Мир цепей и богов

      — У меня голова кипит, — пожаловалась Пайпер, активно массировавшая виски вот уже двадцать минут.       — Тебе необязательно торчать здесь, — напомнил Николас, выскочив у неё из-за спины и меньше, чем через секунду вновь перебросившись себя обратно в другой конец огромной кузницы.       — Нико прав, — согласился Фортинбрас. — Мы уже сделали всё, что от нас требовалось.       Пайпер что-то пробурчала себе под нос, но Фортинбрас даже с совершенным слухом великана ничего не разобрал. Мешал не только шум, стоящий в фейских кузницах, но и тревожные мысли, копошащие, точно мерзкие насекомые.       Вчера хаос Эйкена утянул его сознание в Лабиринт, причём вместе с Иснаном, который после стал даже более агрессивным, чем до этого. Стефан всё допытывался до него, требуя объяснить, почему глаза Иснана из красного превратились в тёмно-серые, но Иснан огрызался и обещал перегрызть глотку любому, кто не оставит его в покое. Однако он даже не попытался, что сильно насторожило Фортинбраса.       Но не Пайпер. Она ему ничего не говорила, только жаловалась, что скорее умрёт от головной боли, чем от демонов, которые водят их за нос.       Эйкен сказал, что почувствовал Ситри, а в Лабиринте — Хайбаруса. Геирисандра же, явившаяся в особняке намного позже, сказала, что уранионы ищут, где скрывается Ситри, но без Риндскавора это крайне трудно. Тот знал все пути, даже самые незаметные, скрытные и чрезвычайно опасные, и мог выследить кого угодно. Но Риндскавор решил примкнуть к Хайбарусу, и, если верить Геирисандре, именно он помогал тварям скрываться во Втором мире и всячески мешал членам коалиции и сальваторам в том числе их обнаружить. У уранионов было немногим больше шансов, но они пытались. Сейхарион, если верить Геирисандре, отслеживала вспышки хаоса во всём мире, и пока что ничего подозрительного не наблюдалось.       Будто демоны решили, что нападения на Дикие Земли достаточно. Они затаились, даже безмозглые ноктисы притихли, спрятались в тени, оставив сигридцев с ощущением нависшей над ними угрозы и страхом, пробирающим до костей.       Ударить могли в любой момент и в любой точке мира — но этого до сих пор не произошло, и нервы начинали сдавать. Сигридцы балансировали на грани, а после недавнего нападения Катона и вовсе словно сошли с ума. Один неверный шаг мог закончится катастрофой.       Поэтому сегодня утром сальваторы навестили фейские кузницы, куда Николас сразу же после встречи с уранионами в кармане между мирами доставил флакон с золотой кровью. Феи вновь ковали оружие, но на этот раз в каждое добавляли по мельчайшей капле ихора, которая скреплялась с металлом с помощью магии сакри. Сила делала любое оружие крепче, а Движение и Время создавали сложную сеть сигилов, которая помогла бы справиться с оружием с каплей крови уранионов каждому, кто возьмёт его в руки.       Изредка в кузницы наведывался Эквейс, чем изрядно пугал фей. Даже Ариадна едва могла найти в себе силы, чтобы заговорить с ним. Обычно, когда это происходило, Николас или Фортинбрас являлись сразу же, чтобы оказать феям поддержку. Пайпер не появлялась в кузницах с того самого момента, как Фортинбрас объяснил ей, что для начертания сигилов, в которых будет заключена Сила, нужно присутствовать лично.       В первый раз Пайпер ещё проявляла какой-то интерес к тому, как ковали оружие, а сегодня была тихой и очень злой. Возможно, из-за того, что Иснан всюду следовал за ними по пятам — он заявил, что, будучи сальватором, имеет право наблюдать за тем, как создаётся оружие с кровью уранионов, и Пайпер неожиданно встала на его сторону. Но больше она не обращала на него внимания. Она и с Фортинбрасом почти не разговаривала, только хмурилась, массировала виски и изредка жаловалась на то, что «демоны совсем обнаглели». Фортинбрас хотел бы помочь, — успокоить, помочь отвлечься, подарить чувство безопасности, — но Пайпер будто отрастила иголки и злобным взглядом прожигала каждого, кто попадался ей на пути. В конце концов она, продержавшись ещё пару минут, заявила, что вернётся и поделится ещё Силой, если в этом будет необходимость, и направилась к выходу из кузниц, рвано махнув Николасу на прощание.       Иснан, наградив Фортинбраса ядовитой улыбкой, поплёлся за ней.       — Нико, — позвал Фортинбрас, зная: в какую бы часть фейского дворца того не занесло всего за пару минут, он его услышит, — мне нужно отчитаться перед Её Величеством, а потом мы вернёмся в особняк. Не задерживайся тут.       — Ладно! — послышался откуда-то звонкий голос Николаса.       Феи провожали Фортинбраса настороженными взглядами. С его обществом смирились, но только из-за того, что Иснана считали намного хуже: тот, в конце концов, был демоном и не гнушался напоминать об этом, периодически угрожая кому-нибудь. К Фортинбрасу же, как бы он ни старался, относились настороженно, что нервировало его и заставляло чувствовать себя настоящим Предателем.       