И самум однажды ослабеет

      Реза не воспользовался предложением Яздана поспать подольше, и на следующий день, чуть только забрезжил рассвет, топтался перед дверьми в кабинет царя. Уставшие мелофоры, ещё не сдавшие пост дневным стражам, одарили секретаря лишь беглым незаинтересованным взглядом. Переписчик полагал, что в столь раннее время не удастся застать принца на месте — слуги́, приводящего посетителей к царю, ещё не было, — а потому рассчитывал перехватить на подходе, но, к его искреннему изумлению, массивные резные двери приоткрылись, и в коридор выглянул сонно моргающий Яздан.       — Реза? — поприветствовал принц. — Входи. — И скрылся в глубине помещения.       Переписчик вошёл следом, позволяя стражам затворить за ним дверь. Яздан вымученной походкой дошёл до стола и, зевнув, свалился в кресло, скрестив руки на груди.       — Что привело тебя ко мне в столь ранний час? — с вялой улыбочкой поинтересовался наследник трона, явно догадываясь, что именно понадобилось от него секретарю.       Через окно, находившееся за спиной Яздана, заливался ещё не яркий персиковый рассвет, очерчивающий усталую фигуру тонким огненным ореолом и просвечивающий сквозь слегка измятую вуаль с перламутровыми подвесками… Реза только сейчас отметил: принц не сменил вчерашней одежды, что было непозволительно для человека его статуса, а значит, в своей комнате он не ночевал, и личная прислуга с косметами не имели возможности позаботиться о внешнем виде своего господина. Сам переписчик успел отоспаться так, чтобы не клевать носом, и привести себя в порядок. Возмущение не столь давним расставанием, подстёгивавшее Резу точно кнутом, теперь оставило лишь жжение некоторого сочувствия. Он разом растерял всю храбрость и виновато обратился с просьбой:       — Мы можем обсудить вчерашний документ? — Реза стоял перед Язданом, угрюмо прожигая взглядом стол, за которым развалился принц.       — К счастью, нет, — с трудом подавляя зевок, отозвался Яздан. — Я просмотрел свиток и оказался полностью согласен с его содержимым. Он уже у казначея, и вскоре указания вступят в силу.       — Ох… — растерялся Реза, не ожидавший подобной расторопности. — Ну, тогда… может, я могу что-нибудь ещё для вас сделать?       — Иногда я задаюсь вопросом: можешь ли ты что-нибудь для меня не сделать… — измождённо хмыкнул принц. — Но да, помощь мне требуется. Я разбирал имеющиеся здесь книги и обнаружил медицинские тексты на греческом языке. Неплохо было бы перевести их на арамейский и отнести в царскую библиотеку для пущей сохранности. Это всё, что мне от тебя потребуется сегодня.       — Буду счастлив помочь! — воодушевился Реза, предвкушая изучение ещё неизвестного ему чтива.       Всё с той же степенностью и тяжестью в движениях, словно все его золотые кольца и браслеты стали неподъёмной ношей, прибивающей к земле, Яздан прошёл к одному из шкафов. А Реза меж тем невзначай окинул взглядом кабинет и замер в изумлении. От вчерашней суеты не осталось и следа; кроме того, от прежнего убранства тоже мало что осталось. Лишь вычищенные ковры да отполированная до блеска мебель. Вазы, статуэтки, растения в горшках и драпировки сменились на абсолютно чуждые взору. Поодаль появилась слюдяная ширма, инкрустированная камнями, отделяющая увешанный тканями угол, выделенный под место отдыха — со стороны входа его нельзя было разглядеть, но у стола царя царей оно проглядывалось полностью. Сквозь изящную резьбу виднелись пёстрые подушки с кисточками и низкая тахта с приставленным к ней столиком, заставленным яствами и благовониями. Изменения эти стали такими разительными и непривычными для Резы, что он не заметил, как Яздан, что-то вещая, успел к нему подойти и протянуть несколько свитков.       — …не будет. Поэтому я рассчитываю на тебя, — только и услышал переписчик обрывок предложения.       — А?.. конечно… Я всё сделаю… — ответил он рассеяно и больше по привычке, нежели из осознания сказанного.       Губы Яздана приоткрылись, словно он желал сказать что-то ещё, но тут же изогнулись в лукавой полуулыбке, когда Реза, больше ни на что не обращая внимания, жадно вцепился в груз знаний и, откланявшись, поспешил покинуть кабинет. Переписать и отнести. Ничего сложно в этом быть не должно.

