Мир цепей и богов

      От Перехода ломило всё тело, но Пайпер старалась держаться и не показывать боли. Впрочем, даже если бы кто-то заметил, как её лицо исказилось, на этом вряд ли заострили бы внимание.       Разрушенный Лабиринт оказался куда более волнующим зрелищем.       Пайпер старалась дышать через рот. Огромное пространство, простиравшееся вокруг них, было заполнено трупами демонов, от которых исходил тошнотворный запах. Тела громоздились друг на друга, создавая гигантские горы, были раздавлены расколотыми стенами или смешаны в массы, точно кто-то запихнул тварей в гигантский блендер и тщательно перемешал.       — Плохо, — только и сказала Геирисандра, слегка нахмурившись — её взгляд был устремлён далеко вперёд, на горизонт, где сталкивались заваленный трупами пол, окрашенный чёрной кровью, и тёмное небо с тусклыми звёздами.       — Да что ты говоришь, — проворчала в ответ Онорина, закатив глаза. — А я уж думала, всё прекрасно.       Пайпер постаралась сделать шаг от уранионши, но весь пол был залит кровью и измазан внутренностями, так что она наступила на что-то крайне склизкое, противо хлюпнувшее, и едва не уехала в сторону, но в последний момент ухватилась за руку Николаса и восстановила равновесие. Он, ещё пару минут назад сохранявший на лице уверенную улыбку, теперь был мрачнее тучи.       Свои инстинкты, вопящие от присутствия уранионов, Пайпер старалась хотя бы немного придавить. Она чувствовала себя неуютно даже в обществе Геирисандры, относящейся к сигридцам мягче и терпимее, чем другие уранионы, об Онорине и говорить не стоило. Она, в отличие от Кродоу, также отправившегося с ними, ни на секунду не затихала. Болтала и бросалась проклятиями, влезая в монолог Геирисандры, явившейся в особняк к сальваторам, и когда та открывала Переход, и даже когда поначалу вокруг была пустота, где было невозможно отличить пол от потолка, не затыкалась, жалуясь, что «из-за тупого Хайбаруса они вынуждены торчать здесь». Лабиринт её будто услышал и перестроился — как по щелчку пальцев обрушил стены и потолок, едва не задавив их всех, и словно сорвал с трупов покров, делавший их невидимыми.       После этого в ядовито-зелёных глазах Онорины загорелся жестокий огонь.       «Мы здесь ради дела, — убеждала себя Пайпер, силясь успокоить дыхание и взять себя в руки. — Ради Гаапа».       «Тогда кончай ныть», — отозвалась Лерайе, громко вздыхая. Она явно собиралась сказать что-то ещё, Пайпер это чувствовала, но тут Кродоу, молча ушедший вперёд на несколько метров, повернулся к ним и сказал:       — Он даже не пытается скрыться.       — Уже знает, что мы здесь? — будто бы от скуки спросил Фортинбрас, начав крутить кольцо рода Лайне на пальце.       — Думаю, ему просто плевать, — раздражённо бросил Иснан, пнувший голову ноктиса, оказавшуюся у него на пути. — Ситри уже начала ритуал, и судя по тому, сколько хаоса он поглотил, его уже мало что остановит.       Пайпер пробрал озноб. Николас, всё ещё держащий её под руку, выдавил ободряющую улыбку.       «Соберись», — процедила Лерайе.       Пайпер старалась, но тело всё ещё ломило, а сакри будто нарочно била по её черепной коробке, из-за чего головная боль никак не проходила. Геирисандра явилась в особняк меньше получаса назад и практически сразу же завладела вниманием сальваторов, а после — забрала, так что у Пайпер не было времени пожаловаться Марселин и выпросить какой-нибудь отвар.       «Он бы не помог», — возразила Лерайе, через каждые три шага будто бы толкая её вперёд, за Николасом, который направился за Фортинбрасом. Геирисандра вела их путём, который знали только уранионы, и сальваторам оставалось только подчиниться.       Пайпер это тоже не нравилось, слишком свежи были воспоминания о предательстве, из-за которого им пришлось оставить Дикие Земли на растерзание тварям. Города и поселения — не людские жизни, ими можно было пожертвовать, чтобы выиграть время для сигридцев, и всё же…       Она не могла забыть ужаса, который наполнял её, когда она делилась магией с жителями Диких Земель. Их мир вновь умирал, твари пожирали тела их близких и любимых, а единственное, что могла сделать Пайпер — дать им немного Силы, чтобы укрепить тела, вселить свою уверенность, то и дело ослабевавшую, и создать небольшую защиту, чтобы демоны не могли ранить их.       Хайбарус будто бы точно знал об этом, потому и воссоздал одно из полей сражений, усеянное трупами демонов. Тусклые звёзды освещали их искалеченные тела и крохотными точками отражались в ещё не высохших лужах чёрной крови. Из-под чьей-нибудь обуви то и дело раздавался хруст костей или чавканье — трупов было так много, что идти не по ним было просто невозможно. Кродоу двигался с нечеловеческой грацией, но при этом напрямую, тогда как Иснан то и дело отпинывал от себя разные части демонов, попадавшиеся на пути. Николас морщился и с попеременным успехом пытался задержать дыхание, а Фортинбрас молча оглядывался, как если бы пытался выстроить картину того, как был убит каждый демон и какую конечность оторвали первой.       Геирисандра, обогнав сальваторов, стала идти рядом с Кродоу, подняв своё копьё. Она молчала, не раздавала указаний, как во Втором мире, и не предостерегала их. Онорина тоже затихла и плелась позади. Раз в пару секунд Пайпер казалось, что она слышала какой-то металлический скрежет, раздававшийся со стороны уранионши, но убедиться в этом не могла.       Уверенность быстро покидала её тело. Было странно оказаться в Лабиринте без ракатанов, ведь сейчас с ними были трое уранионов; и без какой-либо мало-мальской подготовки. Пайпер успела только надеть всунутую Эйсом кожаную куртку, как Геирисандра открыла Переход прямо в холле особняка Гилберта. Будто они собрались на прогулку в парке, а не в опасное место, из которого пару недель назад едва выбрались.       