Pure blood above all / Чистота крови превыше всего

      «— Чай? — негромко предложил Уизли, когда они оказались внутри, оставляя разбушевавшуюся стихию за стенами «Волшебных Вредилок».       Дафна не сразу услышала его вопрос, замерев возле высоких стеллажей, разглядывая содержимое многочисленных полок. Большую часть представленных здесь товаров она уже видела в Хогвартсе последние несколько лет, когда близнецы Уизли только начинали свою деятельность, продавая студентам Забастовочные Завтраки, Блевательные батончики, Канареечные помадки и многое другое. Дафна не раз слышала, как Драко, Теодор и остальные язвительно отзывались об их шутках и розыгрышах, да и сама нередко недовольно закатывала глаза и презрительно фыркала, когда в коридорах было не протолкнуться из-за толпы, что близнецы Уизли собирали вокруг себя, рекламируя свой товар. Тогда она и представить себе не могла, что в один далеко не прекрасный день они станут единственной ее надеждой.       — Обычный, пожалуйста. Без любовных зелий, — ответила наконец Дафна, отвлекшись от ярких полок, и он рассмеялся.       — Надо же, не знал, что и слизеринцы умеют шутить. Итак, рассказывай, что за история с любовным зельем?       Медленно пройдя к небольшому прямоугольному столу с большим кассовым аппаратом на нем, Дафна несмело опустилась на стул, словно внезапно из-за ее спины могли появиться Дьявольские Силки, не позволяя ей уйти. Рассказывать о том, что с ней приключилось, было нелегко, совсем нелегко, учитывая, сколько недель она хранила этот секрет, скрывая опасения и подозрения под маской беззаботной веселости от всех, включая близких подруг и собственную младшую сестру, с которой раньше делилась всем. Дафна никогда раньше не делилась своими переживаниями с посторонними, но в этот раз у нее и правда не осталось иного выхода. Она шумно вздохнула, вцепившись пальцами в шероховатую обивку стула.       — Я не сразу поняла, что дело в любовном зелье. Сначала решила, что он использовал на мне Империус, — тихо вздохнув, начала свой рассказ Дафна, и, заметив, как Уизли вскинул в удивлении брови, пояснила: — Я не веду себя обычно… так. Но некоторое время спустя, когда он отверг мои подозрения, слишком смело заявив, что мы можем хоть сейчас отправиться в кабинет директора, и пусть там проверят его палочку, я засомневалась и стала искать другие пути подчинения воли одного человека другому.       — Если подумать, ты была не так уж и далека от истины, — заметил он, хмуро глядя на собственные сцепленные в замок пальцы. — Любовные зелья часто считаются жидким аналогом Империуса, — Дафна кивнула. Где-то она об этом уже слышала. — Могу я спросить, кто этот «он»?       Дафна замолчала, понимая, что не могла сказать ему правду, просто не имела на это права. Теодор был опасен, она боялась его, а уж в свете того, что отец вознамерился сделать из нее новую миссис Нотт… Кто ее защитит, если Теодор узнает, что она просила помощи у Уизли — предателей чистой крови, отрицающих все их традициии обычаи? Он, мечтающий принять метку Темного Лорда, убивать магглов и грязнокровок, как знать, что он способен сделать с ней в порыве ярости? Ее бросало в дрожь от одной мысли, что он коснется ее еще раз: попытается поцеловать, обнять или что еще хуже, изнасиловать, ведь согласия на близость с ним она не даст никогда. Ни за что. Если о ней не заботится отец, она должна защитить себя сама.       — Это неважно, — помотала головой Дафна. — Ты сказал, что не можешь продать мне противоядие, пока не поймешь, что это за зелье. Как ты собираешься это выяснить?       — Все просто, Гринграсс. У каждого зелья, так или иначе, есть свои побочные эффекты: чрезмерная эмоциональность, к примеру. Может быть, недомогание.       Перед ее глазами тут же пронеслись воспоминания, точно колдографии в рамке, стоявшие на прикроватном столике в их комнате в Хогвартсе. Отец не разрешал портить интерьер особняка личными вещами, и спальню Дафны было почти не отличить от спальни Астории или гостевой. Она с самого детства мечтала перекрасить стены собственной комнаты в розовый цвет, развесив на стенах колдографии с друзьями и младшей сестрой вместо скучных портретов давно усопших родственников — словом изменить здесь все до неузнаваемости. Но разве отец мог ей это позволить? Одна вещь, лежавшая не на своем месте, вызывала волну возмущения и гнева в Эдварде Гринграссе, стоило ему только ее увидеть.       