«Всё есть яд, и всё есть лекарство - зависит лишь от дозы...»

***

Старшекурссница Изабелла Гринс была настоящим бриллиантом факультета Гриффиндор. Её каштановые волосы были такие же пышные и сверкающие, словно львиная грива. Черты лица у неё были миловидно-кукольные и глаза её, напоминавшие кофе со сливками, вечно были озабочены своим отражением. Изабелла всегда носила с собой миниатюрное зеркальце, куда смотрелась раз 100 на день, а когда не смотрелась в него, то смотрела на других девочек, вечно сравнивая себя с ними. Те девочки, которая смели хоть чем-то выделяться на фоне такой великолепной гриффиндорки, как Изабелла, немедленно попадали в опалу. У неё была группа преданных фанатов как на её курсе, так и на других курсах, особенно много было тех, что помладше, и они так были заворожены Изабеллой, что, не думая, выполняли все её прихоти. Не восхищаться ей было, и вправду, достаточно трудно: писаная красавица, старательная отличница, прирожденный лидер группы, любимица учителей. Тем более, что Изабелла была из тех самых правильных учениц, которые делают всё-всё по учебнику, не смея даже немного усомниться в справедливости его некоторых положений, возможно даже уже устаревших, а также по указке преподавателя, ведь она давно смекнула, что, если ей нужно угодить преподавателю, то никогда не следовало ему ни перечить, даже если он совершенно не прав, ни задавать никаких отвлечённых от учебного процесса вопросов. Она обладала практически профессиональным умением строить преподавателям глазки и потому находиться у всех них на хорошем счету: Макгонагалл, Флитвик, Трюк, Стебль — все были от неё в восторге. Но вот Северус Снейп, видевший в ней, пожалуй, разве что более взрослую копию Гермионы Грейнджер, хоть и ставил ей высший балл за каждое занятие, но всё же не был очарован Гринс, как прочие. Впрочем, было бы чему тут удивляться. Всем и так понятно, что Снейпу понравится практически невозможно, ведь это было скорее исключение, чем правило. Изабелла была круглой отличницей, однако в её отношении следовало всегда иметь в виду то, что хорошие оценки не всегда являлись показателем глубоких познаний в предметах или тонкой душевной организации. Ей не так сильно было важно содержание того, что она в огромных количествах читала и конспектировала, как та форма, в которой она себя каждый день преподносила. А она всегда и везде должна была быть первой, должна была быть идеальной, должна была вдохновлять и восхищать всех вокруг. Она блестяще отвечала на занятиях, блестяще сдавала все экзамены и блестяще одевалась, словно жила для какой-то красивой картинки. И потому не было никакого сомнения в том, что две странные подружки со Слизерина, такие не похожие ни на кого на курсе, с первого же общего занятия стали постоянным объектом презрения великолепной Изабеллы. Конечно, они не были популярны, даже напротив, находились на незавидном положении аутсайдеров, но всё это не мешало напрашиваться жутко раздражающему Изабеллу вопросу: да как вообще они смели выделяться из группы?! Если в Тэффи она недолюбливала разве что слабохарактерность, зажатость и наивность, выделявшие её из типичных учеников Слизерина, то Лилит просто выбешивала её как своим потусторонним видом, так и гордо-отстранённым от разного рода школьных интрижек и сплетен поведением. Изабелла делала всё, чтобы курс на протяжении долгих лет обучения держался подальше от подружек: распускала о них глупые слухи, нарочито громко рассуждала о их стиле со своими прихвостнями, в открытую смеялась над ними, радовалась их неудачам — и так далее до бесконечности. Конечно, не все, но всё-таки приличная часть как Гриффиндора, так и Слизерина молча приняла установленные Гринс правила и следовала им, чтобы не стать такими же изгоями, как Лилит и Тэффи. Девочкам же не было особого дела до козней Изабеллы, потому в отношении группы они придерживались философской позиции наблюдателей и воспринимали происходящее с некоторой усмешкой. …Святочный бал был самым грандиозным событием в жизни учеников школы волшебства и магии Хогвартс. Изабелла очень тщательно готовилась к балу, ведь она должна была в очередной раз приковать внимание публики своим потрясающим выходом. Она не пропускала ни одной репетиции, танцевала артистично и даже вычурно и точно знала, как и что она будет говорить каждому, кого встретит на балу. Она подобрала себе дорогое люксовое платье, в котором походила на английскую принцессу, надела изысканные украшения и туфли на таком каблуке, чтобы было одинаково удобно впечатлять окружающих как своим нарядом, так и своим танцем. Примерно до середины мероприятия всё шло так, как Изабелла его продумала. Все и вправду восхищались ей, смотрели на неё, делали ей комплименты, от кавалеров у неё просто не было никакого отбоя. Она не успевала потанцевать с одним, как уже другой приглашал её на следующий тур. Изабелла купалась в невероятном довольстве собой ровно до тех пор, пока до неё случайно не долетел обрывок разговора её одногруппников. «Эй, ты видишь, это кто там, Сомнамбулис? Она что, пришла на бал в брюках?» «Надо же, да, она. Я думал, что она вовсе не придёт сюда. Чудачка!» Услышав такое, Изабелла даже не смогла дотанцевать тур. Её глаза злобно искали виновницу внезапного отвлечения публики от её персоны. — Да как посмела эта мерзавка сюда припереться?! — тихо прошипела она себе под вечно вздёрнутый нос. Наконец, она увидела её, как всегда, стоящей вдали от движущейся, подобно разноцветному морю, толпы. Изабелла испытала весь спектр отрицательных чувств, как только увидела на слизеринке чёрный строгий костюм с длинными расклешёнными брюками и металлическими элементами. Некоторое время она просто стояла у входа со скучающим лицом, после к ней подошли единственная в Хогвартсе подружка и её кавалер с Пуффендуя. Они втроём бодро беседовали о чём-то таком, что Тэффи вечно хихикала, а Лилит немного смущённо улыбалась. Судя по их реакции, даже они не могли поверить, что Лилит всё же пришла сюда. Когда разговор был закончен, то Тэффи со своим парнем пошли снова танцевать, а Лилит направилась к фуршету. Там она с таким аппетитом принялась за щупальца карликового осьминога, что Изабелле показалось, что та пришла сюда только ради бесплатной еды. Это вызвало у отличницы настоящее раздражение. — Пришла тут выпендриваться! — фыркнула она про себя, рассматривая с головы до пят Лилит. — Господи, она только портит весь праздник… На некоторое время Изабелла отвлеклась от бесившей её сокурсницы на танец с одним красавцем из Дурмстранга. Но стоило ей вдруг снова бросить любопытный взгляд в не дававшую ей покоя сторону, как она скривилась от негодования. К Сомнамбулис как-то уже успел подойти один персонаж из её гриффиндорской группы и о чём-то с ней мило беседовал! Это было уже слишком… Изабелле казалось, что теперь вся её власть в Хогвартсе была сосредоточена в этом чубрике, вдруг так подло предавшем её, королеву школы. Но она была слишком горда, чтобы действовать сейчас, открыто и прямо, поэтому пока что ограничивалась только испепеляющими взглядами в спину неугодного одногруппника. «Предателем» оказался