Пайпер старалась не думать об этом. Главное — найти и освободить Гаапа и в процессе не умереть от рук Хайбаруса. Проще не бывает.       Геирисандра говорила, что подобраться к Хайбарусу будет непросто. Он засел в Цитадели, обители богов, где томился закованный в цепи Гаап. Цитадель — место столь же таинственное, как и Лабиринт, способное меняться по воле своих создателей и прокладывать пути туда, куда они хотят. Теперь Цитадель, захваченная Хайбарусом и осквернённая хаосом, подчинялась королю демонов, но Геирисандра была уверена, что сумеет провести четверых сальваторов, чтобы те освободили Гаапа.       В управлении хаосом не было никого лучше Гаапа и Нактарас, но первый томился в цепях, а вторая всегда держалась обособлено и даже после обращения к ней Геирисандры не показалась сальваторам. Пайпер даже не была уверена, что Нактарас поможет им сейчас. Может, её вовсе нет в Лабиринте, хотя Онорина говорила, что Ночь любит места побоищ и давненько не видела чего-то воистину прекрасного, что могло бы удовлетворить её любопытство и извращённую жажду крови.       Стоило Пайпер подумать об этом и слегка сжать ладонь Николаса в ответ, — пару секунд назад он переплёл с ней пальцы, будто хотел поддержать, хотя сам практически трясся от страха, — как Геирисандра остановилась и повернулась к ним.       — Я нашла путь для проникновения в Цитадель.       — Отлично, а то я уже думал, что мы будем всё время топать пешком, — проворчал Иснана, яростно уставившись на Геирисандру. — Можем ли мы уже закончить весь этот фарс? Если Хайбарус накопит достаточно хаоса, он может попытаться взять меня под контроль.       — Подави его первым.       Пайпер вздрогнула от шёпота, напоминавшего свист ветра и гул из глубин бездны одновременно. Даже Иснан едва не подскочил на месте. Фортинбрас напрягся и положил ладонь на рукоятку Нотунга, висевшего за спиной, Николас крепче сжал ладонь Пайпер, но никто не успел ничего сделать.       Она ощутила это слишком чётко: переплетение миров, когда-то пройденных уранионами, оставленных позади процветающими или мёртвыми, где не осталось даже пепелищ. Тьма поглотила небольшой клочок Лабиринта, который Хайбарус бросил им, как косточку — своре щенят, и Пайпер поняла, что на самом деле чувствовал Стефан, когда Лабиринт разделил их. Он не мог объяснить словами, постоянно путался и сбивался, но только из-за того, что подобное нельзя было перевести в речь.       Только ощутить всем своим существом, кажущимся столь малым на фоне огромной мощи, хранящейся в сердцах и умах уранионов.       Тьма, накрывшая Лабиринт, вырвала руку Николаса из руки Пайпер и погасила их крики, раздавшиеся одновременно. Сердце испуганно забилось, из глаз полились слёзы. Пол ушёл из-под ног, и Пайпер провалилась в бездну, откуда со всех сторон зазвучал женский смех.       Падая вниз, Пайпер видела, как вдалеке гасли незнакомые звёзды. Как чернота раскалывалась подобно зеркалу, по которому ударили, осыпалась, а за ней открывались кусочки иных миров, погибающих в огне беспощадной войны. Она выжигала всё, до чего добиралась, и сковывала ещё живых существ цепями, протягивающихся за пределы одного мира и оплетающих следующий.       Миры сгорали от столкновения магии и хаоса — двух сил, одновременно похожих и слишком разных, лежащих в основе всего во всех мирах. Это и было иллумэ барал — знанием, которое смертные не могли осознать своими умами, но в поисках которого уранионы пошли на чудовищные эксперименты, сгубившие миллиарды жизней.       Пайпер поняла, что плакала, лишь потому, что увидела, как слёзы сорвались с её щек и устремились ввысь, блеснув на фоне чего-то ярко-фиолетового, пока она продолжала падать в темноту и слышать грохот крови в ушах. Её рук, бездумно молотящих по воздуху, пытающихся уцепиться хоть за что-то, коснулись другие: сильные, в мозолях, уже без белых линий сигилов, ведь те спали, стоило Фортинбрасу и Пайпер вновь соединить всю Силу.       Тёмно-фиолетовые волосы Лерайе, по которым проплывали всполохи созвездий и галактик, трепал ветер. Руки легли на щёки Пайпер и сжали, заставляя смотреть в горящие пурпурные глаза.       — Сосредоточься, Пайпер, — прошептала Лерайе, и её голос эхом разнёсся по пустой бездне, в которую они обе падали, утянутые неведомой силой. — Ты думаешь, я не понимаю, что происходит? Я знаю, что тебе страшно — отсюда и твоё плохое самочувствие. Хайбарус поселил в тебе неуверенность, а я неприемлю, чтобы Силой обладал тот, кто сомневается в себе.       Пайпер ничего не смогла ответить. Подступившие рыдания ледяными ладонями сдавили горло — хотя, может, то были твари, присутствия которых она даже не могла ощутить, или страх за Фортинбраса, Николаса и даже Иснана. Они пропали столь неожиданно, накрытые тьмой, а ведь Геирисандра только сказала, что нашла место, через которое они могли бы попасть в Цитадель…       — Соберись, Пайпер! — рявкнула Лерайе, крепче сжав её лицо в ладонях. Свет магии, отразившийся в глаза сакри, показался ослепительным. — Ренольд, Арне и Рейна рассчитывают на тебя. Уранионы могут помочь, Первая, но не выполнить всю работу за вас. Освобождение Гаапа — ваше дело.       Да, Пайпер это помнила. Каким бы овощем она себя ни чувствовала, когда Геирисандра явилась в особняк, она запомнила то, что услышала, пусть и без некоторых деталей. Освобождение Гаапа ложилось на плечи сальваторов, ведь они — вершина творения богов в области магии и хаоса. Те, конечно, тоже приложат руку к спасению одного из своих, но в меньшей степени. В первую очередь уранионы должны были взять под контроль Цитадель, а после — Лабиринт. Какими бы сильными ни были сальваторы и как бы сильно Хайбарус ни желал заполучить их магию, уранионы — более лакомый кусочек.       Зачем довольствоваться результатом эксперимента, если можно заполучить тех, кто его начал?       