Pure blood above all / Чистота крови превыше всего

      Каждый раз возвращаясь в Хогвартс, Пэнси чувствовала, как быстро бьется сердце от сладостного волнения перед предстоящей встречей с друзьями и ставшей родной гостиной факультета, где они собирались с друзьями после долгого и утомительного учебного дня. Но сейчас… Сейчас ей было страшно от одной только мысли, что придется встретиться лицом к лицу со всеми знакомыми, что непременно постараются ее задеть, сказав какую-нибудь колкость в адрес ее семьи или буравя колючим взглядом ее затылок на уроке или в Большом Зале. Уж после статей в Ежедневном Пророке колючий взгляд и брошенная в ее адрес колкость — наименьшее, чего ей стоило ожидать, возвращаясь в школу.       Подобные мысли посещали Пэнси Паркинсон на протяжении всего пути в школу. Ее опасения оправдались уже на платформе и в поезде — после недавних новостей на нее не глазел только ленивый, а таких в школе Чародейства и Волшебства Хогвартс оказалось, к несчастью, куда меньше, чем Пэнси рассчитывала. Стоило ей только попасть на магическую платформу, как ее сразу же охватило желание вернуться в родовое поместье, спрятавшись от укоризненных взглядов и шепота, но Пэнси знала, что не имеет права так поступить. Да и Блейз, все это время находившийся рядом, не позволил бы позорно сбежать, ведь сейчас это означало прямое подтверждение, что все гадкие слухи о ее семье правдивы. Столкнувшись с косыми презрительными взглядами на собственной шкуре, Пэнси наконец начала лучше понимать, почему Драко вел себя подобным образом последние четыре месяца. Теперь она горько сокрушалась и раскаивалась из-за своей несдержанности по отношению к нему.       Раньше, когда злые сплетни обходили стороной семью Паркинсонов, однокурсники на нее смотрели с завистью и даже некоторым восхищением. Но теперь, когда Говарда Паркисона обвиняли в жестоком убийстве Хлои Абботт, она затылком чувствовала эти презрительные взгляды, словно вину ее отца уже доказали в Визенгамоте, или это преступление хладнокровно совершила сама Пэнси. И если по дороге в школу, ее душу еще терзали сомнения, стоит ли говорить с Ханной, то, едва переступив порог замка, она тотчас же отвергла эту крайне неудачную идею. Ханна даже слушать ее не станет, что уж говорить о понимании. Драко оказался прав. И этот вывод заставила ее, недовольно вздохнув, цокнуть языком.       Из всех друзей только Дафна нашла время и желание черкнуть ей пару строчек поддержки в письме, пообещав, что они подробно поговорят обо всем по возвращении в замок. Однако сейчас Пэнси не испытывала ни малейшего желания обсуждать арест отца и его возможные последствия. Хотелось просто раствориться в воздухе или спрятаться под мантией-невидимкой, как в сказке о трех братьях и дарах Смерти. Жаль, что это всего лишь выдумки Барда Бидля.       — Что-то у меня совсем аппетит пропал. Пойду-ка я, пожалуй, в спальню, — у входа в Большой Зал прошептала Пэнси, но Блейз, сжавший трясущиеся от нервного напряжения пальцы, заставил ее остановиться. — Блейз, я не могу.       — Можешь. Ты не сделала ничего плохого, Пэнси, а эти придурки пускай шепчутся, если заняться больше нечем. О семьях Драко и Тео полгода судачат, и ничего, оба живы-здоровы, с Астрономической Башни еще не сбросились. Ты не слабее их, — твердо произнес Блейз, твердой походкой направляясь к столу Слизерина, и Пэнси ничего не оставалось, как пойти за ним, шумно вздыхая и устремив печальный взгляд в каменный пол Большого Зала, словно видела его впервые в жизни.        Пэнси ощущала себя не в своей тарелке, чувствуя буравящие ее затылок вгляды. Складывалось ощущение, что ее разглядывают под маггловским микроскопом, заперев в крошечной банке, выбраться из которой не представлялось возможным. Большим количеством презрительных взглядов и перешептываний ее одаривал стол Пуффендуя, самым безразличным к случившемуся же оказался, пожалуй, Слизерин. Продвигаясь через толпу когтевранцев-второкурсников к столу своего факультета, она заметила, как местная знаменитость, Гарри Поттер, хмуро наблюдал за ней, то и дело поправляя съезжающие на нос уродливые круглые очки. Он, разумеется, уже все знал — в Хогвартсе ничего не удавалось скрыть надолго, особенно от бесконечно влезающего не в свое дело Мальчика-Который-Выжил. Ей было даже удивительно, что он не заподозрил их в темном умысле.       — Пэнси, ты как? — спросила Миллисента, стоило ей только занять привычное место за столом факультета.       Ежедневный Пророк, разумеется, успел написать несколько грязных статеек даже в отсутвии Риты Скитер, сделав Говарда и Хлою любовниками, объяснив жестокое убийство банальнейшей ревностью. Прочитав статью в первый раз, Пэнси возмущенно подскочила, грозясь проклясть очередного редактора самой известной газеты магической Британии, пытавшегося нажиться на проблемах ее семьи, но замолчала под тяжелым взглядом Гиацинт. Сейчас следовало думать об отце и репутации семьи, а не о грязных газетенках, распространявших одну только гадкую ложь.       — Брось, Пэнс, не переживай ты так. Привыкнешь. Через пару месяцев почти перестанешь замечать эти взгляды, — с легкой ухмылкой произнес Теодор Нотт, получая тычок в бок от сидящей рядом с ним Миллисенты.       Казалось, Теодор не испытывал ничего, кроме радости, что теперь не только о его отце пишут всякую дрянь в Пророке, пороча имя древнего чистокровного рода.       — Пару месяцев? — Пэнси поперхнулась соком, которым запивала кусок запеченной индейки. — Моего отца не задержат на столь долгий срок. Авроры поймут, что обвинения беспочвенны, и отпустят его.        Она не была до конца уверена в своих словах, но ей хотелось верить, что отец действительно не при чем. Хлою Абботт убили, но Пэнси поверила бы первому встречному магглу, пожелавшему убедить ее, что ее отец непричастен к этому преступлению.       Теодор недобро рассмеялся, качая головой.       — Беспочвенны? Пэнси, не будь такой наивной. Мы все в одной лодке. Наши отцы, отец Драко, и Винса, и Грега тоже. Они Пожиратели Смерти, а этот статус влечет за собой некоторые последствия. Он наверняка дал задание твоему отцу очистить наш мир от парочки грязнокровок, в этот список попала и Абботт. И не стоит так драматизировать. Твой отец всего лишь выполнил свое задание, будучи ничуть не лучше на… — договорить ему не дал Блейз, силой стукнув кулаком по столу, заставив вздрогнуть Миллисенту и Асторию. Дафна даже не шелохнулась, буравя взглядом противоположную стену.       Посуда громко звякнула, грозясь упасть со стола и разбиться вдребезги.       — Заткнись, Нотт.       Обстановка за столом накалялась и даже Трейси Дэвис, сидящая едва ли не на противоположном конце стола, с интересом наблюдала за однокурсниками, желая вникнуть в суть конфликта, но, судя по ее недовольному взгляду, ничего не могла расслышать. Пэнси бы даже рассмеялась, не касайся их с Теодором спор затруднительного положения, в котором оказалась ее семья. Однако реакция Блейза на выпады Теодора все же заставила уголки ее губ дрогнуть. От понимания, что он защищает ее, в груди разлилось уже знакомое тепло.       Тем временем ужин шел полным ходом, разве что студенты то и дело бросали в их сторону косые взгляды. Но Пэнси удивляло молчание Дафны, которая обычно обязательно нашла бы, что возразить Теодору и поставить его на место. Она не проронила и слова за весь ужин, сидя возле Миллисенты. Астория же заняла место напротив Пэнси, что не могло ее не удивить, ведь сестры Гринграсс практически никогда не находились на большом расстоянии друг от друга, если их к этому не принуждали обстоятельства в виде разных уроков.       — Ребята, перестаньте. На нас уже все смотрят, — попыталась образумить друзей Миллисента.       Теодор еще некоторое время бурчал уже что-то себе под нос, но его уже никто не слушал. Мысли Пэнси витали далеко от Большого Зала. Их занимал отец, находившийся сейчас под стражей, мама, оставшаяся одна в огромном поместье, куда в любую минуту вновь могли ворваться авроры, Драко, которого Пэнси не заметила ни на платформе, ни в поезде, и Дамблдор, занимавший свое привычное место в центре стола преподавателей и находившийся в добром здравии, о чем-то переговариваясь с профессором МакГонагалл. Очередная попытка Драко убить директора оказалась провальной, и Темный Лорд, конечно, об этом знает, ведь новость о смерти Альбуса Дамблдора разнеслась бы по Магической Британии за считанные часы. Оставалось надеяться, что Драко появится в Хогвартсе в ближайшее время, иначе начнут возникать вопросы, а лишнее внимание ему сейчас совсем ни к чему. Как и им всем.       Ханну Пэнси не видела, ведь столы Пуффендуя и Слизерина разделяли два других, и поэтому разглядеть происходящее на другой стороне Большого Зала не представлялось возможным. Тем не менее, Пэнси даже не сомневалась, что Ханна присутствует на ужине, как одна из старост своего факультета, ведь их присутствие на застольях было обязательным. Она не знала, как вести себя в присутствии Ханны, и что сказать ей, если они вдруг встретятся лицом к лицу. Слова застревали в горле от одной только мысли о том, что может сказать ей Ханна, только недавно потерявшая мать. Объем ее горя невозможно было измерить.       — Ладно, Паркинсон, не сердись на меня, — миролюбиво сказал вдруг Теодор, выдергивая ее из потока мыслей о Ханне. — Это я все от волнения. Дело в том, что мы с Дафной женимся этим летом. Можете нас поздравить, ребята!       За столом повисла тишина, точно несколько мгновений назад здесь взорвалась бомба. А через мгновение Винсент и Грегори взорвались апплодисментами и хохотом, подскочив с места и хлопая Теодора по плечу, поздравляя его так, словно он только что стал лауреатом какой-нибудь премии. Побледневшая же Дафна сидела прямо, точно пораженная Петрификусом, уставившись в полупустую тарелку. После ареста отца Пэнси считала, что ее уже трудно чем-то удивить, но у Теодора это получилось. Брак с Дафной? Пэнси, конечно, догадывалась, что Эдвард Гринграсс не будет слишком возражать против отношений Дафны и Теодора, учитывая события, произошедшие в магическом мире за последние месяцы, но брак — это совершенно другое. Магическая связь, что скрепит неразрывными нитями не только мужа и жену, но и их семьи. Что повлияло на решение Эдварда Гринграсса? Убийство матери Ханны? Так ведь она была грязнокровкой. А Гринграссы входили в «Святые Двадцать Восемь» еще со Средневековья.       «Разве Тори не говорила, что мистер Гринграсс убьет Дафну, когда узнает, что она спуталась с Теодором? Что происходит?»       — Поздравляю, Дафна! — воскликнула Миллисента, обнимая ее и тряся точно тряпичную куклу. — Ребята, я так рада, что вы смогли уладить все свои разногласия. Это просто чудесно! Дафна, почему ты ничего мне не сказала в поезде? Ты, что же, не собиралась нас приглашать?       