• ══─━━── ⫷⫸ ──━━─══ •

      Работа не заняла у Резы слишком много времени, однако он потратил некоторую его часть, дабы сделать копии и для себя лично. Ничего тайного переписчик не обнаружил в этих свитках: в них хранились лишь свойства некоторых растений и масел да способы их применения к людям и животным. Но назрел один очень серьёзный вопрос: кто пустит его в царскую библиотеку? Тревожить и без того уставшего принца Реза не хотел, но не обращаться же к самому царю Дариусу? Посему он скрепя сердце подвязал свитки и направился к кабинету Яздана… где не обнаружил приводящего посетителей слугу. Сменившиеся стражи только подтвердили отсутствие принца на месте, но куда именно запропастился будущий царь, мелофоры говорить отказались. Реза усмотрел в этом влияние капитана стражи и их нежелание лишний раз раскрывать рта, но настаивать не стал. Ему не оставалось ничего иного, кроме как прогуляться по дворцу в надежде наткнуться на кого-нибудь, кто мог бы подсказать местонахождение принца. Или на него самого где-то меж кустов.       Бесконечные блуждания по дворцу, кишащему царедворцами, не принесли плодов: нигде среди множества мелькающих перед взором лиц слуг, стражей, служащих, управителей, кухонных работников, садоводов или конюхов Реза не мог обнаружить затерявшегося принца. Тени от пальм в парадизах укорачивались, всё ярче и горячее искрились кристаллы брызг фонтанов, заливистей звучали трели пёстрых птиц; трепыхались на ветру выцветающие под палящим солнцем, вышедшим в зенит, знамёна, — а Реза мрачнел всё больше и больше. В нём зрело глубинное раздражение из-за бессмысленного блуждания, время на которое можно было бы потратить на что-то полезное. Неужели Яздан не мог заранее сообщить, как попасть на запретную территорию?! С резким хрустом гальки под мягкой подошвой Реза нёсся по отдалённой тропке, со всех сторон заросшей буйной растительностью, в отчаянной попытке хоть здесь найти ленивую царственную тушку. Пока не замер, как поражённый молнией, заслышав знакомые голоса, приглушённые бисерной кроной тамарикса.       — О чем во-вообще думает этот ма-мальчишка?! — раздалась тихая, но горячая жалоба Исфандияра. — Де-держать во дворце столь опасного мо-монстра! А бывший ка-канцлер?! Ужасная смерть, уж-ужасная!       — Решения Его Высочества абсолютны, и мы не в праве осуждать их. К тому же… Других прецедентов пока не было, — отозвался голос, совершенно точно принадлежавший Фанзилю. — Или вам есть о чём тревожиться?..       Любопытство пересилило, и Реза осторожно отвёл в сторону одну из веток, давая себе небольшой обзор на скрытую в тени площадку.       — Нет-нет! — затряс массивными щеками казначей. — За мной пре-прегрешений нет. Но си-ситуация-то… Си-ситуация! — глухо топнул он ногой по щербатой плитке. — За этим точно что-то есть! Я это знаю!       — И что же натолкнуло вас на такие мысли, позвольте полюбопытствовать?       — Сегодня ут-утром, не успел я по-подняться с постели, как Его Вы-высочество послал слугу с при-приказом. Да ещё с ка-каким! Выделить де-деньги из казны кре-крестьянам за работу в ша-шахте!       — И что же в этом странного, друг мой? — улыбнулся Фанзиль. — Любая работа должна быть оплачена сполна.       — Но ве-ведь ситуация! — снова воскликнул казначей, начиная злиться на непонятливость собеседника. — Ра-работы-то в шахтах не ве-велись!       — О чем вы толкуете? — переменился тон советника с покровительственного на заинтересованный.       — Я ве-ведаю всеми ра-расходами… Если бы где-то ко-копали шахту, мне это бы-было бы известно са-самому первому! Но нет! — вновь топнул ногой казначей. — За по-последние два го-года новых штолен не-не было вырыто! Откуда и ку-куда идут ра-расходы?!       — Да, это… Действительно любопытно… — протянул Фанзиль. — Не может ли…       Что случилось дальше, Реза понял не сразу. Краем глаза он приметил юркое движение теней в ветвях, заслышал сиплые трещётки змеиного языка и от неожиданности отпустил ветку, которая, вернувшись в прежнее положение, качнула и соседние. Розовая крона зашелестела, выдавая присутствие постороннего. Сердце заполошно забилось от страха быть уличённым в подслушивании, но Реза мгновенно взял себя в руки, напустив вид полной непричастности к происходящему, — что давалось ему с достаточной лёгкостью, — и вышел, припрятав за приветственным поклоном дрожь в голосе:       — Прошу прощения за беспокойство, я…       — Господин секретарь? — напористо перебил его Фанзиль. — Чем обязаны в столь… неочевидном месте вашему присутствию? — вкрадчиво проговорил он.       — Я забрёл сюда в поисках Его Высочества принца Яздана, — не дрогнул Реза, несмотря на бесспорную унизительность положения и клокочущее в груди сердце. — Но вижу, что его здесь нет. Не смею более вас тревожить. — Он выдавил вежливую улыбку и уже собрался уйти восвояси, как вновь заговорил Фанзиль:       — Неужто Его Высочество вас не предупредил? — снисходительно улыбнулся он, проведя тонким пальцем по бусинам в бородке. — Принц Яздан уехал на охоту в сопровождении послов из Индии и не вернётся до самого вечера.       Реза стоял там и сгорал от стыда, почти чувствуя, как прожигают землю стопы. Должно быть, это было именно то, о чем говорил ему Яздан и что он благополучно прослушал. Нервно дёрнув щекой, Реза выдавил подобие благодарной улыбки:       — Должно быть, я запамятовал. — Переписчик понадеялся, что ложь его вышла не слишком явной, потому как колючки во взгляде Фанзиля только сильнее пристали к напряжённому лицу, но внезапно на выручку пришёл Исфандияр:       — Не му-мудрено, — всплеснул он руками. — Столько, сколько де-делаете вы, господин Реза, не-не делает бо-больше никто. У кого угодно го-голова кругом по-пойдёт! — Масла в голосе казначея хватило бы на изготовление целой корзины наана, но Реза был благодарен и этому:       — Вы слишком добры, господин. И мне уже пора возвращаться к своим прямым обязанностям… Ещё раз прошу прощения за беспокойство, — поклонился переписчик и поспешил уйти.       По крайней мере, ситуация несколько прояснилась.

