И самум однажды ослабеет

      — Не могу поверить, что этот вредный принц оставил нас с Кори во дворце! Мы Священный зверь и его Посланница! Мы должны защищать империю, а не прятаться за высокими стенами! — задыхалась от возмущения Аша, за которой вяло плёлся Реза.       Сам Священный зверь, словно борзая, перебегал на мохнатых лапах от одного кустарника эфедры к другому, обнюхивая зелёные стебельки c красными плодами, фыркая от досады и возобновляя поиски. Заслышав звучание собственного имени, он обернулся и заинтересованно повёл ушами, но затем вновь пригнулся к земле, отыскивая одному ему видимые следы.       Аша натаскивала Кори на поиск различных запахов среди множества других, и как площадку для своих тренировок избрала царский охотничий сад. Прежде Ясмин запрещала ей приводить сюда Мантикору, опасаясь, что его звериная суть возьмёт верх при виде жирной и ленивой куропатки, но Реза пошёл на уступки и пропустил подругу. Полностью доверился заверениям Аши, что ничего дурного не случится и что Кори перед выходом плотно перекусил наанами. Как оказалось, печатью Яздана можно было не только скреплять документы, но и прокладывать путь через закрытую от посторонних территорию.       Ландшафт сада выглядел естественно: полянки, кочки, поросшие мхом, клочки леса, поймы ручьёв; но секретарь знал, что каждая ямка, каждая рытвина или бугорок есть плод многолетней выверенной работы архитекторов и садовников под руководством ловчих. Чтобы точно знать, через какую прогалину помчит заяц, где захлопнутся силки серых скал, преграждая путь оленю, где кабан увязнет в топком болоте и где лучше разбить шатёр и развести огонь ради пойманной дичи, дабы прельстить взор бравых охотников видом уходящего за заснеженные горы солнца и погружающимся в чистые воды Анахиты последнего луча дня.       С момента отъезда Яздана и Бессмертных из дворца миновала уже вторая неделя, но только сейчас секретарь сумел выкроить время, дабы обговорить с посланницей Священного Зверя её новые обязанности, словесно утверждённые принцем уже, казалось, вечность назад и официально закреплённые царской печаткой только вчера.       — Если все доверенные лица Его Высочества покинут дворец, то кто тогда будет защищать его от недругов изнутри? — ободряюще улыбнулся Реза.       — Твоя правда, — грустно согласилась Аша. Кори, тут же уловив настроение благодетельницы, отвлёкся от поисков, поравнялся с ней и боднул косматой головой. Аша со смехом отвела от себя его витые рога, потрепав по гриве: — А я знаю, как мы поступим! Устроим пир для Ясмин и Яздана, когда они вернутся! — воодушевлённо вскинула она указательный палец.       — Не уверен, что Его Высочество и капитан стражи будут этому рады, — мягко возразил Реза, проследив осторожным взглядом за Кори, который, фыркнув в его сторону, снова взял след и убежал вперёд.       — Пир нужен не для них, а для министров, чтобы они набивали свои животы изысканной едой и вели беседы, пока принц и капитан отдыхают с дороги, — улыбнулась Аша, пытаясь поспеть за Мантикорой, уже скрывшимся в зарослях папоротника.       — Я и не подумал об этом… Ты молодец, Аша.       Реза вымучил ответную улыбку. Признание ошибки далось ему легче. Вероятно, сказывался опыт.       — Вот только позволят ли нам самим устроить торжество?.. — озадачилась подруга, отводя от лица острую ветку. Реза перехватил её, придерживая для Аши. — Спасибо. Так вот. Для этого наверняка нужно много дариков. Очень много дариков… — Девушка сосредоточенно вглядывалась себе под ноги, придерживая полы длинного платья.       И Реза воспользовался удобным предлогом завести разговор:       — Отныне для тебя это не станет насущной проблемой: Принц Яздан желает передать под твоё руководство женский дом. Это временная мера, — сказал он, перешагивая через поваленный молнией ствол вслед за подругой. — Тебе будет дозволено самостоятельно устраивать пиры, собирать дань и…       — Прошу, не так шустро, Реза, — осадила его Аша, замедлив шаг. — Я не совсем понимаю тебя… Почему Яздан поручил это мне?       — Царю не полагается вмешиваться в дела женщин. При Дариусе над гаремом и евнухами властвовала его фаворитка, но в скором времени она покинет дворец. Стало быть, все дела надобно передать кому-то другому. Принц Яздан решил, что ты более прочих подходишь для этого.       — И что же именно требуется от меня?       Верным ответом стало бы слово «править», но Реза опасался спугнуть не знавшую ответственности ни за кого, кроме себя и брата, Ашу, посему выбрал более щадящее определение:       — Трудиться головой, а не руками. У тебя будет собственный судья, в ведении которого находятся дела подвластных селений в Вавилонии и Египте. Необходимо будет распределять полученные от них налоги и дары. Кроме того, ты сможешь устраивать праздники по своему усмотрению и выходить на прогулки туда, куда пожелаешь, и не будет необходимости уведомлять о них царя.       — Даже не знаю, Реза, — задумчиво протянула Аша, высматривая Кори среди качающихся листьев папоротников. Косматая голова возвысилась над остроконечными зелёными рядами. Мантикора недобро зыркнул в сторону переписчика, но, поняв, что хозяйке ничего не грозит, снова скрылся с глаз. — Это всё слишком неожиданно. Не уверена, что я подхожу для этого…       — Тебе поднимут жалование.       — В самом деле? — зажглась алчная искорка в глазах Аши.       Реза кивнул и чуть склонился к подруге, заговорщически намекнув на щекотливость вопроса:       — Кроме того, твоё согласие сильно облегчит жизнь принцу.       — Что ж, тогда, возможно… Нет, точно, я справлюсь с этим. Вы с Язданом можете положиться на меня! — определилась сметливая Аша и уверенно тряхнула головой, перекинув толстую косу с одного плеча на другое. — Мне неудобно просить тебя, но…       — Тебе нужна помощь в освоении письма и счёта? — предположил Реза.       — О, нет, я умею считать и писать. — Аша смущённо разгладила юбку. — Но совершенно ничего не смыслю в управлении чем-то более крупным, чем шатёр с наанами…       В Резе отозвалось её смущение той же робостью. Ему было безумно интересно, как бедная девушка сумела постичь письмо и счёт, но он опасался оскорбить её расспросами.       — Я буду рад помочь тебе освоиться, — заверил подругу Реза, нежно улыбнувшись.       — Тебя не слишком это затруднит? — обеспокоенно тронула его руку Аша. — Ты осунулся и побледнел с момента нашей последней встречи. Я вижу, как нелегко тебе даётся нынешняя ответственность.       — Мне только в радость, — уверил он. — К тому же я дал принцу Яздану слово, что не оставлю тебя.       Аша хихикнула в кулачок, возобновляя неспешное шествие:       — Вижу, вы двое хорошо ладите в последнее время. Я рада. Яздан был дружен со своими братьями, и всё ещё переживает утрату… Ему нужно общение с кем-то его возраста. Тебе тоже не помешает ещё один друг.       — Я старше Его Высочества, — мягко поправил Реза. — И вы с Ясмин больше подходите на роли друзей или сестёр…       — Яздан рассказывал мне, как вы кидались друг в друга фигурками и дрались подушками, — со смешком перебила Аша и улыбнулась, когда заметила, что Реза смущённо отвёл взгляд.       — Я бы не назвал это дракой — скорее избиением.       Слова Резы, видимо, зацепились за массивные серьги Аши, не достигнув ушей, раз она не обратила на них внимания:       — Нас бы он ударить не смог, пусть и шутливо. Мы с Ясмин не можем дать Яздану того общения, которого ему не хватает. Но можешь ты. Вам обоим это нужно.       И если с предыдущими словами Реза мог согласиться, то вот эти уже были глупостью. В каком мире царь и секретарь могут быть равными?       — Наши воды по одному руслу не потекут, Аша. Когда принц Яздан взойдёт на престол, мы все будем обязаны соблюдать строжайшие правила приличия. Царь стоит над законом. Более того — он и есть закон. Необходимо соответствовать положению как в поведении, так и в выборе окружения. Не пристало наместнику богов на земле водить дружбу с безродным подданным…       — Как и с простой деревенской девушкой, — грустно подвела итог Аша.       — Я совершенно не то имел в виду! — переполошился Реза. — Прошу, прости меня, я не желал тебя обидеть.       — Не стоит, я не в обиде. Твои слова не лишены разумного зерна, но лишены сердечности… — Аша посмотрела на Резу с печалью и даже некоторым сожалением. — Однако не забывай, что под золотой тиарой всё ещё находится обычный человек — как мы с тобой, — и у него тоже есть желания, которые не вписываются в рамки статуса.       Реза тяжело вздохнул, не собираясь и далее пререкаться с подругой:       — Ты безусловно права, но всё же одного желания недостаточно, чтобы вырваться из плена положений. Даже если мы с Его Высочеством сможем стать друзьями, наши отношения всегда будут носить неоднозначный характер. Он может думать, что мне нужна его благосклонность ради выгоды, придворные станут придавать нашей дружбе извращённый смысл, а я… — Реза запнулся. Он не мог признаться Аше, что тоже склонен видеть за этим покровительством скрытые цели Яздана. И небезосновательно. — Я не знаю… Всё слишком сложно, чтобы делать вид, будто всё просто.       — Если же кто-то и посмеет сказать о тебе или Яздане дурно, то мы с Кори этого так не оставим. — Аша объяла ладонями щеки Резы, приподнимая понурую голову, и с нежностью заглянула ему в глаза. — Не отгораживайся от него. Это нужно вам обоим.       — Я совершенно не уверен в этом, — пробормотал секретарь сквозь чуть сплюснутые губы. — Его Высочеству есть с кем скоротать время помимо меня, а я сам… Однажды я уже потерял своего господина и едва не обезумел от горя. Что, если и с принцем… — начал было Реза и не договорил: слова стянули янтаком горло.       Чуткая Аша мягко перехватила его холодную ладонь, успокаивающе накрыв своей тёплой:       — Не тревожься, с Язданом всё будет в порядке. У него есть его дар, и боги приняли жертвы. Они дали добрые знаки. Ты видел, как жрецы толкуют предзнаменования? Повсюду свечи, факела, чёрные чаши, заполненные маслами! Ещё у них есть такие странные камешки с насечками! — принялась воодушевлённо размахивать руками Аша, словно стараясь отвлечь Резу от гнетущих мыслей. — Они убили жертвенное животное и вынули органы. Выглядит это не очень приятно, а пахнет ещё хуже, но как же ловко жрецы управляются с толкованиями! Они долго вглядывались в потроха, что-то в них высматривали, сверялись, — но все же сообщили, что предзнаменование благое! Впрочем, ты, должно быть, и без меня обо всём этом знаешь, — тут же стушевалась подруга.       — Мой учитель считал, что каждый человек обязан уметь самостоятельно толковать предзнаменования богов, дабы недруги не могли сыграть на невежестве.       — В этом он был прав, — поддержала Аша. — Вот только я так и не сумела разгадать, как именно жрецы внимают предсказаниям камня.       — Этот камень повторяет форму печени животного, а доброе или дурное то значение, зависит от того, в каком месте на органе имеется пятнышко или другая отметина. Её сверяют с насечками на образце.       — Иной раз мне кажется, что нет ничего, что бы могло тебя удивить, — рассмеялась Аша. — Если ты и сам знаешь, что Яздану благоволят, тогда о чём тревожишься?       В этот момент к ним подбежал невесть откуда взявшийся Кори, и в его пасти поблёскивала какая-то стекляшка. Аша удовлетворённо переняла из зубов Мантикоры флакон с душистой водой, вознаграждая зверя припрятанным в складках тканей кусочком наана.       — Я не знал, пока ты не сообщила… Мы с Его Высочеством не сумели как следует проститься.       — В самом деле? — удивилась Аша, отряхивая юбку от слюней Кори, которую тот уже успел пожевать, выпрашивая добавки. — Он опоздал и задержал отправление отряда. Я была уверена, что он пошёл к тебе.       — Увы, это не так, — с сожалением ответил Реза. — Теперь ты видишь, что наши отношения далеки от дружбы? И будь мы друзьями, он не предпочёл бы общество Фанзиля моему…       Аша молчала. Задумчиво покусывала напомаженные губы и хмурила тёмные брови, отправив Кори поиграть со стрекозами.       — Я не поверю, что Яздан мог уехать, не простившись. Здесь есть что-то ещё. Предоставь мне возможность разобраться в этом, — попросила подруга, но по самоуверенному блеску в её глазах Реза понял, что даже воспротивься он, Аша всё равно всё выяснит и разузнает. Поэтому вверил себя её воле.