Дафна молчала, никак не реагируя на происходящее вокруг, а цвет ее кожи стал практически не отличим от пепельно-светлых волос. Пэнси начинала всерьез беспокоиться за ее состояние, и, ей даже показалось, что Дафна действительно только сейчас узнала о своем скором браке с Теодором Ноттом и теперь принимала поздравления от друзей с таким видом, словно речь шла о ее похоронах, а не свадьбе с парнем, с которым она вот уже четвертый месяц целовалась на глазах у всей школы.       Конечно, подобная практика среди чистокровных волшебников не была чем-то необычным, многие обручали и даже женили своих детей по достижению совершеннолетия, не дожидаясь даже окончания школы, но Пэнси всегда казалось, что ранние браки остались в поколении их дедушек и бабушек, ведь даже родители Пэнси, Драко и остальных женились, когда им было не меньше двадцати пяти лет. И уж тем более браки по принуждению, ведь Дафна выглядела какой угодно, только не счастливой и не влюбленной в Теодора. Было в этой истории что-то темное, только вот Пэнси терялась в догадках, в чем именно заключалась проблема.       — Паркинсон! — когда Пэнси с Блейзом и Миллисентой пробиралась сквозь толпу студентов к выходу из Большого Зала, все еще находясь под впечатлением от новостей, ее окликнул чей-то звонкий голос.       Обернувшись, она, точно пораженная взглядом василиска, застыла, увидев в толпе Ханну Абботт, а ее сердце пропустило удар от пронзившего ее, точно электрический разряд, страха. И, если в первую секунду ей показалось, что это была всего лишь игра ее воображения от долгих переживаний и мыслей об этой встрече, то когда мираж не рассеялся ни через одно мгновение, ни через пять, а Блейз с Миллисентой, кажется, тоже видели Ханну, судя по их напряженным лицам, Пэнси поняла, что она действительно стояла в нескольких метрах, и ее следующие слова и действия могли быть самыми непредсказуемыми. Смирившись, что грандиозной сцены, достойной театральных подмостков, не избежать, Пэнси прошептала:       — Идите без меня.       — Я подожду тебя в гостиной. Не задерживайся только, — ответил Блейз и быстро вышел из зала, расталкивая снующих вокруг первокурсников, еще не слишком хорошо ориентировавшихся в замке.       Обреченно вздохнув, Пэнси быстро подошла к Ханне, прожигающей ее нечитаемым взглядом: сложно было сказать, что именно она хотела сейчас ей сказать и в каком настроении она сейчас пребывала. Пэнси понятия не имела, будет ли Ханна сейчас рыдать или станет кричать на нее и бросаться темномагическими заклинаниями прямо на глазах у всей школы, но в одном не сомневалась: ничего нового и неожиданного она не услышит. Все самые оскорбительные фразы о себе и своей семье она прочитала накануне в Ежедневном Пророке. И что-то внутри, называемое магглами интуицией, подсказывало ей, что это только начало. Дальше будет только хуже.       — Я хотела поговорить с тобой, — голос Ханны звучал неожиданно тихо и спокойно. — Только не здесь, идем в место потише.       Местом потише оказался громоздкий виадук, расположенный не слишком далеко от школы над бездонной пропастью, и при свете дня являвшийся вполне себе безопасным местом для прогулок, но после захода солнца идти туда рисковали только «отважные и слабоумные», ведь в любой момент там могло появиться привидение, вознамерившееся напугать до чертиков заплутавшего в окрестностях школы студента, а тот уже без посторонней помощи, поскользнувшись, мог провалиться в черную бездну.       Пэнси показалось очень странным, что Ханна выбрала именно это место для их разговора, но отступать было уже поздно, да и некуда, разве что, в зияющую пропасть, а умирать в неполных семнадцать лет она не планировала. По дороге обе не проронили ни слова, и желудок Пэнси несколько раз сделал сальто, заставляяя ее возблагодарить саму же себя за то, что совсем немного съела за ужином. Молчание Ханны заставляло ее нервничать только еще больше и строить догадки о том, что же ей предстоит сейчас услышать.       — Я догадываюсь, что ты хочешь мне сказать, но… Я правда соболезную твоей потере, Ханна, — Пэнси поначалу не планировала говорить о своем отце, тем более как-то оправдывать его, но слова сорвались с языка раньше, чем она смогла себя сдержать. — Но мой отец… Ханна, он не совершал того, в чем его обвиняют…       — Как ты смеешь говорить мне, что твой отец не виноват в смерти моей мамы?! — от возмущения Ханна подавилась воздухом. — По-твоему, авроры просто так подозревают Пожирателя Смерти в убийстве? Ну да, он же вообще ни в чем не виноват! Очнись, Пэнси, проснись наконец! И твой отец, и отец Малфоя, и Нотта, и Крэбба, и Гойла — все они преступники! Убийцы! То, что Люциус Малфой не стал косвенным убийцей Джинни Уизли четыре года назад, так это Поттера поблагодарить надо! Что, скажешь не знала, что это благодаря Малфою-старшему Джинни спятила и открыла Тайную Комнату? — Пэнси непонимающе смотрела на нее. При чем здесь мистер Малфой? Чего еще она не знала? И что думал Драко по этому поводу? — В конце семидесятых магглорожденных уже пытались истребить, а сейчас история повторяется. То, что сейчас творят ваши родители, это — геноцид, а вы слепо идете по их пути, даже не задумываясь о том, верна ли их идеология. Никто из магглорожденных не горел желанием оставлять привычный им мир, где прошло все их детство, и жить здесь, где ко всему нужно привыкать: законы, валюта, еда, одежда, литература, искусство, музыка, транспорт — все пугающе незнакомое, другое, непонятное. Так еще и просыпаться каждый день с мыслью, что им подобных желают истребить просто за то, что они жили иначе первые десять лет своей жизни! Ни моя мать, ни Гермиона Грейнджер, ни любой другой магглорожденный волшебник не просил таковым рождаться — никто этого не выбирал. Но раз уж так случилось, засунули бы вы куда подальше свои идеи о волшебном мире для чистокровных и катились бы к черту!       