Частью своего сознания Пайпер всё ещё считала, что уранионы справились бы и без сальваторов: они же, чёрт возьми, фактически являлись богами. Но оказалось, что существуют границы, за которые даже им было опасно переступать. Гаапа пленили, как и многих уранионов до этого, и вряд ли они бы позволили вновь заковать себя в цепи.       Сальваторы для них — ценные пешки, которые уранионы перемещали, как им будет выгоднее, и сейчас им было выгоднее, чтобы рискнули сальваторы.       Пайпер это злило.       — В тебе не только злость, — продолжила Лерайе, большими пальцами утерев её слёзы. Казалось, прошла всего секунда, а может, и целая вечность — тьма вокруг освещалась лишь магией Лерайе и созвездиями с галактиками на её волосах, колышущихся, точно шёлк на ветру. — Ты злишься, что уранионы в открытую используют вас, но ещё сильнее злишься, что не можешь дать им отпор. Думаешь, что слаба и недостойна Силы.       Слова ударили по ней, проникли под кожу и осели пеплом, ещё горячим и причиняющим боль. Лерайе точно знала, куда давить, ведь она — это Пайпер.       — Думаешь, что всего лишь пешка в руках богов, которая не может действовать самостоятельно. Будь это так, выбрала бы я тебя своим сальватором?       Пайпер не ответила: на расстоянии вытянутой руки чернота вновь разошлась, как шов, и явила осколок давно погибшего мира, память в котором сохранилась в Лабиринте и Цитадели.       Сколько таких миров существовало на самом деле? И сколько из них знали, какими были их боги?       — Ну же, Пайпер! — крикнула Лерайе, так сильно дёрнув её за голову, заставляя смотреть в глаза, что у Пайпер хрустнула шея. — Помоги освободить Гаапа, чтобы демоны Альтана присоединились к сигридцам. Защити их. Я же знаю, ты можешь. Ты — мой сальватор, и в твоих руках Сила, способная сотворить невозможное. Используй её, чтобы защитить тех, кто тебе дорог. Будь Первой.       Пайпер не смогла выдавить ни звука. Лерайе, чуть сжав её лицо в ладонях, заглянула в её глаза, будто хотела запомнить каждую черту её лица.       А после, мягко улыбнувшись, поцеловала её в лоб и сказала:       — В Диких Землях Хайбарус поселил в тебе неуверенность. Оторви ему голову и докажи, что ты достойна моей Силы. Пусть демоны, начавшие эту войну, пожалеют о том, что втянули тебя в неё.       Лерайе исчезла в потоках золотистой магии и искр, рассеяв темноту. Пайпер всё ещё падала, но уже не в бездну, а среди облаков, то и дело касаясь нитей магии. Они переплелись в воздухе, как паутина, и каждая несла в себе воспоминание о давно погибших мирах, которые уранионы оставили позади.       Есть ли среди этих нитей те, что укажут на ещё существующие миры? Пайпер помнила, как месяцы назад Нокс говорил о существах из иных миров, куда никто не смог добраться. Может, они всё ещё процветали, не зная о демонах и богах-уранионах. И может, у них было недостаточно силы, чтобы противостоять демонам.       Если Второй мир, полный магии падёт, падут и другие.       Лерайе наверняка ждала, что Пайпер придёт именно к этому выводу. Нужно спасать Второй мир, чтобы защитить сигридцев, землян и тех, о чьём существовании многие даже не догадываются.       Но проблема в том, что Пайпер по большей части было плевать.       Она падала вниз, перестав бороться с удушающим страхом, касаясь нитей магии, пронизывающей воздух, и пытаясь успокоить сердцебиение. Магия откликалась на чувства, но Пайпер, поддавшись страху и неуверенности, подавила её, из-за чего и чувствовала себя отвратительно. Магия обратилась против неё, и Сила, питаемая уверенностью, начала ослабевать.       Хайбарус — кусок дерьма, из-за которого внутри Пайпер распалялась злость. Даже будучи скорее мифом, он знатно подпортил жизнь всем сигридцам, и Пайпер была намерена оторвать ему голову и запихнуть её ему в задницу.       Не только из-за этого, конечно. Хайбарус — ублюдок, решивший возвысить себя над всеми уранионами, и из-за этого ублюдка демоны появились в доме дяди Джона, а семья Пайпер забыла её и Эйса.       Из-за этого ублюдка дядя Джон погиб.       Пайпер, стиснув кулаки, закрыла глаза, и падение прекратилось. Его, на самом-то деле, и вовсе не было — она обнаружила себя стоящей перед массивными железными воротами, на которых были начерчены древние знаки, наверняка относящиеся к языку уранионов. Всё, что Пайпер ощущала, не вырвалось за пределы её сознания.       Разве что Лерайе и впрямь была рядом. Даже сейчас она стояла плечом к плечу с ней, и невидимый ветер развевал полы её полупрозрачного платья и длинные волосы.       — Это и был путь в Цитадель, о котором говорила Геирисандра, — сказала ей Лерайе, ядовито улыбнувшись. — Цитадель — обитель богов, и пусть вы, сальваторы, вершина их мастерства, вы всё ещё смертные. Поэтому они позволили вам коснуться божественной истины.       — Того, что почувствовал Стефан, да? — охрипшим голосом уточнила Пайпер.       — Да. Он сильный маг, но не настолько, чтобы ему позволяли чувствовать подобное.       — А та тьма?       — Нактарас, — на выдохе ответила Лерайе. — Она ответила на призыв Геирисандры и вступила в схватку с Хайбарусом.       — Она может его ослабить?       — Вряд ли. Они оба повелевают хаосом и скорее измотают друг друга, чем один победит другого. Но этого и не нужно, да? Помнишь план?       Пайпер кивнула, чем вызвала ещё одну улыбку у Лерайе. Теперь, когда боль не разрывала ей череп, Пайпер и впрямь помнила всё до мельчайших деталей.       — Умница, — похвалила Лерайе, потрепав её по плечу. — А теперь сделай то, что должна, и покажи им свою Силу.       — Тебе нужно записаться на курсы коучинга и немного подтянуть свои навыки поддержки.       — Чего?       Пайпер ей не ответила, сделав шаг к вратам.       Да, она помнила план и знала: пора дать Хайбарусу немного Силы.

