Мир цепей и богов

      Ощущение было точно таким же, как и во время встречи с Андером, когда тот пожелал видеть Эйкена и Эйса. Но на этот раз Эйкен совсем ничего не успел сделать: ни усмирить тени, ни хотя бы предупредить кого-либо. Острая боль пронзила его сердце, и хаос, из которого состояли тени, будто с цепи сорвался. В голове звенело, в ушах шумела кровь, всё тело пылало, как если бы Эйкен вновь оказался в Башне, в доме, охваченном пламенем. Он слышал чей-то голос, — красивый, мелодичный, затянувший песнь на древнем языке, — и достаточно быстро понял, что он принадлежал Ситри. Она наградила его проклятием, и она, как недели назад, совершала нечто, из-за чего это проклятие стало сильнее — вернулось к моменту, когда Эйкен только обрёл его.       Ситри начала действовать, но он никак не мог об этом сообщить. Он сгорал, терзаемый тварями, и слышал, как несколько голосов просили его сдаться. Шептали о том, что так будет проще, обещали, что он не пострадает. Что он станет лучше и сильнее. Эйкен не сдавался, но в какой-то момент хаос победил, и всё вокруг заволокла тьма. В ней вспыхнул совсем слабый свет, — он переливался от чёрного до зелёного, в котором то и дело проскальзывали песчинки хаоса, — и Эйкен понял, что чувствует прикосновение магии сальватора. Он почти расслабился, думая, что это Фортинбрас, но когда зрение вновь стало чётким, увидел перед собой Иснана. Он склонился к нему, широко улыбаясь, сложив руки за спиной, и угрожающе тихо спросил:       — Ты, засранец, совсем охренел, да?       Эйкен попятился и уткнулся в стену, пошедшую волнами. Это так удивило его, что он, забыв об опасности, обернулся и встал к Иснану спиной. Стена и впрямь рябила, будто ткань, которую колыхал ветер. Приглядевшись, Эйкен увидел маленькие частицы хаоса, постепенно усмиряющие рябь.       — Как это…       Договорить он не успел: за спиной Иснана проплыли три размытых силуэта, один из которых имел крылья. Эйкен подскочил на месте, приготовился призвать свои тени, но не почувствовал их. Левая рука была идеально чистой, светлой. Даже маленьких шрамов, старых мозолей и царапин не было видно.       — Не суетись ты так, — раздражённо бросил Иснан, ленивой походкой направившись за силуэтами. — И не стой на месте, я ждать не буду.       — Ты о чём? — осторожно спросил перепуганный Эйкен.       — Ты совсем идиот или только притворяешься? Это воспоминания, и мы должны следовать за ними, чтобы выбраться.       Эйкен совсем ничего не понял. Вокруг царила полутьма, лишь сквозь какой-то квадрат высоко наверху пробивался тусклый свет. Три силуэта остановились как раз под ним, повернувшись к решётке, сформированной из хаоса, и один из силуэтов наклонился, протягивая руку сквозь прутья. Точно напротив камеры появилась ещё одна, откуда доносились приглушённые всхлипы. Эйкен медленно направился за Иснаном, обхватив себя за плечи. Стало холодно, как в Северных лесах. Что-то подтолкнуло Эйкена в плечо: он, обернувшись, увидел, как надвигается стена тьмы, и метнулся к Иснану, врезавшись тому в спину.       — Не мог бы ты отойти примерно на пару миль? — Иснан положил ладонь на голову Эйкен и оттолкнул его от себя. — Ага, вот так, отлично. И ещё чуть-чуть подальше. Повтори ещё пару тысяч раз.       — Сам сказал не отставать, — проворчал Эйкен, косясь на стену тьмы. Она замерла на месте, будто всего лишь хотела ограничить пространство, а не поглотить его.       — Не отставай, но держись от меня на расстоянии.       — Терпеть тебя не могу.       — Спасибо, я это очень ценю.       Эйкен выглянул из-за его спины, но силуэтов уже не увидел. Зато заметил, что в камерах сидело двое людей, сокрытых тенями. Эйкен не мог понять, какого они возраста или телосложения, шевелятся ли, просто знал, что они были в камерах, и всё.       — Что это? — тихо спросил он.       — Сказал же, воспоминания, — раздражённо ответил Иснан.       Эйкен подавил желание показать ему язык: от мысли, что он застрял элементали знают где вместе с Иснаном, скручивало внутренности, однако он не был таким уж глупым, чтобы провоцировать сальватора. Иснан всё ещё был связан клятвой, которая ни за что не позволила бы ему навредить Эйкену, но испытывать Второго или давать ему повод для оскорблений Эйкен вовсе не хотел. Где бы он ни был, сейчас его жизнь зависела от Иснана, который явно понимал больше.       — Если это воспоминания, — тихо начал Эйкен, — разве мы не должны… ну, быть их частью? В прошлый раз я видел всё своими глазами.       — Это воспоминания, но не твои, а хаоса, — цокнув языком, пояснил Иснан.       — Как это?       — А вот так.       Он развернулся к Эйкену и глубоко царапнул когтями по его щеке. Эйкен вскрикнул, отлетел, как ошпаренный, пока Иснан пытался унять злорадный смех. Он щёлкнул пальцами, и с них посыпался чёрный песок.       — Это воспоминания хаоса, — повторил Иснан. — Сейчас ты сам — хаос. Он лишь принял форму твоего тела, подстроившись под разум. В воспоминаниях только твоё сознание, пацан, и оно резонирует с хаосом, который когда-то был в месте, которое мы видим.       — Обязательно было ранить меня, чтобы всё объяснить? — обиженно пробубнил Эйкен, утирая оцарапанную щёку, с которой медленно сыпался чёрный песок, всего через несколько секунд исчезнувший, будто его и не было. Маленький след от раны тоже пропал, щека вновь стала гладкой.       — Я не могу навредить твоему настоящему телу, не могу повлиять на сознание — но здесь я могу отыграться на форме, которую тебе подарил хаос. Будь добр, не порти удовольствие. Я, всё-таки, сальватор, и сейчас я — единственный, кто может защитить тебя в случае чего.       Эйкен стиснул зубы, запрещая себе отвечать. С насмешками Иснана он уж как-нибудь справится, но нельзя давать ему повод вредить Эйкену. Пусть даже нынешнее тело не было настоящим, ощущение, охватившее его, когда Иснан оцарапал кожу, было не из приятных. Да и тени куда-то делись — без них Эйкен чувствовал себя беззащитным, и лишний раз лезть на рожон совсем не хотелось. Но и совсем уж усмирить себя он не мог.       — Если ты такой умный, может, скажешь, где конкретно мы находимся?       — Полагаю, в Башне.       Эйкена будто наотмашь ударили.       — В Башне?       — Разве ты этого не понял?       Он скованно помотал головой. С чего вообще Иснан решил, что он всё поймёт? Эйкен видел только колеблющиеся очертания помещения, две камеры и людей, охваченных тенями…       «Вот оно», — мелькнуло в его голове. Эйкен повернулся ко второй камере и пригляделся.       Вот что показалось ему странным, пусть он и не понял этого сразу. Тени скрывали только одного человека: того, на которого смотрел Эйкен. Они кружили вокруг, ластились к нему, обволакивали, точно одеяло. Второго человека тени окружали так, будто хотели удержать на месте, а первого — защитить.       Эйкен подошёл ближе, соблюдая осторожность, но человек за решёткой не обращал на него внимания. Он сидел, прижавшись к стене, обхватив колени руками, и плакал, пока тени ласково утирали его слёзы и гладили по голове, будто успокаивая.       — Он им приглянулся, — раздался мужской голос со стороны. Знакомый, низкий, которому вторил далёкий вой, раздавшийся из-за стен Башни.       Эйкен вновь обхватил себя за плечи, напомнив, что происходящее — всего лишь воспоминание. Эхо далёких дней, рассыпавшихся на тени и хаос, выжженных магией Фортинбраса, когда он разрушил настоящую Башню, в которой твари держали Эйкена.       Иснан молча смотрел, как силуэт, сформировавшийся у второй камеры, повернулся к первой. Черты внешности стали чётче: теперь были видны тёмные волосы, бело-чёрные рога и идеально чистое лицо, ещё не изувеченное шрамами. Карстарс стоял возле второй камеры и казался вполне живым, и если бы не слегка колеблющиеся очертания его фигуры и отдельные её части, изредка становящиеся полупрозрачными, Эйкен бы решил, что он и впрямь живой.       — Вот бы оторвать ему голову ещё раз, — с кровожадной улыбкой пробормотал Иснан, прислонившись спиной к стене. — Хочешь попробовать?       — Это же воспоминание, — непонимающе повторил Эйкен. — Он нас не видит и не слышит. Нас здесь нет.       Что, на самом-то деле, не казалось ему правдой. Как минимум Эйкен был здесь: в этой самой Башне твари держали его много лет, здесь же они прокляли его и здесь он впервые встретил Фортинбраса.       — Ты такой скучный, — пробубнил Иснан себе под нос.       Эйкен закатил глаза.       Карстарс опустился на одно колено перед камерой. Рядом с ним из потоков хаоса начала формироваться ещё одна фигура. Сердце Эйкена ухнуло, стоило фигуре обрасти чертами: длинные белые волосы, напоминающие шёлк, длинные рога, — намного длиннее чем у любой твари, которую Эйкен когда-либо видел, — железные когти и чёрные руки, постепенно светлеющие к локтям.       — Это Ситри, — тихо произнёс Иснан, не отрывая от неё взгляда. — Одна из сильнейших.       — Одна из? — дрогнувшим голосом уточнил Эйкен.       — Ладно, сильнейшая, — будто нехотя исправился Иснан. — Та ещё сука.       Возразить Эйкену было нечего. Как оказалось, именно Ситри наградила его проклятием, и она же не так давно напомнила о себе, из-за чего его проклятие будто бы взбесилось.       — Он — сильнее, — наконец произнёс Карстарс. На этот раз его голос звучал будто из-под воды, и Эйкену пришлось собрать всю свою смелость, чтобы подойти ближе и не упустить ни единого слова.       — И упрямее, — возразила Ситри, постучав железным когтем по подбородку.       — Это можно исправить.       — Сколько ещё тебе потребуется времени?       Тут человек, сидящий в камере, зашевелился. Он дёрнулся, будто его тело охватили судороги, и упал бы лицом вперёд, прямо на жёсткие камни, покрытые кровью и плесенью, если бы тени его не удержали. Эйкен никак не мог рассмотреть его лица: то будто бы скрывалось за размытым пятном, зато голос был ясным, полным злости и насмешки:       — Ты так уверен, что справишься?       