• ══─━━── ⫷⫸ ──━━─══ •

      Обойдя окольными путями старый дворец, Реза оказался под балконом царской библиотеки незамеченным. Он нервно поправил на плече холщовую сумку, в которую сгрудил свитки, и воровато оглянулся: ни души. Раз законным способом не получилось попасть на запретную территорию, оставалось только проникнуть туда единственно оставшимся. Однажды они с Ашей уже провернули это дело. Реза тогда едва не выдал свои намерения; благо, его нечаянная подруга была скора на догадки и сама предоставила ему удобное оправдание.       По отвесной стене ползли толстые стебли винограда, крепко приставая лозами к сырцовой кладке. Тоненькие и хрупкие, но в непомерном количестве, они представляли собой прочную сеть, способную выдержать вес человека. Очень большое упущение со стороны садовников и дворцовой стражи — оставлять эту часть здания без должного ухода, — но оно было как нельзя кстати. Реза уже уцепился пальцами за шершавые, чуть колючие листья, как услышал шорох в кустах, огибающих стену полукругом. Он резко пригнулся, едва не свалившись ничком на липкую из-за опавших виноградин траву, и пристально вслушался в окружение: лишь игра ветерка в кронах да журчание воды в подземных каналах… Снова закачались кусты, заставив секретаря напрячься и внимательно вглядеться в мрачное переплетение ветвей, но едва ли в них шуршал кто-то крупнее песчанки. Всё затихло. Мысленно обругав себя за излишнюю мнительность, Реза вновь вцепился в грубые стебли, начиная восхождение. Он был хорошо натренирован царём Хасаном и умело пользовался врождёнными гибкостью и силой рук. Постепенно, ствол за стволом, хруст за хрустом, не выдержавших напора иссушенных веток, он залез на высоту второго этажа, перемахнул через ограждение сначала одной ногой, затем — второй и твёрдо спрыгнул на цветастую плитку балкона.       Как и в прошлый раз, дверь оказалась не заперта. И, как и в прошлый раз, глаза загорелись возбуждением при виде всего великолепия и обилия книг и свитков. Толстые колонны из чёрного с золотыми прожилками мрамора, каждую из которых не смогли бы обхватить и трое взрослых мужчин, лучами расходились из центра залы, где под стеклянным куполом крыши располагался большой круглый стол, обставленный мягкими табуретами для удобного чтения. В нишах, выдолбленных в мраморе колонн и в настенных плитах, хранились свитки и таблички с текстами, разбитые по отдельным темам. Реза пересёк залу и пришёл в противоположный конец — туда, где располагалась секция медицинских текстов. Абсолютную тишину нарушало только гулкое эхо его шагов, что вселяло спокойствие и умиротворение. Словно рыба, вернувшаяся в родной водоём из чуждой бурной реки, переписчик окунулся в настолько близкий сердцу, любимый им мир: он пропускал через трепещущие ноздри тяжеловатый запах папируса, щурился, когда блестящие элементы отделки убранства бликовали под косыми лучами золотой колесницы, любовно оглаживал шершавые глиняные таблички с нацарапанными на них словами. С налётом лёгкой грусти вспоминал, как они с Ашей тщательно изучали этот отдел. А потом как он безуспешно попытался её обмануть… Взгляд невольно зацепился за небольшой свиток, который Реза не видел прежде, затем перебросился на суму, отягчающую плечо, на солнце, едва сдвинувшееся с зенита, и снова на незнакомый свиток. Любопытство пересилило. Всего один папирус… Он аккуратно вынул скатку и развернул, жадно вчитываясь в написанное:

«Египтяне для лечения боли используют примазки и жиры [сало с листьями акации]. Чтобы остановить кровотечение, египетские врачи рекомендуют делать перевязки и прижигать узлы…»

«В Индии геморрой считается следствием дисбаланса жизненных сил и часто лечится аюрведическими практиками и успокаивающими процедурами 一 ваннами, окуриваниями, опрыскиваниями травами. Геморрой также лечат затягиванием сетона. Процедура носит название «Кшарасутра»…»

      Реза саркастично ухмыльнулся: подобных сведений при его наставнике здесь не было. Видимо, у царя Дариуса в них возникла необходимость… Злорадству не было суждено долго раздувать капюшон — изголодавшийся по знаниям взор обратился к следующей полке с алхимическими текстами:

«Это верно, без обмана, истинно и справедливо!

То, что внизу, как-то, что вверху, и то, что вверху, как-то, что внизу, для того, чтобы совершить чудеса одного и того же.

И подобно тому как все предметы произошли из Одного,

по мысли Одного, так все они произошли из этого вещества, путём его применения.

Его отец — Солнце, его мать — Луна; Ветер носил его в своём чреве, Земля — его кормилица. Оно — отец всякого совершенства во Вселенной. Его могущество безгранично на земле.

Отдели землю от огня, тонкое от грубого, осторожно, с большим искусством. Это вещество поднимается от земли к небу и тотчас снова нисходит на землю. Оно собирает силу и верхних и нижних вещей.

И ты получишь славу мира, и всякий мрак удалится от тебя.

Это могущественная сила всякой силы, она уловит все неуловимое и проникнет во все непроницаемое, потому что так сотворён мир.

