Pure blood above all / Чистота крови превыше всего

      До конца первого триместра оставалась всего лишь неделя. Пэнси стала все чаще замечать усиливающуюся нервозность Драко, но, к своему большому сожалению, ничем не могла ему помочь. Дамблдор все еще был жив и умирать даже не собирался, а какими бы заклинаниями и артефактами Драко не пробовал чинить Исчезательный Шкаф, тот все еще оставался непригодным для перемещения людей, ведь даже предметы возвращались из артефакта сломанными. Как-то раз они попробовали использовать шкаф для перемещения птицы — она вернулась мертвой. Пэнси почувствовала, как на глазах проступили слезы от осознания, что они стали причиной смерти маленького, но все же живого существа. Теплое прикосновение руки Блейза к своей заставило ее быстрым движением смахнуть слезы, пока Драко не заметил ее состояния.       Драко ходил по школе мрачнее тучи, почти не улыбался, не смеялся, не шутил, даже перестал задирать учащихся других факультетов, что было совершенно на него не похоже и вызывало много вопросов у их общих знакомых и друзей, на которые Пэнси уже порядком надоело отвечать, всякий раз оправдывая поведение Драко семейными обстоятельствами, о которых известно было даже самому последнему первокурснику-грязнокровке.       Он все еще не отказался от идеи отравить Дамблдора при помощи медовухи, хотя Блейз с Пэнси не оставляли попыток его отговорить. Бутылка, с добавленным в нее ядом, уже давно лежала в подсобке Трех Метел и ждала своего часа, и Пэнси уже порядком надоело, что Драко не мог ни отказаться от своего плана, ни решиться приказать Розмерте всеми правдами и неправдами продать ее профессору Слизнорту. Однако после того, как Драко разрыдался при них с Блейзом некоторое время назад, она старалась сдерживать свое раздражение в его присутствии.       Из головы Пэнси никак не выходило стечение обстоятельств, приведшее к тому, что Кэти Белл сейчас находилась в больнице, и ей совсем не хотелось, чтобы подобное произошло вновь, если вдруг медовуха попадет в руки кому-нибудь из студентов. Белл до сих пор находилась в больнице Святого Мунго, и они понятия не имели, пришла ли она в себя, есть ли у проклятия какие-либо последствия, и, что тоже не мало важно, помнит ли она, что произошло. Пэнси даже не могла поинтересоваться о состоянии Кэти Белл, ведь их факультетам не пристало беспокоиться друг о друге. Но ставить под угрозу еще чью-то жизнь совершенно не хотелось, пусть даже и очередной полукровки, хотя Пэнси и понимала, что Драко должен был выполнить задание до конца учебного года. Она не могла не замечать, как он метался меж двух огней, опасаясь за свою жизнь и жизни родителей, но в то же время не желая становиться убийцей, и ее сердце всякий раз сжималось от жалости.       — Драко! Драко, да постой же! — прокричала Пэнси, следуя за перешедшим почти на бег Драко, изо всех сил стараясь не упустить его из виду.       Придя в библиотеку, чтобы найти материалы для эссе по Зельям, они по несчастливой случайности стали свидетелями разговора двух третьекурсниц с Гриффиндора, обсуждавших состояние Кэти Белл. Драко вылетел из библиотеки со скоростью снитча, расталкивая всех и каждого на своем пути, к счастью, оставшись незамеченным теми самыми третьекурсницами-гриффиндорками. Пэнси и Блейзу ничего не оставалось, как последовать за Драко, чтобы он не сотворил какую-нибудь глупость, последствия которой придется расхлебывать уже им троим.       Ворвавшись в небольшой кабинет на пятом этаже, где на первом курсе у них проходили занятия по Истории Магии, Пэнси прошептала «Коллопортус», и в следующее же мгновение раздался характерный щелчок запирающегося дверного замка. Драко стоял у раскрытого настежь окна, запустив руки в волосы и сжимая их настолько сильно, словно желал вырвать их с корнем, выгляды при этом совершенно разбитым и подавленным. Пэнси шумно выдохнула и, подойдя к нему, сжала его плечо рукой, стараясь молча поддержать. Она как никто другой понимала опасения и переживания Драко, ведь ее отец тоже носил Темную Метку на левом предплечье, и тоже мог оказаться в смертельной опасности в любое мгновение, однако знала, что излишняя эмоциональность Драко только принесет им лишние проблемы.       — Если вы снова начнете уговаривать меня подождать еще несколько месяцев — можете сразу уходить. Я это слушать не собираюсь.       Пэнси шумно выдохнула: с каждым днем разговаривать с Драко становилось все тяжелее. Его характер и так был не самым легким, но в последнее время от навалившихся на него испытаний испортился окончательно. Драко ничего не хотел слушать, лишь твердил, что сам убьет директора и не нужна ему ничья помощь. Блейз, стараясь достучаться до здравого смысла Драко, не уставал повторять, что Дамблдор — великий маг, величайший волшебник, победивший самого Гриндевальда, но Драко упрямо стоял на своем, твердя, что это должен сделать он и никто больше, все доводы друзей пропуская мимо ушей.       — Драко, прекрати упрямиться, — в очередной раз Пэнси взывала к его здравому смыслу, который, как ей начинало казаться, спал мертвым сном. — Позволь профессору Снейпу сделать это.       — Пэнс, я понимаю, что моя мать плохо на тебя влияет своими письмами! Но я справлюсь сам, мне не нужна ничья помощь.       Пэнси шумно выдохнула, потерев большим и указательным пальцем переносицу. Кажется, Драко еще не раз напомнит ей о злополучном письме, которое Нарцисса Малфой вчера прислала ей, и все бы ничего, если бы в Совятню Пэнси пришла одна. Драко, конечно, сразу же распсиховался, заметив герб своей семьи на конверте, и, выхватив конверт, прочитал строки, написанные рукой матери. Она почти умоляла Пэнси уговорить Драко отказаться от своих безумно опасных планов и позволить профессору Снейпу все сделать. Впрочем для Пэнси не это не стало большой неожиданностью, ведь так сложилось с самого детства: миссис Малфой всегда поручала ей «присматривать» за Драко, так как считала ее самой ответственной в их компании.       Письмо было написано специальными заколдованными чернилами, переставлявшими буквы в словах, делая написанное почти нечитаемым, но стоило произнести нужное заклинание, которым они и сами нередко пользовались на уроках и экзаменах, как они прочитали следующее:       «Дорогая Пэнси, Я понимаю, что ты наверняка удивлена, получив от меня письмо, но у меня не осталось другого выхода. Прошу тебя, поговори с Д. Я знаю, он поведал вам обо всем, что сейчас происходит, и понимаю, что прошу о многом, но не оставляйте его одного. Умоляю, уговори его отказаться. С. со всем справится сам.              С уважением, Н.М.»       Пэнси понимала, что именно так выглядит отчаяние любящей матери, но что она могла сделать? Драко не прислушивался ни к ней, ни к Блейзу. Он вообще и слышать ничего не хотел о том, чтобы отказаться от своих «гениальных» планов, которые, как справедливо заметил Блейз, вредили кому угодно кроме Дамблдора:       — Послушай, мы даже не знаем, жива ли она, — сказал он. — Что если Белл скоро умрет? Сколькими людьми ты готов пожертвовать, Драко? Дамблдор живее всех живых, такими темпами он нас переживет.       — Блейз прав. И может ты сейчас посчитаешь меня плохим другом, но я все-таки это скажу, — выдержав драматичную паузу, Пэнси продолжила: — Ты не справляешься.       Настала очередь Драко раздраженно вздыхать и закатывать глаза. Пэнси с Блейзом гадали, кого он пытается убедить в том, что все сможет: их или все-таки самого себя. Наотрез отказываясь принимать чью-либо помощь, а тем более своего крестного отца, Драко огрызался, стоило только ему об этом услышать, после окончательно выходя из себя и срываясь на всех подряд: под горячую руку попадали все, от близких друзей и совершенно ни в чем не повинных первокурсников до профессоров и мадам Пинс, напомнившей студентам, что библиотека закрывается после десяти вечера.       — Я справлюсь. Вечером отправлю Розмерте сообщение, чтобы продала бутылку Слизнорту, — Драко решительно направился на выход из кабинета, снимая заклинания, наложенные Пэнси, и им с Блейзом ничего не оставалось, как последовать за ним, тяжело вздыхая.       — Пусть отправляет сообщение Розмерте, — остановив Пэнси, прошептал Блейз. — На каникулах попробуем поговорить с ним еще раз. Может вдали от замка он и прислушается.       