Воспоминания, всплывающие в ее голове одно за другим, однако, были отнюдь не счастливыми. В большинстве из них она просто лежала, скрючившись на полу ванной комнаты, стараясь не слишком громко стонать от боли, чтобы никто не услышал и не заподозрил чего-то неладного. Тогда она боялась, что ее прокляли, а уж после случая с Кэти Белл…       Уизли сидел молча, не нарушая потока мыслей, проносящегося в ее голове. Впервые в жизни Дафна видела его столь серьезным, это было чем-то новым, даже необычным. Сколько она помнила близнецов Уизли, они всегда подтрунивали над остальными, порой делая жизнь студентов невыносимой, и потешались над злостью жертв своих розыгрышей, если ими оказывались представители ее факультета. Всякий раз, когда Дафне доводилось видеть их в Большом Зале, на лицах обоих близнецов красовались задорные улыбки, дававшие понять, что они вовсе не раскаиваются в содеянном, наоборот, скорее работают над новым розыгрышем.       — Тошнота, рези в желудке, головокружение, чрезмерная эмоциональность, несвойственная вспыльчивость, — собравшись с мыслями, перечислила Дафна, загибая пальцы, и, заметив, как медленно вытягивается его лицо, спросила: — Что? Почему ты так на меня смотришь?       Уизли ответил не сразу, секунд десять все еще прожигая ее мрачным взглядом, словно стараясь понять, не врет ли она ему сейчас. Но какой Дафне был смысл лгать? Тайком приходить в их с братом магазин, вопреки страху вызвать гнев родителей — к чему все эти сложности? Чтобы просто соврать? Или он решил, что она влюбилась в одного из них и придумала столь глупую историю, чтобы просто попасть в их магазин? Какой вздор!       — Ты уверена, что этого всего не было раньше? — спросил он.       — Абсолютно, — твердо ответила Дафна. — В чем дело?       Уизли быстро пересек комнату, подходя к прилавку с любовными зельями, которые можно было сразу узнать по ярко-розовому цвету содержимого склянок и переливающимся всеми цветами радуги наклейкам на них, и, взяв в руки несколько экземпляров, вернулся к столу, где Дафна ожидала его, наслаждаясь горячим чаем, к счастью, безо всяких зелий в нем. Она не знала, что это был за чай, ей не доводилось пить нечто подобное, и, пожалуй, Дафна и под страхом смерти бы не призналась, но это был самый вкусный напиток, который она успела попробовать за свои шестнадцать с половиной лет. Дожить до семнадцати сейчас казалось просто непосильной задачей.       Вернувшись через несколько минут, он молча выставил перед ней в ряд четыре склянки, отодвигая все мешающие вещи вроде папок с бумагами на край стола.       — Головокружение, рези в желудке отнесем к физическим недомоганиям, чрезмерная эмоциональность, тошнота, — перечислял Уизли, поочередно отодвигая в сторону склянки одну за другой. — Ты пила не одно зелье, Гринграсс, а четыре: «Кристаллы Купидона», «Смесь для поцелуев», «Манящие пузыри», «Сумеречные лунные лучи», и даже не по отдельности. Мы никогда их не смешивали, потому что последствия такой смеси могут быть самыми разными: несовместимые ингредиенты разных зелий могут причинять физическую боль, даже становиться причиной провалов в памяти. Оттого и одного противоядия не существует.       — Как четыре?! — она вскочила с места, неверяще глядя на него. — Ты врешь! Уизли, если это твой очередной глупый розыгрыш, то сейчас самое время в этом признаться!       Дафна почти смирилась с мыслью, что Теодор поил ее любовным зельем, заставляя любить себя, целовать на глазах у всей школы, хотеть кричать во все горло о своих чувствах к нему, но смешивать четыре зелья? Четыре зелья с несовместимыми ингредиентами? Ей не хотелось думать, что Теодор был способен на подобную подлость, жестокость и мерзость, но и в том, что Уизли говорил правду, она тоже не могла не сомневаться.       «Зря я сюда пришла! Он ведь просто глумится надо мной! Глупая Дафна, глупая. Нашла кому довериться!»       — Вру, значит? Розыгрыш? Знаешь, что самое забавное в этом «розыгрыше», Гринграсс? Тебя предали свои же, и ты пришла просить помощи у гриффиндорца, а теперь имеешь наглость обвинять меня во вранье?!       Он говорил это с таким пылом, что Дафне вдруг стало совестно за свои слова и мысли. Похоже он действительно вознамерился помочь ей разобраться в сложившейся ситуации, а она так глупо отвергала помощь, пожалуй, единственного человека, кто уж точно не причинит ей вреда, подвергнув опасности репутацию своего магазина. Даже если их факультеты, да и они сами, никогда не были в восторге друг от друга, Дафна видела, что он не станет рисковать бизнесом, что, надо сказать, приносил весьма неплохой доход, судя по обстановке.       Да и Теодор… Глупо было полагать, что в нем до сих пор оставалось что-то от мальчишки, прятавшегося за ней от гнева своего отца, всякий раз изрядно выпивавшего, а после срывавшего зло на беззащитном сыне. Теперь он вырос, сам став тем, кого так сильно боялся в детстве: таким же черствым, злым, жестоким и идущим по головам для достижения собственных целей. Во всей этой истории Дафне было непонятно только одно: откуда Теодор достал эти зелья? Какова была вероятность, что он являлся клиентом Уизли? Но спросить, не выдав его имени, она не могла, а значит ей приходилось молча подавлять в себе волну интереса.       — С чего ты взял, что это кто-то из Слизерина? — тихо спросила Дафна, опускаясь обратно на стул, всем своим видом показывая, что сожалеет о сказанном.       Ее не учили извиняться искренне, лишь для вида, чтобы отец и мать перестали злиться или профессор не снял баллы с факультета за небольшую провинность. Вся жизнь оказалась сценой театра, где каждому из них была отведена своя роль, но никто не знал своего истинного лица. Дафна не стала выдавливать из себя это фальшивое «прости», понимая, что ни для одного из них оно ничего не будет значить. Уизли, кажется, понял ее, кивнув головой и следом за ней опустившись на стул по другую сторону стола.       — Потому что иначе, Гринграсс, ты бы уже давно назвала его имя, — ответил он, шумно вздохнув и убрав склянки в сторону. — Как ты вообще заподозрила постороннее вмешательство в свои чувства?       Дафна поразилась его наблюдательности. И почему они раньше думали, что Уизли глупы? Да, возможно, их младший брат и правда не обладал высоким интеллектом, но эти двое… Особенно тот, что сидел сейчас перед ней… Его сообразительность и внимательность поражали: от зоркого взгляда Дафны не ушло количество различной продукции в магазине, а он только по побочным эффектам без труда и за короткий срок смог определить, какими зельями ее поили. Если бы он только смог найти противоядие… А лучше и вовсе предупредить эффекты зелий, чем лечиться от их последствий.       — В день матча с Когтевраном это случилось впервые, — едва слышно призналась Дафна. — Я проснулась от невыносимой боли в желудке, не могла сделать и двух шагов, и ужаснулась, вспомнив все, что говорила, но виду не подала. Астория осталась со мной в тот день, потом, уже ближе к вечеру, когда мы отмечали победу факультета, Миллисента принесла мне целительное зелье и стакан воды. И все, я снова спятила.       Он не перебивал ее, напротив, внимательно слушал, вперив взгляд в лежащие на столе склянки. Поначалу Дафна решила, что он не хочет ее смущать, но после поняла, что дело было не в этом. Ну, или не только в этом. Он слушал ее подробный рассказ, пытаясь сопоставить все детали с эффектом каждого зелья — Дафна поняла это, лишь когда он заговорил через несколько минут после того, как она завершила свой рассказ. Комментировать личность того, в кого она влюбилась из-за этих зелий, Дафна не хотела, и он, кажется, поняв это, больше не задавал никаких вопросов.       — Так называемую боль вызывают «Манящие пузыри», и эффект от него самый короткий. На самом деле это лишь легкое покалывание, однако тот, кто смешивал зелья, не зная этого факта, наверняка добавил больше капель, чем рекомендуется, усиливая неприятные ощущения в несколько раз, превращая их в сильную боль. Но мы должны поблагодарить его за ошибку, ведь это тебе и помогло прийти в себя, — рассказал он. — Поступим так. Я проведу несколько экспериментов, посмотрю, что можно предпринять, а после пришлю тебе сову с противоядием.       — Сову? Нет, не нужно, — Дафна быстро покачала головой. — Я приду сюда сама, скажем, через два дня.       Еще не хватало, чтобы родители или сестра увидели незнакомую сову или, что еще хуже, прочитали письмо, в котором Уизли наверняка изложит все черным по белому во всех подробностях. Дафне было даже страшно представить, какое наказание будет ждать ее, если родители узнают о ее вылазке из дома ранним утром. Небось сразу же выдадут ее замуж за Теодора, не дожидаясь совершеннолетия, боясь за собственные жизни и безопасность.       Представив во всех красках ярость родителей, она почувствовала, как по спине прошел неприятный холодок. Что если они уже знали о ее отсутствии, что если беда уже поджидает ее дома? Ладошки задрожали, и Дафне пришлось сцепить их в кулаки, чтобы не выдать собственного волнения. Ей не хотелось, чтобы Уизли, а после и весь Гриффиндор глумился над ее проблемами. Она и так достаточно опозорила себя, находясь во власти Теодора и любовных зелий.       — Как скажешь. Желание клиента для нас — закон.       Дафна уже направилась было к выходу из магазина, но тут резко остановилась, понимая, что так и не узнала самого главного. С кем из близнецов Уизли она разговаривала? Что если в следующий раз она столкнется с другим и даже не поймет этого? Ей нужно было узнать, как его зовут, хотя она и не была уверена, что он скажет правду, ведь порой становилась свидетелем того, как они сердили профессора Снейпа, выдавая себя друг за друга, до последнего не признаваясь, кто из них кто. Даже профессорам было тяжело отличить близнецов Уизли друг от друга, что уж говорить о Дафне Гринграсс, до сегодняшнего дня и вовсе не желавшей лишний раз разговаривать с ними.       — Как… Как тебя зовут? — она вдруг почувствовала себя невероятно глупо, задавая этот вопрос. — То есть… Фред или Джордж?       Он рассмеялся, от чего ее щеки только еще больше покраснели. Дафна чувствовала, как к лицу приливает жар, заставляя ее опустить взгляд в пол.       — Все в порядке. Нас даже родители не всегда различают, — он улыбнулся во все тридцать два зуба. — Фредерик Гидеон Уизли, к Вашим услугам, миледи.»       После ее вылазки в магазин «Волшебные Вредилки Уизли» время тянулось невыносимо долго. К счастью, Дафне удалось вернуться домой, оставшись незамеченной и родителями, и младшей сестрой, иначе бы допроса было бы не избежать. Эдвард вел себя так, словно никакого разговора накануне между ними и вовсе не было: не он хотел продать дочь в качестве гарантии спокойной жизни, зная, что Теодор играл с ее разумом добрых несколько месяцев, не он буквально принуждал ее к этому браку. Дафна не сдержалась, тихо фыркнув во время завтрака, когда он стал рассуждать об их недалеком будущем.       Было и правда смешно слышать обсуждение светлого будущего, столь же далекого от них, сколь далека Антарктида от Канады. Взгляды родственников внезапно обратились на нее, заставляя чувствовать себя маленькой и беззащитной, совсем крохотной, точно цветок, что сорвется и улетит с первым же порывом ветра, и корни не удержат его, запросто отказавшись от того, с кем были связаны долгое время. Они все были такими, каждый из них. Только отчего-то поняла Дафна это слишком поздно.       — Я сказал что-то смешное? — грозно нахмурив брови, спросил Эдвард.       — Нет, отец, — опустив взгляд, ответила Дафна. — Прошу прощения.       Глупо было надеяться, что отец передумает, поймет, на что отправляет свою дочь, но она все же рискнула. Теперь же чувствовала себя невероятной дурой. С таким отцом, как Эдвард Гринграсс, давно стоило бы уяснить, что он никогда не шутит и уж тем более не меняет своих решений. Если сказал, что Дафна выйдет замуж за Теодора Нотта, значит пути у нее два: или под венец, или в могилу. И второй вариант казался ей сейчас куда более привлекательным.       — Так вот, Астория, достигнув совершеннолетия, выйдет замуж за сына Малфоя. Мы с Люциусом уже давно все обсудили, еще до его ареста. Благодаря Дафне же этим летом мы породнимся с Ноттами. Раз уж ты так любишь этого парня, я позволю тебе выйти за него замуж.        