Иснана отчего-то передёрнуло.       — Ты всего лишь упрямый мальчишка, — со снисходительной улыбкой ответил Карстарс, выпрямляясь, — жалкий смертный, чья жизнь — мгновение, не больше. Но уверяю тебя, ты можешь послужить великой цели.       Пленник что-то ответил на совершенно другом языке, и Эйкен, что сильно поразило его, всё понял. Каждое слово, и от того, сколь грязными они были, его лицо мгновенно запылало. Иснан, казалось, тоже всё понял. И побледнел.       Он шагнул к камере, будто хотел попытаться рассмотреть лицо пленника, но тени оттащили того назад, к стене. Карстарс и Ситри, воссозданные хаосом, растаяли, как дым. Человек в другой камере, — Эйкен из прошлого, запертый в Башне, — тихо плакал. Тусклый свет, падавший через единственное окно, исчез. Эйкен уже хотел вслепую начать шарить руками повсюду, надеясь хотя бы отыскать Иснана, но тот сам схватил его за воротник кофты и оттащил в сторону.       Хаос вновь заклубился возле камеры, формируя другую фигуру: человек с фиолетовой кожей и тёмными волосами, сидевшего на полу со скрещенными ногами. Полы его плаща растеклись вокруг, на них мерцали звёзды и проплывали кометы — Эйкен знал, что это такое, Гилберт не так давно рассказывал ему и даже обещал показать фильм (хотя что такое это, Эйкен не знал). Человек наклонил голову, и из-за воротника плаща показалась чёрная полоса, отпечатавшаяся на шее. Это не было ни ошейником, ни украшением, ни даже татуировкой. Это было клеймом — Эйкен откуда-то знал это.       — Опять ты? — практически прорычал пленник, бросившись вперёд, словно хотел ударить человека, сидящего перед камерой.       Тот не ответил, лишь медленно склонил голову к другому плечу, рассматривая его.       Иснан сделал совсем маленький шаг вперёд. Эйкен повторил за ним.       — Мне плевать, что они предлагают. Можешь даже не пытаться.       «Разве я пытаюсь?»       От испуга Эйкен чуть не выпрыгнул из собственной одежды. Чужой голос раздался прямо у него в голове. Он посмотрел на Иснана, и демон, закатив глаза, пояснил:       — Это Ренольд.       «Ты всё ещё желаешь этого?» — задал ещё один вопрос Ренольд, словно почувствовал присутствие Иснана.       — Чего? — не понял пленник.       «Мести».       Эйкен покосился на вторую камеру, из которой доносились всхлипы. Тени всё ещё кружили вокруг, бесформенные и совсем не родные, но уже знакомые. Первой тенью, которую Эйкен сделал своей, была Мышь. Эти же — лишь слуги Карстарса и Ситри, по их приказу следившие, чтобы в Эйкене теплилась жизнь; тени, которым он нравился, но которые не могли принадлежать ему так же, как он — им. Теперь Эйкен это понимал.       И если хаос показывал им воспоминания прошлого, если человек во второй камере был Эйкеном, а перед другой прямо сейчас сидел Ренольд…       Значит, там был Иснан. До того, как переродился в демона.       Иснан-человек и Эйкен были заточены в одной Башне.       — Месть, — наконец подал голос пленник. — Звучит отлично. Я хочу убить их всех.       Плач из второй камеры стал громче.       — О, Рафаэль, заткнись! — бросил ему пленник. — У меня всё под контролем!       Эйкен изумлённо вытаращился на Иснана:       — Ты назвал меня Рафаэлем?       — Я? — казалось, Иснан был по-настоящему удивлён. — С чего ты…       — В той камере сидел я, — прервал его Эйкен. — Я томился в этой Башне, пока Форт меня не вытащил. Выходит… в другой камере — ты. До того, как был избран сальватором. Если мы оба здесь, значит, я, в теории, мог стать сальватором Слова… Нас обоих забрали, чтобы добиться связи с Ренольдом, а потом — переродить избранного в демона?       Иснан оскалился и всплеснул руками.       — Что за чушь? Я никогда не был ни в какой Башне по-настоящему. Ренольду не нужно было выбирать из нескольких, я — его единственный выбор.       — О, конечно, — не удержался от колкости Эйкен, — самый любимый и невероятный.       — Ты, паршивец…       Иснан шагнул к нему, подняв руку с блеснувшими клыками, в тот же момент, когда обстановка вокруг изменилась. На первый взгляд могло показаться, что всё так же: две камеры, расположенные друг напротив друга, пленники, окружённые тенями. Но стало больше крови, впитавшейся в камни, плесень расползлась по стенам. Свет за единственным окном стал ещё тусклее. Ренольд уже не сидел перед камерой, а стоял, склонившись, сложив руки за спиной. Фиолетовая кожа посерела, на шее проступили чёрные линии. Он молча смотрел на пленника неизвестно сколько, пока тот, наконец, не заговорил.       — Я их убью. — Его голос был не громче шёпота, ломкий, но полный силы, питаемой отчаянием. Она отражалась в его практически чёрных глазах и хищном оскале — единственном, что Эйкен рассмотрел за завесой теней, лишь на мгновения расступившихся. — Убью каждого, кто посмел причинить мне боль. Убью всех демонов.       Эйкен поёжился: с каждом словом в голосе пленника всё больше звучала жажда крови.       — Эти цепи, которыми они меня обвешали, ничего не стоят. Я создам другие. Крепче и сильнее, и посажу на них всех демонов, заставлю гнить заживо до скончания веков. Я заберу свою свободу.       «Пару лет назад ты не верил в существование демонов», — ответил Ренольд, голос которого вновь раздался в голове Эйкена.       — Пару лет назад я не знал о тебе. Ты — мой шанс отомстить. Обещаю тебе, Ренольд: они ответят за всё, что сделали со мной. За всё, что сделали с нами. Я стану твоим сальватором и отомщу за нас обоих.       Плач в другой камере стих.       Эйкен затаил дыхание.       Ренольд раздумывал, должно быть, вечность, но в конце концов протянул руку между прутьями решётки. Пленник приподнялся, преодолевая давление теней, пытавшихся оттащить его обратно, и ухватился за руку Ренольда.       Никакого света магии или потоков хаоса, готовых сформировать новые образы, не было. Ренольд и пленник просто растворились, а кровь продолжала растекаться по камням, плесень — по стенам. Свет за окном совсем померк. Эйкену показалось, что прошло всего пару секунд, но он откуда-то знал, что намного больше. Может, дни или даже месяцы.       Может, годы.       Он молча ждал, нетерпеливо оглядываясь по сторонам, пока Иснан продолжал пялиться на опустевшую камеру. Теперь Эйкен был уверен: Иснан и был этим пленником. Ещё будучи человеком, он сумел завоевать доверие Ренольда и даже стал его сальватором, как и убеждал всех остальных сакри, а после Иснана обратили в демона. Возможно, он был одним из многих подопытных, кого демоны пытались связать с Ренольдом, ставшего их пленником. Возможно, он всегда был единственным, кто мог быть избран. Точно Эйкен знал только одно: Карстарс и Ситри рассматривали его, Эйкена, на эту роль, но он не подошёл, и тогда они решили провести над ним другие эксперименты.       Однако в конце концов Эйкен остался один в Башне, где провёл годы. Тени, которым он некогда приглянулся, всё ещё были рядом, но не позволяли себя приручить. То ли выполняли приказ старших демонов, бросивших Эйкена, то ли он сам был недостаточно силён. Он всё время лежал, обняв себя за колени, и пустым взглядом смотрел в вперёд.       На вторую камеру, где уже никого не было.       Эйкен совершенно этого не помнил. Как только Фортинбрас вытащил его из Башни, все воспоминания Эйкена будто разом стёрлись. Он даже имени своего назвать не мог, — и не сказать, что в Башне он его помнил, — только спустя пару дней они с Фортинбрасом придумали новое. С ним была одна-единственная Мышь, которую он сумел приручить, и ощущение бесконечной пустоты внутри.       Сейчас Эйкен был не один, да и пустоту, честно говоря, давно не ощущал — но она вернулась, пока он целую вечность ждал, пока хаос покажет что-то новое или сменит хотя бы одну деталь в помещении, где были заперты они с Иснаном. Второй ничего не говорил, будто и не замечал ни Эйкена, ни двух камер. Он лишь слегка поморщился, когда всё вокруг, вторую вечность спустя, начало растворяться: как ещё не высохшая картина, созданная дешёвыми красками, на которые выплеснули воды. За темнотой проступала белизна, а за стеной тьмы, которая в самом начале толкнула Эйкена, — чьи-то очертания.       Он сдавленно вскрикнул, когда увидел длинные рога и белые волосы. В голубых зрачках, особенно ярко выделявшихся на фоне чёрных склер, будто бы горел призрачный огонь.       — Давно я тебя не видела, малыш, — проворковала Ситри, посмотрев на Эйкена. — Выжил-таки.       — Ты…       — И ты с ним, Иснан, — как ни в чём не бывало продолжила Ситри и прижала ладони к груди, как если бы расчувствовалась от встречи с ним. — Приятный сюрприз. Ты, никак, хочешь попросить прощения за то, что убил Карстарса?       — Просто мечтаю об этом, — фыркнул Иснан. Он прикрыл собой Эйкена, но сделал это с явной неохотой и отвращением, отразившимся на лице. Эйкен пнул бы его под колено в отместку, если бы не понимал, что сальватор протянет против сильнейшей демоницы дольше, чем обычный проклятый человек.       — Тебе будет достаточно всего лишь извиниться, — ласково продолжила Ситри. — Карстарс был важен, это правда, и его потеря — большой удар для всех нас, но ты можешь просто извиниться, Иснан. Вернуться к нам. Забудем о твоём маленьком бунте.       — Аж расплакаться тянет. Никогда не думала пойти в актрисы? С твоим талантом отыгрывать мерзких сук точно взяла бы «Оскар».       — Не испытывай моё терпение, Иснан. Я нужна тебе, чтобы…       — Не-а, ошибочка вышла, — перебил её Иснан. — Это я нужен тебе. Я — сальватор, избранник Ренольда. Даже если я поверю, что вы, твари, превратили меня в подобного себе, я всё ещё остаюсь сальватором. Выбрали меня, потому что я был достоин Слова. Я — уникальный, а ты — всего лишь демоница, которой не хватает силы.       Эйкену снова захотелось пнуть Иснану под колено, чтобы он замолчал и не вздумал и дальше провоцировать Ситри. Пока они не поймут, была ли она здесь по-настоящему, нельзя рисковать.       — Не хватает силы? — медленно повторила Ситри.       — Если бы хватало, ты бы давно пробудила Хайбаруса, так?       Ситри улыбнулась, и по её лицу Эйкен понял, что она наслаждается происходящим — и насмехается над ними, ведь она точно знала нечто, чего не знали они. Вряд ли, конечно, Ситри бы им выдала свои планы, как бы сильно Эйкену ни хотелось верить в чудо. Но он думал, что Иснан хотя бы попытается вытянуть хоть что-то.       К несчастью, он не успел. А может, и к счастью — пространство позади Ситри разорвалось, точно шов на одежде, кто-то прыгнул на неё со спины и со всей дури всадил лезвие прямо в голову. Демоница покачнулась, брызнула чёрная кровь, мгновенно обратившаяся в дым. Ситри распалась на частицы хаоса, что лишь доказывало, что она была всего лишь миражом. Эйкен в изумлении застыл, не зная, куда себя деть и пытаться ли защититься. Может, ему вообще следовало пасть ниц и рассыпаться в благодарностях за чудесное спасение.       На Ситри напала Геирисандра: лезвие, бывшие её в руке, замерцало и вытянулось, превратившись в копьё, тёмные глаза вспыхнули призрачным пламенем.       Эйкен нервно сглотнул и опасливо покосился на Иснана.       — Тебя только не хватало, — проворчал тот, из-за чего Эйкен едва не задохнулся от возмущения.       — Я решила, что нет смысла подвергать всех сальваторов риску и тащить их на помощь тебе, — как ни в чём не бывало ответила Геирисандра, — особенно ради такой-то мелочи. Хватит и меня.       — Я бы с ней справился.       — То, что ты видел, было лишь миражом. Сейхарион следит за потоками хаоса во Втором мире, так что уверяю тебя: настоящей Ситри здесь не было.       — А то я не понял, — закатил глаза Иснан.       Эйкен из последних сил подавил желание пихнуть его острым локтем под рёбра — совсем, что ли, из ума выжил, раз огрызается в разговоре с богиней? Она, вообще-то, богиней-то и не была, лишь уранионом, но Эйкен никак не мог к этому привыкнуть и предпочитал думать, что Геирисандра всё же была богиней, способной убить их одним только острым взглядом.       — Вместо того, чтобы ехидничать, подумал бы, как выбраться отсюда. В своей истинной форме я не могу здесь появиться: слишком много хаоса, и ищейки Хайбаруса повсюду.       — Здесь? — пискнул Эйкен.       — В Лабиринте, — снисходительно ответила Геирисандра. — Когда твой хаос проснулся, малыш, Лабиринт это почувствовал, потому и притянул сюда. Лакомый кусочек для Хайбаруса. Среди смертных нет тех, кто управлялся бы с его хаосом так хорошо, как ты.       Из-под ног Эйкена будто выбили почву.       — Ситри потому и явилась, — между тем продолжила богиня. — Учуяла тебя. Я помогла вам, но это всё, на что я способна. Хайбарус полностью захватил Лабиринт, и путь к Цитадели, сердцу нашей силы, отрезан.       — Но Гаап всё ещё где-то там, — пробормотал Иснан, постучав себя когтем по подбородку. — И вы хотели, чтобы мы освободили его. Вы, что ли, думаете, что мы совсем тупые и ринемся ему на помощь только из-за ваших слов? И так застряли тут, причём не в физическом смысле. Здесь только долбанное сознание!       — Так выберитесь, — легко пожала плечами Геирисандра, крутанув копьё в своей руке, будто от скуки. — Я следовала зову магии: она привела меня туда, где сильнее всего было желание. Твоё желание. Я здесь, потому что ты, будучи магом, взывал ко мне. Ты знаешь, что путешествовать по воспоминаниям хаоса опасно, особенно здесь, в Лабиринте. И знаешь, что Хайбарус пойдёт на всё, чтобы вернуть тебя. Так почему бы не выбраться, украв у него кое-что?       — Что? — не понял Эйкен.       Геирисандра не ответила, будто и вовсе забыла об его присутствии. Её силуэт начал растворяться, постепенно становясь всё прозрачнее, пока не остались только глаза, горящие магией, и голос, прошелестевший над ними, точно порыв ветра:       — Забери то, что принадлежит тебе по праву.       Стало тихо, вокруг всё ещё было пусто. Эйкен тревожно переминался с ноги на ногу, поглядывая на Иснана.       — И… Что будем делать?       — Ты меня спрашиваешь? — тут же огрызнулся он. — Можешь пойти куда-нибудь и убиться.       — Какой ты душка, — проворчал Эйкен. — Может, это тебе…       Договорить он не успел: над пустотой, где они торчали, точно Блуждающие Души, разнёсся оглушительный звук, будто разом загрохотали грозовые тучи и затряслись все горы мира. Эйкен инстинктивно зажал уши, но это не помогло. Грохот был столь сильным, что вибрировал в костях, впитывался в кожу и по венам добирался до сердца, а оттуда — в голову, где проносились тысячи ужасающих образов, каких он не видел даже в Диких Землях.       Города Второго мира рушились и обращались в прах. Земля, раскалываясь, поглощала целые страны, и в то же время моря вздымались огромными волнами и затапливали их. Хаос был повсюду: клубился в воздухе, вытягивался из тел людей, в муке раздиравших себе лица, шеи и грудные клетки, отделялся от земли, зданий, всевозможных предметов, будто абсолютно всё во Втором мире состояло из мелких чёрных песчинок. Демоны были повсюду, они рвали людей на части, орали, рычали и шипели, ежесекундно меняя форму, становились всё больше от крови, которую стремительно высасывали из тел смертных.       — Это не по-настоящему! — донёсся до Эйкена приглушённый грохотом голос Иснана. Он стоял совсем рядом, только руку протяни, и так же зажимал уши и морщился. — Если бы демоны напали, я бы это почувствовал.       — Тогда что это?! — заорал Эйкен в ответ.       Ему ответил далёкий гул, похожий на стук. Ритмичный, становящийся всё громче с каждой секундой. Пол под ногами задрожал, вздыбился. Эйкен едва не налетел на Иснана, фигура которого наполовину рассыпалась чёрными песчинками.       Вокруг них растянулись тёмные нити: не такие чёрные, как раньше. Из-за дрожи, отдающейся во всём теле, вызывающей только боль, Эйкену потребовались лишние секунды, чтобы распознать цвет этих нитей — зелёный, тёмный, подобный цвету тусклой листвы деревьев в Северном лесу, охваченном вечерним полумраком. Нити растекались, будто были частью распущенного полотна, и Эйкен видел, как Иснан скрежетал зубами, пытаясь использовать магию.       И он видел, как белая пустота над ними раскололась на части — за ней была видна только тьма.       Там кто-то был. Он наблюдал за ними, как если бы был по другую сторону разбитого зеркала, и улыбался.       Эйкен знал это, потому что он состоял из хаоса и тьмы так же, как тени, которые из-за проклятия навсегда стали частью его самого.       Хайбарус медленно пробуждался.

***

      Иснану совсем не нравилось, что хаос с чего-то решил навязать ему мальчишку с тенями, но, разумеется, никто его не спрашивал. Оставалось лишь молча следовать за воспоминаниями, как и посоветовал Ренольд, но едких комментариев он уже не сдерживал, решив, что хотя бы так может развлечь себя.       Всё было довольно неплохо ровно до тех пор, пока Эйкен не решил, будто второй пленник — это Иснан-человек.       «Ты же знаешь, что он прав, — упорно повторял Ренольд уже после того, как хаос показал им сакри, выбравшего своего сальватора. — Вы были в одной Башне, и намного дольше, чем можете себя представить. Я годами присматривался ко всем, кого Ситри хотела превратить в сальватора, но лишь ты оказался достаточно интересен, чтобы привлечь моё внимание по-настоящему».       Самое удивительное, что Иснан это знал. Не помнил, а знал. Сакри никогда не лгал ему, разве что частенько не говорил всей правды, и был на его стороне, пусть даже порой это выражалась в довольно неожиданном захвате тела или бесконечной болтовне внутри черепной коробки.       То, что они видели в воспоминаниях хаоса, — правда. Пусть Иснан отрицал её, его тело и магия считали иначе. В момент, когда пустое пространство, где он застрял с мальчишкой, наполнилось грохотом, Иснан отпустил магию, чтобы защитить их. Та не была чёрной, как хаос.       Она стала тёмно-зелёной.       Как глаза Марселин Гарсии, когда она посмотрела на него после того, как магия, связывающая кровь, протянулась к нему.       Магия всегда отражалась в глазах: у Первой та была золотом, а у её мелкого брата — янтарём, столь схожими в моменты, когда они оба едва сдерживались, чтобы не ответить на очередную шутку Иснана. По крайней мере, мелкий точно сдерживался. Глаза Андера тоже сияли янтарём, но у Марселин — изумрудами, переливы которого Иснан с ужасом замечал в местах, где нити его магии уплотнялись, связывались между собой, будто были частью огромного полотна. Магия билась, как сердце, и с каждым мгновением, каждой новой нитью, окружавших ей, светлела на тон, словно очищалась от хаоса.       «Забери то, что принадлежит тебе по праву».       Сверху рухнул огромный пласт белого камня, заставивший Эйкена истошно заверещать. Он подскочил к Иснану, вцепился в его локоть и спрятался за спину, а Иснан был так ошеломлён этим, что даже не сразу отпихнул от себя засранца.       «Забери то, что принадлежит тебе по праву».       «Забери собственные воспоминания, — проговорил Ренольд, пока Иснан озирался, пытаясь понять, в какой точке пространства лучше всего открыть портал. — Извлеки их из этого хаоса».       — Ты, что ли, прослушал слезливую речь Геирисандры? — прошипел Иснан, взмахом руки отогнав волну хаоса, подкравшуюся к ним с левой стороны. — Здесь всё подчиняется Хайбарусу.       «Хаос заманил сюда сознание Эйкена, но не его тело. Тебя утянуло следом, потому что ты попытался помочь…»       — Если бы он окончательно разнёс кухню, я бы больше не попробовал охрененно вкусных стейков с кровью. Что-что, а готовить тот мужик, Одовак, умеет.       — Ты о чём вообще?! — завизжал Эйкен.       «Ты уникален, Иснан…»       — Да, знаю, — не без самодовольства согласился Иснан, вновь отпихнув от себя Эйкена, уж слишком агрессивно пытавшегося удержаться за его локоть.       «…но не из-за того, что остался сальватором, будучи демоном. Ты уникален, потому что ты — единственный из многих, кто сумел пережить метаморфозы, которым тебя подвергли магия и хаос. Так почему бы не пережить их снова? Почему бы не показать, что ты — больше, чем демон, владеющий Словом?»       