Вот источник удивительных применений…»

      И к содержимому соседней колонны:

      «…Вместе с пятьюдесятью пятью видами зерна и двенадцатью видами целебных растений от единосотворённого быка была создана тысяча видов из многих видов основных растений. Сто тысяч видов растений произросло из дерева всех семян, всеисцеляющего дерева со многими семенами, что выросло в море Фрахвкард. Каждый год, когда семена всех этих растений вместе с теми, что были от единосотворённого быка, вырастают на нем, птица раскидываемые их с этого дерева жизни и все семена смешивает с водой…»

      Забывшись, где и зачем находится, Реза принялся поглощать знания одно за одним, и не было в этом голоде последовательности: медицину сменила проза, прозу — алхимия, за алхимией шли религиозные тексты, которые вытеснили записи о реформах Куруша:

«Я — Кир, царь множеств, царь великий, царь могучий, царь Вавилона, царь Шумера и Аккада, царь четырёх стран света, сын Камбиса, царя великого, царя Аншана, потомок Теиспа, царя великого, царя Аншана, вечное царственное семя, правление которого любят боги Бэл и Набу, владычество которого приятно для их сердечной радости…»

«Когда я вступил в Вавилон дружелюбно и установил место правления во дворце… Мардук, великий владыка, побудил прекраснодушных жителей Вавилона любить меня,

И я ежедневно старательно почитал его.

Мои многочисленные войска вступили в Вавилон мирно, Я не позволил никому пугать жителей Шумера и Аккада.

Я установил мир в Вавилоне и во всех его священных городах…

Я отменил иго, которое было наложено на них.

Я принёс покой в их разрушенные дома и положил конец их жалобам.

Мардук, великий владыка, доволен моими делами и послал благословение

На меня, Куруша, царя, который почитает его, Камбиза, моего сына, и все моё войско…»