Наблюдать за тем, как все вокруг веселились, обменивались подарками на Рождество, рассказывали друг другу о планах на каникулы оказалось тяжелее, чем Пэнси могла себе представить. Многие студенты собирались провести время с семьей, кто-то захотел остаться в школе, были и те, кто принял приглашение друзей погостить у них. Стены Большого Зала, гостиных, даже коридоров украсили рождественскими венками, омелой, свечами. В центре каждой гостиной стояла огромная елка, верхушкой достававшая до самого потолка. Украшали ее семикурсники, в качестве подарка своим факультетам на Рождество. К тому же они решили остаться в школе и провести последние каникулы в стенах замка. В школе царила атмосфера праздника, уюта, тепла, радости и счастья, только вот Пэнси из всего вышеперечисленного не ощущала ровным счетом ничего. Она, конечно, могла притворяться беззаботной, веселой и счастливой, когда надо было отвести подозрения Миллисенты, Дафны и Астории, последней в особенности, за последнее время ставшей уж слишком проницательной. Однако все это было лишь напускным, маской, которую Пэнси надевала для тех, кто ничего не знал о происходящем. На самом же деле ее съедала вина за то, что для многих это было последнее Рождество в мире без убийств и войны.       — Какие планы на Рождество? — поинтересовалась Миллисента, когда они сидели перед камином в гостиной факультета.       — Мы с Блейзом и Драко трансгрессируем прямо с Кингс-Кросс в наше фамильное поместье с моими родителями, ну и обратно тоже, — наблюдая за языками пламени в камине, ответила Пэнси.       Наблюдая за тем, как языки пламени лижут поленья в камине, Пэнси не могла не думать о том, что их души: ее, Блейза, Драко — горят точно так же, только вот если поленья сгорают, чтобы согреть других, они угасают просто так, тратя силы и эмоции на то, чтобы убить человека. Ее сердце до сих пор разрывали противоречивые чувства: студенты Гриффиндора, да и сам директор, невероятно ее раздражали своим несправедливым отношением к их факультету, постоянно восхваляя Поттера и его друзей, но стать причиной их смерти — совсем другое. Она частенько вспоминала о том, как часто, обсуждая с друзьями Поттера и остальных гриффиндорцев, они мечтали, чтобы школа была очищена от нечистокровных волшебников. И почему никто из них ни разу не задумался, как будет происходить процесс той самой «очистки»?       — Там будет Блейз… — растягивая гласные как это обычно делал Драко, с хитрой улыбкой протянула Миллисента.       Рассмеявшись, Пэнси покачала головой. Миллисента, казалось, не могла смириться с отсутствием у нее личной жизни, периодически намекая, а порой и говоря открытым текстом, что они бы прекрасно смотрелись с Драко. Или Блейзом. Теодор чудом не попал в этот список: только слепой не замечал, что он был давно влюблен в Дафну, а сейчас они и вовсе встречались, не стесняясь целоваться на глазах у всех. Парни подруг были запретной территорией, ведь еще пару лет назад, они с Миллисентой и Дафной пообещали друг другу никогда не ссориться из-за «каких-то мальчишек», и ни разу данное слово не было нарушено.       — Да, Милли, там будет Блейз, — пародируя ее, ответила Пэнси. — Как и в прошлом году, только тогда мы гостили в Малфой-Мэноре. Ничего необычного.       Миллисента лишь многозначительно улыбнулась, кивая с наигранно серьезным выражением лица, всем своим видом демонстрируя, что ни капли не верит Пэнси. Впрочем, она и сама себе не слишком верила: собственная реакция на Блейза Забини с каждым днем удивляла ее все больше, и отрицать очевидное становилось все труднее.       — Ну, Пэнси, ну согласись… Блейз — красавчик, — не отставала она, быстрым движением руки заправив прядь выбившихся из хвоста светлых волос за ухо. — Особенно он похорошел за это лето. Пятикурсницы с него глаз не сводят, знаешь ли.       Сама мысль, что Миллисента считала Блейза красивым заставила Пэнси стиснуть зубы, хотя она лучше кого-либо другого знала, что внешностью обоих ее друзей восхищается не только весь Слизерин, но и большая часть прекрасной половины других факультетов. Миллисента же и вовсе считала красивым почти каждого парня, которого встречала, о чем непременно сообщала подругам, рассказывая полную биографию понравившегося ей парня. И Драко, и Блейз действительно были хороши собой, вот только если поклонницы Драко у Пэнси вызывали смех, то влюбленные в Блейза девушки — лишь ярость и раздражение. Последние месяцы Пэнси оправдывала свои чувства тем, что все поклонницы Блейза просто глупые и неинтересные личности. О том, что среди влюбленных в Драко девиц умной была одна только Астория, она старалась не думать.       — Пэнс, можно тебя на минутку? — над ухом раздался знакомый хриплый голос, горячее дыхание опалило кожу, а в нос ударил запах кофе.       Пэнси вздрогнула от неожиданности.       Блейз…       Ей оставалось только надеяться, что хвалебных од в свой адрес от Миллисенты он не слышал. А то чего доброго решит, что она влюблена в него.       Пэнси кивнула и, пообещав Миллисенте скоро вернуться, подошла к Блейзу, уже ожидавшему ее у дивана, на противоположном конце гостиной. Кофе… Вопреки ее желанию мысли вновь вернулись к воспоминаниям о первом уроке Зелий с профессором Слизнортом, на котором она впервые почувствовала аромат кофе и Бодроперцового зелья в своей Амортенции. Пэнси частенько ловила себя на том, что ищет его в толпе, наблюдает за их с Драко попытками починить Исчезательный Шкаф, при этом не отводя взгляд только от Блейза.       Ох, если бы только Миллисента знала, она бы уже давно придумала тысячу планов по завоеванию сердца Блейза, в этом Пэнси даже не сомневалась. Не понаслышке зная, какой у нее длинный язык, не умеющий хранить ничьи тайны, Пэнси решила не рассказывать ей ничего о своих догадках, и непонятно откуда взявшихся чувствах к Блейзу, от которых она надеялась избавиться в ближайшее время. Было вполне достаточно того, что о запахе Бодроперцового зелья в ее Амортенции знал Драко, не способный прожить и двух дней, не поддразнив ее этим.       — Драко отправил сообщение Розмерте, — тихо проговорил Блейз. Пэнси, вздохнув, кивнула, прекрасно понимая, что это значит. Оставалось надеяться, что сам профессор Слизнорт не выпьет медовуху, а в случае чего, догадается использовать безоар. Зельевар он, в конце-то концов, или кто? — Сколько часов вы просидели у камина? У тебя все щеки красные, — усмехнулся Блейз, тыкнув ее в щеку, чем заслужил недовольное ворчание Пэнси и ее укоризненный взгляд.       «Если бы ты только знал, почему у меня щеки красные…»       Сердцем Пэнси уже давно чувствовала, что Блейз ей не безразличен, но разум долгое время отказывался это принимать. Она знала, что испортит их дружбу, а это самое дорогое, что было в ее жизни. К тому же, Драко сейчас были необходимы их внимание и сосредоточенность на деле, и единственное, что должно было волновать Пэнси — помощь ему, а не чувства к Блейзу. Однако надежды на то, что чувства, испытываемые ею — лишь временное помешательство, которое вот-вот пройдет без следа, угасала с каждым прожитым днем.       Еще одним аргументом против Пэнси считала сложившуюся за последние несколько месяцев ситуацию в магическом мире. Она понимала, что не затронуть ее семью оно не может, думала об этом каждое мгновение последние полгода. Отец Драко находился в тюрьме, ее — пока на свободе, но сколько продлится эта свобода и когда авроры придут за ним? Сам Драко ходил по острию ножа, пребывая в шаге от того, чтобы стать преступником и получить за это немаленький срок в Азкабане. Был и еще один путь, раньше казавшийся Пэнси весьма заманчивым: что если ей предложат принять Метку? Сможет ли она использовать Круциатус или убить? Раньше ответ однозначно был бы положительным, но теперь, когда пелена спала, сердце Пэнси полностью поглотил страх перед всем, что несет ей будущее.       — Надеюсь, в этот раз сообщение дойдет до адресата, — вздохнула она. — Иначе администрация серьезно возьмется за это дело и не успокоится, пока не выяснит, кто вредит студентам.       Она действительно боялась, что директор или профессор Макгонагалл раскроют их планы. И что тогда? Оказаться за решеткой в шестнадцать лет — не лучшая перспектива, для той, кто с детства мечтала работать в Министерстве Магии, решая судьбы людей. Пэнси только по рассказам взрослых знала, что представляет из себя Азкабан, но и этого хватало. Место, каждый уголок которого погружен во мрак, по чьим коридорам, точно хозяева, проплывают по воздуху дементоры, так и норовящие забрать у узника все самые светлые воспоминания о прошлом и все надежды на будущее.       