Ренольд нёс какую-то чушь, и Иснан совершенно не хотел ему отвечать. Белое пространство вокруг рушилось, точно все поверхности были стеклом, за которым ждали скалящие острые зубы тени. У Иснана не было времени, чтобы всматриваться в них и искать тех, кто подчинился бы ему, укравшему силу Карстарса. Хаос подступал всё ближе, и пусть в Лабиринте они с Эйкеном не были в физическом смысле, риск был огромен. Их притянуло, потому что они оба — создания хаоса, и в то же время — магии. Две противоестественные сущности, которые Хайбарус пытался прибрать к рукам. Вполне возможно, что он совсем рядом, перемещается среди теней, наблюдая за тем, как Иснан пытается найти подходящую для открытия портала точку в пространстве. Второй даже не был уверен, что почувствует короля демонов, раз разорвал свою связь с хаосом и захватил ту, благодаря которой Карстарс контролировал своих тварей. Может, те демоны и вовсе погибли в Диких Землях, лишив его даже такого крохотного контроля и связью с былой силой.       Иснан не знал. Всё, что он пытался сделать, так это вытащить своё сознание из Лабиринта и запихнуть его обратно в своё тело.       «Вот об этом я и говорю, — неожиданно громко рассмеялся Ренольд, и от звука его смеха по телу Иснана разлилось тепло. — Ты хочешь жить, и это — естественное желание всех существ. Но разве жизнь на цепи — это жизнь? Ты принёс клятву так же, как другие сальваторы. Ты можешь ненавидеть саму мысль о том, чтобы сражаться с ними на одной стороне, но они, по крайней мере, готовы сражаться за свои жизни точно так же, как ты. Разве это не объединяет вас? И Первая обещала, что с тебя снимут цепи. Вы же сражаетесь на одной стороне, — требовательнее повторил Ренольд. — Вы должны оставаться вместе».       — Ты, кажется, пропустил все те моменты, когда они были готовы свернуть мне шею, — прорычал Иснан, в очередной раз отпихнув от себя перепуганного Эйкена.       «У них есть право злиться на тебя, и ты прекрасно об этом знаешь. Но что, если доказать им, что ты намного лучше? Согласно клятве, ты получишь пожизненную неприкосновенность, если будешь сражаться против Хайбаруса и узнаешь, каким человеком был до того, как тебя обратили в демона. Половину условий ты можешь выполнить прямо сейчас. Доказать, что ты — больше, чем просто демон. Забери то, что принадлежит тебе по праву. Забери свою свободу».       Иснан не удержался от презрительной усмешки: будто у него была свобода, о которой говорил Ренольд!       «Была, — упрямо возразил сакри. — Ты обещал мне, что заберёшь свою свободу и отомстишь за нас обоих».       Воспользовавшись его замешательством, Ренольд захватил контроль над телом. Руки Иснана, чертившие в воздухе сигилы, опустились. Погасла магия, изучавшая пространство на многие мили пустого пространства вокруг, которое так и трещало от тварей, прячущихся в тенях.       Они хлынули вперёд сразу же, как белоснежные стены рухнули, сдавшись под их напором. Иснан не сумел даже звука издать, в отличие от Эйкена: тот опять заверещал и, судя по движениям, попытался то ли подчинить напавших на них теней, то ли призвать своих.       Иснан так и не понял. Огромная волна теней, в которой сверкали зубы и когти, где звучал раскатистый смех Хайбаруса, накрыла его с головой.       «Забери собственные воспоминания, — повторил Ренольд. — Забери свою свободу».       Иснану казалось, будто невидимая сила тянет его на дно. Пропали и тени, и Эйкен, чьи крики оборвались, как если бы того резко оградили барьерами. Голос Ренольда звучал на задворках сознания, требуя, чтобы Иснан забрал то, что принадлежит ему по праву.       Но был ли в этом хоть какой-то смысл?       Неужели он пережил все ужасы Башни, которых даже не мог вспомнить, все унижения, которым его подвергали демоны, только для того, чтобы вновь стать человеком?       «Человеком тебе уже не стать, — возразил Ренольд тихо, с заботой, из-за которой всё существо Иснана будто встало на дыбы. — Ты переродился в демона, а для того, чтобы вновь стать человеком, придётся снова пережить подобный ритуал».       Даже если так, Иснану была противна сама мысль о том, чтобы признать, что когда-то он был человеком. Слабым, смертным человеком без капли магии в теле…       «Неправда, — вновь возразил Ренольд. — Тебя и Рафаэля забрали, потому что демоны искали частицу Силы, переданную Андеру от Йоннет. Ты же знаешь, что у одних землян в теле мало магии, а у других в разы больше. Вы относитесь ко вторым. В вас было достаточно магии, в которой, как думали демоны, Андер мог спрятать частицу Силы».       Даже если и это было правдой, Иснан отказывался её принимать. Всё, через что он прошёл, было не для того, чтобы в конце концов он вернулся к началу.       «Ты и не возвращаешься, — в третий раз возразил Ренольд. — Лишь вспоминаешь. Тебе не стать прежним, Карлос. Но тебе достаточно признать, что когда-то ты был другим. Вспомнить, с чего всё началось, чтобы понять, чем всё должно закончится. Ты обещал мне, что отомстишь за нас обоих. В тебе оказалось намного больше естественной магии, чем в Рафаэле, но я избрал тебя своим сальватором не из-за этого».       Иснану, погружённому во тьму и холод, показалось, будто совсем рядом вспыхнуло пламя, лизнувшее его ладони.       «Я избрал тебя, потому что ты не сдавался до последнего. Ты боролся с демонами, превосходившими тебя числом и силой, чтобы защитить Рафаэля. Ты привлёк моё внимание и добился моего доверия, потому что ты хотел жить. Сильнее, чем кто-либо другой. Тебя вырвали из привычной тебе жизни и засунули в самый хаос, забрав то, что принадлежит тебе по праву, и ты был готов бороться, чтобы вернуть это».       Иснан открыл глаза: вокруг всё было в оранжево-красных всполохах огня. Трещало пламя и дерево, пожираемое им, и в центре небольшого помещения, где Иснан стоял, на полу корчилась женщина. Вокруг неё было несколько демонов, среди которых он узнал только Ситри.       — Славная была охота, — промурлыкала она, присев перед женщиной на корточки. Железные зубы сверкнули во всполохах огня. — Даже жаль, что так быстро закончилась. Где девчонка?       — В них нет Силы, — хрипло выдавила женщина, лежавшая у её ног. Иснан видел многочисленные раны на её теле, обнажавшие мышцы и кости, и даже несколько клыков, застрявших в теле.       А ещё — магию, зеленью отразившуюся в глазах.       — Это уж я сама проверю, — всё тем же тоном продолжила Ситри. — И девчонку найду, ты не сомневайся.       — Умоляю, — едва слышно произнесла женщина, протянув к демонице руку. Иснан скривился от того, сколько отчаяния было в её голосе и взгляде, от того, как она тряслась всем телом, к которому уже подбирались языки пламени и на которое скалились низшие демоны, выскакивавшие то тут, то там. — В них нет Силы…       — Может, ты права, — с улыбкой ответила Ситри. — Но не будет Силы — значит, будет нечто другое. Приятно было пообщаться, Елена.       «Твоя мать», — проговорил Ренольд.       «Чушь собачья», — возразил Иснан, но на этот раз совершенно не был уверен в том, что ему стоит возражать.       На этот раз он не просто знал, что всё, увиденное им, правда. Он это помнил. Смутно, но помнил.       Он помнил дом, охваченный пламенем, и женский голос, без конца повторявший всего два имени. Помнил тени, собирающиеся в углах, и тварей, которые формировались из них. Помнил, как они шептали имя, принадлежащее ему.       Как месяцами невидимые голоса шептали его же, а Иснан никак не мог запомнить его.       Как Ренольд, сумев отвлечь его, захватил тело и открыл портал к Картахенскому кладбищу — в момент, когда взгляд Иснана зацепился за фамилию «Гарсиа», в его голове будто щёлкнуло.       Как нить крови Андера протянулась к Эйсу, затем — к Пайпер и Марселин, а после — к нему, Иснану.       И как ему показалось, будто эта связь естественна.       «Забери то, что принадлежит тебе по праву, — яростно прошептал Ренольд, усилием воли закрывая его глаза. — Исполни свою часть сделки и забери свою свободу».       Резкий толчок — и Иснан распахнул глаза.       Вокруг было слишком много людей. На его груди лежала ладонь Третьего, смотрящего на него, как на сумасшедшего. Рядом — ошалевший Эйкен, забившийся в руках Марселин, но, явно понявший, что ему ничего не угрожает, быстро успокоившийся. Вокруг толпились Первая, Четвёртый, великанский ублюдок и мелкий принц, брат Первой, долбанный рыцарь-пёс и волчица с ведьмой мёртвых.       Все смотрели на него.       — Соскучились, что ли? — прохрипел Иснан, скинув руку Третьего со своей груди, и сел.       Фортинбрас молча крутанул запястьем и протянул ему зеркало, выпавшее из воздуха. По телу Иснана будто пустили ток, волосы на затылке шевельнулись. Все остальные молча ждали, смотря на него, даже Марселин, гладившая Эйкена по голове и утиравшая его слёзы.       Иснан не мог понять, почему, но взял протянутое ему зеркало и успел заметить, как в его глазах погасли зелёные отсветы магии.       Склеры всё так же были чёрными, зато зрачки изменились: из ярко-красных, присущих всем демонам, стали тёмно-серыми. Такими же, как у Эйкена. Иснан выронил зеркало, которое Фортинбрас успел подхватить.       Голова раскалывалась от тысячи мыслей, проносившихся столь же быстро, как тени, через которые он совсем недавно прошёл, чтобы помочь Эйкену.       Теперь Иснан понимал: Ренольд был прав, сказав, что он пытался помочь Эйкену. То было сродни инстинкту, спящему глубоко внутри, но разбуженного чем-то знакомым.       «Я избрал тебя, потому что ты не сдавался до последнего. Ты боролся с демонами, превосходившими тебя числом и силой, чтобы защитить Рафаэля».       Ренольд был прав. Иснан наконец понял, и от этого осознания по его жилам разлился холод.       Он был Карлосом из семьи Гарсиа, превращённого в демона Иснана, и помнил об этом.