Эрен Форман, гриффиндорец, который со временем перестал участвовать в заговорах Изабеллы против опальных учениц. Ему давно уже казалось, что слухи, ползущие от Изабеллы и её компании огромным пауком по школе, не являются правдивыми, и главная красавица Гриффиндора явно перегибает палку со своими выпадами против чудных слизеринок и некоторых других студенток. — Эй, Лилит, привет! — неловко улыбался слизеринке Форман. — А что ты одна тут, вдали от всех? На танцполе весело. Та смерила его своим скептичным бесцветным взглядом и втянула в себя очередное щупальце. — А тебе-то что, Форман? — С-слушай, Лилит, я знаю, что несколько лет был полнейшим придурком и делал вещи, за которые мне ещё очень долго придётся краснеть перед тобой…и ещё кое-кем… — Хоть красней, хоть нет, мне абсолютно без разницы. Не отвлекай меня от трапезы… Форман вздохнул, но решился не отступать. — Лилит, ну послушай меня. Мне правда очень жаль, я набитый дурак. Пожалуйста, Лилит, давай…потанцуем медляк? Слизеринка приподняла одну бровь. — С чего это ты вдруг, Форман? Эрен покусывал губы и старался не смотреть ей в глаза. Догадаться о причинах такого поведения было, на самом деле, довольно легко, но Лилит было приятно его немного помучать. Всё же он в своё время ни в чём себе не отказывал. — Ну…нравишься ты мне. — И что мне с того? — Да ничего…просто хотел, чтобы ты узнала. — Миленько, — слизеринка вытёрла рот салфеткой. — На этом всё? Эрен сокрушённо молчал. — Чудно. Тогда пока, Форман. Она уже собиралась уходить, как гриффиндорец вдруг двинулся за ней. — Лилит! Та обернулась и неприятно удивилась. Направленные на неё печальные глаза Эрена покраснели и стали влажными, как у обиженного ребёнка. «Рыдать что ли вздумал?! Дурак! Давно бы шёл веселился уже со своими гриффиндорцами». — Лилит, ну что ты хочешь, чтобы я сделал? Ну давай…у Снейпа тихонько украду для тебя какой-нибудь редкий корень или…сыворотку какую? — Только не это, Форман. Господи, ты…придурок. — Пожалуйста, всего один танец. Я всю жизнь буду о нём помнить, Сомнамбулис… При всём его гадком прошлом Лилит всё же не могла уже смотреть на унижения гриффиндорца. Она вздохнула и снова подошла к нему. — Всего один, Форман. И я пойду по своим делам. Эрен засиял, как утреннее солнце. Он схватил слизеринку за руку и потащил на танцпол. …Когда обещанный тур медленного танца с гриффиндорцем был окончен и Лилит уже было выходила из зала, то дорогу ей вдруг перегородила та самая красавица-гриффиндорка Гринс, злобно зыркающая на неё на балу. — Посмотрите-ка, кто это тут у нас! Ах, да это же выскочка со Слизерина, ходящая во сне. — Дай пройти, Изабелла, — холодно бросила ей Лилит, но та грубо оттолкнула её рукой. — Нет-нет, милочка, ты никуда не пойдёшь, пока не ответишь мне на вопрос. Что ты вообще о себе возомнила, а? — В каком смысле? — Посмотрите только на неё: припёрлась в своих длинных брюках. Кого ты этим только хотела впечатлить? Ты ведь и так бледная, как поганка, худощавая и длинная, зачем же так это подчёркивать, а? — издевалась над ней Изабелла, буквально тыкая в неё пальцем. — Ты похожа на смерть с детским лицом. Фу! — Мне плевать, что ты там обо мне думаешь. У тебя просто мозгов не хватает на то, чтобы говорить о чём-то, кроме дурацких тряпок и бантиков. — Ах ты мерзавка, — шипела на неё любимица учителей. — Уродка! И что только нашёл в тебе Форман? Говори, что между вами?! — Да что ты несёшь, Изабелла? Совсем умом тронулась? — крутила у виска Лилит, смотря на неё не менее издевательски. — Я знаю, гадюка, что ты ему подлила какое-то