      Единственным, что не тронул Реза, были частные переписки правящих особ и некоторые другие тайные документы. Секретарь напрочь забыл о возложенной на него задаче и обложился чертежами военных выступлений на Лидийское царство и рисунками мифических существ, попеременно вертя в руках то секреты гончарного ремесла, то перечень магических свойств камней и минералов.       Меж тем день канул к вечеру. Реза осознал себя только после того, как естественного света перестало хватать, а ладонь не смогла нащупать масляную лампу на привычном месте. И вдруг за спиной раздался звук, окативший ледяной волной испуга: провернулся ключ в замке один раз, затем второй. И щелчки эти были сродни клацанью челюсти волка, обнаружившего заблудшую овцу. На стол, за которым сидел секретарь, упала тонкая — не толще стрелы — полоса тёплого света. Протяжный скрип петель — и она увеличилась до толщины копья, пока полностью не осветила сгорбленную фигуру, такую же мертвенно бледную, как и пергамент, покоившийся вокруг. В дверях возник человек, чьего лица Реза, даже болезненно щурясь, разглядеть был не в состоянии из-за чересчур яркого для привыкших к полумраку глаз света, но узнать которого труда не представлялось.       — Теперь я знаю, что твоя одержимость знаниями сильнее одержимости работой, — растолковал по-своему увиденное Яздан. — Ступай в мой кабинет, как приберёшься здесь, — выдал он указания тоном, по которому вообще ничего нельзя было понять.       Трясущимися и влажными ладонями Реза принялся сгребать в охапку все папирусы и книги, которые только стянул с полок, то и дело роняя их к одеревеневшим ступням. Он бегал через всю залу от колонны к колонне, быстро и неровно распихивая трактаты по отведённым им местам, — и вновь прибывшие тоже, — а когда закончил, то выходить из библиотеки не поторопился. Помимо рук, затряслись ещё и ноги. И сердце как-то невнятно колотилось в груди… Подумать страшно, какое наказание его ждёт за проникновение в частную библиотеку царя! В прошлый раз Яздан признал, что это его не касается, но сейчас всё совсем иначе… Реза нервно пригладил прядь волос, прилипшую к взмокшему лбу, и оправил сбившуюся форму. Желудок болезненно скрутило, и дело было вовсе не в том, что секретарь пропустил всевозможные приёмы пищи. Он потоптался на месте ещё немного, не решаясь сделать шаг к выходу. Однако дольше оставаться здесь было невозможно. Мелькнула шалая мысль и вовсе никуда не ходить, но ноги, набитые корпией, пусть и несмело, сами понесли в нужном направлении.       В любом случае наказания не избежать.       Когда Реза осторожно вошёл в кабинет, Яздан не обратил на него никакого внимания. Опасливым шагом переписчик приблизился к сидящему за столом принцу, который лениво перекладывал свитки, почти не задерживая на них взгляд. Кожаная шапка его с орлиным пером съехала на бок, а лицо, всё в разводах пыли, смешавшейся с потом, выражало бесконечную усталость и утомлённость долгим днём. Под аккуратно обрезанными ногтями собрался пух серозёма с вкраплением чего-то бурого… На одежде ещё виднелись присохшие мелкие красные капли. Реза мог живо себе представить, как Яздан одним точным и сильным движением вспарывает брюхо кабану или оленю, вываливая на мокрую от крови траву кишки. Как этим же клинком он может вспороть и его живот в соответствии с тяжестью преступления… Стоит ли говорить, что весь вид принца внушал секретарю трепетное волнение? Правила вежливого тона не позволяли Резе подать голос прежде, чем к нему обратятся и дадут право слова, поэтому он топтался на месте в томительном ожидании.       — Как ты считаешь, — вдруг нарушил молчание принц, — Аша справится с управлением женской частью дворца?       — Прошу прощения?.. — растерялся Реза.       И Яздан пояснил:       — Вести дела женского дома полагается матери или жене царя, однако… — На мгновение он запнулся. — Заниматься сейчас этим некому, как несложно заметить. Так как ты считаешь, справится ли Аша, если предоставить ей полномочия?       — Вы хотите взять её в жёны?.. — глупо уставился на принца переписчик, разом откинув все прежние терзающие его волнения.       — У меня смутное чувство, что подобный разговор между нами уже был, — сказал Яздан, устало проведя по лицу рукой. — Я не могу в одиночку вести дела всего дворца. Мне нужна помощь. И Аша видится мне самой подходящей на эту должность. Назначь я кого-нибудь из правящей династии, и от меня начнут ждать определённых действий… Разумеется, потом моя жена займётся женским домом, но на данный момент только Аша способна управиться с делами, не связывая меня обязательствами.       — Я уверен, Аше это будет по силам, — отмер от услышанного Реза. — К тому же она в последнее время часто впадает в уныние: считает, что ей нет места во дворце, раз помощь посланницы Священного зверя более не требуется. — Немного погодя добавил — больше для своего спокойствия, нежели для Яздана: — В сущности, управление женской частью дворца не сильно отличается от управления мужской. По меньшей мере, на охоту сами женщины не выезжают, так что ловчими, сокольничими и конюшенными не управляют, а их собственные пиры не столь величественны, как всеобщие…       — Ты и об этом осведомлён? — удивился принц; а когда получил утвердительный ответ, то не упустил возможности попросить: — Подскажешь ей, что делать? Только по первости.       — Разумеется.       Реза уже был готов с содроганием услышать вердикт в отношении его проступка, как вдруг Яздан завёл разговор ещё глубже и дальше от волнующей переписчика темы:       — И, раз уж ты подкован в этой стези, что предложишь сделать с наложницами моего отца? Он учредил систему гаремов, но не урегулировал его роспуск при смене правителя… Я не знаю, что с ними до́лжно делать в этом случае. У тебя есть предложения?       — Вы не спрашивали у него лично?       Яздан не ответил, лишь неопределённо дёрнул плечом, но жест вышел достаточно красноречивым.       — В таком случае… — Реза ненадолго задумался. — Я полагаю, вы могли бы отослать их в царскую резиденцию…       «Вместе с царём Дариусом», — вертелась червём колкость на языке, но переписчик сдержал раздражение, которое притупил их спокойный разговор. Яздан откинулся на массивную спинку стула и заложил руки за голову:       — И тогда расходы на содержание наложниц только увеличатся, поскольку я тоже буду обязан обзавестись гаремом. Не лучше ли выдать этих девушек за достойных мужей?       — Они царские наложницы, — напомнил Реза.       — Только тех, что не были с царём, — дополнил принц.       — И как мы это поймём? Под юбки будем заглядывать? — съязвил секретарь.       — Евнухи и служанки должны помнить, кого они готовили в покои царя, а кто их ни разу не посетил, — оставил Яздан колкую реплику без замечания.       — Я не уверен, что знать воспримет это решение снисходительно...       — Зато я уверен. — В расширившемся зрачке сверкнуло пламя свечи и тут же пропало. — Девушки эти великолепно воспитаны, образованы и красивы. Да ещё и с богатым приданным. Для служащих браки с ними станут возможностью сблизиться со мной. Не ты ли говорил о благосклонности к подданным?       — Их семьи, — разразился тирадой Реза, — отдавали дочерей и сестёр под покровительство царя, а не рядовых воинов или канцелярских работников. Да и содержание бывших невольниц обойдётся не столь дорого. Мы ведь не отпускаем их с рабами, наделами и жалованием…       — Я смотрю, ты строго против решения проблемы женитьбой… — Яздан с подозрением сузил глаза.       — Эти девушки не товар и не скот, чтобы передавать их из рук в руки, когда пропадёт в них надобность. Лучшее, что можно для них сделать, — это сохранить за ними статус и тот комфорт, к которому они привыкли.       — Хорошо, — сдался Яздан, поднимая ладони. — Будь по-твоему. Тогда на тебе и составление документов, — расплылся он в ехидной улыбке, которую исказил усталый зевок.       Разговор складывался так, словно Резу не ожидало никакое наказание — только привычные указания, — но тревога в нём ещё тлела и жгла грудь невысказанными вопросами. И он не удержался от дерзкого вопрошания, укутанного в шаль сочувствия:       — Охота была утомительной?       — Можно сказать и так, — отозвался Яздан. Перо на стянутой с головы шапке монотонно закивало, словно в подтверждение. — Ловчие хорошо организовали развлечение, зверь попался в силки достаточно быстро, и нам не пришлось оставаться на второй день, довольствуясь только хлебом да кардамоном.       — Рад слышать. Я был бы очень раздосадован, если бы мне пришлось провести всю ночь и часть дня в темнице за незаконное проникновение, останься вы в охотничьем саду, — потемнели тихие воды души Резы, за явление которых взору принца он даже не стал себя корить.       — Незаконное? — изогнул бровь Яздан. — Ты исполнял мою волю.       — Сомневаюсь, что мои слова приняли бы на веру стражи. Последнему человеку, пробравшемуся в царское хранилище, отрубили руки… — бесцветно ответил переписчик.       — Об этом можешь не волноваться. В твоих руках я ещё нуждаюсь, как видишь.       — Я был бы признателен, если бы приказы содержали в себе больше тонкостей, — процедил сквозь зубы Реза, не переходя, однако, на слишком явное недовольство.       — Что же это? Действительно ли я слышу роптание в твоём голосе? — оживился сонный принц. — И в чём моя вина, позволь узнать? — Он устроился удобнее в кресле, словно подготовившись к увлекательному рассказу.       — Вы отправили меня с поручением, не сообщив ни как попасть в библиотеку, ни даже то, что вы уезжаете на охоту, — ответил Реза, старательно припрятав обиду за безразличным тоном, но тонкие струйки негодования нашли брешь в этой плотине.       — Неужели? — улыбнулся Яздан той самой улыбкой, которой одаривают наставники невнимательных учеников. — Я сказал, что одолжу тебе свой ключ…       — Что?..       — …но ты с такой клятвенной уверенностью заявил, что всё исполнишь и так быстро убежал вприпрыжку, недослушав, что мне стало безумно любопытно посмотреть, что из этого получится, — договорил принц, не обращая внимания на полную растерянность своего секретаря.       — Так вы знали, что я не услышал вас и решили посмеяться надо мной?! — выпалил Реза, когда в полной мере осознал проговоренное.       — И почти не жалею об этом. — С блаженной улыбкой Яздан подпёр ладонью щёку. — Всё предвкушал, какая реакция последует, и остался удовлетворён. Пожалуй, я даже не желаю знать заранее твоих реакций. Наблюдать их вживую намного занимательней.       И Реза задохнулся собственным возмущением. Пары кипящего гнева обожгли глотку, и он мог только глотать воздух, не в силах вымолвить и слова. Что же это такое? Яздан больше не станет приглядывать за ним? Или это лишь словесная уловка, дабы поглумиться над его чувствительностью ещё сильнее? Реза поджал губы. Злости в нём не было, осталась лишь сочащаяся из раны обида. Но почему тогда так сильно бьётся сердце? От гнева ли? Или же удовольствия? Взор Яздана обращён к нему; его слова и эта хитренькая улыбочка… Вне сомнений, принц наслаждается своей игрой, и Реза сердится. Но не на Яздана, а на себя — за то, что из раза в раз дает повод для насмешек. Что вспыхивает быстрее копны сена, а потом затухает так же быстро, как залитый водой костерок. Заметив, видимо, сложность чувств своего советника, Яздан поспешил оправдаться в его глазах:       — У меня сложилось впечатление, что тебе нет особого дела до наказаний, — пожал плечами он.       — Теперь это в прошлом, — дёрнув губой, ответил Реза.       — В таком случае я даю тебе ещё одно заверение, что зла не держу и ничего тебе не сделаю. Не пока мне требуется твоя помощь, — не удержался от новой ухмылки принц. — И требуется она мне прямо сейчас…       Между бровей Резы залегла вертикальная складка, а рот скривился, словно при зубной боли. Но он тут же взял себя в руки и вновь принял самый покорный вид, на который только были способны его хмурое лицо и сжатые кулаки.       — Что такое? Неужели я услышу от тебя отказ? — не скрылась эта перемена от взора Яздана.       — Не услышите, — проскрипел песок раздражения на зубах Резы.       — Вот и славно. Садись, — распорядился принц, освобождая место. Довольно бодро для того, кто только недавно жалился на усталость.       — Я заберу свитки с собой. Позже занесу их вам, — бесстрастно отозвался переписчик.       — Нет, останься. Разбудишь меня, когда соберёшься уходить.       Резу несколько удивила эта просьба, но выпытывать он не стал. С недавних пор ему открылось, где ночами пропадает юный наследник. Да и к звукам сопения секретарь привык.       — Тогда могу я попросить стул или табурет?.. — задал он вопрос и заозирался по комнате.       — Тебе одного не хватит? — ответили ему удивлением, скептически оглядывая с головы до пят. — Моё кресло достаточно широкое, чтобы я мог спать в нём, а ты и подавно поместишься.       — Но ведь… это кресло царя. Мне не дозволено даже касаться его, не говоря уже о том чтобы… — возразил было Реза, но Яздан его оборвал:       — Это просто кресло, Реза.       — Это царское кресло. Ваше кресло, — с преувеличенной серьёзностью ответил переписчик.       — Как и всё здесь, — огрызнулся принц. — Но ты же попираешь ногами ковры?       Реза инстинктивно отступил на шаг, но даже умей он плыть по воздуху, всё равно бы осквернил его своим дыханием. Порция извинений уже готова была слететь с подрагивающих губ, но Яздан нарушил молчание первым:       — Это приказ, Реза. Изволь исполнять, — устало проговорил он и отошёл в уголок для отдыха, грузно уронив себя на лежанку. — И не вздумай уйти, не разбудив меня, — не оставил он иного выбора.       Секретарь, незаметно для принца подкатив глаза, обогнул стол и осторожно, словно опасаясь разрушить реликвию, опустился на ещё тёплую подушку на сиденье, на котором восседали прежние правители. Это действо отозвалось благоговейным трепетом в груди и лёгким головокружением, но мир остался неподвижен. Небеса не рухнули, земля не разверзлась, не вскипели моря и океаны, духи предков не явились, чтобы проклясть Резу за осквернение святыни. И он слегка успокоился. Руки вполне приземлённо лежали на резных подлокотниках, жёсткая спинка повторяла идеальную осанку, а стопы прочно стояли на подставке для ног. Реза чуть поёрзал, устраиваясь удобнее, придвинулся ближе к столешнице и подхватил папирус, некогда мучимый Язданом. Желтоватый пергамент пестрел пыльными отпечатками пальцев. Прежде чем приступить к делу, переписчик насупленно скосился на наследника трона, развалившегося на тахте, который, однако, ещё не предался отдыху. Принц смачивал полотенце в чаше с розовой водой для рук, что стояла на низком столике. Попеременно полоща тряпицу, он с блаженным видом обмакивал утомлённую солнцем и песками кожу, проходясь по лбу, носу, щекам и векам, стирая сурьму; а затем спустился к шее, распахнув ворот… Реза заворожённо следил за его рукой и за каплями, что скатывались с ключиц к крепкой вздымающейся груди. Он забыл, как моргать. Яздан, уже отложивший полотенце, принялся старательно вычищать грязь из-под ногтей, погрузив кончики пальцев в чашу с водой, а Реза всё не мог отвести пленённого им взгляда. Внезапный вопрошающий кивок принца вернул секретарю способность мыслить и вынудил с отмашкой, что, дескать, "ничего", вернуться к работе.       