***

      Оказалось, что Николас прошёл по пути, найденному Геирисандрой, первым, и это было очень плохо по двум причинам.       Причина первая: он снова оказался в Детройте и видел, как его мать, которая никогда не заботилась о нём должным образом и часто забывала даже приготовить ужин, чтобы не оставить его голодным, вновь спустила все деньги на алкоголь и наркотики. Николас периодически наведывался к ней, приносил всё необходимое, но благодаря Рейне смирился, что по-настоящему помочь матери не сможет. Она не видела сигридского мира и погрязла в пороках земного, не хотела ничего менять и считала, что Николас, точный возраст которого она даже не могла вспомнить, обязан обеспечивать её.       Николасу было больно, но он смирился, что его мать такая. Целители могли излечить телесные раны, помочь с душевными, но даже они не могли вытащить простых людей со дна, на которое те упали. Его мать просто была одной из многих, очередной цифрой в статистике, которую вели земляне, и всем говорила, что её сын — неудачник, бросивший её и не способный отблагодарить за то, что она ему дала. Мир не отверг Николаса, не вычеркнул его из жизни дорогих ему людей, но порой он об этом жалел.       Одна из граней божественной истины, которой позволили коснуться уранионы, заключалась в том, что не всегда можно всех спасти. Так объяснила Рейна. Погибшие миры, оставшиеся в далёком прошлом уранионов, были тому доказательством. Николас давно понял, что он не сможет всех спасти, — помогла мать, сама того не ведая, — но продолжал верить, что точно справится. Не просто же так Рейна выбрала его своим сальватором. Огонь, горящий в нём, был сильнее, чем в любом другом сальваторе.       Поэтому он и прошёл по пути первым.       Но была и вторая причина, из-за которой его первенство было ужасным: пройдя через железные врата и последовав за потоками магии и хаоса, Николас нашёл то, ради чего они пришли — место, где был скован Гаап.       Рядом ждал Хайбарус.       Он всё ещё не обрёл материальную форму, но тени, из которых состояло его тело, стали плотнее и уже не колебались. Хайбарус сидел на верхней ступеньке возвышенности, со всех сторон окружённой лестницей, в центре которой на коленях стоял Гаап. Тело ураниона опутывали цепи, вокруг которых кружили песчинки хаоса, часть из оков уходили вверх и в стороны, крепились к гранитным стенам и высокому потолку, детали которого Николас даже не мог толком рассмотреть.       Он стоял один на один с королём демонов и не знал, что делать.       «Вдарь ему по лицу!» — завопила Рейна, передавая свою жажду крови.       От ужаса, проникавшего в сердце даже несмотря на попытки Рейны придать ему уверенности, Николас едва не отступил на шаг. Хайбарус медленно поднялся — он напоминал старших демонов, каких Николас частенько встречал, прячась и от тварей, и от коалиции. Одежда, состоящая из слегка колеблющихся теней, скрывавшая тело; тени, плотно облепившие лицо, шею и руки; рога, загибающиеся к макушке; огромные крыльями, раскрывшиеся за спиной; и два голубых огонька, сиявших на месте глаз.       Николас не чувствовал давления силы, из-за которой подгибались бы колени — только страх, порождённый собственными фантазиями. Он знал, что Хайбарус опасен, и позволил своему разуму самому решить, насколько. То, что король демонов устроил в Диких Землях — лишь малая часть его силы, небольшая демонстрация возможностей, а ведь тогда он всё ещё был скован магией и погружён в сон.       Бояться Хайбаруса было естественно, как дышать, но Николас старался справиться с этим ужасным чувством. Рейна помогала, выравнивая его дыхание и наполняя тело уверенностью. Она, казалось, даже на секунду не задумалась о том, что они не смогут справиться с ним в одиночку.       «Что значит в одиночку?! — возмущённо заорала Рейна. — У тебя есть я, а у меня — ты. Мы достаточно сильные, чтобы заставить его попотеть!»       «Но не сдаться, — подумал Николас. — Вдвоём нам его не победить».       «И не надо. Помни про план».       Николас, сглотнув, всё же отступил на шаг.       — Ты же всего лишь мальчишка, — наконец подал голос Хайбарус — низкий, глубокий, напоминающий рычание голодного зверя и рёв разъярённых ноктисов одновременно. — Но интересный, признаю. Мне нравилось путать тебя. Жаль, что ты быстро со всем смирился.       Николас начал оглядываться, надеясь, что делает это максимально незаметно. За его спиной был коридор, откуда он прибежал, но вряд ли Хайбарус позволит улизнуть. Его нарочитая небрежность только доказывала, что он набрал достаточно силы, чтобы немного поиграть с ними.       Сколько же магии Ситри влила в ритуал на самом деле? И как скоро Хайбарус оставит Цитадель, чтобы возродиться во Втором мире?       Николас старался как можно меньше думать об этом, что в присутствии дурацкого короля демонов было чрезвычайно сложно.       — Зачем вам это? — спросил Николас, и его голос дрогнул, выдавая растерянность, злость и усталость.       — Разве я должен отчитываться перед смертным?       — Я сальватор, — напомнил Николас, начав стучать костяшками пальцев друг об друга. Боги немилостивые, он чувствовал себя так, будто его вызвали на ковёр перед директором школы.       — От этого ты не перестаёшь быть смертным.       — Но я всё ещё могу надрать вам задницу.       Король демонов рассмеялся, чем немало удивил и одновременно напугал Николаса — сальватор скривился, вжав голову в плечи, и едва подавил желание заткнуть уши. Более ужасающего смеха он ещё не слышал: казалось, голос Хайбаруса раздаётся со всех сторон, гудит в костях и обволакивает, точно колючее одеяло.       — Мне нравилось путать тебя, — повторил Хайбарус, распахнув крылья, словно разминая. — Может, оставить себе в качестве зверушки?       — Нет, спасибо, я откажусь, — протараторил Николас, сделав ещё один шаг назад.       «Дурацкие планы», — зло подумал он. Он согласился с тем, что должен сделать, и всё равно считал, что имеет право ворчать и возмущаться. Как бы Николас ни храбрился, король демонов пугал его, а сейчас они были одни — не считая Гаапа, конечно. Нактарас, боровшаяся с Хайбарусом до того, как явился Николас, исчезла. То ли решила, что пора зализать раны, то ли позволила демону сделать это.       Николас запретил себе гадать, сосредоточившись только на одном: позволить Хайбарусу ощутить Движение Рейны.       — Знаете, я тут подумал, — начал бормотать Николас, пока Хайбарус медленно шёл к нему, закрыв крыльями пленённого Гаапа, — как-то странно, что мы… ну, боремся. Мы буквально сражаемся с сознанием, которого не должно было существовать.       — Это эволюция, — возразил Хайбарус, раскинув руки в стороны — к ним поползли тени, рычащие и воющие, даже отдалённо не напоминавшие тени Эйкена, которые нравились Николасу.       — Честно, удивлён, что вы знаете такое слово, но совсем не удивлён, что вы не знаете его истинное значение. Эволюция — это естественный процесс развития всего живого. Хаос не живой, как и магия. Они просто существуют, понимаете? Как воздух и звёздная пыль. Я как-то читал, что человек на девяносто шесть процентов состоит из звёздной пыли…       Хайбарус прыгнул на него с рёвом, от которого задрожали стены — и вся сущность Николаса, чего уж таить, — но он нырнул под крыло демона и проехался по полу, крикнув:       — Или на девяносто семь? Я постоянно забываю!       Тени ринулись на него, однако Николас оказался быстрее. Он должен был использовать как можно меньше магии, чтобы не дать Хайбарусу преимущества, но ничего не смог с собой поделать. Страх подстегнул, точно кнут, и Николас вскинул руки, опалив тени фиолетовым пламенем.       — Эволюция подразумевает, что у вида появляется сознание, — продолжил тараторить он, отпрыгивая от теней то в одну сторону, то в другую, и не сводил глаз с Хайбаруса, подбиравшегося к нему с оскалом на лице. — А уже в сознании закрепляются все прочие вещи, которые делают вид нечто большим! Например, манеры!       Николас лягнул одну из теней, почти схватившую его за ногу, и отпрыгнул за возвышенность, откуда выглянул секундой позже и крикнул:       — Нельзя просто нападать на собеседника, даже если вы — дурацкий король демонов!       «Хватит позориться! — заорала Рейна. — Вдарь ему так, чтобы он подавился собственными клыками!»       «Хватит орать на меня!»       «Врежь ему!»       Николас так и не врезал — согласно плану Геирисандры, он не должен был вступать в настоящий бой вплоть до самого последнего момента или пока не окажется на волоске от смерти. Иснан, услышавший это, громко, раздражённо фыркнул и сказал, что любое столкновение с Хайбарусом обернётся боем всего за несколько секунд. Может, король демонов и позволит себе немного поиграть с ними, но в результате всё равно раздавит, как насекомых.       Как бы Иснан ни старался это скрыть, он действительно боялся Хайбаруса. Николас, вообще-то, тоже, но пытался убедить себя в обратном.       Он не столкнулся с королём демонов, а всего лишь испытывает пределы своей магии. Уклоняясь от нападавших на него теней, сжигая тех, что подбирались слишком близко, и то и дело перебрасывая себя в другую часть помещения быстрее, чем Хайбарус успел бы коснуться его, Николас проверял, насколько его Движение сильно. Он носился по огромному залу, как ненормальный, запрещая себе останавливаться. Хайбарус не идиот, поймёт, что Николас не собирается сражаться, всего лишь отвлекает, но всё равно он не мог расслабляться и позволить поймать себя.       Может, Хайбарус уже не был уранионом к тому моменту, как те создали сакрификиумов, он знал, как бороться с ними. Хаос — такой же мощный источник силы, как магия, и Хайбарус владел им в совершенстве.       — Хватит за мной гоняться! — истерично крикнул Николас спустя какое-то время, проскочив над головой короля демонов, когда тот резко приподнялся и будто бы готовился взлететь.       Хайбарус почти ухватил его за ногу, но Николас вновь перебросил себя обратно к выходу, подавив желание сбежать.       — Такой мелкий, а так бесишь, — прорычал Хайбарус, поворачиваясь к нему лицом.       — Спасибо, я стараюсь.       — Думаешь, я не знаю, что ты просто играешь со мной?       — Так и вы со мной играете.       Хайбарус произнёс что-то на языке демонов, — наверняка что-то крайне оскорбительное, из-за чего уши Николаса сложились бы в трубочку, — и вскинул руки, насылая на него ещё больше теней.       — Слушайте, а может, начнём вести турнирную таблицу? — крикнул Николас, взметнув волну пламени, поглотившую первые ряды теней. — По-моему, я выигрываю!       Рёв Хайбаруса отразился от стен и был столь громким, что едва не расколол голову Николаса. Он прыгнул назад, перебрасывая себя поближе к Гаапу, и быстро оглядел цепи. Всё ещё слишком крепкие.       «Хайбарус будет призывать хаос и демонов, захвативших Дикие Земли, чтобы убить вас, — говорила Геирисандра, — но этого будет мало, чтобы победить сразу всех сальваторов и уранионов в придачу. Вы забрали магию Диких Земель, лишили его ценного источника силы и значительно замедлили ритуал призыва во Второй мир. Без магии он будет возрождаться гораздо медленнее, однако процесс ускорится, если он пленит хотя бы одного из вас».       Онорина жаловалась, говоря, что совершенно не видит смысла осторожничать с Хайбарусом и что его просто нужно размазать по стенкам Цитадели в частицы хаоса, из которых он уже никогда не сможет возродиться. Иснан был с ней согласен, как и Пайпер, но Николас понимал: Геирисандра права. Забрав магию Диких Земель, сальваторы отстрочили неизбежное, а не предотвратили. Хайбарус возродится, просто это займёт больше времени и ресурсов, собранных Ситри во Втором мире.       Однако стоит ему пленить сальватора — и процесс ускорится. Николас совершенно не хотел становиться топливом для злой концентрации хаоса в несколько тысяч лет, и потому уклонялся и не атаковывал Хайбаруса в ответ. Николас испепелял его тени, убивал демонов, формирующихся из волн хаоса за считанные секунды, но не позволял своей магии распространиться дальше и дойти до Хайбаруса. Хватало того, что он постоянно перебрасывал себя из одной точки пространства в другую, оставляя едва заметные следы магии. Хайбарусу не хватило бы их, чтобы ускорить своё возрождение, зато Николаса — вполне.       Как и просила Геирисандра, он лишь отвлекал, раздражал, тянул время. Прыгал туда-сюда, истреблял мелких демонов и всё ждал, когда на цепях Гаапа появится хотя бы одна трещина.

***

      Момент, когда Нактарас, схлестнувшаяся с Хайбарусом, отступила, Фортинбрас ощутил всем своим существом. Мурашки пробежали по его спине, шрамы будто бы заныли, скул коснулись невидимые ледяные пальцы, постепенно становящиеся плотнее.       Фортинбрас не шевельнулся. Он стоял перед железными воротами, за которыми крылась Цитадель богов, и молча смотрел, как из теней, выползших из-под тонкой щели внизу, складывалась женская фигура. Тёмные волосы кружили вокруг головы, точно щупальца морского чудовища, на тёмном лице особенно выделялись железные зубы и яркие серебристые глаза. Холодные пальцы касались скул Фортинбраса, пробегались по чертам его лица, словно исследуя, и он молча ждал, пока это закончится.       Прикосновения не были неприятными, но и лёгкими, приносящими удовольствие он бы их не назвал. Нактарас, явившаяся ему и Арне, замершего рядом с Фортинбрасом, не позволила бы отойти или выразить недовольство. Она изучала его, будто он был лишь результатом эксперимента, крутила его голову, сжав челюсти сильными пальцами, и улыбалась своим мыслям, пока заглядывала в его глаза.       — Силён, — наконец произнесла Нактарас глубоким, чарующим голосом, в котором слышался скрежет костей и рёв беспощадных северных ветров. — Геирисандра не ошиблась. Справишься.       — Сделаю всё, что в моих силах, — смиренно ответил Фортинбрас, не прерывая зрительного контакта.       — И даже больше, — промурлыкала Нактарас, отпустив его лицо.       Челюсть ныла от того, сколь сильно уранионша сдавливала её, но Фортинбрас не посмел возмутиться. Это было всего лишь незначительным неудобством, которое он легко мог пережить.       — Не вздумай отступать, — сказала Нактарас и плавно проплыла в сторону, освободив ему путь к вратам. — Я помогу, но я — Ночь, а не Время.       Фортинбрас искоса посмотрел на Арне, медленно кивнувшего в ответ на молчаливый вопрос.       Пройдя по пути, открытому им Геирисандрой, они оба вновь оказались в тронном зале ребнезарского дворца, среди трупов и демонов, а после — в первой Башне, где Фортинбрас впервые столкнулся с Карстарсом. Но страха или вины, изъедающего душу, было гораздо меньше. То, что уже случилось, нельзя было изменить, только принять. Фортинбрас знал это, и потому в момент, когда демоны Карстарса напали на него из прошлого и заковали в цепи, он не сказал ни слова. Молча смотрел, как в Башне проносятся дни и месяцы, чувствуя на себе сосредоточенный взгляд Арне, и даже после, когда Башня обрушилась и вместо неё выстроилась новая, не шелохнулся.       Железные ворота, ведущие в Цитадель, появились, когда вторая Башня начала рушиться. Камни падали сверху, поднимая пыль, кровь Магнуса капала на пол, силы покидали его, тогда как улыбка на лице только становилась шире и увереннее. Фортинбрас молча смотрел на самого себя из прошлого, пытавшегося вырваться из-под контроля Арне, после чего закрыл глаза и заставил себя сосредоточиться на звуке своего сердцебиения.       «Магнуса больше нет, — сказал тогда Арне, — как нет и Розалии. Их не вернуть и случившегося не исправить. Зато можно спасти других».       