Радовало только одно: скоро они покинут холодные и сырые стены подземелья и отправятся домой, пусть ненадолго, всего лишь на десять дней, но она сможет перевести дух и подумать о чем-нибудь, кроме убийства Дамблдора и починки Исчезательного Шкафа. Пэнси всем сердцем надеялась, что родное поместье, окутав ее своим теплом и уютом, заставит забыть обо всех невзгодах и проблемах хоть пару мгновений. Она с нетерпением ждала встречи с родителями и не только потому, что соскучилась — ей уж очень хотелось узнать, по какой причине отец ничего не рассказал о сложном положении, в котором оказался Драко, видя как она все лето не находила себе места, не получая от него ни весточки. Отец, конечно, подобному допросу совсем не обрадуется, но он своей скрытностью не оставил ей иного выхода.       Драко тем временем тысячу раз на дню менял свое решение, где он проведет Рождественские каникулы: утром говорил, что поедет к Пэнси, вечером того же дня вновь упрямился, утверждая, что должен остаться в мэноре, ведь миссис Малфой и так целых четыре месяца находилась одна с сестрой и зятем. Как знать, может и сам Темный Лорд наносил частые визиты в их мэнор, расшатывая ее и без того не самые крепкие нервы. Пэнси понимала его переживания, однако постоянные метания начинали надоедать.       В один из таких вечеров, когда Драко снова заупрямился, Пэнси не выдержала:       — Драко, ты останешься у меня только до Рождества, а потом поедешь домой. Три дня всего-то.       — Драко, Пэнси права, — поддержал ее Блейз. — На утро после праздника поедешь домой, а мы продолжим искать, как починить шкаф, у Пэнс в библиотеке.       После недолгих уговоров, Драко кивнул головой в знак согласия, но Пэнси этого уже не заметила. К ней только сейчас пришло понимание, что они с Блейзом проведут большую часть Рождественских каникул вдвоем. Конечно, это случалось далеко не в первый раз, но, если учитывать то, как изменилось ее отношение к нему. Пэнси все еще видела в Блейзе лучшего друга, с которым провела все самые запоминающиеся моменты своего детства, однако…       Пэнси покачала головой, отгоняя ненужные мысли.       «Неважно»       И хотя рождественского настроения у нее совсем не было, про подарки родителям и друзьям Пэнси не забыла. Для мамы она еще несколько недель назад заказала дорогие французские духи, наручные часы — подарок для отца, также уже лежали в чемодане. Над подарком для Дафны она размышляла не дольше пяти минут, вспомнив, как та заглядывалась на сапоги в каталоге «Твилфитт и Таттинг», который не так давно принесли совы вместе с «Ведьмополитеном». Для Астории она нашла набор косметических зелий — она только начинала краситься, и Пэнси не сомневалась, ей придется по вкусу такой подарок. А вот над подарком для Миллисенты пришлось постараться, Пэнси далеко не сразу нашла редкое издание любимого ею романа. Пришлось послать письма не только во «Флориш и Блоттс», но и в издательский дом «Обскурус», где и нашлась нужная ей книга.       Над подарками для Драко и Блейза также пришлось поломать голову. Учитывая все обстоятельства, хотелось порадовать друзей и заставить их хоть на миг выкинуть из головы все навалившиеся на них проблемы. После длительных раздумий и просмотра кучи каталогов качестве подарка для Драко она выбрала сладости из кондитерской Шугарплама — он их просто обожал, и вредноскоп из «Дэрвиш и Бэнгз». Зная, что Блейз отлично разбирается в зельях и собирается углубленно изучать этот предмет, Пэнси приобрела в качестве подарка для него набор с редкими ингридиентами для зелий из аптеки Малпеппера, первой аптеки в магической Англии, открывшей двери для своих покупателей еще в одиннадцатом веке, и парадную мантию из магазина мадам Малкин, которую, как надеялась Пэнси, ему еще удастся надеть в какой-нибудь радостный и счастливый день, что обязательно настанет.       