Сосредоточение на деле давалось с трудом, чего прежде не происходило. Вчитываясь в имена наложниц, Реза не мог не думать о том, что вскоре после коронации, когда эти девушки уедут, их место займут другие. Подобранные специально для Яздана. Возможно, они даже будут носить те же имена, что и нынешние невольницы… Переписчик тряхнул головой. Он здесь не для того, чтобы сокрушаться о будущих усладах принца, а для дела. Для каждой из девушек следовало подготовить документ о переезде. Большинство наложниц не имели особых богатств или отличительный статус, а потому не занимали много времени секретаря. Зато его изрядно "подъели" фаворитки царя Дариуса — они были вынесены на отдельный папирус вместе со всем нажитым ими имуществом, коего было предостаточно. Впрочем, их пожитки мало интересовали Резу — больше, чем могут, эти девушки всё равно не унесут, а прислуживающие им евнухи, почти все поголовно грузные и неповоротливые, наступающие на свои длинные белые туники, не самые расторопные помощники, пусть и достаточно сильные. Пожалуй, следует оставить в гареме наиболее отличившихся старых евнухов, которые присмотрят за более молодыми, а остальных — назначить в слуги наложницам… Гарем Яздана не пополнится разом красавицами со всех сторон, и острой необходимости в лишней прислуге не было. Бывшим невольницам она нужнее…       Когда чистые пергаменты на столе Яздана закончились, Реза отложил писчие принадлежности и с хрустом расправил затёкшие плечи. Пальцы с нажатием прошлись по векам, снимая напряжение. Он потерял счёт времени, но нисколько не сомневался в том, что ему пора было идти к себе. Об обещании, вытянутом из него насильно, Реза не запамятовал, но одного только взгляда на тяжело спящего принца хватило, чтобы его уверенность пошатнулась. Яздан был слишком утомлён. Более суток на ногах и в седле, а после, почти без перерыва, торопится на изнуряющую тренировку… Даже во сне он хмурился и подёргивал конечностями. С удивлением для себя Реза заметил тень сходства Яздана с царём Хасаном. Учитель также засиживался допоздна за работой, изнурял себя упражнениями, а сам при любой возможности отправлял ученика отдыхать... В груди тоскливо защемило. Вдруг с приоткрытых губ сорвалось тихое мычание. Кинжалом по сердцу. Реза принял решение не головой, но расчувствовавшимся сердцем. Он сложил папирусы аккуратной стопкой, поправил писчие принадлежности и, крадучись, двинулся к выходу.       — Ты должен был меня разбудить, — абсолютно сонно и лениво, не поднимая век, пробурчал Яздан. Отлипнув от подушки, он потёр пальцами глаза и ломано потянулся.       — Я подумал, будет лучше, если вы отдохнёте сегодня как следует… — замер Реза, так и не дойдя до двери.       — Я польщён, — сквозь зевоту проговорил Яздан. — Мне это действительно необходимо, вот только… Пропущу одну тренировку — и не захочу идти на следующую. — Его губы дрогнули в болезненной улыбке. — Я не могу позволить себе подобной вольности.       И Реза всё осознал… Разумеется, Яздан не мог прекратить тренировки тела. За неумелым и слабым царьком не последует армия, за него не вступятся союзники. День слишком короток, чтобы успевать и государственные дела решать, и закалять тело. Точно не сейчас, когда на неподготовленные плечи свалились беды, созданные царём Дариусом. Пройдёт время, прежде чем Яздан сможет наладить свой день, а до тех пор ему необходимо чем-то жертвовать. Таким был и его учитель... Реза постыдился своего опрометчивого решения. Благим желанием и жалостью подорвать с таким трудом добытое доверие...       — Я… прошу прощения, — потупил взгляд он. — Об этом я не задумался…       — Благо, мои внутренние часы точнее водяных и огненных, — тряхнул головой принц, прогоняя остатки сна. — Забудь. Лучше составь мне компанию. — Он хлопнул по подушке рядом с собой, и Резе неохотно пришлось подчиниться. Тахта оказалась мягче, чем выглядела, и переписчик едва не потонул в обилии покрывал и подушек.       — У меня есть немного времени, и раз уж я тебя недавно огорчил, то теперь должен усладить, — потёр ладони Яздан, оценивающим взглядом пробегаясь по блюдам и вазочкам на столе. — Вот, — сказал он, выбрав гяз. — Открывай рот.       Принц поднёс к лицу переписчика кусочек сладости, но Реза смущённо уклонился от этого движения.       — Брезгуешь? — ухмыльнулся Яздан. — У меня чистые руки. Ты видел, что я их вымыл.       И правда, ногти принца снова приняли самый что ни на есть ухоженный вид, а от кожи рук слегка пахло розовой водой. Вот только дело было не в этом. Резу уже, словно шелудивого пса, прикармливали с рук. А дальше что? Додумать он не успел: Яздан снова ткнул гяз ему в губы и тут же отдёрнул руку, стоило только Резе попытаться перехватить подачку.       — Ну уж нет, — возразил принц. — Теперь это дело принципа. Открывай рот.       Яздан помахивал в воздухе сладостью, дразня своего секретаря. Тот растерялся, но после пары безуспешных попыток выхватить подачку догадался взять из вазочки такой же кусочек и с видом победителя положить в рот. Чем вызвал удовольствие в наследнике:       — Вкусно? — со смешком поинтересовался он.       Смущение мазнуло кармином кончики ушей. Поддался на детскую уловку! Надутый, как мышь на крупу, Реза кивнул, угрюмо дожёвывая вязкую сладкую массу.       — Судя по твоему лицу, я подсунул тебе не гяз, а коровью лепёшку, — хохотнул Яздан следом. — Тебе вообще что-нибудь нравится?       Секретарь мрачно двигал челюстями, перетирая в труху дроблёный орех, и возносил молитвы богам, чтобы Яздан перестал с таким самодовольством разглядывать его. Этот кусок едва не стал комом в горле.       — Я люблю груши, — неохотно признался Реза, лишь бы только его оставили в покое.       — И стоило делать из этого такую тайну... — С тихим фырканьем Яздан поднялся с подушек, опираясь на колено собеседника. — Мне пора. Поешь и отдохни как следует. — хлопнул он его по плечу и несколько угрожающе добавил: — Я ведь проверю, как вернусь…       — Зачем вам это? — остановил Реза на полпути вопросом.       — Если ты будешь плохо питаться и мало отдыхать, то захвораешь. Кто тогда будет делать за меня работу? — Сказано это было с такой выразительностью, словно за шутливым ответом притаилось что-то ещё. Что-то менее поверхностное. — Надеюсь, что в моё отсутствие тебя ничего не будет смущать, и ты сможешь, наконец, осилить этот страдальный гяз, — обронил Яздан через плечо, прежде чем покинуть кабинет.       «Кто будет заботиться о народе, если захвораете вы?» — осталось невысказанным, отрезанным хлопнувшими створками.       Реза остался один против целого стола, заваленного едой, окуренного дымкой благовоний. Он глупо смотрел перед собой, не зная, что ему делать: внять предложению и набить живот изысканной пищей или ничего не трогать и, чуть погодя, отправиться к себе? Не станет же Яздан в самом деле пересчитывать кушанья? Обессиленный очередными муками выбора, Реза завалился набок, утопая в ворохе покрывал. Так же, как до него лежал здесь Яздан. Ему даже не нужно было зарываться в ткани лицом, чтобы ощутить цветочный аромат, утяжелённый запахом шерсти животных и горечью пота, но он всё же уткнулся носом в одну из подушек, выжидательно приглядывая за дверью через резную ширму — как бы принцу не взбрело в голову вернуться за чем-либо в момент маленькой слабости. Следы от прикосновения к колену и плечу всё ещё нещадно пекли кожу; казалось, убери ткань — и обнаружишь красный отпечаток узкой и длинной ладони с изящными пальцами. За мечтательными образами Реза упустил тот момент, когда веки его налились свинцовой тяжестью и шорами упали на глаза. Заботливая рука утомления отвела его в стойло крепкого сна без сновидений.