• ══─━━── ⫷⫸ ──━━─══ •

      Реза каждодневно ощущал на себе завистливые и раздражённые взгляды: в общих залах, на дворцовых площадях, в садах; когда входил в кабинет царя на рассвете и выходил из него, укрытый закатом; когда шествовал по коридорам и посещал баню. К каждому его действию были обращены тысяча ушей и десять тысяч глаз, но принадлежали они вовсе не Митре. Однако, казалось, и защитник истины его не оставил, потому как, несмотря на невысказанные упрёки, ни у кого не было весомого повода усомниться в способностях секретаря — работу свою исполнял Реза исправно, с ещё большим усердием, чем прежде. Наказы из уст вчерашнего переписчика звучали больше как просьбы, нежели повеления, но никто не смел отказать ему, хотя и заметно было, насколько велико это желание. Один только казначей цвёл обворожительней, чем лилии в Сузах, и лип к руке, как репейник, всякий раз, стоило только ему завидеть секретаря. Реза уже знал обо всех благодетелях его младшенькой дочери, и, на свою беду, не мог выкинуть из памяти все её достоинства.       Поначалу Реза вежливо сносил словоохотливость, но когда луна обратилась в месяц, терпение его истлело. Очередной заведённый разговор оказался пресечён ещё до зачина. Толстое лицо Исфандияра так раскраснелось и затряслось, что Реза напугался, как бы оно не лопнуло от натуги, но казначей только неуклюже поклонился и наконец занялся своими прямыми обязанностями. Дни потекли медленно и тихо, как текут всякие глубокие реки. Но глубина проявляется постепенно, и впервые Реза это ощутил, когда получил весточку от принца.       С предыдущего вечера ласточки чертили в полёте сакральные знаки у самой земли, а в ночь сбылось их предзнаменование. Тяжеловесное пыльно-серое небо, в котором очертания облаков угадывались лишь по разводам более насыщенного, дымного цвета, окропляло Персеполис мелкой моросью. Промозглый дождик прибивал персть к камням, но раскалённая за день земля едва ли не с шипением тут же высыхала, не успевая промокнуть.       Реза собрал все необходимые для работы свитки, для надёжности укрыв их краями кафтана, и покинул свои покои, быстрыми перебежками пересекая открытые площади от дерева к дереву и от навеса к навесу. Он загнанно дышал, волосы его промокли, и струйки воды стекали по лицу, но секретарь ничуть не замедлял бега, оберегая пергамент от влаги. Минуя один из порталов, устало притормозил, переводя дух. Перед взором возникло свежее воспоминание из недавнего прошлого: за пару дней до отъезда принца ко двору персидского царя прибыли афиняне. Реза как наяву помнил их щуплые фигуры, завёрнутые в шерстяные гиматии, с худыми обрюзгшими руками, не знавшими меча, и дряблые зады, не знакомые с седлом. Поморщился, вспоминая, как нелестно архонты отзывались о персидском принце, пользуясь тем, что сопровождающий их сатрап не владел греческим языком.       — Здешний царевич оказался ещё более ленивым, чем о нём поговаривали. Прежде нам приходилось по несколько месяцев ждать царей из походов, а теперь — из их спален.       Этим словам вторили надменные смешки.       — Не будь столь суров к мальчику, друг мой, — ответит другой архонт. — Неужели ты не знаешь, что детям полагается дневной сон? А ожидание наше с лихвой окупится его дарами.       — Верно. Демосу следует избирать архонтами девять бедняков, чтобы те разбогатели от персидских щедрот. Благо, что золотые таланты превосходят их врождённые.       Улыбки стали ещё более несдержанными. Сатрап, сопровождавший послов, недоверчиво косился на спутников, но ничего сказать не мог. И вступился за принца Реза, некстати проходивший мимо:       — Трон перешёл к юному господину при живом отце, и бывший царь может с гордостью наблюдать, как его сын продолжает укреплять империю. Что же касается лени, то её может позволить себе только одарённый богами человек, способный постичь любую науку, стоит ему только взяться за неё. Трудолюбие же — удел бездарностей, которым приходится прилагать верх возможностей, дабы достичь хоть крупицы того величия, что доступна таланту.       Реза не стал дожидаться ответа архонтов и поспешил удалиться, гневно чеканя шаг. От сдерживаемой ярости тряслись руки. Как оказалось мгновениями позже — когда Реза свернул за угол, едва не налетев на Яздана, — принц всё прекрасно слышал.       — Не сочтите за дерзость, но приносить им извинения я не стану.       — У меня и в мыслях не было, — обезоруживающе поднял ладони Яздан. — Но я попрошу тебя одарить послов, как то предписано нашими обычаями.       Реза заупрямился:       — Не могу обещать, что в царском хранилище найдётся всё необходимое…       — Неужто самая богатая империя подлунного мира не сыщет несколько серебряных сосудов и золотых сабель?       — Я узнаю, что возможно сделать, — уклончиво отозвался секретарь.       — Архонты будут вынуждены совершить проскинезу. Возможно, их унижение облегчит твою душу, когда ты передашь мой наказ.       — Если они откажутся, вы в праве казнить их.       — Какая кровожадность, — преувеличенно досадливо покачал головой Яздан. Он придвинулся ближе к Резе и понизил голос: — Мой отец требовал от афинян «земли и воды». Я собираюсь отойти от этих требований. — Яздан склонился к уху своего советника. Шёпот коснулся волос у виска, отзываясь мурашками. — К исходу нынешнего года их полис попадёт в зависимость от нас. Нужно лишь немного хитрости и много золота. Но, прошу, держи язык на привязи. Пусть всё идёт своим чередом… — Яздан отстранился, мечтательно улыбнувшись.       В прищуре его глаз Реза приметил блеск надменного превосходства. Он и сам воодушевился, заслышав столь приятные слуху слова, и, отдав поклон, и уже поспешил добротно исполнить наказ, как Яздан его окликнул:       — Постой. Не отдавай им нагрудных цепей и мидийских костюмов. Будет досадно, если ещё одних послов казнят по подозрению в подкупе.       После того собрания министры едва не впали в неистовство. За спиной Яздана его успели наречь «бесхребетным», а действия его прозвать «глупостью и уступничеством», но сам Яздан этого не слышал. Или же, что более вероятно, предпочитал не замечать.       От воспоминаний защемило в груди. Реза удобнее перехватил свитки и возобновил путь до царского кабинета, прочь от тоскливых воспоминаний. Он рассчитывал на очередной невзрачный день, наполненный однородными документами и прошениями; но на пороге явился тот, кого секретарь не ждал так скоро.       Азмун, — ангар, которого, по наказанию Яздана, Реза запрягал для каждого значимого поручения, — прорвавшийся через возмущённого управителя, запыхавшийся, в съехавшем набок пыльном и пропитавшимся потом кафтане, едва ли не с порога протянул запечатанное письмо. Реза с замиранием сердца выхватил его, не помня, поблагодарил ли, и не замечая, что кожаные сапоги посыльного оставляют следы грязи и навоза на тканных коврах. Не слыша и как хлопнуло полотно двери и как бранился управитель. Взор его был обращён к документу с красовавшимся на нём глиняным сфрагисом. Реза потёр подушечками пальцев жёсткий пергамент и, словно желая убедиться до конца, что это не мираж, — поднёс его к лицу. Конверт пах пылью и, кажется, совсем немного каким-то ароматным маслом. Реза воздал благодарности всем предкам, какие соорудили столь удобную и быструю Царскую дорогу. Он вернулся за стол, усаживаясь в глубокое кресло, и аккуратно вскрыл печать. Взор голодным зверем кинулся на ровные строчки:

ⵈ━══════╗◊╔══════━ⵈ

«Для Резы

Здравствуй, Реза. Мне в тягость писать два письма, поэтому сообщи Аше, что я в полном здравии. Она послала мне письмо, в котором сообщила, что ты был сильно расстроен тем, что со мной отправился советник с козлиной бородкой. Не печалься, я доверил ему вести переговоры, потому что мне не будет так жаль, если мятежники вышлют его голову как ответ на предложение сложить оружие. Ты знаешь, что мои видения хоть и точны, однако бывают расплывчатыми, а я не желаю рисковать тобой (иначе мне придётся самому разбирать те завалы из свитков на своём столе, а это вгоняет в тоску и лишает отдых спокойствия), к тому же во дворце мне необходим тот, кому я могу довериться, дабы я не беспокоился хотя бы о том, пропустят ли меня по возвращении через Врата всех народов. Ещё Аша сообщила о твоих тревогах. Беспокоиться не о чем. Я приходил в твои покои глубокой ночью (тебе следует запирать ставни), дабы проститься, но ты уже отошёл ко сну. Смею ли надеяться, что ты не в обиде на меня? Мне бы самому не понравилось, решись меня кто разбудить. Передавай Аше мои лучшие пожелания. И убеди не прилетать вместе с большим котом на поле брани, иначе я прикажу запереть их в темнице до своего возвращения и уменьшу её жалование.

Яздан»

ⵈ━══════╗◊╔══════━ⵈ

      Реза несколько раз перечитал письмо, отпечатывая в памяти каждую букву. Сердце его учащённо забилось. Яздан приходил к нему. Ночью. Кончики ушей вспыхнули маковым цветом. Принц волновался о нём. Пусть и из собственных соображений, но всё же! В последний раз втянув ненавязчивый запах письма, переписчик волевыми движениями пальцев сложил его в небольшой квадрат и отложил на край стола. Впереди ждало ещё много работы. Сейчас необходимо заняться ею, а чувствам своим он отдастся позднее…        Приказы о назначениях и смещениях с должностей, награды отличившимся, выплаты семьям пострадавших, перераспределение земельных владений, чеканка новых монет, на которых следовало заменить аверс царя, и множество других дел утягивали водоворотом песок времени. Казалось, что у секретаря не может возникнуть ни одного свободного мгновения, чтобы остановиться и перевести дух, однако мысли то и дело возвращались к прижатому кипой папирусов письму. И Реза злился на себя за излишнюю чувствительность. К моменту, когда золотая колесница, укутанная в дождливый туман, склонилась к земле, Реза и вовсе лишился сосредоточения: замыленный взор плавал по пергаментам, строчки чернильными ручейками сливались в речушки, размазывались и разливались по холсту, образуя заводи. Громыхали наковальни грома над сизыми тучами и стучали молоточки в висках, вгоняя в голову острые иглы. Последние грамоты секретарь подписывал почти не глядя, а печать прикладывал скорее по мышечной памяти, чем от осознанности. Только когда флакон с чернилами опрокинулся неосторожным движением руки, секретарь остановил гонку со своим рассудком. Сжал пальцами переносицу и озабоченно сдвинул брови. Головная боль стала невыносимой. Тогда Реза попытался отвлечься и размяться, встав из-за стола, но к боли прибавилось и головокружение. Продолжать работу в таком состоянии он более не мог. Проклиная себя за слабость, он сунул письмо принца за пазуху и двинулся к выходу из кабинета, вешая печатку обратно на шею.       