Коробки с подарками для Драко, Блейза и родителей были надежно спрятаны в чемодане, а подарки для подруг, обернутые в яркую блестящую упаковку, лежали под елкой в центре гостиной. По традиции студенты Слизерина распаковывали свертки со своими подарками в последнюю ночь перед отъездом домой. На свертках волшебными чернилами были написаны имена дарителя и того, кому предназначался подарок.       — Пэнси, Мерлин! Это то, о чем я думаю? — Дафна разворачивала сверток, сияя как рождественская елка, у которой она и стояла. Увидев свой подарок, Дафна расплылась в счастливой улыбке и бросилась обнимать ее. — Пэнс, я тебя обожаю! Спасибо, спасибо, спасибо!       Увидев счастливую улыбку Дафны, Пэнси неожиданно даже для самой себя поняла, что скучала по ней. В последнее время Дафна ходила понурая, хмурая, еще серьезнее, чем обычно, хотя, казалось бы, столько их общих знакомых отдали бы вап на свете, чтобы оказаться на месте Дафны возле Теодора. Пэнси совершенно ее не понимала, но после их ссоры в день званого ужина профессора Слизнорта бросила попытки прояснить ситуацию.       Астория и Миллисента ликовали ничуть не меньше, развернув свои подарки. Глаза последней расширились от удивления, едва она увидела то самое издание за которым так долго охотилась и нигде не могла найти.       — Пэнси, ты волшебница! — она громко рассмеялась, услышав слова Астории. На душе Пэнси потеплело от осознания, что она смогла порадовать своих подруг.       Сама же Пэнси получила красивый браслет из белого золота в виде змеи с глазами-изумрудами от Дафны, черный клатч от Астории и набор любовных зелий, среди которых была и Амортенция, от Миллисенты, вручившей его с широкой улыбкой, шепнув на ухо:       — Возможно, в один прекрасный день, это нам понадобится!       Пэнси закатила глаза, принимая поражение и понимая, что Миллисента никогда не оставит попыток устроить ее личную жизнь, и с этим лучше смириться как можно скорее. Краем глаза она заметила, как вздрогнула Дафна, стоило Пэнси вытащить коробку с любовными зельями из свертка, а теперь и вовсе не отрывала от него взгляда. Выражение ее глаз было нечитаемым, что заставило Пэнси нахмуриться, ведь она реагировала совершенно иначе, когда они обсуждали запахи Амортенции в начале учебного года.       — Ты купила их у Уизли? — вдруг спросила Дафна, и Пэнси насторожилась еще больше.       С чего Дафне интересоваться любовными зельями? Неужто они могли ей понадобиться? Ведь Теодор был от нее без ума и безо всякого волшебства, причем с самого детства.       — Нет, заказала из Франции, — ответила Миллисента, а после фыркнула. — Кому они нужны, эти Уизли, еще заказывать у них что-то. Рыжие идиоты.       Пэнси согласно закивала. Несмотря на то, что семья Уизли входила в Священные Двадцать Восемь, они справедливо считались почти изгоями среди чистокровных волшебников из-за своей любви к магглам и грязнокровкам, к тому же все до единого учились на Гриффиндоре, что только отдаляло их от остальных семей, сумевших сохранить в своих венах истинно волшебную кровь. Похожая ситуация сложилась и в ее семье по маминой линии, когда брат ее матери Эдмунд Абботт женился на магглорожденной волшебнице, и Гиацинт Паркинсон публично отреклась от брата, хотя Ханна почему-то заверяла ее, что в детстве они виделись и даже играли вместе.       — Пэнси, помнишь, ты как-то раз упомянула, что в твоей Амортенции появились новые запахи? — поинтересовалась вдруг Миллисента, поглядывая на тот самый набор любовных зелий, который сама подарила Пэнси несколько минут назад. — Что там были за запахи, напомни-ка?       Пэнси вздохнула, совсем не горя желанием перечислять запахи, все без исключения напоминавшие ей о Блейзе. И может Миллисента и не догадается, да и Дафна, погруженная в свои мысли, не сообразит, но Блейз, сидевший в полутора метрах от них, к ее несчастью, был довольно смышленным. Он поймет, что Пэнси испытывает к нему чувства раньше, чем она закончит перечислять все ароматы своей Амортенции. Если уж Драко понял все по одному составляющему, то Блейз обо всем догадается в мгновение ока.       Задумавшись о своей влюбленности в Блейза, она не успела остановить Миллисенту, воскликнувшую «сейчас узнаем!». В следующее мгновение она ловко вытащила одно из зелий и откупорила пузырек, поместившийся у нее в ладонях. Амортенцию и не нужно было продавать в большом объеме — достаточно было лишь нескольких капель любовного зелья для того, чтобы оно начало действовать.       