётся над ним, пользуясь этой слабостью, как рычагом давления.       — Хорошо, — наконец ответил демон. Конечно, он справится без неё, но это займёт время. А раскидываться драгоценным ресурсом он не имел ни малейшего желания. С её помощью дело продвинется быстрее.       — Значит, сделка? — Мина протянула руку. Вергилий отмахнулся.       — Ты помогаешь мне до тех пор, пока я не решу, что хватит, а я попробую, только попробую, — подчеркнул он, — дать тебе пару уроков. Не знаю, что там в тебе разглядели, но я сильно сомневаюсь, что ты сумеешь меня удивить. Запомни: ты не задаёшь вопросов, не споришь, если надо — лезешь из кожи вон, а я закрываю глаза на тот факт, что ты всего лишь человек.       Мина улыбнулась, убирая руку. Вергилия передёрнуло, и он отвернулся.       Что это было? Она должна была желать избавиться поскорее от его общества. Должно быть она совершенно не представляет, на что подписалась. Раз так, он постарается сделать её уроки невыносимыми — настолько, что она сама откажется от этой затеи и сделает всё, что Вергилий прикажет, просто так, без условий, лишь бы он оставил её в покое.       В то же мгновение за дверью послышались шаги. Рука скользнула на рукоять Ямато. Меч выскользнул из ножен на треть. Сверкнула золотом гравировка на уплотнительной шайбе.       Засада?       Из-за двери послышался лишь слабый женский голос:       — Мина, это ты? Ты вернулась?