• ══─━━── ⫷⫸ ──━━─══ •

      Щёку ласкали нежные волны шёлка и тёплой шерсти. На сомкнутые веки попадал острый луч света, а слух бередили заливистые песнопения птиц, однако тело пока отказывалось пробуждаться полностью, чего с Резой прежде не случалось. Он заворочался. Лениво моргая, неуклюже заставил себя принять сидячее положение. Подушка с его лица мягко упала на ковёр. Заспанные глаза разлепились не с первого раза, но, словно через дымку миража, разглядели чуждое убранство, ни разу не напоминавшее его собственные покои. Осознав, что он уснул в кабинете царя, Реза мигом пробудился и испуганно подскочил с тахты, коленом зацепив столик. Зазвякала посуда и посыпался пепел от истлевших благовоний. Принявшись неловко возвращать всё на свои места и подчищать беспорядок, Реза бегло осмотрелся: Яздана в помещении не было. Не желая с ним встречаться, дабы не пришлось объяснять причин, по которым он ещё оставался здесь, переписчик юркнул за дверь, где уставшие мелофоры, пока не сдавшие пост дневным стражам, одарили его лишь слегка заинтересованным взглядом, и поспешил в свои покои.       Возвращение в родной залив его комнаты поздним утром ощущалось чем-то неправильным и неестественным, но малозаметным. Словно утренняя тень, наклонённая на восток. Прежде Реза никогда не ночевал за пределами своих покоев, и сейчас они выглядели чуждо с развевающейся, а не задёрнутой занавесью, и с фруктами на столе без какого-либо блюда под ними. Переписчик обошёл комнату, расправил воздушные ткани у окна и медленно приблизился к столу, с трепетом в груди любуясь, как он посчитал, милостыней: аккуратная горстка спелых груш поблёскивала капельками воды; кожица на них местами лопнула, и из этих ранок стекал ароматный нектар, оставляя липкие пятна на ошкуренной столешнице. Глядя на жёлтые, почти прозрачные бока, Реза мог предположить, что эти фрукты были сорваны с самой верхушки плодового дерева. Одного взора на них хватило, чтобы рот наполнился сахарной слюной. Секретарь смущённо улыбнулся. О нём впервые заботились так: наивно и мило. Можно было обойтись и обычными грушами на латунном блюде, присланном вместе со слугой, но Яздан влез на дерево и сорвал их. Для него. Вероятно, это маленькая благодарность за помощь, но она заставила сердце сладко трепетать в предвкушении всех услуг, которые Реза ещё может оказать, не ожидая признательности, но приятно удивляясь ей.       Ни одно из самых роскошных и изысканных блюд не могло сравниться по вкусу с этими желтобрюхими грушами на столе Резы.