И снова в нос ударили те же самые ароматы, только в этот раз каждый из них был насыщеннее и ярче, видно потому, что пузырек находился у нее под носом: кофе, аромат бодрящего горького эспрессо окутал Пэнси со всех сторон, постепенно к нему прибавился и запах Бодроперцового зелья. Она буквально ощущала жар, исходивший от него, но не обжигающий, а словно греющий ее, обволакивая чем-то теплым и уютным. Через пару мгновений она смогла почувствовать еще и запах шоколада, столь любимый ею и Блейзом. Они частенько лакомились им, пробираясь на младших курсах на кухню по ночам.       Аромат Амортенции был настолько сильным, что Пэнси, не сдержавшись, закрыла глаза, вдыхая его полной грудью и заставляя сердце колотиться как бешеное. Ее щеки покраснели, стоило ей осознать, что тот, кого она чувствует в своей Амортенции сидит в паре метрах от нее. От мыслей о Блейзе она покраснела до кончиков ушей. Понятия не имея, сколько она так просидела, она распахнула глаза, только когда услышала голос Блейза над ухом. Яркий свет от гирлянд на елке ударил по глазам, и Пэнси тут же недовольно сощурилась: уж слишком долго она просидела зажмурившись.       — Что вы там затихли? И что за запах? Вы разлили духи? — он подошел ближе. Пэнси видела, как темно-карие глаза расширились, стоило ему почувствовать запах. Выхватив склянку из рук Миллисенты и закупорив ее, Блейз неодобрительно покачал головой. — Вы хотя бы понимаете, что тут может начаться, если хоть одна капля этой дряни прольется на ковер? Мордред!       Пэнси едва сдержалась, чтобы не рассмеяться. Она отчетливо слышала, как Блейз затыкал горлышко склянки, однако аромат своей Амортенции все еще ощущала — он стоял рядом и отходить не собирался. Она сделала несколько глубоких вдохов, чтобы унять сердце, бившееся настолько быстро, словно собиралось выпрыгнуть из ее грудной клетки прямо в руки Блейза, стоявшего возле нее и все еще осуждающе глядя на Пэнси, хотя она и не понимала, в чем провинилась.       — Блейз, — начала Миллисента, хитрым взглядом рассматривая его. — А чьи духи ты почувствовал в Амортенции?       — Не твоего ума дело, — отрезал Блейз, не глядя на нее. — Ладно Булстроуд сначала делает, а потом думает, ты-то свой здравый смысл на зелье не променяла, Пэнс.        Пэнси, все еще находившаяся под большим впечатлением от насыщенного яркого запаха своей Амортенции, не сразу поняла, о каких духах Миллисента спрашивала Блейза. Прокрутив в голове их последние фразы, она догадалась, что речь шла о духах, которые он почувствовал в Амортенции. Не было ни единой подсказки, Блейз даже не упомянул о том, был ли это сладкий запах, или терпкий, легкий, как у нее, или тяжелый, терпкий. Пэнси нахмурилась, увидев укоризненный взгляд Блейза. И чего он сердится на нее? Ведь даже не она покупала эти зелья, это была идея Миллисенты подарить ей их.       Вероятность того, что Блейзу мог кто-то понравиться, однако, очень напрягала. Раньше она никогда не слышала от него, что ему кто-то нравится, он в основном рассказывал о девушках, что признавались в любви ему. Сердце Пэнси сжалось и захотелось кинуть Непростительное в ту самую, кем увлекся Блейз, хотя она и понимала, что это очень глупо с ее стороны — ревновать своего лучшего друга к той, в кого он влюблен. В качестве возлюбленной Блейза представлялась Амелия, Шарлотта или Кларисса — слизеринки-пятикурсницы, словом девушка, выглядящая так, словно сошла со страниц «Ведьмополитена».       «Спрошу у него, когда домой приедем. Блейз не станет ничего скрывать, он ведь мне все рассказывает»