Разве он не сделал всё, что мог, чтобы спасти жителей Диких Земель и не позволить демонам Хайбаруса заполучить магию мира? Разве не он был готов выполнять любой указ коалиции, лишь бы защитить сигридцев?       Двое фейских стражников проводили его вплоть до приёмной королевы и все недолгие минуты, в течение которых Фортинбрас объяснял Ариадне, как продвигается создание оружия, они сверлили его пронзительными взглядами, из-за которых по спине бежали мурашки. Феи будто по кусочку сдирали с него кожу, к старым шрамам добавляя новые. Неприятное чувство. Словно Фортинбрас должен стараться ещё сильнее, чтобы заслужить хотя бы минуту без косых взглядов, полных подозрения.       К счастью, королева если и испытывала неприязнь, отлично это скрывала. Она даже улыбнулась ему пару раз, но явно натянуто: феи, как и все остальные, жили в тревоге и страхе, из-за чего королева Ариадна отбросила свою игривость и внешнюю беспечность. Она также лишний раз упомянула, что наиболее одарённые феи, как и было оговорено, ищут, где могут скрываться сильные демоны, и вместе с рыцарями, вампирами, эльфами и искателями зачищают небольшие гнёзда, которые им попадались. Но в аквамариновых глазах королевы Фортинбрас отчётливо видел упрёк: того, что они делают, недостаточно. Катон убил лэндтирсцев, чем посеял панику среди сигридцев, и вопрос о сотрудничестве с демонами mer daran вновь навис над ними тенью, которую не удавалось развеять.       Фортинбрас, как и всегда, сказал, что они обязательно найдут выход, но вряд ли королева Ариадна ему поверила.       В особняк он вернулся даже раньше, чем планировал. Николас, как они и договаривались, отправился защищать Иснана от остальных (и наоборот), а Фортинбрас с максимальной учтивостью в голосе и вежливой улыбкой на лице пытался узнать у слуг, не нуждается ли кто-нибудь в его помощи. Вчера он с помощью Времени полностью восстановил кухню, и теперь ничего не напоминало о хаосе, устроенном тенями Эйкена. Ему самому Фортинбрас вместе с Марселин приготовил несколько отваров, способных привести хаос в теле к равновесию, но чувствовал, что этого катастрофически мало.       Феи ковали оружие, используя ихор. Уранионы пытались выследить Ситри, которая совершила нечто, из-за чего Эйкен и Иснан оказались в Лабиринте. Демоны затаились и лишь изредка выползали на улицы городов, напоминая о себе.       Время замедлилось и невообразимо ускорилось одновременно. Тревога кусала за пятки, а мысли пожирали изнутри, мешая сосредоточиться на чём-нибудь одном. Никакой конкретики или точной цели, хотя бы единственной. Сплошное ожидание, сводящее с ума. Фортинбрас всегда отличался терпением, но даже ему было трудно жить в постоянном ожидании удара. В Диких Землях было совершенно иначе.       «Чего ты такой кислый? — ворчал Арне, разгоняя его гнетущие мысли. — У тебя же есть я».       Да, просто замечательно — как Фортинбрас мог забыть об Арне, который в последнее время всё чаще подначивал его по поводу и без? Сакри будто решил, что таким образом сумеет вернуть Фортинбрасу былую уверенность, сейчас бывшую лишь фасадом.       Так и не найдя того, кому могла бы понадобиться его помощь, — хотя, может быть, слуги всё ещё побаивались его и предпочитали сбегать, ссылаясь на дела, или же Гилберт ещё не доверял ему достаточно, — Фортинбрас направился за магией.       В особняке было тихо, что казалось странным с учётом хаоса, воцарившегося вчера. Фортинбрас в течение нескольких минут бродил по коридорам, залам и лестницам, сменявших друг друга с невообразимой скоростью, и лишь улавливал знакомые запахи. Стелла была в саду. Вместе с Гилбертом. Стефан и Энцелад — в тренировочном зале на верхнем этаже. Клаудия — у себя в комнате, а Эйс и Эйкен — на пляже. Киллиан не так давно был в библиотеке, но, вероятнее всего, вместе с Джинном отправился в зал Истины, чтобы встретиться с вождями Диких Земель. Марселин торчала в своём кабинете, полном засушливых трав, магии и крови.       Там пахло Иснаном. И Пайпер.       Фортинбрас даже подумать не успел, как особняк перестроился, выведя его точно к кабинету Марселин. Дверь как раз приоткрылась, и на пороге застыл Иснан.       — Соскучился? — осклабился он. — Проваливай с дороги.       Фортинбрас молча проводил его взглядом. В конце коридора, когда Иснан ступил на лестницу, возле него появился Николас, начавший трещать о каких-то комиксах. Иснан шёл, демонстративно заткнув уши, но почему-то не попытался столкнуть Николаса с лестницы, даже не пригрозил ему, что вырвет язык.       — Иснан слишком странно себя ведёт, — сказал Фортинбрас, когда на пороге кабинета Марселин появилась Пайпер.       — Он всегда странно себя ведёт, — резко ответила она.       