Когда длинная и весьма эмоциональная речь Ханны подошла к концу, Пэнси лишь стояла, словно громом пораженная, изредко моргая и стараясь пропустить через себя все, что только что услышала. А подумать было над чем.       Она не сразу нашла, что сказать. Ей и в голову не приходило рассматривать проблему чистоты крови с этого ракурса. Ей всегда казалось, будто нечистокровные волшебники рвутся в их мир, стремясь жить наравне с ними и делать вид, что ничем от них не отличаются, однако при этом менять их законы и традиции, как та же Грейнджер со своим дурацким Г.А.В.Н.Э. Пэнси никогда и не задумывалась о том, что это ей и ее друзьям все ясно и понятно, а многие их однокурсники оставляют свое детство, свой привычный уклад, семью, друзей, школы и переезжают в совершенно незнакомый им мир, где ко многому нужно привыкать. Пэнси только кривила носик, когда приходилось сидеть за одной партой с кем-то вроде Гермионы Грейнджер. Она никогда не задумывалась о том, правильно ли это, просто воспринимала, как должное.       — Ханна, я…       — Я еще не закончила, — вскинув руку в воздух, Ханна не позволила ей продолжить, резко перебивая. — Думаешь, Хогвартс — это только магия и веселье? Разочарую, это вовсе не так. Хогвартс — это первокурсники-магглорожденные и полукровки, скучающие по родителям, желающие вернуться в свои родные дома, играть с друзьями в футбол и смотреть любимые мультфильмы. Они не могут связаться ни с семьей, ни с друзьями, видят родителей два раза в год, а все остальное время их достает Пивз и придурки-слизеринцы. Вдобавок ко всему, еще и профессора, которые совершенно не делают скидку на то, что ребенок десять лет о магии вообще ничего не слышал, его готовили к совершенно другому будущему, он понятия не имеет, что вообще за зелья перед ним стоят и для чего нужна трансфигурация, и откуда вообще взялись темные искусства. А, вырастая, мы вступаем не в свою войну. Она не наша, мы ее не просили.       — Ты росла в мире магии точно так же, как и мы! — наконец возразила Пэнси. — Не делай вид, что тебя это не касается.       Но Ханна пропустила и эту ее фразу мимо ушей, лишь удостоила Пэнси хмурым взглядом за то, что та ее прервала.       — А знаешь, что еще такое Хогвартс и ваш любимый магический мир, который вы так рьяно стремитесь защитить от магглорожденных? Это Седрик Диггори, веселый и добрый парень, который вопреки своей «чистокровности», помогал первокурсникам, да и другим тоже, влиться в жизнь школы и хоть что-то понять о мире магии. Но вы и его не пощадили. Вы убиваете даже своих! Для вас, если в человеке есть хоть капля немагической крови или если он не желает убивать нечистокровных, то он предатель и подлежит уничтожению. Ты только вдумайся, как отвратительно жестоко это звучит!       — Здесь никого силком не держат. Не нравится школа — пусть едут обратно в свой драгоценный маггловский мир. Мы их сюда не звали и не горим желанием учиться с полукровками и грязнокровками, ясно? — выпалила Пэнси. — Разве у них нет шанса отказаться? А раз уж приехали, то пускай будут добры привыкнуть и не выпячивать свою нечистокровность. Запомни, Ханна, мы не обязаны подстраиваться под других, только потому, что они, видите ли, чего-то не понимают.       Ее раздражали все магглорожденные, кто, не замолкая ни на мгновение, расхваливал свой прекрасный маггловский мир, жалуясь на то, что давно не ел любимую еду и не пользовался чудесами маггловской техники. Да у Пэнси пар был готов из ушей повалить, когда Гермиона Грейнджер объявила, что эльфы-домовики должны быть свободны, ведь они ничуть не хуже волшебников! Она даже не понимала, к чему это может привести, даже не задумывалась о последствиях. Сначала эльфы, а потом кто? Горный тролль станет министром магии?       — Да как же ты не понимаешь?! Нельзя вот так сразу взять и привыкнуть к тому, о чем не подозревал одиннадцать лет! Я тоже росла в мире магии, но в отличие от вас я воспитывалась порядочными людьми, которые уважают всех людей вне зависимости от статуса их крови. Ваши отцы и матери могут сколько угодно любить вас и быть хорошими родителями, но как люди они просто отвратительны. И вы станете такими же, если не одумаетесь.       Пэнси долго слушала обвинения Ханны, по большей части беспочвенные, но когда та коснулась ее семьи, внутри Пэнси что-то щелкнуло. Ханна не смела говорить гадости о ее родителях, заявляя, что они плохие люди. Это было не так. Пэнси отказывалась даже думать об этом. Это ее-то родители плохие? Пускай на своих посмотрят. Сама же Ханна только два года назад с гордостью носила значок «Поттер-вонючка», поддерживая Седрика в Турнире Трех Волшебников, где же тогда было хваленное воспитание ее родителей?       — Разве ты сама противилась тому, что делал Драко, когда на четвертом курсе носила значок, придуманный нами — ужасными слизеринцами? А сейчас передумала, да? Набиваешься в друзья к Поттеру и Грейнджер с Уизли? Мы хотя бы не двуличные и не пытаемся усидеть на двух стульях сразу!       — Значок я носила, когда думала, что Поттер сам бросил имя в кубок, чтобы прославиться. Каждый имеет право на ошибку. Разница лишь в том, что я свою осознала и свернула с ложного пути, пока не стало слишком поздно, а вы даже не задумываетесь о том, что можете быть не правы, — она осуждающе покачала головой, а потом громко фыркнула. — Да и о чем я вообще говорю? Какое признание собственной неправоты можно хотеть от человека, который делает вид, что не помнит, как мы играли в детстве? Тогда у тебя еще был маленький шанс стать хорошим человеком. Жаль ты его не использовала.       Окивнув Пэнси презрительным взглядом и сильно ударив ее плечом, Ханна зашагала в сторону школы. Пэнси, оставшуюся совершенно одну, одолевали двоякие чувства: с одной стороны, она изо всех сил старалась понять положение, в котором оказалась Ханна. Терять родителей тяжело, и ее разум вполне мог повредиться от таких потрясений, вот она и несет всякую чепуху. А с другой стороны… Может в словах Ханны действительно была доля правды? Они ведь никогда не задумывались о том, каково всем остальным, тем, кто совершенно не привык к магии. Может действительно эта дурацкая неприязнь двух факультетов, соперничество — все зря? И вражда, к которой они привыкли с самого рождения, не имела никакого смысла?       «Не сходи с ума, Пэнси… Не сходи с ума»       В подземелье Пэнси возвращалась, едва переставляя ноги, одолеваемая мрачными мыслями. Разговор с Ханной не выходил у нее из головы, где и без того роились тысячи мыслей, проносившиеся в ее сознании со скоростью света, не задерживаясь там дольше, чем на несколько мгновений, и становились причиной столь невовремя разыгравшейся мигрени. Стоило Пэнси войти в гостиную, как ей открылась весьма интересная картина: Блейз нервно мерил гостиную шагами, наверняка ожидая ее, а в метре от него в кожаном кресле возле камина развалился Драко Малфой собственной персоной, судя по всему, только что приехавший в школу, ведь он даже не потрудился сменить наглухо застегнутый черный костюм на школьную мантию.       «Явился»       Пэнси очень хотелось накричать на него за то, что заставил ее волноваться, сорвав всю злость и усталость, скопившиеся в душе после разговора с Ханной, на Драко, однако стоило ей попасть во власть темно-карего омута Блейза, как все мысли тот час же покинули ее голову.       «Столкнувшись друг с другом, оба прекратили смеяться. В библиотеке повисла тишина и, находясь на расстоянии нескольких сантиметров, Блейз и Пэнси могли слышать дыхание и стук сердец друг друга. Пэнси замерла, не зная, что ей делать, лишь смотрела на него, словно стараясь запомнить каждый миллиметр его кожи, как тут Блейз сократил и без того крошечное расстояние между ними, прикасаясь своими губами к губам Пэнси нежным поцелуем, опуская руку ей на талию и прижимая вплотную к своему телу. Спустя мгновение, она, прикрыв глаза и поднявшись на цыпочки, чтобы сократить разницу в росте, ответила на поцелуй, медленно проводя подушечками пальцев по щеке Блейза.       Пэнси много читала о первом поцелуе: кто-то описывал, как у главной героини сердце было готово выпрыгнуть из груди, а у кого-то ноги становились ватными. Ничего подобного она не ощущала: лишь появившаяся внутри легкость, сменяющаяся безграничным счастьем, делала ее похожей на героинь любимых романов. Ей лишь хотелось, чтобы этот момент длился всю жизнь. Вот так бы и стоять с Блейзом, ни о чем не заботясь и ничего не боясь.       Все, однако, закончилось куда быстрее, чем ей хотелось бы. Блейз отстранился, неловко кашлянув и отводя взгляд в сторону. Щеки Пэнси вспыхнули от смущения и неловкости, и она закусила губу, желая скрыть глупую улыбку.»       — Пэнс, ты чего застыла, точно Кровавого Барона увидела? — голос Блейза выдернул Пэнси из счастливых воспоминаний о поцелуе, не оставлявших ее в покое с того самого дня. — Он нас сегодня еще не навещал.       — Думаю о том, что Дамблдор все еще жив, — негромко протянула Пэнси, падая на диван и закидывая ногу на ногу.       Единственный способ спрятать от друзей порозовевшие от смущающих воспоминаний щеки — резко перевести тему — этот урок она усвоила еще в детстве, когда питала нежные чувства к Драко. Ей совершенно не хотелось снова обсуждать убийство Дамблдора, но даже это лучше, чем стать объектом насмешек Драко.       Мгновенно нахмурившись, Блейз неодобрительно покачал головой, и ей не составило большого труда понять, что именно ему не понравилось. Они только этим утром по пути в замок говорили о том, что Пэнси не стоит давить на Драко с постоянными напоминаниями о задании, и ей пришлось дать Блейзу слово, что она больше не станет заговаривать на эту тему первой. Но что ей было делать? Как спрятать свое смущение, которое она ну никак не сможет объяснить? Драко уж точно.       — Мы как раз об этом говорили, — кивнул Драко, кажется, не заметивший их переглядок. — Нужно выяснить, где находится бутылка, и забрать ее. Если Он отравится, пока все студенты в школе, могут возникнуть подозрения, ведь Поттер и так в прошлый раз подозревал меня, — он устало потер глаза, словно не спал несколько дней. А может так оно и было. — Пэнс, выручай. Нужно обыскать комнату Слизнорта и, если бутылка до сих пор там, забрать ее оттуда.       Пэнси на мгновение оторопела. Пробраться в кабинет профессора? Драко хотя бы понимал, о чем просил ее? За это ее вполне могли исключить из школы, изъяв волшебную палочку, и единственное будущее, которое ждало ее после подобного — это помощь Хагриду в присмотре за окрестностями школы. На больше рассчитывать не придется. Ей не хотелось соглашаться, и она уже было открыла рот, чтобы отказаться, но не успела сказать и слова.       — Ты совсем спятил? — Блейз вскочил на ноги, подходя к креслу, где сидел Драко. — Это опасно, ее могут заметить! А если решат, что она пыталась отравить нашего дражайшего профессора Зелий? Ты понимаешь, что ее исключат из школы?       Драко нахмурился.       — Пэнси большая девочка, Блейз. Справится, — переведя серьезный взгляд с Блейза на Пэнси и обратно, он нахмурился еще больше. — Да что с вами такое? Я что-то пропустил?       Пэнси и Блейз синхронно покачали головами. Драко усмехнулся, все еще недоверчиво глядя на друзей. Пэнси показалось, что он что-то заподозрил. Но тем не менее вслух Драко ничего говорить не стал, поэтому оставалось только догадываться, что происходит в его голове. Ей не хотелось рассказывать Драко о произошедшем в Паркинсон Холле, ведь они с Блейзом приняли решение быть друзьями, а он не позволит им забыть о том поцелуе, напоминая об этом при каждой подвернувшейся под руку возможности.       — Что нужно делать? — спросила она, обращая их внимание на себя.       Блейз неодобрительно сжал губы, скрестив руки на груди, всем своим видом демонстрируя, что против этой затеи.       — Всего-то влезть в кабинет Слизнорта, когда его там не будет, и забрать бутылку, — невозмутимо ответил Драко, будто Пэнси каждый день пробиралась в кабинеты преподавателей. — За ужином будет самое то. Никто тебя даже не заметит, я тебя подстрахую, обещаю.       Пэнси кивнула, соглашаясь с очередным сумасшедшим планом Драко, хотя от одной мысли о том, что ей придется сделать, все ее тело била мелкая дрожь. Однако она не видела иного выхода из сложившейся ситуации, и, хотя разговор с Ханной заставил ее усомниться во всем, что она делала, бросить Драко сейчас она не могла. Один он не справится, в этом Пэнси не сомневалась. После каникул он выглядел еще хуже, чем в Паркинсон Холле: похудел еще на четыре с половиной фунта, а темные круги под глазами от недосыпа стали и вовсе почти черными.       — Я иду спать, завтра тяжелый день, — сообщил Драко, и, оглядев друзей еще раз, поднялся в спальню.       Едва его высокая фигура исчезла из поля зрения, Блейз развернулся всем корпусом к Пэнси, отводя ее как можно дальше от лестницы в самый дальний угол гостиной. Удостоверившись, что их не подслушивают, Блейз спросил:       — Что хотела Абботт?       Пэнси тяжело вздохнула, вспоминая разговор с кузиной, о котором уже успела позабыть, вновь погрузившись в планы Драко.       — Обвиняла моего отца в смерти своей матери. Я понимаю ее, от подобного у любого рассудок помутнится, но… — Пэнси замолчала на пару мгновений, решая, стоит ли рассказывать Блейзу обо всем, что наговорила ей Ханна. — Блейз, ты никогда не думал, что мы не на той стороне? — понизив голос, спросила она.       Драко бы она никогда не рассказала о разговоре с Ханной, зная, что он не поймет, но Блейз… Она с детства рассказывала ему обо всем, что происходило в ее жизни, не умалчивая ни о чем, даже о самых незначительных мелочах. Блейз не осудит, не накричит, лишь спокойно выслушает, а после выскажет свое мнение на сей счет, при этом постаравшись успокоить ее. Доверять ему казалось так же же просто, как и дышать. Сейчас Пэнси начала задумываться о том, не любила ли она Блейза всю свою сознательную жизнь, только не замечала этого? Он всегда занимал особенное место в ее сердце, и не спутала ли она столь похожие друг на друга чувства: дружескую привязанность и влюбленность?       — Что ты имеешь в виду?       — Ханна… Ханна много чего сказала о магглорожденных волшебниках, о том, что Онсовершает геноцид. А мы… вместо того, чтобы им помогать, мы оскорбляем, обижаем их и… — ладонь Блейза, резко закрывшая Пэнси рот, не дала ей договорить.       Произносить подобное вслух сейчас было крайне опасно. Девяносто седьмой год, войдя в права, не принес с собой ничего хорошего: Темный Лорд становится все сильнее, и ни о какой «другой стороне» для детей его сторонников и речи быть не могло. Родители не оставили им выбора, каждый по своим причинам. Кто-то, как Винсент и Грегори искренне верили в лозунги «магический мир для чистокровных волшебников», а кто-то вроде Люциуса Малфоя просто хотел обезопасить семью, не слишком уж доверяя Дамблдору. Поттеры ведь доверились в свое время, и ничего хорошего из этого не вышло. Однако Пэнси терялась в догадках, какие причины привели ее отца к Темному Лорду, но с горечью понимала, что на ее вопросы ей никто не ответит.       — Может Абботт и права, но уже слишком поздно, Пэнси. Мы не можем просто взять и перейти на сторону Ордена, находясь на пороге войны. Одни нас убьют, другие, чувствуя подвох, никогда своими не признают. Нужно доиграть эту партию до конца, а там уже решим, что делать. Слизеринцы мы или кто, в конце-то концов?       Пэнси не могла не согласиться с Блейзом, ведь он был как всегда прав. Вот только ее проблему это никак не решало. Ей очень хотелось верить, что ее отец не убийца, она убеждала себя в этом каждое мгновение еще одного прожитого дня. Но отстраненность Гиацинт уверенности только убавляла. Пожелав Пэнси хорошей учебы, она даже не проводила их с Блейзом до вокзала, и им пришлось воспользоваться порталом, ведь трансгрессировать оба еще не умели: семнадцать им исполнялось только весной. Блейзу в начале марта, а Пэнси лишь в середине апреля.