своё поганое зелье. Ты же такая специалистка в зельеварении! Ещё и любимица Снейпа, да? — Мне что, делать больше нечего? Поверь, у меня круг интересов пошире твоего будет. — Рот свой закрой, слизеринка. Думаешь, ты такая умная? Тебя и твой уродский факультет все презирают. Тоже, наверное, думаешь о чистоте магической расы, а? Прямо как ваш основатель, Салазар Слизерин… Наверное, мечтаешь служить Воландеморту, как твой покойный папочка-Пожиратель? — Я тебе сейчас так пропишу по твоей красивой физиономии, что ты себя потом в зеркало не узнаешь, — костлявый кулак Лилит сжался так, что ногти впивались ей в ладонь, но она была так зла, что даже не ощутила боли. — Ты вообще не представляешь, какую чушь ты несёшь. Ещё одно гадкое слово, Изабелла, ещё одно, и я за себя не ручаюсь… — Ой, как страшно, помогите, мне угрожает поганка Сомнамбулис! — кривлялась Изабелла. — Видимо, мало мне было испортить ваше оборотное зелье на 4 курсе, надо было… Но она не успела договорить свою угрозу до конца, поскольку ей тут же прилетело прямо по изящному носу, который она так любила задирать, с такой силой, что даже свалилась на пол. Коснувшись ноздри и посмотрев на свои пальцы, ошалевшая от удара Изабелла обнаружила на них струйку крови. — Т-ты…психованная! Ненормальная! Ты изуродовала меня, гадина… — Правда? Какая жалость, — на лице Лилит нарисовалась жестокая ухмылка. — Ну иди поябедничай всем учителям, расскажи им, какая ты несчастная. Не забудь добавить так же во всех подробностях, что та самая поганка, против которой ты так настойчиво и долго настраивала весь наш курс, отвесила тебе по лицу и очень этим довольна. — Я всё расскажу учителям! — Гринс сделала несчастное лицо и даже выдавила из себя слёзы. — Я обещаю, тебе несдобровать, Сомнамбулис! — Как интересно, — жутко блеснули белые, непроницаемые глаза. — Так, значит, это ты тогда постаралась над моим оборотным зельем? Изабелла, а дай-ка мне, пожалуй, образец своей благородной крови. Мне хватит буквально одного миллилитра… Я бы сделала крайне уродского гомункула и подарила бы тебе его на день рождения. Изабелла завизжала от ужаса, едва Лилит приблизилась к ней с пробиркой. — Что здесь за шум такой невыносимый стоит?! — заскрипел издали завхоз Филч, появлявшийся, как и его верная спутница Миссис Норрис, в самый неподходящий ученикам момент. — А-а, да я не понимаю, что вы там мне кричите, мисс Гринс! А ну немедленно обе в учительскую! …В учительской стояли теперь четверо: декан Гриффиндора профессор Макгонагалл, декан Слизерина профессор Снейп, насупленная Изабелла Гринс с окровавленной ноздрёй и нахмуренная, но всё же довольная своей выходкой Лилит Сомнамбулис. — Безобразие какое-то, девочки, — осудительно качала головой замдиректор, — устроить такое в праздничный день! Вам обеим должно быть очень стыдно! — Профессор, она напала на меня после Святочного бала, — говорила Гринс, изображая полную невинность. — Вот, только посмотрите на моё лицо! Она захотела меня сделать такой же уродливой, как она сама… — Заткнулась бы уже, — буркнула ей в ответ Лилит. — Получила то, что заслужила… — Лилит, почему вы вечно оказываетесь в каких-то скандалах? — нахмурилась Макгонагалл. — Вы что, действительно ударили мисс Гринс? И какие же у вас были соображения? — Гринс говорила мне оскорбительные вещи, профессор. Обо мне, о факультете, о моей семье. И я всего лишь продемонстрировала, что о ней думаю. Наглядно. — Лилит, вы говорите мне крайне сомнительные вещи. В отличие от вас, у мисс Гринс блестящая репутация. — Вот именно, Сомнамбулис! — задрала