Магнус был бы крайне разочарован, если бы узнал, что Фортинбрас провалил свою часть плана только из-за того, что сдался перед чувством вины в очередном приступе самобичевания. И Розалия бы ни за что не простила его, ведь она просила позаботиться о Гилберте. Как минимум ради того, чтобы не разочаровать их, Фортинбрас был обязан добраться до Цитадели.       Как максимум — ради самого себя и тех, кто был ему дорог и кто ждал, что он поможет остановить Хайбаруса.       Башня ещё рушилась, когда Фортинбрас направился к железным воротам. С каждым его шагом стены Башни исчезали, стирались, точно рисунок, и в конце концов вокруг остались только тысячи дорог, ведущие к Цитадели, и врата, на которых были начерчены древние символы. Дороги были узкими, для трёх-четырёх человек, идущих плечом к плечу, а между ними простиралось пустое пространство, окрашенное в белый цвет, на котором вспыхивали чёрные точки-звёзды.       Ночь отступила, вышла из битвы с Хайбарусом не проигравшей, но и не победительницей — всего лишь скрылась, оставив заместо себя другого соперника. Ночь явилась к Фортинбрасу, чтобы помочь ему направить хаос и облегчить задачу Иснану, который прямо сейчас должен был брать под контроль демонов Хайбаруса, притаившихся в Цитадели, чтобы те обратились против своего короля.       Николас, услышав эту часть плана, забеспокоился, что Иснан просто натравит демонов на остальных сальваторов. Но Пайпер сказала, что Второй не упустит своего шанса и поможет. Иснан тогда посмотрел на неё, как на пустое место, однако молча кивнул. От Фортинбраса не укрылось, что после этого на губах Пайпер появилась слабая улыбка.       Понять, что она означала, он не успел. Геирисандра открыла Переход, затолкнула их в Лабиринт и провела по особому пути, и теперь Фортинбрас стоял перед одними из ворот в Цитадель и готовился совершить невозможное.       — Всё получится, — произнёс Арне, отчего-то ударив его кулаком в плечо, совсем как Пайпер. — Покажи, что я не зря тебя выбрал.       — Мне следует вернуть Цитадель назад во времени или доказать, что у тебя есть вкус?       — Элементали великие, — поражённо выдохнул Арне и прикрыл рот ладонью. — Ты выучил, что значит слово «вкус»?       Фортинбрас не ответил, подойдя ещё ближе к вратам. Те не пугали его, хотя невозможность прочесть символы на железе сильно нервировала и будоражила его природное любопытство. Не будь обстоятельства столь ужасными, он бы обязательно попытался расшифровать древние надписи.       Выдохнув, Фортинбрас положил ладонь на врата. Те не открылись, как следовало бы. По железу, огибая символы, пробежали тонкие тени, подобные ручейкам, и устремились к ладони Фортинбраса.       Первое прикосновение хаоса, скрытого в древних стенах Цитадели, обожгло холодом. Перед глазами пронеслись картины, которых Фортинбрас на самом деле никогда не видел: то, как путь к вратам нашли Пайпер, Николас и Иснан; как Лабиринт, окруживший Цитадель подобно защитной стене, перестраивался и рушился, уничтожаемый хаосом; как твари проникали в него и как сальваторы с ракатанами пытались пройти его, чтобы добраться до богов.       Всё, что когда-либо происходило не только вокруг Цитадели, но и с ней, Фортинбрас видел благодаря Времени. Нактарас, окружившая его, точно бесплотный туман, направляла хаос к нему, забирая себе лишь малую часть — всё остальное поглощал Фортинбрас, беспощадно вырывая из стен Цитадели одну из главных сил, благодаря которой та стояла.       Время — сильнейшая магия сакри, о чём Арне не раз напоминал ему. Время способно заглянуть в прошлое людей и простых предметов, вернуть их к состоянию, в котором они находились минуты и даже годы назад. Будущее, которое можно было увидеть с помощью Времени, было доступно только Арне, но в нынешней ситуации им и не требовалось обращаться к будущему. Хватит и прошлого.       Хайбарус двести лет отравлял Цитадель и склонял на свою сторону богов. Он был заперт с уранионами так же, как они — с ним, и с момента Вторжения они изводили друг друга день и ночь, что сказывалось на состоянии Цитадели и Лабиринта. Хаос, изначально заложенный в основе Цитадели вместе с магией, искажался под влиянием Хайбаруса и в конце концов стал подчиняться ему. Поэтому король демонов и засел в Цитадели, а не в Диких Землях: в обители богов он мог не только контролировать своих демонов и отслеживать изменения Лабиринта, но и постепенно поглощать магию, впитавшуюся в стены.       Поглощение хаоса Фортинбрасом даст ему преимущество, но этого они и добивались. Они ослабят Хайбаруса, забрав хаос, которым он управлял, и в то же время усилят, позволив быстрее поглотить часть магии Цитадели. Хватит ли этого, чтобы Ситри завершила ритуал, не знала даже Геирисандра. Она, однако, надеялась, что сальваторы успеют снести голову Хайбаруса до того, как он из Цитадели откроет Переход во Второй мир.       Фортинбрас думал об этом, постепенно вытягивая хаос из Цитадели и запирая его внутри себя. Лабиринт и так настрадался, а твари до сих пор рыскали по нему, призванные Хайбарусом. Незачем им питаться хаосом. Тот не магия, жизнь не продлит, лишь исказит то, что уже есть.       К тому же ему не привыкать: он уже забирал хаос и проклятия других и оставлял их себе, зная, что выдержит больше, чем любой другой житель Диких Земель. То, что Фортинбрас делал сейчас, было лишь очередной жертвой, которую он был готов принести, чтобы выиграть ещё немного времени.       