Фортинбрас моргнул. Из комнаты послышался усталый вздох Марселин. Пайпер будто бы очнулась: проморгалась, как если бы только проснулась, опустила плечи и жалостливо выпятила нижнюю губу.       — Вселенная, прости, что я такая идиотка. — Быстрее, чем Фортинбрас успел бы спросить, что это значит, Пайпер добавила: — Есть что-нибудь срочное?       — Ничего.       Пайпер с серьёзным видом кивнула, словно и впрямь услышала свежую информацию.       «Ничего» длилось слишком долго и будто бы сковало их невидимыми цепями, проникшими даже под кожу. Демонов искали, но благодаря уранионам, вставшим на их сторону, до сих пор не нашли. Всплеск хаоса, который ощутил Эйкен, дал лишь слабое представление о том, что Ситри начала действовать. Но как именно? Требовал ли её ритуал нескольких этапов, которые могли затянуться на дни, а то и недели? Или она вновь нашла хорошую жертву и выкачала из неё кровь? Как было пару недель назад, когда, если верить Эйкену, во время встречи с Андером из фей он почувствовал то же, что и вчера.       В сущности, о том, как Ситри планировала призвать в этот мир Хайбаруса, сальваторы знали чрезвычайно мало. Забрав магию Диких Земель, они лишили демонов лёгкого способа, но лишь вопрос времени, когда твари соберут достаточное количество магии в этом мире, чтобы восполнить потерю. Это могло занять как дни, так и месяцы.       Ещё и Гаап — уранион, томящийся в цепях в Цитадели. Геирисандра, ставшая посредником между сигридцами и уранионами, сообщила, что они ищут способ войти в Лабиринт из этого мира, но подвижек до сих пор не было.       «Ничего» в то же время означало «всё, чего они не могут», из-за чего страх и чувство беспомощности острее вгрызались в кости Фортинбраса.       — Хватит думать, — сказала Пайпер, вырывая его из размышлений. — Не хватало ещё, чтобы и ты сломал свой мозг.       — Как это возможно? — не понял Фортинбрас.       Из глубины кабинета послышался смех Марселин — натянутый, как показалось ему. Пайпер вышла в коридор, прикрыв за собой дверь, провела ладонями по лицу и громко, обречённо застонала, опустив голову.       — И чем нам вообще теперь заниматься? — проворчала она, не давая Фортинбрасу даже задать хотя бы один вопрос. — Просто ждать, пока демоны нападут? Ложиться спать, есть, заниматься своими делами, будто всё нормально?       — Мы создаём оружие, — напомнил Фортинбрас, подойдя ближе и заключив Пайпер в кольцо рук, — и наполняем его своей магией, чтобы каждый мог им воспользоваться. Это дело не быстрое.       — Но что насчёт всего остального? Если Катон вновь ударит по кому-нибудь из нас, вряд ли мы успеем ответить тем же. Почему просто нет огромной ловушки для крыс вроде него? Я была бы совсем не против, если бы ему прищемило член и он бы подох от боли.       — Я бы предпочёл, чтобы он мучился гораздо дольше.       Пайпер приподняла голову, её глаза сверкнули, будто предвкушая развлечение.       — Было бы просто замечательно порубить его на кусочки, да? Звучит как фантастика и отличный способ снять стресс.       — Стресс?       — Нагрузку. Напряжение. Это когда твой организм реагируют на многочисленную хрень, которая сваливается на тебя отовсюду, из-за чего ты чувствуешь упадок сил и всё такое.       — Значит, это с тобой и происходит? — осторожно спросил Фортинбрас. — Стресс?       — Наверное, — вздохнула Пайпер. — Я люблю бездельничать, но не так.       — Тогда как?       Пайпер улыбнулась, — завлекающе, так, будто собиралась в очередной раз всего несколькими словами вывести Иснана из себя и тем самым значительно поднять себе настроение, — приподнялась на носочках и шепнула Фортинбрасу на ухо:       — Я была бы не против трахнуть тебя.       Лицо Пайпер светилось от счастья: ни следа злости и усталости, какие были меньше часа назад, в фейских кузницах, и из-за солнечных лучей, падавших на её лицо через окно, глаза казались осколками драгоценностей.       Его же лицо — пылающее, застывшее в лёгком ужасе вперемешку со смущением. С каждым разом Фортинбрас всё меньше реагировал на странные шутки Пайпер, но порой она использовала слова, которые вгоняли его в краску. Стефан пытался ему объяснить, как во Втором мире люди относятся к интимной близости, но Фортинбрас мало что понял. И слово, которое Пайпер уже употребляла пару раз, вызывало скорее недоумение, чем смущение. Если его что и смущало, так это то, сколь смело она говорила об этом посреди коридора, где их легко могли услышать. Марселин всё ещё была в своём кабинете и наверняка всё слышала.       — Или просто отдохнуть, — как ни в чём не бывало добавила Пайпер, проведя по его щеке ладонью и словно невзначай убрав прядку чёрных волос за ухо. — Ты же знаешь, я непривередливая.       