окровавленный нос красавица Изабелла. — Я на такое не способна, ты лжёшь! — А вот и нет, хулиганьё ты невоспитанное! — Лилит была готова снова на неё кинуться, но Макгонагалл схватила её за руку и отдёрнула от Гринс. — Прекратите себя так вести, Сомнамбулис! Профессор Снейп, почему вы молчите?! Ваша студентка просто неуправляемая, выберите для неё уже наказание! Снейп на протяжение всего допроса ухмылялся, поглядывая на всех присутствующих с ехидным видом. — Знаете, профессор Макгонагалл, а я вот, напротив, предложил бы придумать наказание ВАШЕЙ студентке, а не моей, — сказал он наконец. — Как это понимать, Северус? — Профессор Макгонагалл, я давно заметил в Хогвартсе такую вещь, что факультет Слизерин просто окутан паутиной несправедливых стереотипов. Услышав о разборке между ученицей Гриффиндора и ученицей Слизерина, вы предпочли обвинить последнюю, апеллируя репутацией своей фаворитки. Знаете, а мне вот плевать на репутации и оценки, я смотрю в суть вещей и вижу их такими, какие они есть. Почему вы, например, проигнорировали слова Лилит о травле со стороны вашей расчудесной Изабеллы? — Потому что это чушь! За 6 лет я ни разу не видела, как мои ученики обижают кого-то со Слизерина. — Конечно, вы ничего не замечали, профессор Макгонагалл. Вы, как и многие здешние учителя, видели только приятную глазу картинку, такую же, как и ваша блестящая Изабелла. Великолепный Гриффиндор и его великолепные ученики… Разве могут они, такие идеальные, быть способными на какие-то подлости, вроде порчи зелья? Да, мисс Гринс, я вас давно уже подозревал и гордиться вам тут явно нечем, — сощурился на обиженную красавицу Снейп. — Я считаю, что моя ученица с самого поступления подвергалась неоднократным нападкам со стороны студентов Гриффиндора под предводительством госпожи Изабеллы Гринс, а потому имела право на ответные меры. Лилит с восхищением смотрела на своего декана и думала, что Снейп для неё самый чудесный человек в Хогвартсе после Хагрида. — Неправда! — Изабелла, как капризный ребёнок, от возмущения даже топнула ножкой. — Профессор Снейп, это…серьёзные обвинения, — сказала Макгонагалл. — Но как же нам с вами выяснить, кто прав, кто виноват? — А очень просто. Нам поможет моё любимое средство для допросов — сыворотка правды. — Сыворотка правды?! — Макгонагалл хотела было возмутиться и напомнить Снейпу, что применять сыворотку против учеников строго запрещено, но, поймав многозначительный взгляд профессора зельеварения, тут же поняла его задумку. — Впрочем… раз дело исключительное и приняло подобный оборот, то выбора у нас не остаётся. — Да вы права не имеете! — активно возмущалась покрасневшая Изабелла. — Ещё как имею. Для невинной овечки вы как-то много выступаете, мисс Гринс, — скептично заметил Снейп. — Неужели вам и правда есть, что скрывать? — Ошибаетесь, — буркнула ему Изабелла. — Ну вот это мы сейчас и проверим. Вы у меня всё-всё расскажете, не сомневайтесь… В поисках защиты Гринс повернулась к своему декану, но Макгонагалл ничего не сказала, а только сдержанно вздохнула и отвернулась. Изабелла быстро поняла, что дело выгорело, и едва Снейп демонстративно открыл флакончик с прозрачной жидкостью, как она замотала головой и затараторила. — Ладно-ладно-ладно, я всё скажу, не надо никаких сывороток. Да, я, быть может, немного спровоцировала эту…женщину. Да, я тогда испортила ей оборотное зелье… Но, поймите меня правильно, я сказала лишь то, что думают о ней абсолютно все на курсе! — Уймитесь немедленно, — холодно остановила её Макгонагалл. — Мисс Гринс, я крайне разочарована