Вне приёмной дышать стало легче. Мелкая морось, весь день поливающая царский двор, омыла воздух от пыли. Реза высунул из окна руку, набирая пригоршню стекающей с черепицы воды, и умыл разгорячённое лицо. Он медленно побрёл по пустевшим коридорам в свои покои. Удары по вискам стали тяжелее и глуше. К ним примешались и тяжеловесные шаги, которые Реза разобрал не с первого раза, приняв за мираж. Словно из ниоткуда, перед ним возвысился скалой Нариман. Реза притормозил, собираясь отдать одному из министров приветственный поклон, как вдруг земля резко ушла из-под ног: Нариман схватил Резу за грудки и грубо припечатал к стене.       — Слушай внимательно, щенок, — прохрипел он угрожающе в самое лицо перепуганного и лишённого дара речи советника. — Царь Дариус благоразумно держал тебя на ничего не значащем посту, верно, не запамятовав о том, что ты был лучшим воспитанником Безумного короля. — Хватка на ткани сжалась. — Я не позволю оказывать тлетворное влияние на принца и разливать яд его руками. Всё наследие тирана дóлжно стереть с лица земли, и тебе не миновать воздаяния. Не моими руками, так божественным промыслом. — Нариман угрожающе-спокойно взялся за воротник Резы.       Вновь этот омерзительный запах крови и металлическая кислота на языке… Реза не мог даже моргнуть напряжёнными веками. Грудь сдавило дробящим кости страхом, биение в ней раздавалось настолько оглушительным эхом, что приходилось удивляться, как на набат беснующегося сердца не сбежалась вся дворцовая стража.       — Что… что вам нужно?.. — одними губами прошептал Реза.       — Ползи обратно в ту змеиную нору, из которой тебя достал Безумный король, — процедил министр. — Мир дался нам слишком высокой ценой, чтобы рисковать им из-за беспородного щенка. Будь уверен, я лично прослежу за тем, чтобы каждый из советников высказался в пользу обвинительного приговора. Тебе нет места среди нас. — Нариман крепче сжал ворот одежд секретаря. Под сильными пальцами затрещали нити.       Будь это спонтанная горячность, Реза смог бы противиться, но Нариман намеренно давил на него во всю силу своего дара, ломая и сворачивая волю к сопротивлению, и переписчик всё сильнее вжимался спиной в стену, желая с ней слиться. Стать одной из росписей, что украшали плитку.       Краем уха Реза заслышал топот солдатских сапог и в надежде на подмогу повернул непослушную шею к одному из концов коридора, не веря своему счастью. Из-за угла вышли двое мелофоров, держащих перед собой плетёные щиты и копья с гранатовыми яблоками. От души отлегло. Сейчас стражи придут на выручку!       Они покосились в сторону разыгрываемой сцены и… прошагали мимо. Кровь вдруг обратилась студёной водой. В этот самый момент Реза по-настоящему осознал, насколько он незначителен. Что без Яздана он, даже восседающий в царском кресле, никто. Что влияние его не прочнее пузыря на воде. И что никто не станет искать его бренное тело после пропажи… Мешающаяся на доске фигура сляжет в каменный склеп. И никому не станет до этого дела. Кроме Аши, разве что. Реза стиснул зубы. Он не желал становиться причиной девичьих скорбных слёз. И не желал добавлять принцу головной боли. Сжав кулаки до впивающихся в ладони ногтей, он нашёл в себе крохи смелости противиться столь ужасающему дару. Превозмогая себя, разлепил иссушенные губы и просипел, напрягая связки:       — Высокие слова… Высокие помыслы… А деяния низменны… Видел я, как министерская палата запустила руку в кошель царя… Хуже уличных попрошаек… — На этих словах хватка Наримана на вороте Резы сжалась крепче, затягивая и без того тугой ворот. — И в таких руках мир будет в большей сохранности? Горстка казнокрадов… — почти выплюнул секретарь последние слова.       — Тебе язык мешает? Так я укорочу! — взревел Нариман, грубо тряхнув безвольное тело. — Я никогда не позволял себе воровства! Если мне что-то нужно, я это беру, — сжал он медвежью пятерню перед лицом Резы.       — У вас под носом воровали людей из их домов… Держали невольниками, кормили хуже чахлого скота… И где были вы?.. Защитники богоизбранного царя…       — О чём ты лепечешь?       — Вы даже сейчас ничего не поняли, — насилу усмехнулся Реза и обречённо свесил голову. — Я оставлю совет… но от Его Высочества не откажусь. Пускай он сам прогонит меня… — Собрав остатки воли, он с вызовом воззрел на Наримана. — В противном случае… вам придётся придумать весомое оправдание тому… почему фаворит Его Высочества оказался под арестом… И будьте уверены, я не стану молчать…       В сущности, Резе не о чем было рассказывать Яздану, вот только Нариман об этом знать не мог. По крайне мере, Реза полагался именно на это. В глазах министра полыхал яростный огонь. Но дальше радужки опаляющая стихия не двинулась. Нариман раздумывал. Взвешивал варианты, и видно было, какого труда ему стоило не прихлопнуть раздражающую муху на месте. Однако кое в чём Реза сходился с ним во взглядах: дворец стоял и до него — и без него не рухнет. Оставаться в царском кресле и дальше — всё равно что сидеть на муравейнике без исподнего; только больше бед секретарь навлечёт на свою покаянную голову.       