Она и впрямь была непривередливой, а ещё бесконечно терпеливой. На все его ласки и поцелуи отвечала так, что желание начинало распирать грудную клетку, и говорила о совершенно безумных вещах как о чём-то нормальном. Но из-за хаоса, которого с каждым днём становилось всё больше, времени на то, чтобы насладиться обществом друг друга, было слишком мало. Пайпер понимала это, и потому умела вовремя остановиться.       Фортинбрас, что странно, нет. Ему хотелось, чтобы Пайпер его целовала и дальше, хоть он и понимал, что мог бы потратить время на более полезные вещи. И тем не менее…       — Мне нужен словарь со всеми словами, которые используют люди Второго мира, — наконец пробормотал Фортинбрас в ответ.       — «Трахнуть» — это значит «заняться сексом», а «непривередливая»…       — Я знаю, что это значит.       — Вот как? — губы Пайпер растянулись в кошачьей улыбки. — Кто тебе всё объяснил?       — Стефан.       Пайпер удивлённо округлила глаза.       — Он сам вызвался?       Фортинбрас, наконец поняв, что они до сих пор торчали посреди коридора, потянул Пайпер за собой, к широкому подоконнику на развилке в коридоре. Особняк не перестроился, и поблизости никого не было. Из огромного окна была видна часть пляжа, где торчали Эйкен и Эйс и, кажется, общались с драу, живущими в воде.       — Ты меня пугаешь, — пробормотала Пайпер, забравшись на подоконник с ногами.       Фортинбрас присел рядом и оттянул рукава рубашки, лишь бы хоть чем-то занять руки. Впервые за долгое время одежда, которую носили во Втором мире, показалась ему странной и неуютной. Пайпер всё убеждала его носить футболки и толстовки, говорила, что они очень идут ему, а он едва согласился на рубашки, лишь бы хоть немного вписываться.       — Чувствую себя странно, — признался Фортинбрас.       — Из-за того, что я сказала? — обеспокоенно спросила Пайпер, тут же придвинувшись к нему вплотную. — Прости, я думала, ты поймёшь, что это шутка.       — То есть ты не хочешь трахнуть меня? — уточнил Фортинбрас, нахмурившись. — Элементали, я не понимаю. Я тебя больше не привлекаю?       — Что за глупости? — Пайпер взяла его лицо в свои ладони и с улыбкой произнесла: — Ты самой привлекательный человек во всех мирах, и я безумно тебя люблю.       — Я великан.       — Не придирайся к словам. И не забывай, что я правда тебя люблю. То, что я сказала — шутка.       — То есть ты всё-таки не хочешь…       — Хочу, — перебила Пайпер, рассмеявшись, — но я же не могу просто унести тебя к себе в спальню и запереть там. Я хочу, чтобы ты сам сказал мне, что хочешь меня. Может, конечно, у нас тут апокалипсис намечается, но нет ничего постыдного в том, чтобы позаботиться о себе и сделать то, что ты хочешь.       — Это меня и беспокоит, — тихо произнёс Фортинбрас. — Мы понятия не имеем, где скрывается Ситри и правда ли она начала ритуал призыва Хайбаруса. Что, если Эйкен ошибся? Или наоборот, прав? И Гаапа мы не можем освободить, пока не поймём, как безопасно попасть в Лабиринт. Мне следовало бы сосредоточиться на этом, а я… Ничего не понимаю, — едва слышно закончил он, прикрыв глаза. — Разве мы не должны сделать хоть что-то? Не могу отделаться от мысли, что я… бездействую. Что, если из-за этого сигридцы и земляне…       — Мы не всесильны, — прервала Пайпер, повернув его лицо к себе и заставив заглянуть в глаза, — и мы не спасаем сигридцев, а ведём к спасению. Ты сам не раз говорил мне это. Ты же прекрасно понимаешь, что уранионы сильнее — так позволь им искать Ситри и путь в Лабиринт. Мне тоже не нравится, что мы ничего не делаем, но иногда единственное, что мы можем, так это ждать. Воспользуйся этой возможностью. Сделай что-нибудь, ведь потом может не остаться времени.       — Ты же только что говорила, что не любишь бездействовать, — озадаченно возразил Фортинбрас.       — Не люблю, это правда. Я ворчу больше для вида, понимаешь? Всё время хотела, чтобы была хоть какая-то передышка, чтобы можно было побездельничать и ни о чём не думать, а сейчас… Страшно, — на выдохе произнесла она, отведя взгляд. — Стараюсь не думать о том, что демоны могут напасть в любой момент, вот и ворчу много.       — Мне нравится слушать, как ты ворчишь.       Фортинбрас положил ладонь на одну её руку, всё ещё лежавшую на его щеке, слегка повернул и коснулся губами запястья.       — Я привык постоянно действовать, так что это странное затишье изрядно выводит из себя. К тому же…       Он замолчал, не зная, как сказать о том, что думал и чувствовал. Фортинбрас сотни раз корил себя за мысли, которые считал недопустимыми, и за то, что засыпал в объятьях Пайпер — всего часа на три-четыре, не больше, и тем не менее эти часы он мог потратить на разработку какого-нибудь плана или совершенство уже имеющегося. Он стыдил себя за то, что выбирал самого себя, хоть и знал, что в нынешней ситуации сделал всё, что мог. Как бы ни было могущественно Время, оно не способно в одиночку отыскать Ситри и защитить всех жителей Второго мира.       — Мне казалось недопустимым тратить даже одну минуту на себя и свои желания, — всё-таки сказал он, встретившись с Пайпер взглядами.       — Фортинбрас…       — Но разве я не сделал достаточно? Возможно, есть ещё что-то, с чем я могу помочь, но сейчас я сделал всё, что мог, правда?       Он не искал одобрения Пайпер своим действиям и не хотел, чтобы она похвалила его за это. Фортинбрас просто хотел, чтобы она поняла: он запомнил то, что она говорила ему в его покоях в омагском дворце, и медленно, но верно учился применять к себе.       — Раньше это казалось мне странным, но теперь…       — Что? — с широчайшей улыбкой и предвкушением в глазах спросила Пайпер.       — Я бы хотел чаще делать что-то обычное. То, что не требует Времени или обычной магии. Быть рядом с тобой и быть… — он замолчал, свёл брови к переносице, думая, как на её языке правильно будет сказать об этом, а потом гордо закончил: — И быть трахнутым тобой.       Пайпер покраснела до корней волос и закрыла лицо руками.       — Господи, умоляю, забудь это слово…       — Но Стефан говорил, что люди Второго мира часто так говорят.       — Что ещё Стефан тебе говорил?       — Что такое свидание, — принялся перечислять Фортинбрас, загибая пальцы, — какие подарки нужно дарить и как доставить женщине удовольствие в постели.       Пайпер резко вскинула голову.       — Он там, что ли, тебе экстренный курс сексуального образования провёл?       — Я… попросил дать совет. Не следовало? — чувствуя себя неуютно, уточнил Фортинбрас. — У людей так не делают?       — Делают, конечно. И что, много тебе рассказал Стефан?       — Больше, чем я вообще был способен понять. Но я всё запомнил.       — А почему именно Стефан?       — Я посчитал, что он не станет болтать о моей непросвещённости на каждом углу и не посчитает странным, что я интересуюсь такой темой в столь неспокойное время.       — Мне нравится твоя непросвещённость, — сказала Пайпер, быстро чмокнув его в кончик носа. — Ты очень милый.       Фортинбрас не совсем понимал, как это слово может быть применимо к нему. Великаны могли назвать милыми своих домашних питомцев, появившихся на свет щенков в псарнях или жеребят в конюшнях, едва вставших на ноги, но… Он сам?       — Я — милый? — переспросил Фортинбрас. — Что это значит? Нет, погоди, — быстро продолжил он, вспомнив об их разговоре на давнем омагском пиру. — Ты считаешь птенцов орлов милыми? Потому что они, как я думаю, милые, а ты один раз сравнила меня с орлом. Точнее, с вымытым орлом. Ты сейчас об этом?       — Господи, я тебя обожаю, — полным восхищения голосом выдала Пайпер и, так не ответив на его вопросы, притянула его лицо к себе и поцеловала.

***

      — Когда вы собирались сказать мне, что Иснан — это Карлос Гарсиа?       Марселин с испуганным криком выронила стопку древних фолиантов и быстро обернулась к двери, на пороге которой застыл Эйкен.       — Чёрт возьми, Рафаэль! — проворчала она, но, заметив, как он при этом поджал губы, добавила более мягким тоном: — Прости, я… испугалась. Магия не сообщила, что ты здесь.       — Так когда?       Он прошёл в глубь кабинета, оставив нескольких теней закрывать дверь. На лице не осталось ни испуга, ни бледности, что будто бы застыли вечной маской, когда Эйкен пришёл в себя. Сегодня он выглядел лучше, — выспавшимся, сытым, полным сил, — и даже надел большую футболку с рисунками покемонов, которую Марселин ему притащила в один из дней, и спортивные штаны. Держался уверенно и не опускал головы, как любил делать раньше.       Эйкен выглядел так, будто во Втором мире, в двадцать первом веке, ему было самое место.       — Вы, что ли, думали, что я совсем идиот? — зло пробормотал Эйкен, спрятав руки в карманах штанов. — Не сумею сам во всём разобраться? Не найду ответов? Мои тени многое слышат.       Будто в подтверждение этих слов из-под его штанины выползло несколько бесформенных теней, расползшихся по полу. Марселин запретила себе отходить. Теней Эйкена она не боялась даже несмотря на то, что случилось. Тени всегда защищали его, а вчера — и её, что ни Фортинбрас, ни сам Эйкен не смогли объяснить.       К тому же тени нападали лишь на тех, кто мог причинить Эйкену вред, а Марселин ни за что не смогла бы даже пальцем его тронуть. Она бы никогда не сделала ему больно, пусть он отрицанием и нежеланием говорить делал больно ей.       — Эйкен, — мягко начала Марселин и едва не остановилась, когда его губы вновь скривились. — Я не…       — Не понимаешь, о чём я говорю? — с той же злостью продолжил он.       — Нет, я… Я не знала, как объяснить. Ты ведь даже не веришь, что являешься Рафаэлем, а Карлос…       — Иснан был Карлосом, — перебил Эйкен, приблизившись на несколько шагов. — Он связал себя с Ренольдом ещё когда был человеком, а потом его насильно переродили в тварь. Но он был человеком. Я видел горящий дом и слышал, как женщина звала двоих, Карлоса и Рафаэля. Один раз — когда Гидр случайно отравил меня…       — Что?!       — …а потом — в Башне Карстарса, — не обратив внимания на её выкрик, продолжил Эйкен. Он будто совершенно не замечал, что от лица Марселин отлила краска, а руки задрожали. — Демоны заперли в Башне нас обоих. Считали, что мы подойдём Ренольду, но он выбрал Карлоса. В смысле, Иснана.       — Но Иснан и есть Карлос, — дрогнувшим голосом возразила Марселин.       Она совершенно не знала, что ещё сказать. До того, как явился Эйкен, именно это они с Пайпер и Иснаном обсуждали. Не слишком цивилизованно и на повышенных тонах, конечно, но старались. Иснан не горел желанием рассказывать о том, что видел, — как, впрочем, и Эйкен, — но будто бы вскользь упомянул, что допускает возможность того, что он был Карлосом.       Однако больше — ничего. Иснан не меньше десятка раз повторил, что Карлос был слишком слаб, чтобы выжить, слишком жалок, чтобы бороться, и потому его место занял Иснан.       Марселин было больно от его слов.       Она убеждала себя, что на самом деле Карлос давно мёртв. От него осталась только оболочка, блеклая тень, истончившаяся настолько, что любая вспышка яркой магии могла окончательно рассеять её. От Карлоса у Иснана было только лицо, да и то изменённое: белое, как чистый лист бумаги, более острое, с рогами на лбу и глазами, сменившими цвет с красного на тёмно-серый — словно это было ещё одним способом напомнить об утраченном.       Стефан говорил, что на пепелище её дома были останки, но чьи конкретно и сколько, так и не удалось определить. Все эти года Марселин старалась не думать о том, что демоны, возможно, подкинули останки кого-то другого, что от матери, Карлоса и Рафаэля совсем ничего не осталось, и проверять, раскапывая могилу, она совсем не хотела. Пусть даже под землёй были останки других людей — Марселин было важно, что Стефан вообще устроил похоронную церемонию, пока она была погружена в сомнус; а уже после она сама поставила камень и выцарапала на нём нужные имена.       И оказалось, что даже это было фальшивкой.       — Почему вы мне ничего не сказали? — наконец повторил свой вопрос Эйкен. Одна из Кошек крутилась вокруг его ног, выпускала когти и явно просилась на руки, но Эйкен игнорировал её, смотрел на Марселин так, будто пытался взглядом пригвоздить к месту и содрать кожу одновременно. — Я не ребёнок и имею право знать такую информацию.       — Я хотела сказать, — обхватив себя за плечи, пробормотала Марселин в ответ, — просто не знала, как. Эйкен, всё так запутанно…       Он поморщился, — опять, что уже начинало казаться ей странным, — но твёрдо возразил:       — Нет тут ничего запутанного. Демоны выслеживали Силу Лерайе, которую наследовал Андер, и проверяли все зацепки, до которых смогли додуматься. Андер уже был у них в плену на тот момент, когда они начали копать под Гарсиа. Возможно, считали, что Елена могла каким-то образом передать частицу Силы, которой владела, своим детям…       — Откуда ты всё это знаешь?       — Сказал же, мои тени многое слышат. — Эйкен протянул руку в сторону, и несколько теней, будто по команде, подбежали к нему, полезли под ладонь, желая получить ласку. — Видят ещё больше. Например, как ты загоняешь Стефана в угол, думая, что никого рядом нет.       — А вот это уже моё личное дело, — вспыхнув, возразила Марселин.       — Просто считаю важным знать, что ни один мужчина, пусть даже такой сильный и вызывающий доверия, не навредит одной из моих сестёр.       Все возражения, готовые сорваться с языка, Марселин проглотила. Даже быстро утёрла слёзы и попыталась придать себе более собранный вид, но с треском провалилась. Облегчение и радость хлынули, как лавина, и Марселин пришлось привалиться к краю стола бедром, чтобы не упасть, погребённой под пластом собственных чувств, будто бы усиленных в сто крат.       — Ответа от Елены демоны так и не добились, — словно не замечая её состояния и дрожащей улыбки, продолжил Эйкен, глядя себе под ноги и гладя тень Льва за ухом, — поэтому убили, считая, что это проще. Зато забрали её сыновей, которые могли быть потенциальными носителями частицы Силы. Не знаю даже, чем они думали — магия сакри не передаётся по наследству, верно? В любом случае, они быстро поняли, что Рафаэль и Карлос не хранили в себе частицу Силы, даже ничего не знали о ней, и решили пристроить их для другого дела. Поначалу экспериментировали с хаосом, но потом… Потом, когда случилось Вторжение и демоны сумели пленить Ренольда, они искали того, кто сможет стать его сальватором. Сакри нельзя насильно связать с кем-то, сальватор обязательно должен быть выбран — уж не знаю, как, но Карлосу удалось убедить Ренольда, что вместе им будет лучше. Ренольд его выбрал, но потом… Демоны забрали Карлоса. Превратили в Иснана и стёрли его память, а Ренольд, как и говорил, делал всё, чтобы пробудить её. Николас как-то говорил, что Ренольд мог намеренно подавлять связь сальваторов, чтобы защитить избранников Лерайе, Арне и Рейны. Может, он понял, что недостаточно силён, чтобы разорвать связь с хаосом, который удерживал его у демонов, и решил, что спрячет Иснана от остальных, попутно пытаясь пробудить его воспоминания.       