Хватит ли ему сил, не отравит ли хаос сердце, не остановит ли его — этого Фортинбрас не мог знать точно. Надеялся, что Нактарас не позволит ему сгинуть, а Арне поможет справиться с разворошёнными воспоминаниями и старыми ранами, каждая из которых напоминала о себе острой болью и кровью, пропитывающей одежду.       «Ты же мой хороший, — шептал Арне, — отлично справляешься! Давай, ещё немного. Обещаю, потом я угощу тебя чем-нибудь вкусным!»       «Я тебе что, собака?» — зло подумал Фортинбрас, так резко согнув пальцы, что оставил глубокие вмятины на железе.       «Из тебя бы вышел отличный золотистый ретривер».       Фортинбрас даже не знал, что это за порода такая, но решил, что обязательно спросит у сакри потом. Если, конечно, не сломается от боли, поселившейся в костях, и воспоминаний, пропитавших каждый камень Цитадели — то были видения давно погибших миров, через которые прошли уранионы, и тех, о существовании которых Фортинбрас даже не представлял. Он видел сотни чужих миров, похожих на Сигрид или Землю, а из одного, полного песка и испепеляющего солнца, вырвался яростный ветер, будто мир был лишь приоткрытой дверью. На смену ветру пришли льды и океаны, а за ними — гектары вечнозелёного леса. После — выжженные беспощадным огнём войны земли и горы трупов, оставленные уранионами гнить в мирах, к которым они потеряли интерес.       Поразительно, что они решили вмешаться в судьбу Сигрида и одарили смертных магией сакри. Поразительно, что не ушли, как делали это тысячи раз.       Но, должно быть, раскол между уранионами это и означал: одни желали оставить Первый и Второй миры в прошлом, уничтожить их, чтобы создать из хаоса нечто иное, другие же понимали, что это будет концом всего. Хаос поглотит сам себя, как когда-то Хайбарус, ещё будучи уранионом, полным магии, сделал то же, чтобы дольше продержаться в форме хаоса и создать демонов. На этот раз никакой следующей ступени эволюции не будет: магия, поглощённая хаосом, не превратится во что-то другое.       Иллумэ барал станет пустотой, а не истиной, за которой охотятся уранионы.       «Пожалуйста, прекрати думать о грустном», — попросил Арне, зашевелившись внутри, будто кот, которого хотели согнать с пригретого местечка.       «Я пытаюсь… замотивировать себя», — подобрал правильное слово Фортинбрас.       «У тебя очень странные представления о том, как нужно мотивировать себя. Люди обычно думают о чём-то приятном, о награде, которая ждёт в конце…»       «Я не человек».       «Отстань, пожалуйста, и внимай: думай о позитивных вещах. Приятных. Которые заставляют тебя улыбаться».       Перед глазами промелькнуло очередное воспоминание, хранившееся в стенах Цитадели: о мире, затопленном сотнями морей, вышедшими из берегов. Фортинбрас видел тонущих существ, похожих на людей, слышал их крики, смолкавшие, когда полные хищников тёмные воды смыкались над их головами, и уранионов, которые тенями мелькали за облаками и наблюдали за гибелью очередного мира.       «Нет, это не позитивная вещь, — проворчал Арне. — Очень непозитивная. Она попортит тебе карму».       «Что?»       «Думай не о том, что будет, если ты не справишься, а о том, почему ты должен справиться. Ради кого».       Фортинбрас, в конце концов, положил вторую ладонь на врата. Давление хаоса только усиливалось, и в теле посилились дрожь и слабость.       «Ради кого, Фортинбрас из рода Лайне, принятый родом Дасмальто, — твёрдым голосом призвал Арне, помогая ему не согнуться под тяжестью воспоминаний Цитадели. — Ради кертцзериз, которые были рядом много лет. Ради дяди, принявшего тебя в род. Ради брата, отменившего твоё изгнание. Ради мараан церзару. Ради самого себя. И ради сигридцев, которые готовы защитить себя, но лишь в том случае, если мы выиграем им время».       Выдохнув, Фортинбрас закрыл глаза. Арне точно знал, что говорить и на какие больные места давить, чтобы заставить его заглушить тревожные мысли.       Он прекрасно понимал, что сигридцев, считавших, что сальваторы обязаны защищать их от демонов, намного больше тех, кто понимает: сальваторы лишь ведущие к спасению, а не спасители. Они обязаны создать подходящие условия, подсказать или направить, чтобы сигридцы сами спасли себя.       Уранионы тому пример: даже боги не всесильны и не спустятся с небес, чтобы спасти всех.       Если у сальваторов ничего не выйдет, Хайбарус загонит их в недра Цитадели, разорвёт в клочья и поглотит их магию. Но если план Геирисандры удастся, у сигридцев будет шанс остановить вечную войну против тёмных созданий.       Если у Фортинбраса всё получится, — а у него получится, он мысленно убеждал себя в этом, время от времени повторяя слова Арне, — ему не придётся вновь умирать каждый день, лишь бы у других был шанс прожить ещё немного. Он сам сможет жить нормально, не чувствуя груза вины, лишь лёгкость в теле и любовь в сердце, которую, в конце концов, не должен был заслуживать всеми возможными способами. Его любили за то, какой он есть, со всеми странностями, и он хотел любить в ответ.       Поэтому у Фортинбраса обязательно всё получится.