«Всё есть яд, и всё есть лекарство - зависит лишь от дозы...»

***

После того разговора в больнице учёба и жизнь Лилит волшебным образом преобразились. Ей оставалось учиться 3 года, и все эти 3 года она была обычной ученицей Хогвартса, как прочие. Она больше не хулиганила, не пакостила Снейпу, но увлечение ядами не оставила и занималась их изучением тихо и мирно. Снейп тоже своё обещание сдержал и, хоть не оставлял своей привычки ехидничать и придираться ко всем без исключения, стал общаться с Лилит с некоторым подобием мягкости, какую он только мог выдать. Ей запомнилось, как на занятии он публично похвалил её…в своём стиле, конечно же. — Мисс Сомнамбулис, ваше зелье меня…не разочаровало, — сказал Снейп, посмотрев на бурлящий котёл Лилит с чёрной жидкостью, быстро растворившей скелет ящерицы. — Я ставлю вам высший балл за сегодняшнее занятие. И так повторялось всё чаще, почти каждое занятие. Лилит была в такой милости у профессора Снейпа, что тот за год до её выпуска и вправду обратился к Дамблдору с просьбой принять студентку его факультета, Лилит Сомнамбулис, на роль ассистентки при профессоре зельеварения для обучения на должность преподавателя. Никто не мог понять, почему он вдруг стал с ней носиться усерднее, чем с отпрыском Люциуса Малфоя. Но всем было очевидно, что Лилит каким-то образом смогла покорить холодное сердце профессора. Это ещё больше отгородило её от сокурсников, ведь теперь они не просто не общались с ней, а открыто избегали и называли «фанаткой Снейпа», сильно завидуя, конечно, её привилегированному положению при профессоре. Лилит, в свою очередь, не особо обращала на это внимания, ведь она давно привыкла быть или совсем одной, или только с Тэффи. Она была слишком занята изучением редких зелий и экспериментами с ядами. Её коллекция расширялась, и с каждым днём сундук пополнялся новой банкой или пробиркой с драгоценным ингредиентом. За год до её выпуска в Хогвартсе было решено устроить Святочный бал по случаю участия нескольких волшебных школ в соревнованиях за Кубок Огня. Все только об этом и твердили, почти всё время. Подготовка шла долгая и серьёзная: разучивали бальный танец, состоящий из простых движений вальса, подбирали себе костюмы и платья, искали пару… Тэффи уже знала, что на бал она пойдёт в персиковом длинном платье, таком воздушном и лёгком, с рюшами и жемчужными бретельками, а танцевать будет с Карвелом Каппетом, чудным ботаном из Пуффендуя. Когда она говорила о нём, то глаза её становились такими же блестящими, как южные звёзды их родины. — Он такой замечательный, Лилит! Он подарил мне красивейший альбом — гербарий из моих любимых осенних азалий! Ах, я так жду, когда начнётся очередная репетиция и он возьмёт меня одной рукой за талию, а после мы закружимся под музыку в удивительном танце… Лилит же осталась в стороне всей этой суеты. Танцы она пропускала, ссылаясь на плохое самочувствие, платья не любила, из мальчиков никто её не приглашал, да и сама она никого не вздумала бы приглашать, потому она только усиленнее читала свои старые пыльные книги, которые добывала в самых дальних уголках библиотеки. Не сказать, чтобы ей совсем это было не интересно, просто времени на размышления о том, как там пройдёт этот Святочный бал, у неё как-то не оставалось. Так обстояли дела со слов самой Лилит. Но её подруга прекрасно знала, что сейчас не было никакой потребности так серьёзно заниматься: экзамены были ещё нескоро, времени на подготовку вообще целое море, так что можно было позволить себе наконец немного расслабиться и побыть обычными подростками. Когда Тэффи озвучивала свои доводы, Лилит, почему-то смущённо от всего отмахиваясь, говорила что-то в духе: — У меня и правда много своих дел. Пройдёт уже как пройдёт… Ты лучше расскажи поподробнее, как у вас там с Карвелом? Съездили на турнир по квиддичу? И Тэффи вновь без умолку, целую перемену мечтательно говорила о своём кавалере. …Когда наступала ночь, то Лилит, укладываясь спать, знала, что она увидит всё тот же сон, что видела и вчера, и позавчера, и неделю назад, и каждый божий день… Ей представляется, как она входит в бальный зал и все на неё восторженно смотрят. И в зале её, конечно, уже ждёт кавалер… Самый великолепный, самый изящный, самый галантный кавалер на свете. Она с трепетом берёт его руку, а он кладёт другую на её талию… Они идут в центр комнаты, где все уже кружатся под музыку вальса. Вот она уже двигается с ним в танце легко и плавно, как русская балерина в «Щелкунчике». Она хорошо знает его имя, но произносить его ей нельзя, ведь это будет почти признание… Он смотрит на неё своими вечно насмешливыми глазами, и у неё приятно замирает сердце. Его имя — три слога, холодных и сладких, будто фруктовый лёд… Он слегка касается своими длинными пальцами её оголённой спины, и по всему её телу пробегает мелкая дрожь. Имя…как же хочется обратиться к нему просто по имени… Он говорит ей то, что хочет услышать любая девочка её возраста, и сердце её стучит так, что готово вырваться из груди. Три удивительных слова — как три её любимых слога… И в конце этого танца, когда все чувства слиты воедино, скрипка подсказывает, что дальше должен следовать лишь поцелуй. И когда он уже мягко приближается к ней, когда она уже чувствует тепло его дыхания на своей нежной щеке, когда она готова к тому, чтобы он сделал с ней всё, что ему вздумается, — сквозь сон она каждый раз, каждый день тихо шептала одно и то же имя. — Се…ве…рус. И тут же она просыпалась вся в поту, и долго ещё не могла успокоить пульс, бешено стучавший по всему её горячему, зовущему лишь е г о одного, телу…