Дафна еще никогда не чувствовала себя столь паршиво: отец обыграл ее, выставляя все так, словно она вчера валялась у него в ногах, вымаливая позволения выйти замуж за Теодора Нотта. Ей бы хотелось подняться с этого ужасно неудобного стула и закатить грандиознейший скандал, сказав, что она ни за что на свете не выйдет замуж на Теодора, но ноги приросли к полу, а сердце и вовсе замедлило ход от страха. Отец откажется от нее за такую выходку, выгнав из дома, и куда ей податься? Кто ее приютит? Кто был у Дафны, кроме семьи? Все многочисленные кузены и кузины жили во Франции, в Германии, да и даже они ни за что бы не приняли ее в свой дом, зная, что Эдвард Гринграсс выжег дочь с семейного древа.       После завтрака Эдвард Гринграсс отправился в Министерство Магии, а они разбрелись по комнатам, занявшись каждая своим делом. Дафна, воспользовавшись отсутствием отца, заперлась в собственной спальне, потратив целое утро на написание эссе по Зельям и Заклинаниям. Увидев ее, погруженную в учебу, он бы только рассмеялся, сказав:       — Оставь это, дорогая. Лучше примерь то платье, которое тетя Марион прислала из Франции. Твоему будущему жениху это очень понравится.       Единственным предназначением дочерей было удачно выйти замуж, обеспечив отцу дополнительный доход, а еще желательно и власть в магической Британии. С самого их детства родители видели их в качестве расходного материала, этаких изящных статуэток, которых можно продать повыгоднее дураку, купившемуся на внешний лоск, не заметив внутренней пустоты. Дафна, хоть и смирилась с судьбой, но все же не хотела быть красивой статуэткой в доме мужа. Она видела это на примере Нарциссы Малфой — ее мнение имело значение для мужа, и они всегда действовали вместе. Об этом не раз рассказывал и сам Драко: его любимой историей был рассказ о том, как Люциус хотел отправить его в Дурмстранг для получения образования, но Нарцисса категорически запретила отправлять единственного сына дальше границ Соединенного Королевства. Хотя как знать, как поступил бы Люциус, роди ему Нарцисса не сына, а дочь.       — Наши мечты наконец исполняются, сестренка! — к ней в комнату вошла, даже ворвалась, сияя от счастья, так, что могла бы осветить целый город, Астория.       Если бы только она и сама почувствовала это безграничную радость, испытываемую сейчас Асторией. Но Дафна не могла, находясь в ужасе и полном непонимании, что предпринять, чтобы избежать брака с ненавистным Теодором, что мог стать ее погибелью. Мысли о будущем были настолько мрачными, что, казалось, ей и вовсе не стоит ожидать его наступления, лучше сброситься с Астрономической Башни при первом же удобном случае.       Проницательность Астории по какой-то неизвестной причине распространялась исключительно на Драко Малфоя и его проблемы, иначе Дафна затруднялась объяснить, почему она совершенно не видит того, как ненавистна ей сама мысль о браке с Теодором. Возможно, Астория, находясь в предвкушении совершеннолетия и семейной жизни с Драко, ожидавших ее через два года, и вовсе забыла об остальном мире, включая родную сестру. В фантазиях Астории она уже давно носила фамилию Малфой, будучи любимой женой своего ненаглядного Драко.       — Твои мечты исполнятся, Тори, — взглянув на сестру, резко ответила Дафна, выделяя «твои». — Едва ли Нотта можно назвать моей мечтой.       — Но вы ведь встречались… — растерянно протянула Астория. — И выглядели очень счастливыми. Разве ты рассталась с ним, не потому что боялась гнева отца? Так он же поддерживает нас обеих и наш выбор, это ведь очень хорошо!       Дафна покачала головой, при этом нисколько не соврав Астории. Едва ли причиной их расставания являлся гнев Эдварда Гринграсса. Скорее ущерб ее здоровью, причиненный Теодором, вовсе не думавшем о последствиях, лишь желавшем привязать ее к себе всеми мыслимыми и немыслимыми путями. Отец говорил, что любви не существовало — Дафна не знала так ли это на самом деле, но была уверена, что отношение ней Теодора Нотта являлось чем угодно, только не любовью, скорее желанием обладать, даже вопреки ее собственной воле.       — Едва ли, — наконец ответила она, устремляя взгляд вдаль, туда, где сгущались свинцовые тучи, откуда надвигалась столь нужная ей сейчас гроза. — Встречаться с ним — одно, но выходить замуж… Это ты станешь леди Малфой, Астория. Я же просто миссис Нотт, это не такая уж и заманчивая перспектива.       — Так все дело в титуле?       — Конечно. Он не лорд, не виконт, не граф и не герцог. Отвратительная судьба…       Ложь… Ужасная, гадкая, противная ложь, но у Дафны не было выбора. Пусть лучше Астория думает, что она не хочет замуж за Теодора из-за отсутствия у него титула, чем как и она не спит по ночам в замке, опасаясь, что волшебство исчезнет, и он проникнет к ним в спальню, сотворив с ней непоправимое. Пусть лучше Астория живет в мире, где все прекрасно и замечательно, в ожидании свадьбы с Драко Малфоем, чем ее еще неокрепший разум столкнется с истинной жестокостью, на которую только может быть способен мужчина. Их обеих нельзя было назвать храбрыми, однако Дафна помнила, как дрожала Астория, боясь даже спать в одиночестве, когда по школе распространился слух, что Кэти Белл кто-то проклял. Она боялась стать следующей и доверчиво прижималась к сестре, словно та могла ее защитить. Пусть лучше остается в неведении настолько долго, насколько это возможно.       — Я тебя не узнаю, Дафна. Ты ведь любишь Тео… Или, ты что же, тоже хотела замуж за Драко? Поэтому ты уговаривала меня забыть его?! Ты самая отвратительная сестра на свете.       Сердце пронзила боль. Она понимала, что совсем не заслужила столь жестоких слов, но возразить ей было нечего. Дафне хотелось лишь рассмеяться от нелепости умозаключений Астории, но губы скривились в печальной усмешке. Пусть лучше думает так, чем, когда придет время страдает, потеряв Дафну, если отец за полгода не передумает выдавать ее замуж за Теодора. Она была решительно настроена умереть мисс Дафной Гринграсс, так и не став миссис Дафной Нотт. Пусть приходит к ней на могилу, если захочет, но живой Теодор ее никогда не получит.       — Мне жаль.       Астория фыркнула, покачав головой. Дафна почувствовала, как зрение становится менее четким: глаза застелила пелена слез, грозивших сорваться с ее ресниц. Душа разрывалась на части от страшной боли: она ненавидела ссориться с сестрой, но рассказать ей правду она не могла. Астория понадеется на помощь отца, но Дафна намеревалась больше не заговаривать с ним о браке с Теодором. Эдварда Гринграсса невозможно было отговорить, если уж он что-то решил, а сегодня во время завтрака, да и во время вчерашнего разговора в кабинете он выглядел весьма решительным.       — Почитай в Ежедневном Пророке о том, что приключилось с Пэнси. Надеюсь, что подруга из тебя выйдет лучше, чем сестра.       Стоило Астории выйти из комнаты, как Дафна тут же разрыдалась, будучи не в силах больше сдерживать эмоции, утыкаясь лицом в подушку. Она слишком долго прятала свои чувства под маской «Ледяной Принцессы Слизерина», ничего не чувствующей, ко всему безразличной. Дафна понимала, что не могла позволить себе быть слабой. А эмоции и чувства — это главная слабость, на которую только был способен человек. В школе крайне редко удавалось остаться наедине с самой собой и своими чувствами — маска настолько въелась в лицо, что она уже перестала различать, где заканчиваются настоящие чувства и начинается игра.       Проплакав около получаса, она вдруг вспомнила последние слова Астории перед тем, как та вышла из ее комнаты, громко хлопая дверью, Дафна раскрыла свежий выпуск Ежедневного Пророка, пробегая глазами по тексту, не в силах поверить в написанное. Сложно сказать, что удивило ее больше: тот факт, что мать Ханны Абботт была мертва, или то, что обвиняли в этом отца Пэнси.       «Какой ужас»       Бросившись к столу, она вынула новенькое перо и заколдованную чернильницу, быстро написав на небольшом прямоугольном пергаменте:       «Дорогая Пэнси, Я только что узнала о том, что стряслось, и мне бесконечно жаль, что тебе приходится проживать столь мрачные дни, полные печали и страха. Пророк спятил, и я надеюсь, ты понимаешь, что ни один находящийся в здравом уме человек не поверит, что мистер Паркинсон способен совершить нечто подобное. Если я могу чем-то помочь, знай, ты всегда можешь на меня рассчитывать. Д.Г.»       — Лети к Пэнси, — приказала она филину, отдавая ему белоснежный конверт с запиской.       