***

      Стоило только ужину закончиться, как Дафна, даже ни с кем не обмолвившись и словом, выбежала из Большого Зала. Горькие слезы, застилавшие глаза, мешали разобрать дорогу, и она понятия не имела, куда бежит и где окажется через минуту, учитывая особенность лестниц замка менять положение.       Теперь она понимала, какую злую шутку сыграл с ней отец, сделав вид, что слышит обо всем впервые. Как давно они с Теодором договорились о браке? Как быстро он получил разрешение от ее отца травить ее любовными зельями? Почему отец решил, что пожертвовать старшей дочерью, чтобы сохранить свою жизнь, это правильное решение? Вопросы, ответы на которые ей не доведется узнать, душили ее, заставляя задыхаться от безысходности.       Но они оба: и ее отец, и Теодор просчитались. Дафна им живой не дастся. Она не позволит им травить себя, и, к счастью, Фред помог ей с этим, оставив в коробке подробную инструкцию к применению каждого зелья. Теперь ей придется притворяться, что она находится под властью любовного зелья, а после, когда придет время свадьбы, попытается сбежать. Возможно, даже в маггловский мир. Уж там-то ее точно никто искать не станет. А если не получится, то двух капель яда хватит, чтобы прекратить ее муки. Лучше погибнуть единожды Дафной Гринграсс, чем каждый день женой Теодора Нотта.       И весь план был абсолютно прост, если бы до свадьбы не оставалось целых полгода, за которые Теодор мог вытворить что угодно. Дафна боялась, что он мог овладеть ей насильно, ее накрывала паника от одной только мысли, что он мог притронуться к ней, подчинив себе ее волю. Что если Эдвард скажет ему, что она все знает, и Теодор воспользуется Империусом? От него у близнецов Уизли противоядия нет.       Одолеваемая мрачными мыслями, она даже не заметила, как дошла до гостиной своего факультета. Та пустовала, от чего с губ Дафны сорвался вздох облегчения. Она боялась встретиться с ним лицом к лицу, особенно в пустующем помещении.       Ворвавшись в спальню, она быстрым взмахом палочки сняла с коробки заклинание невидимости, и, еще раз пробежавшись взглядом по инструкции, написанной неаккуратным почерком Фреда Уизли, выпила нужные зелья, и только после этого вздохнула, уткнулась лбом в мягкую поверхность изумрудно-зеленого одеяла. Холодный паркет сейчас приятно холодил кожу, и Дафна совершенно не боялась заболеть: только в своей спальне она и сможет скрыться от Теодора. Уж обмануть древнее волшебство замка у него точно не выйдет, как бы ни старался.       Через пять минут после приема зелий Дафна почувствовала себя невероятно бодрой, а еще зрение и слух обострились, точно у вампира или оборотня. Фред в письме предупредил ее о подобных последствиях, на всякий случай добавив, что бояться этого не стоит, зелье было совершенно безвредным.       «Какая же удивительная штука — жизнь… Фред и Джордж Уизли теперь моя единственная надежда на спокойное существование…»       Она едва успела снова наложить на коробку заклинание невидимости, задвинув ее вновь под кровать, как дверь спальни отворилась, и вошла Миллисента, освещая своей сияющей улыбкой все помещение. Астория же, появившаяся на пороге следом за ней, отказывалась смотреть на Дафну. После их недавней ссоры они так и не помирились, но Астория сейчас была наименьшей из ее проблем.       — Дафна, я так за тебя рада! — воскликнула Миллисента, обнимая ее, и Дафне ничего не оставалось как обнять ее в ответ под громкое хмыканье Астории. — Надеюсь, ты позовешь меня на помолвку? Тео сказал, она у вас через три недели.       От неожиданности Дафна на секунду потеряла равновесие, точно земля ушла у нее из-под ног. Через три недели отец собирался торжественно объявить о конце своего нейтралитета на весь магический мир. Она уже видела эти заголовки: «Эдвард Гринграсс официально перешел на сторону Того-Кого-Нельзя-Называть!», «Эдвард Гринграсс продал свою дочь Пожирателю Смерти! Сколько стоит честь Дафны Гринграсс?». И в чем они будут не правы?       Губы Дафны растянулись в печальной улыбке от осознания, что ей даже не с кем поделиться собственными переживаниями. Поделившись своими планами с друзьями, она только поставит их под угрозу, будет дрожать от страха от мысли, что они расскажут обо всем Теодору, и времени на побег у нее не останется. Ей бы только скрыться где-нибудь, переждав бурю, а потом можно будет спокойно уехать в другую страну, когда и Теодор, и родители забудут о ее существовании. Но помолвку придется пережить — для побега еще слишком рано. Сейчас ее будут искать не только родители, но и администрация школы. А Дафна не была дурой настолько, чтобы верить, что сможет скрыться из-под носа Альбуса Дамблдора.       — Конечно, позову, Милли, куда же мы без тебя?