***

      Дафна, ровным счетом не замечавшая никого вокруг, застыла словно каменное изваяние на своем месте возле Астории, и буравила взглядом злосчастную перламутрового цвета жидкость. Стоило Миллисенте несколько минут назад откупорить склянку, как до Дафны тотчас же донеслись уже знакомые ей ароматы: клубника, апельсин и запах свежеиспеченного хлеба. Никакого нового запаха, и ни один из трех, к счастью, не напоминал ей о Теодоре Нотте, ненавидевшем клубнику и имевшем аллергию на цитрусовые, что только подтверждало ее подозрения: она никогда его не любила. А Теодор, драккл его раздери, воспользовавшись самым подлым способом из всех возможных, заставил ее быть с ним, да еще и позориться на глазах у всей школы. Целоваться в Большом Зале как какая-то грязнокровка… По собственной воле Дафна бы на это точно не решилась.       «И с чего я решила, что он использовал Империус? Есть ведь куда более удобные способы, за которые не грозит срок в Азкабане… По крайней мере, не настолько долгий»       Голова шла кругом от количества мыслей, что со скоростью света сменяли одна другую. Она силилась вспомнить все моменты с Теодором до мелочей, понимая, что он наверняка подливал ей зелье в сок за завтраком или в чай за ужином. Но она никогда не чувствовала специфического запаха, а значит, скорее всего, использовал он не Амортенцию. Дафна, к ее большому сожалению, не была сильна в Зельях, и поэтому выяснить самой, чем же все-таки он ее опоил возможным не представлялось. В том, что Теодор сварил Зелье не сам, она даже не сомневалась: если Дафна была в зельях просто не сильна, то он — откровенно плох, а любовные зелья не входили в список наилегчайших.       Шумно выдохнув, она перевела взгляд на Теодора, о чем-то беседовавшего с Винсентом и Грегори. Сердце Дафны заполонили ненависть и обида, ведь он даже не подумал, чем это могло для нее закончится. Дафна понимала, что ей нужно было срочно рассказать обо всем отцу. Уж он точно сможет помочь ей вывести Теодора на чистую воду, а после наказать.       Конечно, Эдвард Гринграсс любил своих дочерей, в какой-то степени. Однако с каждым прожитым годом Дафна все больше понимала: они с Асторией стали для отца большим разочарованием, едва родившись, ведь на них прервется древнейший род Гринграссов. Они выйдут замуж, сменят фамилии, а София Гринграсс так и не подарила ему сына. Несмотря на это, она все еще была его дочерью и не сомневалась, что он ей поможет: настоит на том, чтобы Теодора исключили из школы или упекли за решетку — в голове Дафны вертелось множество вариантов развития событий. Теодор травил ее на протяжении нескольких месяцев не пойми чем и должен за это заплатить.       — Даф, что происходит? — шепнула Астория, но она лишь покачала головой.       Теодор мог услышать. На Империус он отреагировал весьма спокойно, потому что не использовал его. Как знать, какой будет его реакция на обвинение в использовании любовного зелья? Дафна почти не сомневалась, что сумела докопаться до сути. Но любовных зелий существовали тысячи, как ей понять, каким именно он травил ее добрых два месяца?       «Отец со всем разберется»

***

       Находясь в привычном купе в Хогвартс Экспресс, Пэнси со скучающим видом разглядывала пейзаж за окном. Дорога домой всегда казалась ей более короткой, хотя она и знала, что поезд проделывал тот же путь, ни разу не меняя траекторию. Все те же луга, поля, правда теперь землю покрывал снег и зелени совсем не было видно, словно они проезжали по бескрайнему белому полю, не имевшему начала и конца.       Сидя возле Дафны, мысленно Пэнси возвращалась ко вчерашнему вечеру. Запах Амортенции до сих пор не выходил у нее из головы, и Пэнси сердилась на саму себя за покрасневшие от смущения щеки. Она ведь могла себя выдать, а тот, кого она почувствовала в своей Амортенции, сидел меньше, чем в метре от нее. Блейза почему-то возмутил подарок Миллисенты, что показалось Пэнси странным, ведь раньше они всегда дурачились с любовными зельями, подтрунивая друг над другом, пытаясь угадать, кто в кого влюблен.       Возможно, Блейз думал, что сейчас не лучшее время для веселья, учитывая все, что сейчас происходит, как знать. Отчасти это действительно было правдой, но Пэнси не могла все время думать об убийстве Дамблдора и починке Исчезательного шкафа.       Целую ночь Пэнси думала о Блейзе, вспоминая все мгновения, проведенные вместе, которых было предостаточно. И только когда рассвет вступил в свои права, разбудив ее ярким, но холодным зимним солнцем, утыкаясь лицом в подушку, чтобы никто ненароком не увидел ее идиотскую улыбку, Пэнси наконец признала — она все же влюбилась в Блейза Забини. И что с этим делать, понятия не имела.