Хватка разжалась, и Реза стукнулся пятками об пол. Нариман схватился за печатку из слоновой кости и одним мощным рывком сорвал её с шеи переписчика. Льняная верёвка лопнула. Реза зашипел сквозь стиснутые зубы. Министр грубо отшвырнул от себя пошатнувшегося переписчика и плюнул ему под ноги.       Всё кончилось.       Давно затихло эхо тяжёлых шагов, а Реза всё стоял, бездумно глядя перед собой. Гнёт ослаб так же резко и внезапно, как и возник. Секретарь с болью втянул воздух, словно младенец, впервые расправивший лёгкие. И едва не заплакал так же, как ребёнок. От боли и обиды. Но звон в ушах и непомерное давление в черепе отвлекали от уничижительных мыслей. Под ноги Резе упала алая капля. И ещё одна. Он заторможённо поднёс пальцы к лицу и коснулся чего-то влажного над губой. Запоздало сообразив, что это кровь, крепко зажал нос ладонью и, пошатываясь, двинулся к себе — в противоположную от Наримана сторону.       В покои отошедший от дурмана Реза влетел ураганом, опрокинув стул и повалив сундук. И этой же бурей смёл со стола все приборы и принадлежности. Полетели по углам подушки, завалился на бок пнутый столик. Жалобно звякнула посуда, раскатившись по полу. Взметнулась занавесь. Пергаменты бледно-желтыми хворыми птицами спланировали на ковёр. От подступивших слёз глаза испытали жжение, словно за веки насыпали перца.       — Господин… — послышалось слабое из-за хлопнувшей двери. — У вас что-то случилось?..       — Всё хорошо! — рявкнул Реза, вытирая манжетой губы от остатков крови. За полотном послышалась возня, и вскоре всё затихло.       Секретарь дышал тяжело и часто. Ныла ушибленная обо что-то кисть, кровь на пальцах засохла и пошла чешуйками. Он прикрыл глаза, усмиряя скачку сердца. Какое импульсивное и недостойное поведение... Реза с силой сжал челюсти и на ослабших ногах добрёл до оконного проёма, тяжело к нему привалившись. Какой во всём этом был смысл? Вошёл в совет, выставил себя посмешищем. Удивительно ещё, что министры терпели его почти две полные луны, а не отравили сразу же, как только принц шагнул за порог. Должно быть, пожалели на такое ничтожество яда. Цены на него сейчас не сложишь… А Яздан воротится, увидит, что Реза опять не справился, подвёл его в четвёртый раз, и больше не станет давать шансов. Слишком много попыток, слишком высока цена…       Реза сидел на краю подоконника, покачиваясь, смуро глядя на плачущее небо. За спиной остался устроенный им кавардак, а перед глазами стояла туманная пелена внутреннего дворика. Не пели птицы, спрятавшиеся в гнёздах, сквозь шум дождя не пробивалось журчание фонтана. Капли монотонно стучали по листьям пальм. Скатывались с них, собирались в рябые лужицы. Если бы Реза перегнулся через подоконник, то мог бы разглядеть в них своё осунувшееся блеклое лицо. Всё же Яздан оказался прав: такая погода в самом деле успокаивает. Может, стоит внять его совету и лечь спать под звуки дождя и далёкие удары грома? Реза невесело усмехнулся. Будто он в самом деле способен нарушить привычный распорядок и отлёживать бока средь бела дня, даже будучи полностью освобождённым от дел. Ведь если подумать, он давненько не притрагивался к папирусам, взятым из некогда сгоревшей библиотеки. Время утекало песком сквозь пальцы, пока он был занят государственными поручениями. Появилась прекрасная возможность занять мысли и руки простым и понятным делом.       Реза повернулся к устроенному им беспорядку, но не сделал и пары шагов, как едва не запнулся о брошенную им же подушку, которую хотел было ударить, но вовремя остановился. Бережно поднял, стряхивая невидимую пыль. Она принадлежала не ему. Яздану. Взглянул на опрокинутый столик: тот был окружён раскатившимися по полу склянками с маслами и благовониями, которых отродясь не имелось у Резы. И чем тщательнее он осматривал кавардак из разбросанных предметов, тем больше подмечал странностей: небольшое обсидиановое зеркальце, черепаховый гребень, подушки различных форм и размеров, курильницы, благовония, флаконы с душистыми маслами из египетского алебастра, покрывала из китайского шёлка… И ничего из этого не принадлежало Резе. По мере избавления от беспорядка, комната всё больше напоминала царскую резиденцию, словно принцу не хватало собственного дворца. Застилая тахту, Реза невольно подумал о том, что и она в большей степени принадлежит Яздану, чем ему, потому как в постели переписчика принц проводил едва ли не больше времени, чем сам владелец.       Когда на недавнюю бурю перестало намекать что-либо, Реза достал из-за пазухи письмо. С сожалением взглянул на него ещё раз — и не нашёл в себе сил перечитать его и дать ответ, о чём грезил с самого утра. Просто не считал себя в праве. Но и избавиться от него не мог. Потому положил его в шкатулку для бумаг да на самое дно, придавив мраморной гирькой.       

