Расправляй же крылья, Валькирия

      — Встречаем королеву, — звучит гортанный бас.       Ступает Марипоса тяжело. Ватные ноги, пересохшее горло. Считанные шаги остаются до её короны, и конец. Вот она сядет на ряженый трон, и все.       Люди вокруг почтенно опускают головы к ней. Конечно, она ведь герой. «Герой?» — хмыкает Марипоса себе под нос. Перемазавшись в крови, таща за собой души товарищей, которые были с ней от начала и до их конца, может ли она зваться героем? Она единственная пронесла свои грехи до самого конца, приближаясь к искуплению.       Ей в спину смотрят они самые — растворяющиеся силуэты. «Они бы мной гордились», — уверена Марипоса.       «Тишина не может быть такой громкой», — паникует Марипоса. Грохочущим набатом слышатся собственные шаги.       «Отец мной бы тоже гордился, — вздыхает, —он ведь этого хотел с самого начала». Груз ошибок пытается раздавить её.       Одна ступенька. Вторая. Чуть не спотыкается на третьей. Архиепископ слышит её громкое дыхание, раздирающее лёгкие.       Все ли королевы проходят через то, что прошла она?       Встаёт на одно колено. Терновый венец ложится на её голову, она понесёт его с гордостью, она будет лучшей. «Они сами меня выбрали, — успокаивает себя, —зная, что я натворила». Глубокий вдох.       — Я, Марипоса Аврора Пенья, даю клятву перед небесами быть верной своему племени земли, стать для неё острым мечом и прочным щитом. Я свергла прошлую алчную правительницу, разорившую наши земли, и теперь поведу наш народ к свету, выведя из тьмы. Да будет так!       И народ рукоплещет. «Храни бог королеву!» — кричат там и тут.       Ей душно.       Марипоса закидывает голову назад, обращаясь к безоблачному небу, к объёмным облакам, к ветру и солнцу:       Гитта, я сдержала свое обещание. Ты видишь?       Вижу вижу, — раздаётся рядом.       И черный кристалл внутри Марипосы лопается с громким хрустом. Королева падает.       Перелистнув все страницы, следуя к самым начальным строкам, обратимся к прошлому, под густым слоем пыли.

***

Восемнадцать лет назад

      «Да, отец», — самая частая фраза Марипосы.       На любое его утверждение следует: «да, отец». На любое предложение, мнение, а порой и обычное: «как прошло занятие?», Марипоса по привычке произносит: «да, отец». Марипоса знает, что это самый простой путь — подчиниться, чтобы он водил её за руку по уготовленному ей пути.       — Ты будешь королевой.       — Да, отец.       Её зубы скрипят от удушающей обиды.       Посадить дочь на трон — главное желание ее отца-неудачника, который сам смог дослужиться только до звания советника королевы. Отец не теряет надежды получить власть над племенем земли, будь нерадивая дочь королевой, а сама эта идея сводит Марипосу с ума. Её отец неразговорчив, а если и открывает рот, то с большей вероятностью он снова заведёт эту тему. Одинаковые вопросы изо дня в день, от которых ладони Марипосы потеют, а спина покрывается неестественным холодком. Она, сидя перед ним, корчится на стуле, от понимания, что ничего не получается.       — Как проходят занятия?       От этого вопроса девочка инстинктивно прикрывает голову руками. Он стоит перед ней в темном кабинете, заслонив своим телом канделябр. В её глазах отец огромный, широкий великан.       И она отвечает:       — Я... У меня не выходит, отец. Они говорят, что я неисправима.       Он хватает её за кудри, тянет её голову вверх, желает взглянуть в глаза. «Не трогай меня», — на выдохе шепчет Марипоса. Отец отпускает, пальцы на секунду застревают в мелких кудряшках.       — Сделай уже что-то со своими волосами.       —Да, отец.       Уже позже, когда луна оказывается в зените, Марипоса запирается в ванной комнате. Стоя у зеркала, она впивается в свои волосы пальцами, заряженными энергией до мелких искр, двигает ими от корней до самых кончиков, не пропуская ни один завиток.       Энергия оседает на кончиках кудряшек, забивается в кутикулу волоса и под своим весом тянет каждый волосок вниз. Голова Марипосы тяжелеет, и от того начинается неприятная ноющая боль в висках и где-то у затылка. Она отрывает руки от головы, обрывая каждую ниточку энергии, что еще не успела преобразоваться в магию.       «Магия трансформации...» — звучит огорченный голос отца в её голове, когда она, будучи ещё совсем малышкой, показывала что теперь умеет. Она неуклюже меняла размер каждой чашки на кухне, гнула ложки и приходила в такой восторг, что её мать начинала хлопать в ладоши, при этом широко улыбаясь. Марипоса никогда не забудет её улыбку. Отец же, до последнего надеясь, что дочка унаследует его дар земли, оскалился, глядя на нее такую беззаботно счастливую. Он тогда, не проронив ни слова, удалился, громко закрыв за собой дверь.       — Не так уж и плохо все, — глотая слезы, шепчет она себе под нос, рассматривает свои прямые волосы. — Для чего-то пригодился все же этот... Бестолковый дар, — на последнем слове она срывается в сдавленный хрип.       В порыве гнева, она, скопив в кончиках пальцев энергию, запускает ладонь в грудную клетку, пытаясь вырвать то ли кристалл, то ли само сердце, что не перестаёт никак клокотать в горле. Она хватается за кристалл и тянет, желая вырвать причину всех её бед. «Из-за тебя меня не любят, — всхлипывает Марипоса, —да лучше бы я родилась без магии, чем с такой дрянью внутри». Девочка с ужасом понимает, что достать никак не может. Её мутный, серый и донельзя грязный кристалл уцепился своими корнями глубоко, обернул каждую косточку, мышцу и орган.       Потянув ещё сильнее, Марипоса чувствует резкую боль в сердце и лёгких. Отдернув руку, свет внутри неё постепенно стихает, а она, задыхаясь от слез, понимает, что неисправима.

***

      Проходит время, и на свое двенадцатилетие Марипоса получает подарок — кулон, сверкающий в свете ламп их гостиной яркими изумрудными бликами. В этот, казалось бы, торжественный день, когда в поместье семьи Пенья должен собраться весь знатный люд с округи, а каждая комната должна быть украшена под стать, в гостинной были лишь они вдвоем — Марипоса и ее отец.       Она недолго разглядывает себя в сияющем камне, пока отец в своей грубой манере не забирает кулон, а после, обернув вокруг шеи дочери шнурок кулона, завязывает крепким узлом концы. В этот же миг, когда холодный камень касается темной кожи, тело Марипосы пронизывает боль как от удара молнии. Она корчится в странной, неестественной позе, откинувшись на диван, дрыгает ножками и что-то вяло канючит. Отец наблюдает спокойно, как его дочь постепенно стекает на пол, переставая дёргаться.       — Это, — с нажимом говорит отец, указывая пальцем на кулон, после брезгливо отшатывается назад, — будет твоим вторым кристаллом, скроет серое сияние и впитает больше энергии. Поняла?       Марипоса, ожидая подвох, смотрит на него стеклянным взглядом. Просто так он бы не сделал такой подарок. Через пять секунд тишины, он таки озвучивает этот самый «подвох»:       — Ближайшие пять лет ты проведёшь в академии леди Элизабет.