вашим поведением. Я отнимаю у факультета Гриффиндор 50 баллов и назначаю вам целый месяц отработок. Надеюсь, за суммарных 30 часов после занятий вы хотя бы немного задумайтесь над своим поведением. — Но профессор…! — Возражения не принимаются. Теперь говорил Снейп. — Лилит, хоть я в этом конфликте и на вашей стороне, однако я не могу оставить факт рукоприкладства без должного внимания. Вас ожидает неделя отработок вместе с мисс Гринс. Общий труд хорошо сплачивает людей, — Снейп по-лисьи ухмыльнулся Изабелле, находящейся на пике гнева. Их наконец отпустили. Когда Снейп открыл им дверь и они выходили из учительской, то мимо посчастливилось проходить всё ещё светившемуся Форману. Гринс сощурилась на него, а Сомнамбулис сделала вид, что не замечает его. Снейпа же, казалось, покоробило от вида довольного жизнью человека. — Лилит, а ты точно не хочешь ещё потанцевать? — подлетел счастливый старшекурсник к обеим. — Крайне сомневаюсь, — холодно ответила ему Лилит. — Что, навеселились, мистер Форман? — прогудел за ним Снейп. — Ах, сэр, да я счастлив! Это лучший день в моей жизни! — Ну это легко исправить, — Снейп злобно усмехнулся. — Вы, наверное, от счастья забыли, что вчера прогуляли отработку моего занятия? — Ну ведь праздник же, сэр! — Если через 5 минут я спущусь в подземелье и вас не будет в моём кабинете, то я отниму у Гриффиндора 20 баллов, — сказал Снейп Форману и захлопнул за собой дверь. Улыбавшийся до последнего Эрен помрачнел, тяжело вздохнул и отправился вниз по лестнице. …Некоторое время Лилит и Изабелла были вынуждены идти одной дорогой, что порядком раздражало обеих. — Надеюсь, ты довольна, Сомнамбулис, — фыркнула Изабелла и скрестила на груди руки. — Из-за тебя мне пахать месяц. — Труд сделал из обезьяны человека. — Лилит состроила такое же лицо, какое было у Снейпа при насмешке. — Глядишь, и из тебя что путного выйдет. — Какая ты гадкая! Надеюсь, ты кончишь так же, как твой папаша… Гринс вдруг была отброшена к стенке и с силой прижата Сомнамбулис. Та прожигала её своими жуткими прозрачными глазами. — Теперь ты слушаешь меня очень внимательно, дорогая моя сокурсница… Сейчас я тебе постараюсь наиболее подробно описать, чем кончишь ТЫ. Итак, ты, Изабелла, всю школу строила подобным мне девочкам козни, плодя вокруг себя таких же ядовитых сплетниц и ингриганок, как ты. Ты окружила себя таким смрадом, что давно лишилась всякого чутья и даже не заметила, как утратила тех, кого можно было бы назвать подругами или друзьями. Змеиный клубок — вот как можно описать твой фан-клуб. И ты прекрасно это понимаешь, Изабелла, и злишься. Из-за того, что тебя окружают лишь твои копии, ты не можешь никому вполне довериться, поскольку тогда о твоих истинных чувствах и помыслах вдруг узнает вся школа. Ты не умеешь доверять, не умеешь хранить тайны, не умеешь сопереживать, не умеешь любить никого вокруг, ведь всё, что для тебя имеет смысл, только твоё непомерно раздутое Эго. Гринс, хоть вокруг тебя вертится столько людей, они видят не тебя, а только лишь твою обёртку, на которую так легко повестись. Ты так старалась лишить меня возможных друзей, что сама вдруг оказалась крайне одинока. Ты не можешь объединяться с кем-то просто так, тебе обязательно нужно найти того, против кого вы будете дружить. Иначе ты не сможешь чувствовать себя сильной, красивой и авторитетной. Как здорово поднимать свою самооценку за счёт унижений других! Знаешь, что известно мне о таких нарциссихах, как ты? Что у вас, на самом деле, самооценка ниже плинтуса и, чтобы не чувствовать себя полнейшим