***

      — Итак, сегодня мы будем изучать Невербальные заклинания. Кто сможет объяснить, в чем особенность подобного рода заклинаний? — профессор Снейп остановился посреди кабинета, суровым взглядом наблюдая за полуспящими учениками.       Рука Гермионы Грейнджер тут же взмыла в воздух, но он, казалось, смотрел сквозь нее, замечая исключительно студентов своего факультета. Пэнси уверенно подняла руку, получая довольные улыбки от присутствующих в кабинете слизеринцев. Те всегда радовались, когда кому-то удавалось поставить гриффиндорскую выскочку на место.       — Мисс Паркинсон.       — Особенность Невербальных заклинаний в том, что, во-первых, вслух маг ничего не произносит, только про себя, а, во-вторых, подобное заклинание сопровождается быстрым и коротким взмахом волшебной палочки, — поднявшись с места, объяснила Пэнси.       Профессор Снейп довольно кивнул.       — Десять баллов Слизерину. И минус десять баллов с Гриффиндора за то, что ни один из вас не может дать ответа на элементарный вопрос!       Теодор и Винсент негромко захихикали, глядя на побагровевшего Рональда Уизли, желающего вступиться за Гермиону Грейнджер. Но его остановил Поттер, за шесть лет учебы в Хогвартсе, кажется, наконец уяснивший, что с профессором Снейпом лучше не спорить. Последствия могут быть самыми печальными.       Профессор Снейп читал лекцию о невербальных заклинаниях, заставляя студентов записывать все слово в слово, отчего многие сидели с несчастными гримасами, однако не смели жаловаться на боль в руке от длительной писанины, понимая, что от этого станет только хуже. Профессор Снейп по праву считался одним из самых строгих профессоров в школе: слизеринцам, конечно, везло куда больше чем остальным, ведь к ним он относился гораздо лояльнее, но порой даже это не помогало, и им доставалось ничуть не меньше за несерьезное отношение к учебе.       — Пэнс, гляди, как Браун и Уизли за ручки держатся, — шепот Миллисенты отвлек Пэнси от темы урока. — А Грейнджер в них сейчас дыру взглядом просверлит! Жалкое зрелище…       Пэнси хмыкнула, повернувшись в ту сторону, где сидела вышеупомянутая парочка. На лице Рональда Уизли застыл крик о помощи, а Лаванда мечтательно глядела на него, вцепившись обеими руками в его предплечье, и совершенно не замечая, или просто не желая замечать, раздражение и усталость на его лице. Сидящая возле Поттера Грейнджер, казалось, отчаянно старалась делать вид, что ей нет до них никакого дела, однако легче сказать, чем сделать. Отчасти Пэнси понимала ее. Не хотелось бы оказаться на ее месте. Хотя… Обратить внимание на Уизли, когда в нее был влюблен Виктор Крам… Да уж. О вкусе Грейнджер она все поняла, еще когда та умудрилась прийти на званый ужин профессора Слизнорта с Маклаггеном.       — И когда же вы с Забини осознаете свои чувства друг к другу? Ставлю пятьдесят галлеонов, что тогда, в последний день перед каникулами, он почувствовал в Амортенции именно твои духи, — вздохнула Миллисента, закатив глаза, когда заметила гневный взгляд Пэнси. — Что? Даже Дафна с Тео женятся, а вы все никак не сделаете шаг навстречу друг другу.       Блейз сидел возле Драко совсем недалеко от них и мог без труда расслышать каждое слово Миллисенты. Нет, он, конечно, уже знал о чувствах Пэнси, как и она о его, но они ведь договорились быть друзьями. Правда ее одолевали смутные сомнения в том, что у них это получится. Каково быть просто друзьями двум по уши влюбленным друг в друга подросткам? Пэнси в последнее время все чаще вспоминала об их поцелуе, и она бы соврала, если бы сказала, что ей не хочется повторить этот прекрасный момент. Думал ли о том же Блейз? Она понятия не имела, но ей хотелось надеяться, что их желания совпадали.       — Тебе не кажется, что вся эта история со свадьбой Дафны и Тео какая-то темная?       Но ответить на вопрос Пэнси Миллисенте не дал строгий голос профессора Снейпа, разделявшего студентов на пары для практического задания по Невербальным заклинаниям. В пару Пэнси он решил поставить Блейза. Ну и как ей было сосредоточиться на столь сложной магии, как Невербальные заклинания, если все, о чем она только могла думать последние несколько дней, это ощущение горячих губ Блейза на своих?       — Заклинание Экспеллиармус, — дал задание профессор Снейп, отходя к своему столу.       Она отчаянно пыталась сосредоточиться на заклинании, чтобы не ударить лицом в грязь перед двумя факультетами и профессором, считавшим Пэнси одной из самых способных студенток на своем факультете. Если не по Зельям, то по ЗОТИ уж точно. Но разве Пэнси могла сконцентрироваться на Экспеллиармусе, когда в метре от нее стоит тот, при виде которого из головы вылетает все, и лучезарно улыбается? Волшебная палочка раз за разом вылетала у нее из рук, а на лице Блейза расцевала самодовольная ухмылка, которую он и не пытался замаскировать. Небось догадался, о чем она думает.       К концу урока ей удалось обезоружить Блейза раза четыре, в то время как количество побед на его счету было раза в два больше. Пэнси сердилась больше на себя, чем на него: Блейз ведь не виноват, что она не может справиться со своими чувствами и мыслями о нем. Пэнси отчаянно хотелось поговорить с ним об этом, но она понятия не имела с чего начать.