• ══─━━── ⫷⫸ ──━━─══ •

      Миновала почти целая луна.       Реза бесцельно возлегал на тахте, прожигая взглядом балдахин. Он, как застывшая во времени скульптура, забытая управителем посреди парадиза, обрастал мхом уныния и безделья, а вокруг — тухлое болото из зацветшей воды и подгнивших листьев, скользивших по мутной глади. Не осталось ничего, чего бы он ещё не прочёл, не было текстов и для восстановления — последний пергамент переписчик отнёс библиотекарю ещё четыре дня назад. Закончились благовония, оставленные Язданом в его покоях. Даже Аша более не нуждалась в его наставлениях — обучение её неслось заячьими прыжками, и ныне простая деревенская девушка успешно руководила женским домом, взвалив на свои хрупкие плечи едва ли не треть дворца.       Маясь от скуки уже который день, Реза не знал, куда себя деть; который раз по кругу он перебирал всевозможные занятия, как вдруг молчаливая вспышка молнии озарила потухший ум: ведь есть ещё и сгоревшая при пожаре карта, что некогда покрывала стену библиотеки. Реза не был из картографов, — которым, к слову, Яздан и поручил восстановление огромного пергамента, — но прекрасно помнил все прежние границы империи. Возможно, ему даже могли бы позволить заглянуть и на более новые карты, а если и нет, то пусть лучше его бранят за сование носа не в своё дело, чем за него возьмётся, снедая, ненасытное уныние.       Реза поднялся с тахты, с хрустом прогибаясь в позвоночнике. Самым сложным оказалось добыть выделанную коровью шкуру, но когда пергамент был принесён в покои и расстелен на полу, Реза сумел забыться ещё на несколько дней. С какой твёрдостью воины держат в руке ятаганы, с такой же уверенностью Реза направлял перо. Выводил линии медленно и верно, не допуская ни малейшей погрешности. Коготок пера царапал выделанную коровью шкуру по намеченному угольному пути Царской дороги. Растекались голубые реки, вырастали заснеженные вершины гор. Реза старался делать всё как можно медленнее и скрупулёзнее, но всё же работа шла куда более споро, чем он рассчитывал.       Отставив в сторону опустевшие флаконы с краской и истрепавшиеся кисти, Реза отправился в библиотеку за новыми принадлежностями.       — Ба! Господин главный советник! — всплеснул руками смотритель библиотеки. — Чем обязан вашему присутствию?       — Прошу, не нужно, господин. Вы же знаете — я больше не вхож в совет, — смутился Реза. — Я пришёл лишь за тем, чтобы обновить краску и кисти…       — Неужто сам принц приказал тебя отстранить? — посмеялся старик.       Реза понимал, к чему клонит библиотекарь; его весёлый тон только сыпал соль на рану:       — У нас с Его Высочеством был уговор, что это временное назначение… Моё отстранение должно было произойти рано или поздно.       — То принцу решать, пришло твоё время иль нет. Но не нужно быть провидцем, чтобы знать, что твоё отстранение ему придётся не по нраву. Ты должен первым попытаться всё с ним обговорить, — наставлял смотритель.       Реза тяжело вздохнул. Он давно уже раздумывал о том, какой разговор с Язданом его ждёт, но так и не решил, с чего мог бы начать.       — Вы правы… Я поговорю с Его Высочеством…       — Первым, — настаивал смотритель. — Не дозволяй недругам очернять тебя.       Реза ещё долго и понуро кивал, отвечал односложно, ожидая, пока словоохотливый старик выдаст ему новые краску и кисти; а когда был готов вырваться из библиотеки — заслышал далёкий гул военных рожков и слабый стук колёс царской квадриги.