ничтожеством, вы стараетесь как можно больше впечатлять других и работаете на публику не хуже, чем профессиональные фокусники. Как ловко ты манипулируешь глупыми школьниками и школьницами, тянущимися к тебе, как к идолу! Пожалуй, это сейчас единственный твой талант, которым ты способна похвастаться. Гринс, есть ли у тебя хоть какие-то глубокие знания, серьёзные увлечения или хотя бы интересы в определённой области? Чем ты вообще живёшь, кроме ненависти к тем, кто хоть мало-мальски выделяется из привычного тебе стада? Если тебя интересует лишь то, как портить жизнь другим, то спешу тебя разочаровать, что твоя жизнь в таком случае уже давно тебе не принадлежит и всё в ней ясно, словно дважды два. Ты доучишься и выпустишься из Хогвартса, потом устроишься работать на какую-нибудь должность, уготовленную тебе твоими богатыми родственниками, и будешь работать там кое-как до тех пор, пока в результате беспорядочных половых связей с неподходящими тебе мужчинами, которые тебя не будут любить и будут бросать раз за разом, ты, в результате, не забеременеешь и твоё чудесное тело вдруг самым ужаснейшим образом не трансформируется. А уж какой приятный процесс восстановления после родов! Появятся растяжки, отёчность, лишний вес. Увязнув в разврате, ты не сможешь остановиться и опустишься на самое дно. Изабелла, ты и не заметишь, как от такого образа жизни твоё расчудесное лицо состарится раньше положенного ему времени и тогда от твоей былой красоты не останется и следа. А твой ребёнок, которого ты не сможешь полюбить так же, как не полюбили тебя с рождения твои нарциссичные родители, которым, как и тебе, даже близко не знакомо такое чувство, как любовь, будет ненавидеть тебя и презирать, называя старой уродиной. А потом ты и вправду одряхлеешь, кожа потеряет упругость и покроется ужасными морщинами, с которыми тебе придётся жить до конца твоих безрадостных дней. …Вспомнит ли тогда хоть кто-то из твоих так называемых подруг и парней, твоих бесконечных фанатов о тебе, оставшаяся несчастной и одинокой красавица Изабелла Гринс?! До пустого и тёмного школьного коридора ещё доносилась рок-музыка, гремевшая в бальном зале. На пышном сказочном платье бриллианта Гриффиндора вдруг начали появляться окрашенные тушью капли. Они стекали по тщательно напудренным щекам, оставляя за собой неровную чёрную дорожку. Изабелла впервые в жизни не находила ни колких, ни обидных слов в сторону той, которую так сильно ненавидела. Она ничего не видела перед собой, поскольку перед глазами всё еще стояла картина жизни, которую ей описала Сомнамбулис. Ей вдруг стало страшно от того, насколько точным мог оказаться приговор сокурсницы. Та, в свою очередь, никак не могла отдышаться. Ещё бы, за раз выпалить такой большой монолог, да ещё и на эмоциях! — Скажи, что ты просто шутишь, Сомнамбулис, — прошептала Изабелла, закрыв лицо руками. — Немедленно! Это ведь всё…неправда! Так не будет, не будет, слышишь?!!! — Изабелла, ты много лет делала мне и другим людям очень много гадостей, потому мне особо не хочется тебя ни успокаивать, ни переубеждать. Делай с моим советом, что хочешь, но скажу я тебе лишь одно: тебе стоит пересмотреть свою жизнь и отношение к другим людям. Иначе ты и вправду кончишь так, как я описала… С этими словами Сомнамбулис двинулась от гриффиндорки прочь и вскоре ушла во тьму коридора. А Изабелла Гринс ещё долго стояла и думала о чём-то у той же стенки, рассматривая тёмные влажные пятна на подоле своей дорогой юбки и слушая грустную, лирическую гитарную мелодию живого и шумного бального зала…