Лишь по тому, что Эйкен наконец поднял на неё глаза, Марселин поняла, что его объяснения окончены.       — Ты сам до всего этого додумался?       — Собрал информацию, — исправил её Эйкен, нахмурившись. — У меня было достаточно времени.       — И ты…       — Что?       Марселин поджала губы, не зная, как ей напомнить, что Эйкен сказал «одной из моих сестёр». Сандерсоны были потомками Матео, сына Андера и Каталины, и оказались связаны кровью с Гарсиа. Марселин довольно быстро уложила в голове эту мысль, хотя воспринимать Пайпер и Эйса как родственников было довольно странно.       Эйкен и вовсе рьяно отрицал саму возможность того, что он был Рафаэлем, из-за чего будто бы случайно брошенные беспечным тоном слова казались подозрительными. Вряд ли Эйкен решил бы поиздеваться над ней — он не был настолько жесток и, несмотря на перепады настроения и частые обиды из-за того, что его все пытались защитить, никогда никому не желал зла. И он всегда говорил правду.       — В Башне я кое-что видел, — кашлянув, продолжил Эйкен, — что в первой, что во второй. Всё ещё плохо понимаю, что это значит, но… Вчера, когда мы с Иснаном оказались в Лабиринте, я почувствовал, как Хайбарус начал пробуждаться. Хаоса было так много, что я… кажется, я кое-что вспомнил.       Марселин затаила дыхание и крепче стиснула свои плечи, боясь, как бы дрожь, охватившая тело, не стала слишком заметной.       — Я знаю, что вы с Пайпер и Иснаном обсуждали то, что случилось с ним. Знаю, что он вспомнил, что был Карлосом…       — Он и есть Карлос, — рефлекторно возразила Марселин.       — Он был Карлосом, — жёстко повторил Эйкен, сделав шаг к ней. — Был, понимаешь? Остался только Иснан. Настоящий Карлос давно мёртв. Зато я жив.       Марселин тихо всхлипнула, когда Эйкен остановился на расстоянии вытянутой руки от неё. Тени плавно ползали по полу, точно туман, и ласково тёрлись об его ноги. Марселин впервые за многие недели показалось, будто Эйкен стал старше: не только внешне, но и внутренне. Словно он собрал всю свою серьёзность, разложил её по полочкам и решил периодически чередовать с лёгкой беспечностью и совсем редко — со смехом, который то и дело застревал в горле из-за туч, нависших над ними всеми.       Он совсем не был похож на того Рафаэля, которого Марселин помнила.       — Я тут подумал над тем, что ты мне обещала.       Марселин моргнула, потянулась к лицу, надеясь стереть слёзы, но Эйкен перехватил её руку.       — Можно я попробую тот пудинг, который ты обещала приготовить, когда вы вернётесь из Диких Земель? Калатравский хлеб. Я же его люблю, да?       Марселин будто в замедленной съёмке наблюдала, как Эйкен протянул к ней руки и крепко обнял, как если бы боялся навсегда потерять.       — Эйкен, что ты…       — Я Рафаэль, — перебил он, — и я просто обнимаю одну из своих сестёр. Что в этом такого?       Марселин всхлипнула, не в силах сдержать эмоции, и осторожно обняла его в ответ. Тени беззвучно проползали рядом, несколько бесформенно парили под потолком, другие рыскали по полкам шкафов и столам, где Марселин хранила книги, отвары и коллекцию кусочков тел демонов, из которых с разной периодичностью создавала многочисленные противоядия. Тени не трогали её, как вчера, лишь мягко касались кончиками крыльев или лап, будто успокаивая, пока она прижимала к себе брата и то и дело всхлипывала.       Она не могла поверить в то, что услышала, и в то, что двести лет кошмара и мысленных истязаний самой себя могли закончится чем-то хорошим. У них был шанс всё исправить, вот только…       — Карлос, — начала было Марселин, прижимаясь щекой к макушке брата и всё пытаясь остановить подступающие рыдания.       — Карлос мёртв, Марселин, — глухо возразил он. — Я уже потерял одного брата и знаю, как это больно, но тебе нужно отпустить его. Пожалуйста.       Марселин пыталась, — видят боги и элементали, она пыталась сделать это тысячи раз, — и каждый раз всё заканчивалось одинаково. Если Рафаэль чудом спасся и даже нашёл её, сам того не зная, то почему Карлос не мог? Неужели Фасанвест настолько жестока, раз вновь свела их и даже позволила узнать правду с помощью магии, связывающей кровь?       Почему она должна была вновь встретиться с одним братом, но потерять другого?       В конце концов Марселин зарыдала, крепко прижавшись к брату, а Рафаэль не проронил ни слезинки.