Два дня спустя Дафна вновь рано утром тайком от родителей вместе с Тинки трансгрессировала в Косой Переулок, и, едва переведя дух, быстрым шагом направилась к уже знакомой двери. Фред, казалось, уже ждал ее, ибо открыл дверь в то же мгновение, стоило стеклу, однако вовсе не хрупкому, через которое едва ли можно было разглядеть происходящее в магазине, когда помещение не освещалось, задребезжать. Если, прийдя сюда в первый раз, Дафна нервничала, то сейчас на душе был полный штиль, хотя она все еще опасалась, что родители или сестра, с которой они так и не помирились, проснутся раньше обычного и заметят ее отсутствие.       — Я предполагал, что ты снова не дашь мне спать, — усмехнулся Фред, стоило ей только переступить порог «Волшебных Вредилок», и щеки Дафны вспыхнули от двусмысленности его фразы. — Но в этот раз ты превзошла саму себя. Еще даже не рассвело!       На факультете с ней никто не смел шутить подобным образом. Все знали, что Дафна Гринграсс — Ледяная Принцесса Слизерина — не позволит ни одному из них шутливо общаться с собой, забывая о том, кто они, а кто она. Но Фред Уизли… Она не могла ему ничего возразить, будучи очень обязанной за помощь, хотя и понимала, что, встреться они при других обстоятельствах, в него сразу же прилетела бы парочка заклинаний за подобную вольность, хотя Дафна и недостаточно хорошо владела техникой магического боя. Однако сейчас ей пришлось лишь, крепко сцепив зубы, улыбнуться и ответить:       — Можешь издеваться сколько угодно, если нашел противоядие.       — Обижаешь, Гринграсс, — он заулыбался, и ее пухлые губы дрогнули, грозясь расплыться в ответной улыбке. — Не только нашел, еще и приготовил.       — Ты не шутишь?       Фред покачал головой, выглядя при этом наигранно оскорбленным, и сердце забилось в груди с удвоенной силой от осознания, что еще несколько минут, и оно навсегда освободится от глупых чувств, навязанных магией. Как только ее губ коснется заветная жидкость, Теодор Нотт перестанет быть опасен для ее разума и свободы. Ведь она до сих пор сомневалась, не вернутся ли чувства снова, стоит ей переступить порог школы, оставшись отрезанной от внешнего мира. Помощи было ждать неоткуда, она не понимала, что ей делать и как поступать теперь, однако решила задуматься об этом после, когда придет время.       — Конечно, нет, за кого ты меня принимаешь?! — он махнул рукой в сторону лестницы, ведущей вниз, и Дафне ничего не оставалось, как пойти за ним.       Деревянная лестница страшно скрипела, и противный звук заставлял мурашки бегать по телу Дафны, пока она спускалась за ним куда-то вниз. К счастью, лестница была освещена, и никаких крыс, пауков, тараканов и прочей гадости и мерзости она не заметила. Дафна понимала, что поступала совсем не умно — спускаться в подвал с человеком, с мужчиной, которого почти не знала. Да, они учились в одной школе пять лет, но на сколько вопросов о личности Фреда Уизли она могла ответить? Она не знала о нем ничего: ни даты рождения, ни любимого цвета, ни того, есть ли у него питомец и как вообще он относится к домашним животным, а до недавнего времени не знала даже его второго имени. Тем не менее, вопреки страхам и опасениям Дафна продолжила спускаться вниз, стараясь не дрожать всякий раз слыша скрип, понимая, что за стенами «Волшебных Вредилок», в ее родном доме и в школе дела с безопасностью обстояли куда хуже.       — Дред, я привел гостей! — громко воскликнул Фред, когда внизу наконец показалась дверь из светлого дерева, с наклеенным на нее постером с надписью «не входить».       «Дред? Кто такой Дред?»       Открыв дверь, он наигранно торжественно поклонился, махнув рукой в сторону незнакомой ей комнаты, приглашая ее войти и галантно пропуская вперед. Сделав несмелый шаг вперед, Дафна очутилась в помещении, отдаленно напоминающем лабораторию — все полки были заставлены различными колбами и склянками, а в самом центре стоял большой котел, с дымящимся зельем в нем, пожалуй, самый большой из тех, что ей только довелось увидеть, и над ним, стоя к ней в профиль, склонился второй близнец с волшебной палочкой в руке. Запах в помещении стоял необычный: здесь пахло травами, цветами, точно в теплицах профессора Стебль, однако с ароматом трав смешивались еще несколько — Дафна не разобрала их природу.       — Ну, привет, Гринграсс. За зельями пришла?       Она несмело кивнула головой в знак приветствия.       — Я рассказал Джорджу обо всем, — пояснил Фред. — Но не беспокойся, твой секрет в безопасности. Нас интересует только одно, кто поил тебя смесью почти всех любовных зелий, что у нас были? Малфой?       Дафна быстро покачала головой. Она понимала, почему первое имя, пришедшее им в голову, было «Драко Малфой», ведь тот знатно отличился за годы учебы в Хогвартсе своим характером и пренебрежительным отношением к грязнокровкам и предателям крови, однако на самом деле был вполне себе безобидным, если не считать связь его семьи с Темным Лордом и Темную Метку на руке Люциуса Малфоя. Драко пользовался популярностью у девушек, не родилась еще та, кто посмела бы отказать ему на приглашение на свидание, если он этого хотел, и надобности прибегать к подобным методом у него не было. Да и к тому же, Драко Малфой уважал женщин, по крайней мере, тех, чьи семьи входили в список Священных Двадцати Восьми.       — Как знаешь, — сказал вдруг Фред, как показалось ей, смиряясь с тем, что не услышит имени и доставая с полки коробку средних размеров. — Здесь все, что тебе нужно.       Взяв у него из рук коробку, Дафна, не ожидавшая, что она окажется настолько тяжелой, покачнулась и выронила бы ее, разбивая вдребезги все содержимое, однако крепкие руки Фреда, обхватившие коробку поверх ее дрожащих пальцев, не позволили беде случиться. Она замерла, боясь дышать, боясь даже пошевелиться, чтобы не испортить все, ради чего рисковала, дважды убегая из дома в предрассветный час, то, над чем Фред и Джордж работали последние несколько дней, стараясь ей помочь.       Они вместе положили коробку на стол, и Дафна густо покраснела, понимая, что не убрала руки, когда следовало бы это сделать. Что бы о ней сейчас подумали семья и друзья? Но прикосновение мозолистых рук Фреда было теплым, не страшным и не причиняющим боли. Он снова помог ей, спас ее свободу, хранившуюся в содержимом этой коробки. Сейчас видеть во Фреде Уизли лишь предателя крови и защитника магглов и грязнокровок почему-то не получалось. Она смотрела на его лицо, словно видела впервые: карие глаза, излучающие теплый свет, веснушки, рыжие взъерошенные волосы, чуть нахмуренные брови… Он был красив.       «О чем ты, мандрагора тебя раздери, думаешь?»       Дафна не знала, сколько они простояли в тишине, и очнулась от наваждения лишь тогда, когда Джордж, все еще сидевший возле котла, громко кашлянул, заставляя Дафну вздрогнуть всем телом.       — Итак, смотри, — открыв коробку, Фред махнул рукой, предлагая Дафне заглянуть внутрь. — Здесь противоядия от каждого из зелий, подробно я изложил в письме, оно тоже в коробке. Не перепутай с успокаивающим зельем — оно нужно, чтобы вылечить все последствия прошлого приема той ужасной смеси. Его нужно пить два раза в день, сразу после пробуждения и перед сном, поняла? — он указал на зеленую склянку, и Дафна кивнула. — Если будут вопросы, пиши.       В который раз за последние несколько дней она удивилась его серьезности, никак не похожей на поведение одного из главных шутников школы, что замучили всех профессоров за годы обучения. Возможно, взрослая жизнь за последние полгода действительно изменила близнецов Уизли. Дафна хотела испытать на себе то же: жить одной в собственном доме или квартире, самой распоряжаться своим временем, выбирать интерьер комнат, даже работать. Но ни о чем подобном и речи идти не могло. Отец едва ли выслушает до конца ее просьбу жить одной, о работе речь и вовсе зайти не успеет.       — Спасибо вам. Обоим, — поблагодарила их Дафна. — Если бы не вы… Я не знаю, как выпуталась бы. Сколько я вам должна за зелья?       — Мы не возьмем с тебя денег, — ответил Фред, и она только открыла рот, чтобы возразить, как он выставил ладонь вперед, заставляя ее передумать. — Ты ведь пострадала от нашей продукции. Считай, что это наша плата за ущерб, — Джордж кивнул, поддерживая брата. — Мы создавали магазин не для того, чтобы причинять зло, напротив, чтобы нести смех и счастье. Так что, о деньгах можешь даже не беспокоиться.