***

      Со стороны могло показаться, что Эйс бездумно пялится в воду или следит за мелкими драу, плавающими на поверхности и подсвечивающими её всеми цветами радуги. На деле же он прислушивался к своей магии, которая в последние дни тревожно шевелилась внутри, будто зверь, просыпавшийся после многолетней спячки.       Эйкен ушёл, сказав, что у него есть дело, но перед этим Эйс спросил его:       — Чувствуешь… что-нибудь?       — Что? — уточнил Эйкен, нахмурившись. Ветер трепал его короткие чёрные волосы, а тёмно-серые глаза и вовсе стали практически чёрными — Эйсу в тот момент показалось, будто Эйкена накрыла огромная тень, которую он не мог увидеть.       — Колебания в воздухе, — ответил ему Эйс, немного подумав. — Будто… Пространство искажается.       Эйкен кивнул и ушёл, оставив Эйса и дальше в задумчивости наблюдать не столько за набегающими на пляж волнами, сколько за самим миром.       С каждым днём Эйс всё лучше чувствовал свою магию, — овладевал ей, не пренебрегая уроками, и старался прислушиваться к каждому совету, пусть даже непрошенному, — и в то же время понимал, что на его обострившиеся чувства влияли. Не сальваторы, хотя Время и Сила могли многократно увеличить его магию. И не демоны, ведь на территорию особняка они бы не смогли проникнуть.       Эйс точно знал, что это Геирисандра. Она частенько навещала сигридцев, и порой ему казалось, что она незримой тенью крутилась рядом, будто проверяя его. Она и сегодня появилась: была той тенью, окружившей Эйкена, словно пыталась подтолкнуть его и прогнать с пляжа. Когда же это всё же случилось, чувства Эйса вновь обострились, как если бы Геирисандра коснулась его рук, вливая в них свою магию.       Он видел блеклые силуэты, стремительно скрывавшиеся в облаках, и всполохи тьмы на горизонте, где ровная океанская гладь сливалась с голубым небом. Казалось, он даже видел, как некоторые тени падали с неба прямо на пляжи, которые Эйс мог рассмотреть по обе стороны, на пристани и здания вдалеке. Воздух колебался, как и пространство, разрываемое когтями демонов, но не здесь, а далеко-далеко, из-за чего магией можно было ощутить лишь отголоски.       — Все это чувствуют, верно? — наконец спросил Эйкен, выпрямляясь. Несколько драу, напоминавших лягушек, которых он рассматривал, сидя на корточках у воды, выползли на песок, поближе к нему. — Все маги.       — Кто-то сильнее, кто-то слабее, — раздался голос Геирисандры в шелесте ветра, налетевшего с воды. — Сальваторы точно чувствуют.       — А я?       — А ты мне приглянулся, Эйс из семьи Сандерсон. Не каждый смертный может привлечь внимание ураниона.       — Я не сделал ничего особенного.       — Пока что.       Эйс развернулся, надеясь, что увидит Геирисандру, но она до сих пор не показывалась. То ли рядом с ним находилась небольшая частичка её сущности, то ли она просто не желала являться во плоти. Эйс плохо понимал Геирисандру: она была куда более приземлённой, чем остальные уранионы (если верить Николасу), не оскорблялась, если к ней обращались на «ты», и никогда не смеялась над слабыми, но было в ней нечто, что было невозможно понять смертным умом. Возвышенность, сила, знания, стремления — и методы, конечно. Эйс совершенно не понимал методов Геирисандры и не мог даже представить, каким будет её следующий шаг.       — Могу я задать вопрос?       — Можешь.       — Вы нашли вход в Лабиринт?       Ветер немного утих. Один из драу, напоминавших карпа, выпрыгнул из воды и уткнулась Эйсу в голень. Он торопливо подхватил духа на руки и вернул в воду, даже не задумавшись, стоит ли это делать.       — Нашли, — наконец ответила Геирисандра.       — Тогда почему сальваторы об этом ещё не знают?       — Думаешь, не знают? Ты не единственный, кому я говорю это, Эйс. Я везде, как и магия.       — Да, супер, — проворчал Эйс, нахмурившись. — Выходит, они вернутся в Лабиринт?       — Нельзя оставлять Гаапа в плену. Ты ведь уже догадываешься, почему Хайбарус до сих пор не пробудился?       «Хотя ритуал уже начался», — мысленно закончил за неё Эйс. Если верить Эйкену, Ситри начала ритуал призыва Хайбаруса, но на Втором мире это практически не отразилось. То ли сейчас протекали первые стадии, самое начало, которого и вовсе будто бы не было, то ли часть накопленной магии Ситри потратила на то, чтобы скрыться от сигридцев. Даже если дело было в чём-то другом, одно уранионы объяснили сальваторам, а те — остальным.       Гаап, обратив взор на демона Альтана, доказал, что в состоянии управиться как с магией, так и с хаосом. Хайбарус, должно быть, потому и держал его в плену и пытался склонить к сотрудничеству — чтобы быстрее пробудиться. Истинные возможности Гаапа Эйс не мог даже представить, а в глазах уранионов, даже Геирисандры, он был слишком мал, чтобы с ним делились подобными знаниями.       — Так когда отправляетесь? — спросил он, собрав руки на груди и понадеявшись, что Геирисандра не проткнёт его копьём за отсутствие ответа на вопрос. — В смысле, в Лабиринт. Спасать Гаапа, останавливать Хайбаруса и всё такое.       Вновь поднялся ветер, на этот раз более холодный, принёсший запах крови и стали.       — Прямо сейчас.